Мысль, что можно попытаться найти средство излечения в процессе самой
болезни, сразу была отвергнута. Против нес категорически выступал Люций. Он
заявил, что считает совершенно невозможным подвергать Волгина такому
жестокому испытанию. И, за исключением немногих, вес согласились с ним.
Члены Совета науки должны были решить - говорить Волгину о грозящей
ему участи или скрыть от него правду, предоставить ему самому решить свою
судьбу или распорядиться ею без его ведома. А если не говорить, то
допустить ли наступление паралича или, как советовал Иэйа, предотвратить
его наступление "естественной" и легкой смертью. Вопрос стоял в чисто
психологическом плане.
Как все цивилизованное человечество прошлого, люди Новой эры
отрицательно относились к праву человека на самоубийство. Подобный акт
личной воли рассматривался как малодушие или расстройство психики.
Моральный кодекс эпохи допускал, как единственное средство, метод
убеждения. Но если человек твердо решал уйти из жизни, ему не
препятствовали силой.
С другой стороны, врачи были обязаны делать вес, чтобы сохранить
жизнь. Когда же спасти се было нельзя, допускалось избавление человека от
страданий решением консилиума. Правда, такие случаи встречались крайне
редко.
В "деле" Волгина ученые встретились с необычным положением. Человек в
настоящее время совершенно здоров и не помышляет о смерти. Грозящая ему
опасность - единственная в своем роде и не угрожает больше никому. Да и сам
он на особом положении.
Естественно, что решающее слово принадлежало Люцию. Остальные
высказывали только свое мнение.
А Люций...
Даже здоровья человека Новой эры не хватило, чтобы безболезненно
перенести такое страшное потрясение. За короткое время Люций постарел на
несколько десятков лет. В волосах появилась седина, лицо, всегда
напоминавшее Волгину классическую статую, покрылось морщинами. Он выглядел
ровесником своего отца - Нунция.
Вся эта дискуссия терзала сердце Люция нестерпимой мукой. Он знал, не
сомневался ни одной минуты, что Волгина ожидает смерть в любом случае:
дадут ли ему решать свою судьбу самому или решат за него. Памятные слова
Волгина, сказанные в ответ на поздравление Ио, продолжали звучать в ушах
Люция, тот тон, которым это было сказано, не оставлял надежды. "Не с
чем", - ответил Волгин. Люций понял тогда, что Ксения была права.
Кто знает, может быть, случайная смерть - благодеяние для Дмитрия
Волгина!
Люций жестоко раскаивался в том, что воскресил Волгина. Нарушение
законов природы не проходит так легко, как он думал. Мунций был прав, когда
говорил, что человек, воскрешенный против воли, будет глубоко несчастен.
Почему же он, Люций, не прислушался к этим словам человека с богатым
жизненным опытом, знанием людей былого времени? Зачем позволил себе
увлечься "великим опытом", который теперь казался ему преступлением? Как
можно было забыть, что решалась судьба человека, а не животного...
Он не мог больше присутствовать при затянувшейся дискуссии и решил
положить ей конец. Пусть неизбежное случится.
Он выступил и сказал:
- Вы предоставили мне решение вопроса. Я внимательно выслушал ваши
мнения. Для меня нет сомнения, чем вес это окончится. Я знаю Дмитрия. Это
человек с твердым характером. И он далеко не счастлив у нас. Мы вернули его
к жизни, не спрашивая его согласия. Теперь пришла смерть. Так пусть он
умрет добровольно. Я сегодня же сам сообщу ему вес И если мои опасения
оправдаются... доверяете ли вы это мне?
- Совет науки поручает вам исполнить желание Дмитрия Волгина, - сказал
председатель.
- Я считаю, что сообщать об этом не следует никому, - сказал Ио. - По
крайней мере до тех пор, пока не станет известно решение Волгина.
- В таком исключительном случае допускается сохранение тайны нашего
решения, - ответил председатель - Отчет Земле будет дан, когда все
окончится.
Но сказать "Я сообщу ему" было легче, чем выполнить это намерение. Три
дня Люций не мог решиться вылететь на берег Средиземного моря к своему
"сыну", которому он должен был объявить смертный приговор.
Его не торопили, хорошо понимая, какую тяжелую задачу он взял на себя.
Ио предложил сказать вес за Люция, но получил отказ.
- Во всем виноват я один, - ответил Люций. - И как бы ни было трудно,
я, и только я, должен сделать это. Об одном буду просить, мой друг.
Погрузите меня в анабиосон на несколько лет, когда все будет кончено.
- Обещаю вам это, - сказал Ио.
Больше нельзя было медлить. Каждый день у Волгина могли появиться
первые признаки болезни. Решить свою собственную судьбу он должен был,
находясь в полном здоровье.
Так и не отважившись на разговор с глазу на глаз, Люций в конце концов
попросил Ио присутствовать при беседе. Он решил говорить с Волгиным по
телеофу.
Ничего не подозревая, в самом наилучшем настроении, подошел Волгин к
креслу тслсофа, когда Мэри передала ему просьбу Люция.
Кроме Волгина, в комнате никого не было.
Он привычно произвел вызов. Когда вспыхнула зеленая точка, нажал на
нес.
Появление Ио он встретил радостной улыбкой, но, посмотрев на Люция,
испугался:
- Отец! Ты болен?
Люций отрицательно покачал головой.
- Я здоров, - сказал он, - насколько это возможно. Приготовься,
Дмитрий! Я должен сообщить тебе очень плохую новость. Я считаю, что с тобой
не нужны подготовительные разговоры. Думаю, что не ошибаюсь. Скажи мне, ты
не тяготишься жизнью?
Волгина удивил вопрос, особенно тон, которым он был задан. Люций
говорил каким-то деревянным голосом, точно повторяя вызубренный урок. Ио
хмуро смотрел мимо Волгина.
- Как тебе ответить? Иногда мне тяжело, но я постепенно привыкаю. Мне
кажется, что ты, хотя и сказал, что со мной не нужны подготовительные
разговоры, делаешь именно это. Если тебе надо сообщить мне что-то
серьезное, а я вижу, что это так, то говори прямо. Не думаю, что меня
способно удивить или испугать что бы то ни было.
- Нет, я не могу! - воскликнул Люций. - Говорите вы, Ио. И Волгин
узнал обо всем.
Неожиданное известие взволновало, не могло не взволновать его. Слишком
внезапно случилось это. В первый момент он обрадовался, почувствовал
облегчение, ведь все волновавшие его вопросы разрешались сами собой. Смерти
он никогда не боялся, особенно теперь Он уже умер однажды, и ему не
казалось страшным умереть вторично. Но он с удивлением понял, что
испытывает чувство досады. Не страха, а именно досады на то, что эти люди,
обладавшие огромными по сравнению с его временем знаниями, имевшие в своем
распоряжении могучие средства науки и техники, так легко, как ему
показалось, смиряются с угрожавшей ему смертью.
- Я благодарен вам, Дмитрий, - говорил Ио, - за то, что вы с такой
твердостью слушаете меня. Теперь вам ясно положение Мы не можем спасти вас.
Наука Фаэтона, более развитая, чем наша, отказалась что-либо сделать Тем
более бессильны мы Если вы хотите жить, вам будет обеспечено все возможное,
чтобы неподвижность тела не причиняла вам страданий. Мы всегда будем
находиться с вами, развлекать вас, заботиться о вас. Вы сможете прожить
несколько лет.
- А если я не хочу этого?
- Тогда мы поможем вам умереть, - дрогнувшим голосом ответил Ио.
Все время, пока говорил Ио, Люций сидел опустив голову. При последних
словах он поднял се. Крупные слезы текли по его лицу.
- Живи, Дмитрий, - сказал он, - хотя бы ради нас. Волгину стало
мучительно жаль его. Он понял теперь, почему "отец" так изменился.
- А если погрузить меня в анабиосон? - спросил он. - Пока я буду
спать, вы будете работать и найдете средство вылечить меня.
- Неужели ты можешь думать, Дмитрий, - сказал Ио, отбросив свой
официальный тон, - что мы не подумали об этом. Весь Совет науки искал и не
нашел ничего. Анабиосон не приведет ни к чему хорошему, а только ускорит
неизбежный конец Погружать в него можно лишь здорового человека. Все
обдумано, все взвешено, Дмитрий. У тебя один выбор: или немедленная смерть,
или несколько лет жизни...
- В параличе?
- Да, в параличе.
Волгин задумался. Он с удивлением убедился, что не ощущает больше
особого волнения, что его мысли текут ясно и совсем спокойно. Неужели он до
такой степени нечувствителен, даже находясь перед лицом такого выбора?...
Попросить разрешения подумать хотя бы до завтрашнего утра? Нет,
нельзя, жестоко терзать Люция еще целые сутки. Надо решать сейчас.
Вдруг он вспомнил о Мельниковой. Она улетает на Грезу через два года.
Все это время она будет с ним, не покинет его ни на один день. Он может
видеть возле себя эту женщину. Расстаться с ней ему было тяжелее, чем с
Люцием, Мэри, Владиленом. Значит, согласиться на неподвижность? Прожить до
дня старта космолета? Если это окажется все-таки слишком тяжело, ему
помогут умереть, как только он попросит. В этом не было никакого сомнения.
Люций с воскресшей надеждой не спускал глаз с Волгина. Против
ожиданий, Дмитрий не решил сразу - он раздумывал.
Если он выберет жизнь, Люций (да и не он один) будет работать дни и
ночи, все силы будут брошены на изыскания. Ученые Земли свяжутся с учеными
Фаэтона, сделают все, чтобы спасти его.
Измученному, отчаявшемуся человеку малейшая отсрочка кажется якорем
спасения.
Волгин колебался. Он верил словам Ио, что никакие отсрочки не спасут,
что современная наука, даже на Фаэтоне, не сможет ничего сделать. Конец
неизбежен.
Он понимал, что если примет решение о немедленной смерти, то выполнять
его, видимо, придется Люцию. Как тяжело ему будет! Но ведь все равно
придется, если не сейчас, то через два года. Когда Мария улетит, жизнь
станет непереносимой... неподвижная жизнь.
А что если...
Волгин вздрогнул от пришедшей в голову мысли. Нет, это немыслимо,
невозможно! А почему? Ведь стало же возможным в тридцать девятом веке то,
что казалось немыслимым в двадцатом.
Если сделать так, всем будет легче - Люцию, Ио, Марии...
И вдруг - почему, откуда это взялось? - Волгину страстно захотелось
жить. Извечный инстинкт самосохранения внезапно проснулся и властно
зазвучал в его душе. Неестественное спокойствие покинуло его, сменившись
жаждой жизни, движений, чувств, мыслей
Волгин поднял голову и пристально посмотрел на Люция.
- Отец, - сказал он, - каждому человеку свойственно бороться за свою
жизнь. Я хочу знать, есть ли хоть какая-нибудь надежда найти средство
лечения моей болезни за время, остающееся в моем распоряжении.
- Небольшая, но есть, - тотчас же ответил Люций. Ио покачал головой.
- Нельзя обманывать тебя, Дмитрий, - сказал он. - В Люций говорит
отцовское чувство, ему кажется возможным то, чего он страстно хочет. Это
самообман. Современная наука не может найти средство.
- Значит ли это, что подобная болезнь вообще неизлечима?
- Таких нет и не может быть. То, что невозможно сейчас, возможно в
будущем. Для данного случая - в отдаленном будущем.
- Такого ответа я и ждал. Сделаете ли вы то, о чем я попрошу вас?
- Мы сделаем для тебя все!
- Тогда я скажу вам мое решение. Я хочу жить. Ваша наука не может дать
мне такой возможности, не может вылечить меня. Предоставим это другой
науке.
- Ты говоришь о фаэтонцах? Но я сказал уже...
- Нет, - перебил Волгин, - я думаю не о фаэтонцах. Люций задрожал: он
понял!
- Объясни, - попросил Ио.
- Все очень просто. Я уже был болен неизлечимой болезнью, и наука того
времени не могла спасти меня. Но ваша наука вернула мне жизнь. Повторим
опыт. Я понимаю, это опасно, рискованно... Вторично может не удастся... Но
ведь я обречен, я ничего не теряю. Сейчас, когда я еще здоров, заморозьте
меня... или сделайте как-нибудь иначе... вам виднее. А через тысячу лет,
скажу точнее, ко дню возвращения экспедиции с Грезы, ученые того времени
пусть попытаются снова воскресить меня. Удастся - хорошо. Не удастся -
повторяю: мне терять нечего.
- Это твое окончательное решение? - спросил Люций.
- Да, окончательное. Если нельзя этого сделать, я умру немедленно.
- Дмитрий, - сказал Ио, - ничего невозможного нет в твоем решении. Мне
это представляется лучшим выходом. Но подумал ты, что будешь делать через
тысячу лет? Ведь даже у нас тебе трудно.
- Я буду там не один. Космонавты с "Ленина" в таком же положении. А
может быть... - Волгин наклонился вперед. - Может быть, ты, отец...
- Да, ты прав, - взволнованно сказал Люций. - Я тебя не покину. Иди,
Дмитрий! Иди в будущее. Я уверен, все будет хорошо. И мы с тобой снова
встретимся.
4
Времени нельзя было терять. Шансы на успех давало только быстрейшее
выполнение плана - пока Волгина не поразила надвигающаяся болезнь. Там же,
на острове Кипр, в самом спешном порядке велись необходимые приготовления.
Глубоко под землей строилось просторное помещение, устанавливались
автоматические аппараты, действие которых было рассчитано на много веков.
Время возвращения экспедиции с Грезы было точно известно. Тело Волгина
будет лежать тысячу сто шестьдесят лет.
Никто не сомневался, что наука будущего сумеет вторично вернуть его к
жизни. Для прогресса на том уровне, на каком он находился в девятом веке
Новой эры, свыше тысячи лет - срок чудовищно огромный.
Все человечество Земли и Фаэтона уже знало о принятом решении.
Фаэтонские ученые одобряли его.
Перед отлетом на Кипр Волгин по аппарату всемирной телеофсвязи
поблагодарил всех людей за любовь к нему, за то, что его вернули к жизни, и
попрощался.
- Я передам вашим потомкам, - закончил он свое выступление, - привет
от моего и вашего века. Будьте счастливы в жизни и труде! Прощайте!
У него не было ни сомнений, ни колебаний. С твердой уверенностью в
благополучном исходе шел он на вторую смерть.
- Для тебя, - говорил он Марии, - все эти века пройдут как несколько
коротких лет. И я увижу тебя, как только открою глаза. Обещаешь мне это?
- Конечно, Дима! Мы все встретим тебя. И не только мы.
Волгин знал, о чем она думает. Решение Люция сделать длительный
перерыв в жизни с помощью анабиосна было известно всем. Лет через
пятьдесят, или немного позже, он также уйдет из современной жизни, чтобы
проснуться в будущем. Были моменты, когда казалось, что об этом же думают
Владилен и Мэри.
Лет десять назад это еще не было возможным. Анабиосон допускался на
век или полтора, но не больше. Теперь, после работы над Волгиным, наука
получила другие перспективы. Все, связанное со смертью и анабиозом, было
изучено гораздо глубже, и намерение Люция подкреплялось необходимостью
практической проверки новых данных. Кроме желания снова увидеться с
Волгиным, Люцием руководили и чисто научные соображения.
- Задуманное вами, - сказал Носи, разговаривая с Волгиным по
телеофу, - очень важно. Опыт вторичного оживления сыграет огромную роль в
развитии даже будущей науки. На вашем месте я гордился бы собой.
- Собой я не горжусь, - ответил Волгин, - Но своей ролью объекта науки
могу гордиться.
- Я об этом и говорю.
Вместе с Волгиным на Кипр вылетели все его друзья, кроме маленького
Дмитрия, от которого скрыли, что его друг улетает навсегда. Эра тоже
сопровождала Волгина и на несколько дней поручила внука воспитателям
детской площадки.
"Может быть, я увижу и его, - подумал Волгин, прощаясь с ребенком. -
Если Владилен и Мэри решатся последовать примеру Люция, не будет ничего
удивительного в том, что Дмитрий не захочет расстаться с родителями.
Правда, тогда он будет уже вполне взрослым, даже старым, с нашей прежней
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг