Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
заваливается набок, быстро пятится, опираясь руками на что попало, и все
же падает, грохается задом об пол, и так сидит, держась рукой за разбитый
рот. А товарищ Ломов рыгает и так смотрит на детей, что они шарахаются
назад, как от дикого зверя.
 
   - Пошли все вон! - орет на них Ломов. - Вон, сукины дети! - Он кидается
к двери, с размаху захлопывает ее и изнутри бьет дверь ногой, раз, второй,
третий, потом, через несколько мгновений, еще и четвертый. Дверь трещит,
хрустят выдираемые из косяка петли. - Сукины дети, ебена мать! - ревет он,
в неистовстве топая ногами. - Ебена мать!
 
   - Заткнись! - кричит на него Саша и сразу начинает визжать.
 
   - Ты еще, сука! Ты еще, блядская тварь! - вопит Ломов. Визг Саши
становится громче, слышен повторный удар ее тела в пол, и потом частые
удары сапог в человеческое тело. Саша захлебывается кричать.
 
   - Не бей, хватит, не надо! - плачущим голосом просит она за дверью.
 
   Катя, прижавшись в коридоре вместе с Верой к стене, слышит все, что
происходит в комнате, другие дети тоже толпятся во мраке, кто-то плачет.
 
   - На фронте ты, дрянь, не бывала? - оглушительно орет Ломов. - Не
бывала?
   Где твоя смелость, комсомолка? Где смелость, сука? Сука! Сука!
 
   - Волосы отпусти! - кричит Саша. Крик ее переходит в долгий стон и
визгливое мычание резаной коровы.
 
   - Я за вас кровь проливал, гады! - не унимается Ломов, охрипший от
своего рева. - Под пулеметным огнем! Блядь! Под пулеметным огнем!
 
   - Ну хватит, хватит! - визжит Саша.
 
   - Да я тебя убью, говно! Вы все, блядь, говно!
 
   - Ногами не надо, - прерываясь от слез стонет Саша. - Больно!
 
   - За говно, за блядское говно, за пизду твою кровь проливал! Человек
удавился, пизда, а ты живешь! Ни хрена вам не останется, ни хрена, одни
жить будете, на мертвой земле! Будете землю обсырать!
 
   - Ааа! - вопит Саша. - Волосы отпусти!
 
   - На тебе, гадина! - раздается сильный глухой удар, за ним другой. - На
тебе, свинья, на! Не обосрешь землю, могилу Машину не обосрешь!
 
   Саша перестает кричать, и глухие удары прекращаются.
 
   - Что, - говорит Ломов в наступившей тишине. - Задумалась наконец? Вот
и думай. Камень крепче головы. Увидела камень? Я тебе показывал. Вот
теперь и думай.
 
   Из комнаты слышится тихая возня, а потом начинается редкий чавкающий
звук, слышный даже в коридоре, и многие мальчишки и девчонки в коридоре
понимают, что товарищ Ломов делает с Сашей, положив ее животом на кровать,
прямо на ноги мертвого старика, товарищ Ломов сипит, рявкает и иногда
хрипло ругается коротким матом, а Саша молчит, скоро становятся слышны
удары о кровать, визгливый скрип пружин, а потом прекращается и это. Дверь
тихо приоткрывается и Ломов хрипло говорит расползающимся в сумрак детям:
 
   - Немедленно всем спать, теперь наступила ночь.
 
   Небо пасмурно, временами несколько смеркается и идет мелкий дождь, еле
слышно шурша по травам, перестает снова, уходит куда-то в недра земли, но
солнца все равно нет. Из окна пахнет мокрой травой, которая от дождевой
влаги будто оживает, хотя давно засохла и мертва. Товарищ Ломов установил
на территории детского дома ночь, и все лежат в кроватях, хотя при дневном
свете никто не может спать. Ломов запер двери и посадил толстую Клару в
подпол, а что стало с Сашей, неизвестно, она не выходит из комнаты, где
Ломов ее бил.
 
   Лежать так просто в постели среди белого дня сперва было странно, а
после стало скучно, и Катя с Верой назло Ломову закуривают одну папироску
на двоих, тайком передавая ее друг другу и затягиваясь под одеялами, чтобы
он узнал, как не удержать ему их в четырех стенах, хоть бы он и окна тоже
запер. Но когда трава приблизилась к Катиному лицу и пошел новый дождь,
крупный, как бриллианты, она жалеет о дыме, который вдохнула, потому что
страх приходит снова, и она сразу оказывается в саду, где не бывала уже
давно, и все вокруг такое мажущееся и яркое, словно тонко вылеплено из
волшебного цветного пластилина: и зеленые глянцевые листья кустов, и
чистая свежеполитая трава, и белые капли фонтанов, низвергающиеся в
прозрачный воздух, и розы на ветвях, и огненные маргаритки вдоль дорожки,
и молочные кувшинки на черном зеркале пруда, где ряска лежит неподвижно,
как невытертая пыль, и красные яблоки, мерцающие на деревьях, и мягкая
желтая птица иволга, молча сидящая на суку. А страшнее всего то, что Кате
хочется идти по аллее, мимо пруда, к покрытой лозами лилового винограда
стене, неодолимая сила влечет ее туда, на песке четкие трапеции косого
утреннего солнца, как ковер, и босые ноги Кати совсем не оставляют на нем
следов. Она подходит к стене и сквозь крупные листья и переплетение усиков
и розоватых плотных лоз видит на сером камне какие-то рисунки, будто
нарисованные цветными мелками, желтым, алым, голубым и темно-синим. Это
просто линии, длинные и искривленные, как волосы, разметенные ветром, но
все же они изображают что-то, таинственное и страшное.
 
   - Я рисовала этот всю ночь, - шепчет детский голос за спиной Кати.
 
   Она оборачивается и встречает девочку из сада, которая, наверное, и
раньше стояла в зелени кустов, но Катя ее не замечала, потому что девочка
из сада одета в длинное зеленое платье с блестками, совсем такое, как
сверкающая каплями фонтанов листва.
 
   - А что это? - спрашивает Катя, потому что хочет узнать, умеет ли она
сама еще говорить.
 
   - Не узнаешь? - девочка из сада выходит на песок, глядя Кате прямо в
лицо.
   Катя никак не может понять, какого цвета у нее глаза. В каштановых
волосах девочки из сада свит какой-то странный зеленый бант. - Это ты.
 
   - Я? - Кате вдруг делается так страшно, что она хочет немедленно
проснуться. Лицо девочки из сада искажается гримасой боли, словно ее
дернули за волосы.
 
   - Перестань, - шепчет она, - ты не должна так делать. Тебе что, страшно?
 
   - Нет, - лжет Катя.
 
   - Хочешь, мы сделаем так, - продолжает девочка из сада, подходя ближе,
- что ты никогда больше не будешь меня бояться?
 
   - Не надо ничего делать, - просит Катя и снова пытается проснуться.
Девочка из сада вскрикивает и останавливается.
 
   - Перестань, что же ты такая тупая. Если ты сейчас уйдешь, ты потом
придешь снова, и так будет всегда. Разве ты не хочешь покончить с этим?
 
   - Я хочу.
 
   - Хорошо. Тогда закрой глаза.
 
   - Нет.
 
   - Просто закрой глаза. Это не будет больно.
 
   - Нет. Не надо, - просит Катя. - Отпусти меня отсюда.
 
   - Ты же поймешь, что зря боялась. Ну пожалуйста, закрой глаза.
 
   Катя не перестает видеть, как девочка из сада приближается к ней. Ее
зрачки не имеют цвета, все на свете имеет свой цвет, кроме них. Сейчас это
мягкое, прохладное лицо коснется Катиного, от девочки из сада пахнет
мокрой травой и дождевыми червями. Перестав думать, Катя закрывает глаза.
 
   Она не чувствует ничего, проснувшись в одной темноте. Уже действительно
наступила ночь, или товарищ Ломов сделал ее по всей земле? За окном опять
сыпется дождь, девочки шепчутся и тихо смеются в своих постелях. Из-за
стены стучит молоток.
 
   - Что это там? - спрашивает Катя у Веры, которая тоже уже не спит.
 
   - Товарищ Ломов забивает окна одеялами, - шепотом отвечает Вера. -
Чтобы никто больше не знал, когда день, а когда ночь. Анька ходила в
сортир и там встретила Олю из второй комнаты, она говорит, Ломов сломал
уже молотком все часы.
 
   - Что же теперь будет? - задумчиво спрашивает Катя. Они молчат, думая о
будущем, которое вдруг окуталось непроницаемым мраком.
 
   - Знаешь что? - тихо произносит Вера. - Надо убежать на стройку и
рассказать людям о том, что Ломов решил сделать вечную ночь. Пойдешь со
мной?
 
   - Холодина такая, - ежится под одеялом Катя. - И дождь идет.
 
   - Забьет окна - не убежишь, - уверенно предсказывает Вера будущую
топографию мира. - Надо сейчас.
 
   - Ну пошли, - соглашается Катя. - Поесть ничего нет? Не было ужина?
 
   - Какой теперь ужин, тетя Клара в подполе сидит. На стройке дадут
чего-нибудь поесть.
 
   Они одевают свою одежду, обуваются в казенные сапоги и отворяют окно,
оттуда выходит сильный шорох дождя и тяжелый, железистый запах пропитанной
водой земли.
 
   - Вы куда? - спрашивает кто-то за спиной.
 
   Вера без ответа вылезает в окно, став сперва коленями на подоконник, и
озирается по сторонам. Следом за ней выбирается Катя. Дождь сразу
покрывает ей лицо своей леденящей сыпью, капли густо летят прямо из мрака,
не нуждаясь в свете для выбора своего пути. Вера бежит вдоль стены,
ограждающей дом, вправо. Катя смотрит налево, на темный прямоугольник
наглухо закрытых ворот, зачем-то отирая воду с лица. Многие окна уже
снаружи задраены одеялами, закрывающими стекла, отчего дом выглядит
пугающе, на шесте над крыльцом вместо красного флага висит мокрый черный
ватник, мертвый, как пугало. Катя поворачивается и тоже начинает бежать,
чтобы не остаться здесь одной. Они знают место, где под стеной можно
пролезть, этот лаз выкопали летом мальчишки, когда играли в гражданскую
войну. Капли противно колют Катино лицо на бегу, один раз она
поскальзывается на мокрой траве и чуть не падает. В яме под стеной
собралась вода, но приходится туда лезть, впрочем, Катя уже такая мокрая,
что спокойно ложится в грязь и ползет без отвращения, отворачивая только
лицо от толкающихся впереди сапог Веры, которые бросают ей навстречу
крупные брызги, полные хрустящего на зубах песка. Дальше они бегут степью,
в темноте, сквозь намокшие заросли травы, с нее вода заливается им в
сапоги и хлюпает, пропитав уже носки. На дороге - лужи и грязь, здесь
приходится падать, стараясь только не вывихнуть ногу, вся одежда уже в
грязи, а кроме того Кате все время чудится преследование свирепого в своей
неистовой классовой ненависти Ломова, вооруженного молотком как типичным
оружием пролетария, Ломов должен бежать быстро, от могучей силы в ногах,
протаптывая грязь дороги сапогами до вечной, никогда не намокающей тверди.
   Иногда Кате кажется, будто она слышит уже сзади тяжелый, чавкающий его
топот, и она тогда собирает последние силы и еще быстрее устремляется
вперед, падает, встает и снова бросается в темноту, временами она даже
перегоняет Веру, потому что та падает, и падая едет на коленях дальше по
грязи, и давно уже никто не думает о том, чтобы не испачкаться.
 
   Когда они видят впереди свет строительного городка, то идут к нему
шагом, потому что сил у них почти уже не осталось. Рабочие не вышли на
ночную смену, отвращенные неуютностью холодной сырости, падающей сплошной
стеной с небес. Их воля подавлена в сонном тепле лежанок, закрытых от
дождя, и они превратились в человеческих животных, сомкнувших усталые
глаза перед царствием темноты, так что Катя даже пугается, уж не установил
ли Ломов повсюду свою черную, совиную власть. И когда на стук их кулаков и
локтей отворяется дверь пошарпанного степной непогодой домишки,
освещенного электрической лампочкой, перед которой все сыпется и сыпется
на свету косая водяная крупа, Катя что есть силы кричит в лицо
согнувшемуся под притолокой человеку:
 
   - Вы что, силу воли своей забыли, товарищи? Почему не работаете?
 
   - Камень не клеится в такой дождь, товарищ пионерка, - рассудительно
улыбается рабочий. - Как только клеиться станет, так десять норм положим.
А что прибежали-то в такую воду? - он обеспокоено смотрит на задыхающуюся
Веру, прижавшуюся лбом к рукам, а руками к деревянной стене, по бледному
электрическому лицу ее стекают капли.
 
   - Контрреволюция, - тяжело и хрипло произносит она. - Ломов вечную ночь
сделать хочет. Окна одеялами затыкает. Помогите, товарищи.
 
   - Ватник вместо флага повесил, - добавляет Катя. - Часы молотком
истребляет. Тетю Клару в подпол посадил.
 
   Девочкам выдают по куску непромокаемой материи для защиты от дождя, и
бригада рабочих в составе девяти человек отправляется с ними в степь,
чтобы освободить детский дом, ставший временно бастионом контрреволюции.
Они разбивают ломами запертые ворота, врываются в здание и ищут повсюду
товарища Ломова, но находят только перепуганных детей, сидящих на своих
кроватях, и злую Клару, измолотившую себе руки до синяков о дверь темницы,
они срывают с окон одеяла, выламывают запертые повсюду на ключ двери, и за
самой последней дверью, комнатой Никанора Филипповича, таится в темноте
лютый враг, он бросается вперед с ревом бешеной дикой свиньи, он бьет
молотком человеческие головы, и показывает тем самым свое истинное
кровожадное контрреволюционное лицо. Ломова сбивают с ног и с хрустом и
чавканьем бьют ломами, сверху вниз, будто пробивают во льду прорубь, ему
раскалываю кости и он неистово хрипит, а потом перестает. Кто-то зажигает
фонарь, на кровати лежит труп Никанора Филипповича в пижаме, с повернутой
набок головой, глаза его прикрыты, но рот некрасиво разинут и язык
вывалился наружу, такой синий и противный, белые волосы взъерошены, как у
мокрого воробья, худые босые ноги вытянуты кривыми пальцами в сторону
стены, и на них лежит животом Саша, руки Саши лежат вдоль тела, голова
утыкается в белье, голые раздвинутые ноги падают на пол, платье Саши
задрано, а трусы и колготки разорваны пополам.
 

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг