- Второе. Осталось две минуты. Слушай внимательно. Я расскажу, как ты
будешь жить дальше. Готов слушать?
- Да. - Ашкенази до красных полос растер лоб. - Да, Савелий Игнатович,
я готов.
- Вот и отлично, Александр Исаакович. - Кротов улыбнулся и потрепал
Ашкенази по обмякшему плечу. - Через пару дней в депозитарии МИКБ случится
ЧП.
Плохие мальчики вынесут векселя на солидную сумму. Они придут к тебе.
Выкупи векселя и прогони по цепочке. Связать цепь ты должен за два дня,
больше времени не дам. Но так, чтобы потом ни одна собака не нашла концов.
- Сколько денег? - Ашкенази с трудом поднял голову.
- Вот теперь вижу, что ты ожил! - Кротов подхватил его под затылок, не
давая голове запрокинуться. - Пятьдесят миллионов. В долларах, естественно.
- Столько сейчас нет. Все вложили в товар.
- Твое дело связать концы. Деньги возьмешь вот здесь. - Кротов поднес
к глазам Ашкенази клочок бумаги. - Телефон старый, хозяин мог тридцать раз
поменяться. Но звонка от меня там ждут всегда. Скажи, что ищешь Мамонтова.
Запомни - Мамонтова. Тебе скажут, где его найти. Ниже написан номер
счета.
Назовешь его при встрече. Не дай бог, напутаешь, замочат на месте. -
Кротов еще раз встряхнул Ашкенази. - Да не закатывай глаза, я же знаю,
память у тебя феноменальная. Все будет тип-топ. Если счет поменялся, тебе
дадут номер другого. Но он должен быть первым в цепочке по отмыву, запомни,
это важно.
Последний счет подставите сами. Когда деньги пройдут по нему, все
концы обрубят, но это уже не твоя забота. И не вздумай крутить с этими
людьми. Они о таких, как Гога, всю жизнь ноги вытирали.
И сейчас вытрут, каким бы он крутым себя ни ставил.
- Я все понял, Савелий Игнатович.
- Само собой, за труды ручку я тебе позолочу. И последнее. За эти же
два дня подготовишь всю отчетность. Я хочу принять Гогино хозяйство в
надлежащем виде, ясно? Да, чуть не забыл. - Кротов вытащил из кармана еще
одну бумажку. - Вот номер Компьютерной почты. Когда Гога вернется и полезет
на стену от восторга - а это я гарантирую! - ты пошлешь на этот адрес
номера счетов и пароли к ним в швейцарском банке. Ну-ка, партнер, скажи, а
каком?
- "Лотус-банк", финансовая группа "Лотоцкий и К°", - прошептал
Ашкенази.
- Молодец, Исаакович. Хозяину врать грешно и небезопасно. - Кротов
убрал руку, и голова Ашкенази безвольно завалилась к плечу. - Только сопли
не распускай. Все уже кончилось. Ты теперь мой. Со всем дерьмом и
потрохами. А своих Кротов еще ни разу не сдал. Сейчас поедешь домой и
ляжешь спать. И не беспокой Мару ненужными разговорами. Как тебе жить
дальше, теперь решает не она, а я - Савелий Игнатович Кротов.
- Савелий. - Ашкенази снизу вверх затравленно посмотрел на Кротова. -
Не мое дело, но с Гогой вот так просто нельзя... Авторитеты объявят
процесс.
- Ас чего ты взял, что мне нечего им сказать? - изогнул бровь Кротов.
***
Охранники, поддерживая Рованузо под локти, помогли ему спуститься с
крыльца, подвели к тихо урчащему мотором "вольво". В окне второго этажа
профилактория вспыхнула и погасла настольная лампа.
Глава двадцать девятая
Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ЗНАЮ
Неприкасаемые
Бригада оперов Службы надежно обложила профилакторий. Машины
перекрывали три возможных пути отхода: на Москву, через аэропорты и отвилку
на Лобню. Ни Самвел со своими ребятами, ни упаси господь Кротов с
Максимовым не смогли бы вырваться из невидимого кольца. Подседерцев, как
всякий здоровый мужчина, любил риск. Но рисковать собой, наслаждаясь
пьянящим чувством опасности, одно удовольствие. Рисковать, передоверив
собственную судьбу и операцию другим, даже если их жизни держишь в кулаке,
- удовольствие ниже среднего. А если честно, мука адова.
"Шереметьево-1" готовился к ночи. Пассажиры сворачивались калачиком на
неуютных диванах, затолкав под них распухшие чемоданы и фантастической
вместимости баулы. Неприкаянно маялись между рядами киосков те, кому не
досталось места, а здоровье - или воспитание не позволяли разлечься
по-цыгански прямо на полу. Мужики, столпившись под козырьком подъезда,
дымили сигаретами и похлебывали пивко из импортных жестянок. Какие-то
подозрительные личности в спортивных штанах нервной шакальей походкой
сновали между пассажирами, сбивались в кучки у входа в зал и опять
растворялись в сумерках.
Подседерцев наблюдал эту муравьиную суету из припаркованного в самом
углу площади "мерседеса". В который раз поймал себя на мысли, что уже
необратимо оторвался от этой толпы, пропахшей потом, дешевым табаком и
непроходящей усталостью. Он вспомнил горбачевские "хождения в народ", от
которых вся охрана погружалась в предынфарктное состояние, а этот самый
народ, глядя в телевизор на счастливого, как ребенок, генсека, плевался и
матерился от души.
"Ни они нам, ни мы им не нужны. Так на Руси испокон века
повелось,вздохнул Подседерцев. - Со своими делами сами разбираются, а в
царских копаться - душа не лежит. Хочешь на русском пахать - не лезь к нему
в душу и не погоняй, упаси боже! Все сам сделает, и вспашет, и посеет, да
еще оброк на барское подворье сам принесет. Живут в счастливом неведении,
пусть так и живут. Больше чем уверен, что никто так ничего и не понял. А
газетки покупают каждый день!"
Никто из этих людей, готовящихся коротать ночь в аэропорту, как никто
в большой, мерзнущей в осенней хляби стране еще не знал, что война уже
началась.
До первых сообщений в газетах о победоносном марше по установлению
"конституционного порядка" в мятежной горской республике была еще
неделя-другая. Но ни остановить, ни повернуть вспять вторжение уже было
невозможно. Все, кто хотел войны или не смог отказаться от участия в ней,
уже сделали ставки. А подставлять горбы и грудь придется вот этим -
неведающим.
Он еще раз поднес к свету газету. На всю первую полосу красовались
"волкодавы" Службы, уложившие в грязный снег банковских охранников. Скандал
вышел изрядный. Газеты и телеканалы второй день смаковали подробности и
строили глубокомысленные версии. На судьбу банкира, на которого наехал Шеф,
на будущее чекиста-демократа, бросившего на выручку оперов Московского
управления, столичным журналюгам было, естественно, наплевать. Всех
заботило собственное будущее. За скандальным ражем статей сквозила
истеричная нотка: а вдруг действительно допрыгались, дотрепались, пришла
пора закручивать гайки и отворачивать головы, и где-то на Краснопресненской
пересылке уже прицепили к составу тот самый вагон Жириновского, тот, что
"последний на Север".
Ближе всех подошел к истине тот писака, что родил статью "На "Мосту"
выпал первый снег". Люди Службы напряглись, готовые по первой же команде
затравить слишком догадливого. Но дальше рассуждений о горбачевской
"оттепели", хилых ростках демократии, погибающих под ударами бутсов
спецназа, и грядущих "холодных зимах" тоталитаризма дело не пошло. То ли
автору не хватило фантазии, то ли смелости.
А ведь, подлец, почти угадал. Стоило немного продолжить аналогию,
вспомнить школьный курс истории, и все становилось ясным, как божий день.
"Над всей Испанией безоблачное небо" - кодовая фраза, ставшая сигналом
к мятежу генерала Франко. "В Сантьяго идет дождь" - условный сигнал к
началу переворота в Чили, сделавшего генерала Пиночета президентом на целых
пятнадцать лет. "Падает снег" - из тех же "метеосводок", предвещающих
долгосрочную политическую бурю. Шеф, надо отдать ему должное, полез в драку
с открытым забралом. Пусть теперь не говорят, что не предупреждал.
"Метеосводки" читать надо, господа доморощенные политики.
Подседерцев скомкал газету, бросил рядом с собой да сиденье. Водитель
пошевелился, таким нервным, рвущим вышел звук, но не повернулся.
"Наверно, я единственный в Службе, кто не испытывает радости. Там все
стоят на ушах и чешут кулаки. А я сижу здесь, и мне тошно. Что радоваться,
хана нам, ребята!" - Подседерцев достал сигарету, размял подрагивающими
пальцами.
Бессмысленной на первый взгляд демонстрацией силы на эстакаде бывшего
здания СЭВа Шеф убивал двух зайцев сразу. Вынужденный уступить давлению
ратовавших за силовой вариант в Чечне, он лично организовал такой "барраж"
<В военном деле так называется подвижный заградительный огонь, как правило,
артиллерии, под прикрытием которого продвигаются наступающие части. В
идеологической войне - один из приемов воздействия на массовое сознание. В
целях прикрытия важного события организуется скандал по совершенно иному
поводу, что отвлекает внимание журналистов и общественности. В результате
общественность оказывается перед свершившимся фактом, и никакие обсуждения
и осуждения не способны повлиять на изменившуюся политическую ситуацию.> в
прессе, что для информации о развертывании боевых частей, случись такая
утечка, просто не найдется места. Тем самым он еще раз подтвердил, что
готов до бесконечности колебаться вместе с "линией Президента".
С другой стороны, отлично осведомленный о степени разложения армии и о
мере готовности Дудаева к длительной партизанской войне, Шеф начинал свою
игру на перспективу.
Ни о каких выборах в условиях затянувшейся карательной экспедиции и
возмущения провинции, которую очень скоро завалят цинковые "грузы-200",
речи быть не может. Как раз к сроку выборов державное кресло под Дедом в
который раз закачается, а в такие моменты, когда расхлябанная телега
Российской империи норовит опрокинуться в кювет и похоронить горластых
пассажиров вместе с суровым возницей, Дед так тянет вожжи на себя, что
только летит в разные стороны кровавая пена. Само собой, придется искать и
наспех карать виновных в "саботаже демократических реформ" и "компрометации
Президента". Вот тогда Шеф и укажет недрожащим перстом опричника на
зарвавшихся и зажравшихся живчиков из "молодых демократов", уже отхвативших
пол-Белого дома и нацеливающихся на Кремль. Вот тогда всем все и
припомнится, и отрыгнется кровью.
"Зря это он. Только дурак считает себя умнее всех! - Подседерцев
осторожно поднес к сигарете зажигалку, пытаясь удержать ее в ходящих
ходуном пальцах. - Те, против кого попер Шеф, просчитали все на пять ходов
вперед. Они сожрут его с потрохами. У мальчиков-демократиков кулаки не с
пивную кружку, но зубки поострее будут! А я тоже хорош, знаю весь расклад
наперед, но и знаю другое - с Александром Васильевичем я до конца. И когда
он уже не будет Шефом, а к этому все и идет, я останусь рядом. Такой уж я
идиот!"
- Мене, текел, упарсин - жизнь твоя взвешена и признана слишком
легкой,сказал он, выдохнув дым.
- Что, Борис Михайлович? - Водитель повернулся.
- Это я так. - Подседерцев потер широкий лоб. Эти слова, в библейские
времена написанные огненными буквами на стене и предсказавшие конец царя
Валтасара, всплыли из памяти сами собой. "Вот голова! До последней минуты
работать будет", - невольно усмехнулся Подседерцев. - Дай-ка мне Гаврилу.
Водитель потыкал в кнопки радиотелефона, дождался ответа и передал
трубку Подседерцеву.
- Это я. - В этот момент по взлетной полосе с ревом пронесся самолет.
Подседерцев проводил взглядом его сигарообразное тело, прошитое
строчкой ярко светящихся иллюминаторов. - Слышишь меня? Давай к "Ш-1",
пошушукаемся.
Он передал трубку водителю. В рации, укрепленной между сиденьями,
трижды тихо пискнул зуммер.
- Отстрелялись, Борис Михайлович, - облегченно вздохнул водитель.
Через минуту по шоссе от профилактория пронеслись два джипа, аккуратно
прикрывающие зажатый между их литыми буйволиными телами серебристый
"мерседес".
- Дай команду, пусть бригада сворачивается. Всем на базу. -
Подседерцев откинулся на кожаный подголовник. - А мы остаемся.
Когти Орла
В маленьком чуланчике, заваленном некогда белыми халатами и пустыми
коробками из-под лекарств, было душно, нос резал концентрированный запах
больницы. Еще до приезда Ашкеназй Максимов тщательно осмотрел их будущее
убежище и, верный правилу - никогда никуда не входить, не подготовив путь
отхода, первым делом перекусил медицинскими клещами шапки гвоздей на
решетке, закрывавшей маленькое оконце. Теперь сорвать ее было делом одной
секунды.
Протиснуться в узкий проем ему труда не составило бы, с Кротовым
пришлось бы помучиться. На самый крайний случай, если времени будет в
обрез, Максимов решил попросту выбить раму самим Кротовым, конечно, не
совсем вежливо по отношению к пожилому человеку, зато быстро и эффективно.
Оставаться на линии огня, пока Кротов, кряхтя, будет забираться на
подоконник и возиться с заклинившими шпингалетами, желания не было.
Кротов вытер взмокшее лицо и вздохнул:
- Скоро они там?
- Терпение, доктор Менгеле, - усмехнулся Максимов, Кротов так и не
успел снять белый халат. - Мама не хотела, чтобы вы стали врачом? Вам бы
пошло.
- Я сирота, Максим. - Нервное напряжение, наконец, сказалось, пальцы
Кротова заметно дрожали. - Покурить бы.
- Поставят к стенке - дадут сигаретку, - ровным голосом произнес
Максимов.
- У вас юмор могильщика.
- А у вас оптимизм возницы катафалка.
- Сколько нам еще сидеть? - Кротов осторожно поправил под собой
коробку. - С меня уже семь потов сошло! - Он рванул верхнюю пуговицу
рубашки, оттянул вниз узел галстука. - Не могу больше! Чего мы ждем?
- Не дергайтесь. Кротов, дайте ребятам свернуть бригаду обеспечения.
- Какую еще бригаду?
- А вы думали, нас без присмотра оставят?!
- О, господи! - тяжело вздохнул Кротов. Максимов ждал: по всем
признакам, у Кротова начиналась истерика, так и должно было быть, людей со
стальными нервами в природе не существует, каждому положен свой предел, а
Кротов уже давно жил за чертой. Он великолепно держался на даче, несколько
минут назад виртуозно "сделал" Ашкенази, словно вместе с Журавлевым изучал
тонкости вербовки в Высшей школе КГБ. Но в этой комнатенке, где сидеть
пришлось, уткнувшись друг другу в колени, под заунывный вой мотора
вентиляционной системы, дребезжащей в углу, Кротов не выдержал. Он до белых
полос закусил губы, сцепил пальцы и уткнулся взглядом куда-то в потолок.
***
Максимов внимательно следил за глазами Кротова, и когда их подернула
мутная поволока, резко выхватил пистолет и прижал холодный цилиндр
глушителя к взмокшему лбу Кротова. Тот дернул головой, будто к нему
прикоснулись каленым железом, Максимов двинул вперед руку и прижал голову
Кротова к кафельной стенке.
- Тихо, Кротов, только тихо! - Максимов щелкнул предохранителем. -
Быстро возьмите себя в руки. Или я разнесу вам голову.
Лицо Кротова на мгновение омертвело, на нем отчетливо проступили все
до единой морщинки, уголки губ поползли вниз, веки дрогнули и плотно
сжались, собрав в бугорки дряблую пергаментную кожу. Максимов с облегчением
отметил, что у того чуть дрожат остро вырезанные крылья носа, значит, до
обморока от спазма дыхания дело не дошло.
- Все. - Кротов повел слабой рукой, отстраняя пистолет от лба. - Я в
порядке, Максим. - Он длинно выдохнул, как человек, еле вынырнувший из
глубины, и потерся затылком о холодный кафель стены.
Максимов заглянул ему в глаза. Так делает рефери на ринге, когда хочет
узнать, готов ли поднявшийся с пола продолжить бой. Кротов был готов, мути
в глазах не было.
- Ты бы выстрелил? - Кротов проводил взглядом "Зауэр", нырнувший в
кобуру.
- Да, - кивнул Максимов. - У меня приказ стрелять при малейшем
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг