Руфина МАКСИМОВА
РАССКАЗЫ
МУТАНТЫ
У Пола на затылке глаз. Я не шучу. На днях видела его без рубашки, в
одних брюках - нормальный парень. А на затылке - глаз.
В день приезда наших новых соседей поймала взгляд, брошенный на меня
из-под глубокого капюшона, уродливо торчащего над странным балахоном,
двигавшимся по направлению к дому. Особняк стоял с заколоченными крест
накрест окнами в глубине соседнего участка уже больше года. К прибытию
наследников доски с окон сбили, но видок у этой бревенчатой реликвии
соответствовал новоселам - балахону с его сухонькой суетливой мамашей.
Да, насчет взгляда. Он был пытливым, лукавым и явно принадлежал
нормальному человеку в ненормальном капюшоне.
Время шло, а соседи знакомиться не спешили, почти из дома не
выходили. Я тогда подумала, что не зря тот балахон прошмыгнул, может, у
него кисти рук из плеч растут, или горб на спине. Мать его в магазин
сходит, вернется и ни здрасьте вам, ни досвиданьица. В дом войдет и до
следующего похода за подкормкой. Все такая же сухая, угрюмая. Я вечерком
на трубу их дома поглядывать стала - не летит ли кто на помеле.
В поселке скучно, вот и получилось само собой - за соседом слежку
устроила. Думаете, вот так сразу все и обнаружила? Как бы не так! Неделю
по вечерам траву у забора, разделяющего наши участки, вытаптывала.
Обнаружила, что облезлая от времени дощатая межа напоминает стену древней
крепости. В одном месте с грехом пополам расковыряла гвоздем шатающийся
сучок, вкрутила в трещину штопор и дернула. Отверстие оказалось
кругленьким, как окошко, да на таком удобном месте - весь двор плюс
беседка просматривались. В ней я балахона дважды и укараулила: с книжкой
посиживал перед заходом солнца. Приехали они в конце июня, а вахту свою
подзаборную я начала нести в августе. Днем жара, вечером духота, всю ночь
парилка. Короче, уснула я однажды на посту в сумерках. Встрепенулась под
утро. Один из дачных петухов заорал, я с перепугу и понять не могла, где
лежу калачом. Шея затекла, бок отдавила. Размялась, костями похрустев, и к
смотровой позиции, а с той стороны в дырку глаз уставился -
бледно-голубой, вроде выцветший. Я так у забора и рухнула. Не то чтобы
испугалась - не ожидала такой наглости предрассветной. Лбом с землей так
чокнулась, что мозги дрогнули. А на территории балахона шаги удаляющиеся.
Я - к дыре.
Скажете, этому верзиле лысому мама глаз на затылке нарисовала?
Хорошо, пусть мама, пусть я головой тюкнулась и что-то не поняла. Но ведь
он моргнул. Моргнул!
Днем я думала, что дырку забьют. Вечером крадусь, заглядываю в
глазок, а балахон стоит посреди двора спиной ко мне и своим глазом забор
сверлит. А не уйду, думаю. Я на своей территории. Наблюдать никому не
заказано. Я не виновата, что у некоторых три глаза.
В сентябре у балахона волосы отросли. Я о нем никому ни словечка. С
какой стати! Это моя тайна, а тайнами не делятся.
Балахон чаще гулять стал - бродит по двору, к забору не подходит.
Потом я в город на месяц уехала, а когда вернулась, и вечера ждать не
стала, после ужина к дырке заветной помчалась, к забору приникла, а
балахон по двору петуха на поводке выгуливает, кудрями потряхивает. Глаз
на затылке спрятался, будто его там и не было. Смотрю, привязал петуха
своего двухголового к беседке, в дом ушел, вышел с листом бумаги,
развернул в мою сторону, а там крупными буквами: "Я не балахон, я - Пол,
потомок чернобыльского ребенка, член ассоциации перерожденных на
генетическом уровне. Вас не было и я очень скучал".
Он стоял, держал свой лист, как в XX веке бастующие горняки держали
свои плакаты, смотрел в сторону забора, словно зная, что я там и что у
меня в руке записка, где одиннадцать вопросов, семь пояснений и два
извинения. Записка скручена трубочкой, мне лишь остается вставить ее в
отверстие и щелкнуть по кончику, придав посланию скорость полета.
Давай, лети, разговаривай с Полом за меня и вместо меня. Я же не
виновата, что родилась без голосовых связок.
ЮБИЛЕЙ
2037 год. Земляне достойно отметили его приход. Телеспутниковая
общепланетная связь разнесла по 34-му интерканалу весть о том, что на
Земле родился миллиардный ребенок с внешними и внутренними отклонениями.
На телеэкранах крупным планом демонстрировали голого подвижного уродца,
окруженного медперсоналом фешенебельной Киевской клиники. Телеграфные
агентства всех стран принимали, как это стало модно, телеграммы от
спецпансионатов для неординарных детей. В отведенные для этих целей 20
минут все видеоканалы были заняты решением судьбы новорожденного.
Миллиардному мальчику предлагали услуги специализированные Дома 34 стран.
Гуманное общество протягивало руку помощи еще одному собрату по формам,
лишенному разума по вине того же общества.
Калифорния. Специнтернат N° 62. В просторной комнате свежо, из
воздухоочистителя, укрепленного в верхнем углу стены-окна, идет тонкий
аромат, напоминающий свежесть морского бриза и дыхание осеннего сада.
Занавеска, подброшенная порывом ветра, случайно завернувшим в эту часть
здания, коснулась бледной шестипалой руки, безжизненно свисающей с
кресла-каталки. Столь же безжизненной кажется сидящая в нем девушка. Ноги
ее укутаны пледом, короткая стрижка обрамляет иссиня-бледное лицо с явной
асимметрией, голова наклонена в сторону спущенной с подлокотника руки, и
из уголка рта капает на пол слюна, карие, почти черные глаза резко
выделяются на этой высветленной самой природой маске под льняной челкой -
один устремлен на телевизор, другой сильно косит. Ее пристальный взгляд
встречается со взглядом ведущей международной программы "Милосердие и
интерпомощь - детям!". Сидящая пытается шевелить губами, но в комнате
продолжает звучать только голос диктора. Мысли девушки обгоняют этот голос
и назойливый стук телетайпа, передающего сведения о все новых
государствах, предлагающих услуги по воспитанию миллиардного патолгомо:
"он такой... он фу... хочу есть... где мама... где каша... хочу есть... он
кричит... я не кричу... где мама... кетти ждет... где мама..."
В комнату входит молодая женщина в платье небесного цвета, с вышивкой
на левом рукаве. Красный крест пламенеет на голубом, заставляя Кэтти
отвести взгляд от телевизора и косить при этом еще больше.
- Моя девочка, пришла твоя мама, - произносит женщина фразу, с
которой вот уже третий раз за этот день входит в одну из комнат. палат,
закрепленных за ней попечительским советом Дома. Она помогает Кэтти сесть
ровно, вытирает ей губы, кладет безвольную левую руку на подлокотник.
Скрюченными пальцами правой руки девушка нажимает кнопку на пульте,
вмонтированном в другой подлокотник. Телевизор гаснет. Это служит
сигналом, и "мама" начинает хлопотать у стены, набирая код кухни и любимых
блюд Кэтти.
Донецк. Почти под потолком огромного зала ожидания железнодорожного
вокзала работает пятиметровый телеэкран. В его затемненном двухметровом
углу движутся колонки цифр и слов, написанных на русском, английском,
немецком, французском и японском языках. Уже 64 страны оспаривают друг у
друга право на принятие миллиардной жертвы экологического кризиса.
На одной из подвесных мягких скамеечек зала покачивается мальчик лет
семи. Он жадно вглядывается в экран, на котором по вине калифорнийского
телевидения время от времени пробегают волны, ничуть не мешающие заглянуть
в мир американского подростка Кэтти, с рождения воспитывающейся в одном из
лучших специнтернатов. Сиделка вновь подносит ко рту девушки ложку с
какой-то розовой массой, напоминающей клубничный пудинг. Мальчик у
телеэкрана сглатывает голодную слюну, а затем спрыгивает со скамьи,
обнаружив неподалеку приближающегося милиционера. Засмотревшись, он не
заметил его вовремя и теперь, хмуро глядя под ноги, неохотно бредет по
направлению к выходу. Он не оглядывается, затылком ощущая, что тот не
спеша идет сзади. Десятки раз за день выпроваживают отсюда местных
мальчишек, и они уходят в сторону рынка, чтобы там, смешавшись с толпой,
постоянно движущейся сразу во все стороны, стащить под незлобивые окрики
зажиточных старух, имеющих приусадебные участки, морковку, яблоко или
картофелину. Часть добычи съедается за углом, остальное уносится домой,
где никто не спрашивает, где взял, лишь бегло осматривают скудный придаток
к столь же скудному рациону семьи.
- Мишка, - вздыхает рано постаревшая, со следами вечной озабоченности
на все еще миловидном лице, женщина непонятного возраста. - А ведь оба
яблока червяк обошел, - и в глазах у нее усталая настороженность.
- Ну, и пусть, - баском гудит мальчик, - пусть с химией. Ты Наташке
не давай, а мы с тобой поедим, сколько уж ели. А то и ей дай. Если уж
переменяться изнутри начнем, так все вместе. Может, и нас тогда в спецдом
возьмут. Там хорошо-о, - мечтательно тянет он, - пудингами кормят от пуза,
комнаты большие, светлые, телевизоры. Мам, - голос Мишки дрожит от
приближающихся слез, - ну почему мы не меняемся?
ЧЕЛОК РУМ
Я писала статью, когда между размашистыми строчками шлепнулось Это.
- Что уставилась? Что уставилась! - тоненько и плаксиво затянул
непонятно откуда идущий голос. - Что уставилась?! - буквально в авизовал
он. Кроме жучка, величиной с пчелу, лежащего на спине и перебирающего
шестью лапками, передо мной никого не было. Большой мухой его назвать было
нельзя, но голова двигалась, как у мухи, и крепилась к телу каким-то
волосиком, напоминающим шею. Нет, не видом, не строением своим навел он
меня на эту мысль - лицом. На волосинке вертелась крошечная, величиной с
горошинку, с булавочную головку, мордочка. На фоне дрожащих за спиной
довольно больших для размеров такого создания желтых крылышек эта
плаксивая горошина казалась лежащей в ореоле рыжих волос.
- Ты что грубишь? - на всякий случай возмутилась я. - Такая
маленькая, а грубишь.
- Хочу домой! - пищало на листе. - Домой! Где я?
Тут я поверила, что происходящее - реальность.
- Наверное, ты выпала из параллельного мира, - сообщила букашке
первое пришедшее на ум. - Скажи спасибо, что сюда, а не под ноги прохожим
- тебя бы затоптали, и не заметив, кто ты.
- А-а-а! - зазвенело в ушах. - Не хочу-у-у! Мама-а-а!
От этого, полного отчаяния, "мама" у меня защипало глаза.
- Господи, да что же мне для тебя сделать, козявочка, миленькая!
- Сам ты гигантокозяв! - услышала я и поостыла.
- Опять грубишь?
На бумаге расплылось мокрое пятно.
- Ты плачешь, или обмочилась? - поинтересовалась я.
- Да, - пискнуло Это. И перевалилось набок, а затем стало на лапки.
Со спины он был обыкновенным жуком с крыльями. Но вот из-под них
вывернулась крошечная головка, на которой прямо-таки сияли, переливались,
лучились две точки - глаза, внимательно изучающие "гигантокозява".
- Меня зовут Ру, - представилась я, мысленно благодаря провидение, не
пославшее на мою статью что-нибудь более крупное.
Глазастая горошина словно выметнулась из-под своей желтой
полупрозрачности.
- Ну?! - чему-то удивилась она. - Я тоже Ру.
Приехали. Во мне накапливалось раздражение. Сидит на моем письменном
столе как на писуаре, обмочило мою неоконченную статью, грубит, при этом
носит мое имя, свалилось неизвестно откуда, к тому же ни жук, ни...
- А ты кто?
- Я - Ру, я же тебе сказал.
- Ру - это имя человека, женщины, мое. А ты кто?
- Не Ру, а Рум, - более четко пропищало Это, - руководимый мамой.
Так началось мое знакомство с Румкой. Я не могла забрать его домой,
поскольку надеялась, что пространство и время в моем кабинете вновь, хоть
на секунду, создадут крошечное отверстие, чтобы Рум смог вернуться в свой
мир, из которого он так неожиданно выпал и по которому так мучительно
тосковал.
Коробочка из-под кнопок, стоящая на моем письменном столе,
превратилась в однокомнатную квартиру, пропахшую алычовым вареньем,
регулярно приносимым мной из дома. Румик пробовал и другие: вишневое,
клубничное, абрикосовое, но облюбовал именно алычевое.
Я бы могла рассказать о том, что поведал мне маленький челок. В его
мире все были челоки. Челом обладал, естественно, каждый. Просто их мир,
развиваясь по иным принципам, отстал от нас на один век, иначе и они
звались бы человеки.
Невзрачный кнопочный коробок не привлекал внимание, поскольку о
присутствии в нем Румки знала только я. Но однажды словно озоном повеяло в
комнате, и я вдруг отчетливо вспомнила, что этот запах ощутила в тот день,
когда впервые услышала своего гостя. Сердце екнуло. Я приоткрыла коробочку
шире, выдвинула ее до отказа, она была пуста.
Прощай, Румик, я очень привязалась к тебе и полюбила тебя, мне будет
грустно без наших тайных откровений, но я счастлива, что ты все же
вернулся домой, к маме.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 08.06.2005 13:57
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг