- Рви до крови! - неистово взвизгивает Мария, поразив своего главного врага.
- Рви до крови! - орет Юля, вонзая нож в спину повернувшемуся для бегства
полнотелому старшекласснику. Лезвие ножа входит в жирное тело, как в
сдобный пирог.
Оборона прорвана.
Свора бросается в толпу сбившихся в коридоре тел, глухо стучат напильники
по черепам, визжат проколотые шилами старшеклассницы, на пороге одного из
классов битва разгорается с новой силой, кто-то перегородил двери партой,
Наташе Боровой выбивают ударом о столешницу зубы, Миша Брусаткин получает
деревянной указкой, похожей на кий, в морду, Витя Горький хватает щипцами
чью-то руку, нечеловеческий вой прорезает остервенелый шум бойни, и снова и
снова раздается из охрипших детских глоток истерический крик:
- Рви до крови! Рви до крови!
И снова грохочет выстрел, отбрасывая парня с бледным ртом внутрь комнаты,
кто-то хватается за свое лицо, отворачиваясь к окну, Юля вскакивает на
парту, полоснув прижавшуюся к стене мягкую девушку ножом по горлу, Коля
Сасковец прыгает на другую, с большими оленьими глазами, бьет ее шилом в
тело и, повалившись вместе с ней на пол, рвет свою жертву, скорчившуюся от
боли, лезет ей под платье, и втыкает шило, снова и снова, а она только
жалобно вспискивает, закусив губы, подбирая ноги и возбуждаясь от жестких
укусов железного жала, кто-то вдруг с верещаньем сигает в окно, за ним еще
кто-то, прыгают один за другим, в коридоре слышен топот погони, визг
добиваемых на полу, кого-то с глухим стуком бьют головой в паркет с другой
лестницы грохочут выстрелы и раздается рев пошедших в смертельную атаку
десятиклассников.
Когда главная свора прорывается через коридор, баррикада уже потеряна. На
ступенях лестницы валяются трупы десятиклассников и стонущие раненые,
основная масса ушла вниз, на свободу. Прямо на раздвинутых партах лежит
Женя Палкина, сжимая в руках взятый с дощатого щита на стене пожарный
ломик, лицо ее, обращенное в недостижимый потолок, изуродовано, рот и нос
разбиты. Ниже баррикады на ступеньках виден растоптанный Миша Островерхов,
кровь течет из него ручьем, но пистолет по-прежнему зажат в кулаке, одежда
Миши смята и вся покрыта ребристыми узорами мастики, растертыми следами
ног, вторая рука вывернута ладонью вверх, пальцы на ней раздавлены до
крови. Еще ниже, уже на лестничной площадке, распростерт Витя Полушаев, его
молоток, выбитый из руки, залетел под батарею, толпа, видимо, волокла Витю
по ступенькам вниз, долго убивая его детское тело, пока наконец не швырнула
об стену, разбив мальчику голову. За рухнувшими назад, на революционную
территорию второго этажа, партами сидит Лида Попугаева, вытирающая
сочащийся кровью рот, ее не успели умертвить, просто двинули кулаком в лицо.
- Сволочи, - шипит Мария, вытирая пальцами пот со лба. Пальцы она вытирает
о платье. - Кто остался, брать живыми.
Живых на третьем этаже осталось не более дюжины. В основном это девочки
старших классов, они сидят на полу в коридоре, у стены, побледневшие от
тошноты, пахнущие рвотой, одна, худенькая белобрысая уже в обмороке.
- Остальные ушли наверх, - говорит Марии Юля, нагибаясь, чтобы вытереть нож
о юбку лежащей под ногами мертвой девушки. Девушка лежит, как на песке
озаренного черным солнцем пляжа, скучающе отвернувшись к стене. - Там еще
один завал.
Мария смотрит на окружившую их свору. Все дышат тяжело, злые кровавые лица
так напряжены от изнеможения, что вот-вот начнут лопаться кожей.
- Я пойду одна, а вы наблюдайте за окнами, чтобы не полезли, - решает она.
Мария спокойно поднимается лестницей на последний этаж. Одна ее рука
осторожно скользит по перилам. Посередине последнего лестничного пролета
она останавливается. Засевшие за своим бруствером школьники видят ее сейчас
во всей красе, круглоглазую, лицо забрызгано, волосы растрепаны и слиплись
от багровой влаги, голые ноги под краем короткой юбки измазаны засохшими
алыми потеками, словно огромная грузовая машина смерти обдала Марию кровью
из-под своего тяжелого рифленого колеса.
- Кровь кончила течь, - произносит Мария. - Пустите нас наверх, а сами
можете уходить. Смотрите, у меня нет оружия, - она протягивает обе руки
вперед, ладошками вверх. Засохшая кровь на ладошках.
- Ты врешь, у вас пистолеты, - говорит старшеклассник сверху.
- Патронов уже очень мало, - виновато улыбается Мария. - Мы устали убивать,
мы хотим только пройти наверх.
- А я знаю ее, это же Мариша Синицына! - восклицает из-за завала девичий
голосок. - Это я, Галя Хвостова, из шестого Б!
- Привет, - отвечает Мария. - Я обещаю, никто вас не тронет.
Через баррикаду перебирается широкоплечий парень с железным куском парты в
руке. Он хватает Марию за запястье и оборачивается назад.
- Идемте, ребята. Если что, я ее убью.
Еще несколько старшеклассников перелезают завал. В их числе высокая девушка
с длинными каштановыми волосами.
- Ну и что, что ты ее убьешь, - спокойно спрашивает она. - Может остальным
на нее плевать.
- Нет, - говорит другой парень, худощавый и вспотевший, в пиджаке без
пуговиц. - Она у них главная.
- Она? - удивляется широкоплечий. - Вот эта?
- Точно, - подтверждает вспотевший. - Она приказывает, они исполняют. Там
еще рыжая такая есть, с ножом, она тоже главная.
- Пошли, - решает широкоплечий.
Череда школьников выбирается на лестницу и спускается вниз. Впереди идут
несколько старшеклассников, вооруженных железом и деревом, сразу за ними
широкоплечий ведет Марию. Лестница полнится стуком подошв, которых
становится все больше и больше, кажется, что поток идущих неиссякаем. На
третьем этаже им преграждает дорогу разрушенная баррикада, на которой стоят
Володя Попов, Юля и Коля Сасковец. За ними собирается остальная свора.
Увидев плененную Марию, Юля урчит и влезает на парту, сжимая в руке нож.
- Пропустите всех! - громко говорит Мария. - Я скоро вернусь.
Широкоплечий резким рывком за руку направляет Марию вниз, только волосы
взметываются среди темных пиджаков, и тут Юля понимает, что Мария идет на
смерть, как Иисус Христос. Она выпрямляется на парте во весь рост,
рыжеволосая, побледневшая, в нешкольной одежде, запятнанных кровью джинсах,
с ножом в руке, полная смертельной силы и бесконечной своей любви, но
ничего не может сделать, ничего, кроме как закусить нижнюю губу и позволить
слезам вырасти на глазах, вырасти и капнуть, потечь щеками. Вот зачем она
сделала все это. Юле хочется закричать, хочется спросить уходящую Марию,
почему она гибнет, почему их свобода оказалась таким коротким сном. Но она
понимает, что должна молчать, молчать и плакать, стоя на речном берегу, и
нет больше затененных облаками цветочных лугов, а только непроницаемый,
темный лес смерти встает со всех сторон.
Свежий воздух встречает лицо Марии, ветер, свободный от запаха крови и
рвоты, в которых она жила внутри здания школы. Ветер шелестит в вытянутый к
небу тополиных кронах, с белых цветущих вишен осыпается лепестковый дождь.
Высоко-высоко в небе горит адским огнем солнце, притаившись за летучими
облаками, белье на балконах домов полощется, как флаги, на ветру. Легкая,
забытая радость проникает в сердце Марии.
- Бежим! - тянет она за собой широкоплечего вперед, туда, где сверкают
окошки автомобилей, лежит на газонах свежая трава, и алые петушки
рассыпались по клумбам правильных геометрических форм, где белыми линиями
расчерчен асфальт на вековечные места, и за стволами тополей, согнувшись,
прижавшись к коре, дремлют молодые спецназовцы Игната Ильича с рельефными
металлическими автоматами в руках.
И они бегут. Им навстречу кричат, чтобы остановились, но они бегут, все,
большие и маленькие, вдыхая солнечный ветер, некоторые даже смеются, и
глаза их ширятся от неземного счастья, ибо они обрели уже свободу, и не
пришлось им для этого мучиться долгие годы, когда льют тоскливые дожди, и
сны становятся все хуже, и глаза выцветают, как рисунки на кирпичной стене.
Им навстречу выходят высокие парни из-за стволов, поднявшись, словно
сбросив гнет своих неразгаданных тайн, они распрямляют плечи и бьют из
автоматов в бегущий человеческий поток.
Кто-то падает перед Марией, как сноп, она спотыкается, врезается коленками
в асфальт, широкоплечий отпускает ее, и пули прошивают его тело, как
невидимые иглы колдуна, он вздрагивает от ударов и валится под ноги
бегущим, девушка с длинными волосами склоняется над ним, кричит, вцепившись
руками в покрытый опаленными дырами пиджак, пуля безошибочно попадает ей
прямо в лицо, ее дергает за голову и бросает вниз, Мария видит, как бегущие
заворачивают влево, за забор, многие падают, чтобы спрятаться от пуль,
забор хрустит под очередями, каменная пыль поднимается над ним подобно
дыму, пули звенят об асфальт, какая-то девушка истошно кричит, мечется
среди огненных жал, в нее никак не могут попасть, Мария приподнимается и
отползает на ободранных коленках за дерево, на траве рядом с ним уже лежит
мальчишка из 6Б, он умер, глаза остекленели, рот открыт, короткие
автоматные очереди продолжают греметь, визжит раненая в живот девчонка,
сжавшись у бровки и дергая ногами, и скоро этот визг остается единственным
звуком в утренней тишине.
Автоматчики бесшумно проходят ворота, держа под прицелом окна школы.
Оставшимся в живых ученикам, лежащим ничком на газоне или просто на
асфальте, матерными окриками приказывают встать и идти к машинам. Тех, кто
не может встать, поднимают силой, мертвых переворачивают ногами. Визжащую
девочку хватают на руки и куда-то тащат, она поджимает голые окровавленные
ноги, чтобы не развалился пропоротый пулями живот, видны ее белые трусики.
Слышны короткие команды. Над Марией, сидящей в траве за тополиным стволом,
появляется рослый каратель с закатанными рукавами гимнастерки. Он смотрит в
ее круглые глаза и поднимает автомат, направляя его дулом девочке в лицо.
- Знаешь, что это за штука? - тихо спрашивает он Марию. Рот его кривится
при произношении слов, потому что один из его уголков словно застыл на
месте. - Сейчас пристрелю.
Мария вздрагивает и подбирает разбитые коленки.
- Небось описялась от страха? - спрашивает каратель и посапывает носом,
принюхиваясь. - Ну скажи, описялась?
- Да, - отвечает Мария.
- Ах ты заинька, - тихо улыбается каратель. Улыбка его выглядит еще боле
кривой, потому что изо рта начинает течь кровь. Он вытирает ее рукой и
смотрит на эту руку, потом делает шаг вперед и как-то неловко опускается в
траву.
- Немцов, что у тебя там? - кричит второй каратель, которого Мария не может
разглядеть из-за древесного ствола и, не дождавшись ответа, пускает очередь
в кусты. Мария встает и выходит на солнечный свет. Трупов довольно много, и
ту девушку, что металась по двору, оказывается, все-таки пристрелили. Вон
она лежит, в пол-оборота на спине, рука откинута назад, словно собирается
что-то бросить, смотрит вверх, на облака, ветер шевелит волосы. Каратели
уже у стен школы. Мария находит глазами того мужчину, который говорил с
Юлей, он, похоже, главный.
- Дяденька, подождите, я знаю, где они заложников держат! - кричит она ему.
Игнат Ильич поворачивает свою голую голову. Глаза его сужены, как у хищного
зверя, могучая шея вздувается от мощи, живущей в тяжеловесном носорожьем
крупе.
- Я покажу вам дорогу, - повторяет Мария.
- Говори где, тебе там нечего делать.
- Я тоже пойду, там моя сестричка, - лжет Мария, стараясь честно глядеть
Игнату Ильичу прямо в глаза.
- Говори, где, - рявкает Игнат Ильич.
- В подвале, под землей, - лепечет Мария, растерянно вытягивая руки вниз,
как кукла, - но вы сами не отыщете, я... не могу это объяснить.
- Ладно, пошли, - Игнат Ильич поворачивается к стоящей за забором
директрисе школы Валентине Радионовне. - Есть где-нибудь за пределами школы
вход в подвал?
- Нет, - отвечает Валентина Родионовна. На ее жирном лице появляется
невесть откуда злость.
Мария уже была в школьном подвале когда-то года два назад, она играла с
подружками в прятки на большой перемене, и Наде пришло в голову спрятаться
в подвале, дверь тогда была открыта, наверное, чинили сантехнику. Она
смутно помнит сырой запах подземного мира и темноту, щемящий ужас испачкать
в земляной грязи туфли или разорвать новые колготки о гвоздь. Они
спрятались тогда с Надей совсем недалеко от двери, за прислоненными к стене
пыльными школьными досками, они спрятались тогда от всех людей, даже
мужчина в серой спецодежде, медленно прошедший мимо, кашляя и дымя едкой
сигаретой, не заметил их, хотя и посветил фонариком в притаившихся за
ребрами огромных деревянных прямоугольников девочек, но, словно слепой,
проследовал мимо, как проходит в безлунную февральскую ночь таежный тигр
мимо сидящих под заснеженным кустом пушистых и влажноглазых зайчат. Звонок,
прозвеневший тогда, был еле слышен, и они не могли понять, не почудилось ли
им, ах, как страшно и хорошо было вот так сидеть, во мраке, среди влажных
пористых стен, пропускающих капли давно умершего дождя, вода ласково
журчала в трубах, будто там, в подвальной глубине текла маленькая речка,
росли никому неведомые подземные цветы, летали траурные бабочки и крошечные
стрекозы узора гаснущих углей.
- Где? - шипит Игнат Ильич в падающей, как лифт в бесконечную ночную шахту,
темноте. Каратели водят во все стороны лучами фонарей, но реальность
безвозвратно утрачена ими, распалась на громоздкие тени утаенных от мира
предметов, им уже не собрать ее в ступени, коридоры, комнаты. - Где,
показывай рукой, - снова шипит Игнат Ильич, и зажимает ладонью рот Марии,
чтобы она не говорила, но Марии нечего сказать, потому что она знает:
нигде. Нигде ничего больше нет, и не было никогда, потому что само прошлое
отступает в небытие, когда остаются одни мертвые.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг