котомки дорожные, разбирали ценные поклажи купеческие, делились золотыми
монетами с грозным атаманом Курбатом.
Тянула к земле сырой сумка с монетами золотыми, тяжелыми. Тревожно
кричали ночные птицы.
Ехал по тайге всадник. Не узнать в нем Афоню в дорогом костюме
краденом. На руке печатка - перстень, камнем сверкает редкостным. Торопит
коня наездник, хлещет по крутым бокам витою плеточкой. Достает фляжку с
чужим вином, прихлебывает по пути домой. Расступился лес у реченьки,
небольшого ручья Афонина. Здесь стоит изба просторная, им самим она
излажена.
"Эй"! - кричит удалый молодец. - Отворяй ворота, Марфушка!"
Тишина в усадьбе, ни петух не кричит, ни коровка не мычит. Пусто и
холодно, никого нет живого, только мышки шуршат по углам нетопленным.
Прошелся Афоня по своей усадьбе, всюду пусто, хоть шаром покати...
Разложил на столе золотые деньги награбленные. Призадумался, притих:
"Кто-то теперь их тратить станет, только не семья моя любезная! Не
увидел я жены своей, Марфушки заботливой, и сынка, Афонюшки малого".
Размышлял разбойник, думу печальную думал.
Выпил из фляги вино заморское, стащил с плеч кафтан чужой и начал
стылую избу топить.
Бобылем зажил Афоня. Коптит небо грустное.
Однажды поехал дрова заготовлять, далече ехать не пришлось, всюду
тайга. Выхватил острый топор и давай деревья валить. Сучья обрубил, на
поляночку сложил тогда и присел отдохнуть. Сморило его от работы, забрался
Афоня на телегу, кожушком прикрылся и задремал. Журчит рядом ручей
пречистый, птички поют, убаюкивает разбойника размеренный шепот текущей
воды.
Снится разбойнику дивный сон золотой. Будто вышло из-за тучи солнышко
жаркое, греет радостно. А к телеге подходит сыночек его, ненаглядный
маленький Афонюшка... Светлые кудряшки до плечиков, ножонки в лапоточках
маленьких по седому мху таежному медленно ступают. Узнает отец кафтанчик,
шитый матерью, только теперь он разорвался местами, вместо цветного кушачка
нищенской веревочкой опоясан. Бродяжья сума драная из холстины перекинута
через плечико.
Обожгло совесть разбойника. Сердце замерло.
Говорит Афоня маленький, к батюшке своему обращается: "Здравствуй,
любезный батюшка! Как живется тебе на белом свете без меня? А я за подаянием
теперь хожу за Христа ради. Маманька от работы тяжелой померла, а меня и
приютить некому, сиротою мыкаюсь по чужим дворам".
Исчезло видение. Вскочил отец-лиходей, протер глаза сонные, осмотрелся
вокруг. Видит: сидит на бортике подводы зверек-соболек. Смотрит на него
веселыми глазками блестящими, прямо в душу грешника заглядывает.
Перекрестился со страху Афоня, словно гром небесный услыхал. Хотел погладить
зверька, протянул руку, дотронулась его рука не до меха пушистого, а до
плечика детского...
Соболек с подводы прыгнул, в чащу побежал. Смотрит ему вслед Афоня и
видит: не соболь меж травы петляет, а родной мальчик его в сером кафтанчике
с заплечною сумою бежит.
Закричал несчастный отец на весь лес, заплакал: "Приди, сынок, к бате
своему! Возвратись, родненький!"
Но только эхом вернулся голос его из чащи лесной. Рассыпались звуки,
затих Афоня. Из ручья воды напился и к дому направил телегу свою.
Но снова и снова приходил Афоня к ручью, надеясь увидеть сыночка своего
милого. Манило таинственное видение...
Вскоре на ручье серебряном вновь чудо случилось. Встретил Афоня соболя
глазастого, сидящего на бережку, у воды. Словно дожидался чудесный зверек
измученного совестью отца. Подходит к нему охотник, а соболек не побежал, не
спрятался. Протянул руку страдалец наш, погладить мех пушистый. Только рука
Афони опять детского плеча коснулась, а не меха соболиного!
Закричал родитель от горя, заплакал горько. Вдруг видит Афоня: сынок
его рядом стоит, тоже плачет. Услышал отец детские слова: "Разлучила нас,
батюшка, жадность твоя. Не бывать мне взрослым парнем, не расти в любви
родительской. За кровавые грехи отца стал я вечным пленником в глухой
тайге". Затих голосок тоненький, взрослой мудростью наполненный. По ручью
ушел сыночек его, мальчик-соболек.
Зарекся тогда Афоня на ручье соболей убивать. А вскоре открылся ему
путь жизненный. К людям пришел разбойник прежний. Добрым крестьянам поведал
боль свою, рассказал горе. Отвели они его к старцу мудрому, старцу из скита.
Совета просил страдалец с покаянием. А старик молился за него. Передал
старик разбойнику волю Бога: "Злодейство добрым делом омыть, обустроить на
золото украденное церковь святую в остроге для людей. От чистого сердца
деньги отдать, не пожалеть. После добрых дел можно надеяться на просимое
снисхождение".
Поверил обновленным сердцем Афоня старцу мудрому. Собрал золотые
червонцы в суму дорожную и отвез в острог деревни Ольгино, где в железах
сидел.
Возвели в деревне Ольгино храм высокий и красивый, церковь тюремную,
деревянную... В куполах играло солнышко, раздавался звон серебряный
колокольцев с резных башенок. На открытие церковное собралось народу
множество. И поведал новый батюшка народу страдание родительское, страдание
Афонино. Случилось чудо долгожданное.
Привели люди к церкви маленького нищего мальчика. Встретились отец и
сын для вечной радости, закончилось безрадостное скитание сыночка Афонина.
Воистину не забыл Господь раскаяния чистосердечного, искреннего. Прославил
тогда Афоня Бога за все, зарекся изводить пушистых соболей, сам сторожил
чащи заповедные.
На ручье своем, Афонинском, не позволял он, бывший разбойник,
охотиться. Послушали сибирские охотники настрадавшегося человека,
отступились от зверьков благородных. Вдоль ручья Афонина получилось место
запретное, где соболей много водилось и обычных, и черных. Устраивали там в
буреломных завалах черные соболя гнезда, выводили соболят. Любовались
охотники красотой зверька благородного, меха блестящего, черного. Слава о
редком соболе далеко улетела и достигла людей государственных.
Потому на гербе Сибири изображены два черных соболя среди снежных,
белых просторов. Рядом с золотой короной царскою стоит черный соболь,
гордость нации.
А заповедник народный и сейчас добрые люди берегут, заповедником
Богунайским называют.
ДЕВУШКА СЕЛЕНВЕЙ
На берегах чистого и прозрачного Кана с давних времен жили татары
сибирские. Занимались разными промыслами, в юртах кочевников жили, поселения
свои называли улусами. Промыслы у татар таежные были: охота, рыбная ловля,
собирательство лесных плодов и ягод.
В то время непуганая птица в тайге водилась: рябчики, глухари, утки
разных пород, лебеди и гагары. Звери в большом изобилии населяли таежные
урочища: горностаи, куницы, белки, ласки, лисы, не только рыжие, и
черно-бурые также.
Реки тогда полноводнее текли, а после, из-за вырубки тайги в верховьях,
обмелели.
Первые поселенцы сибирские общались с кочевыми татарами. Народ этот с
одиннадцатого века жил под властью хана. Столица властителя стояла на реке
Тобол, называлась Сибирь. В переводе с языка тех народов на русский означает
"изобильная".
После того, как столицу ханскую покорили, всю территорию Сибирью
называть стали.
Рассказ этот о сибирской девушке, жившей в татарском улусе на берегу
притока реки Кан. Татары отличались от других народов Сибири: зырян,
остяков, нанайцев, манси.
До нашего поколения память стариков сохранила сказание о татарской
девушке по имени Селенвей. Селен - означало "белый, снежный". Полностью имя
означало "снежинка чистая".
Родители девушки умелыми рыболовами были. Отец девушки Селенвей
занимался промыслом торо. Заключался промысел в том, что крупные осетры
привязывались веревкой к лодке рыбака. После рыбак плыл на лодочке в крупный
город, где и продавал живую рыбу. Архивные документы краевого музея
утверждают, что до самого 1934 года можно было недорого купить рыбу на
веревке величиной с доброго кабана.
Получая за свою работу монеты, отец часто дарил их любимой дочери на
монисто.
Много красивых монет звенело в нагрудном монисто Селенвей! Любили
заботливые родители дочку, красиво одевали ее.
Шерстяные шапочки из цветной шерсти покрывали волнистые косы девушки.
Нарядные шелковые юбки, шаровары, расшитые бисером чувяки, кружевные
блузки - все имела Селенвей.
Природа щедро одаривала трудолюбивых и смелых. Отец девушки не знал
ружья, охотился с луком. Но стрелы его поражали зверя на большее расстояние,
чем нынешнее ружье.
Лучшие меха дарил родитель Селенвей, жилетки из горностая и соболя
украшали девушку.
Счастливо жило таежное племя. Но пришла беда в татарский улус.
Принес с монгольских пустынь ветер хакас страшную болезнь, черную оспу.
Никто не знал, как спастись от болезни. Вымирали улусы, гибли люди, опустели
деревни.
Никого не щадила черная болезнь. Приблизилась она и к татарскому улусу.
В минуту тяжелую обращаются люди к опыту предков своих. Так случилось и
в селении, где жила Селенвей. Собрал вождь татарского племени старых людей,
бывших охотников, рыболовов, камнерезов.
"Вспоминайте, случалось ли прежде несчастье такое, как сейчас? Как
спасались предки наши?" - спросил достойный вождь. Задумались старцы,
полистали книгу памяти.
Тогда самый старый человек, бывший шаман племени, сказал: "Предки наши
поклонялись богам, которые забыты сейчас. Боги эти разгневались на гордых
людей. Нужна жертва человеческая, такая, какую и сейчас приносят своим богам
за Голубым проливом алеуты. Только жертва должна быть добровольной,
человеческой. Девушка, чистая как снег, пусть принесет себя в жертву!"
Замолчали все в собрании благородном, печально головы опустили.
"Страшные слова сказал шаман Масуд!" - воскликнул потрясенный вождь
племени.
"Другого выхода не знаю!" - возразил грозный шаман.
На следующий день распорядился вождь привести в его белую юрту всех
девушек. Робко вошли девушки к могучему вождю, опустили долу очи темные, не
смеют взглянуть на повелителя. Красивы девушки татарские! Косы длинные бегут
под покрывалами кружевными, завиваются на концах, украшенные цветными
лентами, блестящими бусами. Соболями брови разбегаются, нежные щечки алеют
от волнения.
Вождь поведал им волю шамана, предложил одной из них отдать собственную
жизнь за жизнь других.
Замерли от ужаса девушки. Кому захочется умирать!
Каждая уже о женихах думает, о будущей свадьбе. В сибирский край
долгожданная весна пришла, лебеди прилетели, на озерах курлычут. Природа
цветет вокруг!
"Нет, - отказались девушки. - Не согласны".
Селенвей находилась вместе с другими в белой юрте вождя.
Грустная ушла она в юрту родительскую. Мать сердцем почувствовала беду,
забеспокоилась, спрашивать стала. Рассказала Селенвей разговор с повелителем
грозным.
"Возможно, обойдется без жертвы, минует черная болезнь наш улус!" -
успокоила доченьку заботливая мать.
Вскоре в их жилище пришел жених девушки, красавец и воин... Крупные
черные кудри обрамляли его загорелое лицо, стройную фигуру украшал вышитый
замшевый халат. Пришел юноша повидать любимую, узнать, что случилось, для
чего вождь собирал девушек племени.
Разговаривали молодые влюбленные долго, сидя у быстрой воды. Сверкают
речные струи бликами солнечными, птички поют, подснежники расцветают.
Хорошо! Зачем только старые говорят о страшном?
Текло время. Забыли девушки о разговоре в белой юрте татарского вождя.
Но однажды не дождалась влюбленная Селенвей милого своего жениха на
свидание.
Когда пошла девушка Селенвей к юрте любимого, то увидела старую мать,
будущую свою свекровь.
"Что случилось?" - воскликнула испуганная Селенвей, открывая полог
юрты.
В сумраке жилища едва различалась разбросанная постель. Селенвей
наклонилась к подушкам... На постели без чувств лежал ее жених со следами
черной болезни на прекрасном лице.
Закричала бедная Селенвей раненой птицей, побежала прочь, к высоким
скалам прибрежным.
"Никто не спасет любимого, кроме меня самой!" - думала Селенвей в
тревоге о любимом. Стойко прошла девушка мимо юрты родительской и продолжала
путь к обрывам на Богунае.
Молчали каменные громады, затихли птицы, когда поднималась красавица на
самый высокий утес.
"О боги! - закричала девушка. - Видите, как тяжело мне! Дайте знаки
божественные, что не напрасна жертва моя, что правильно поступает несчастная
девушка Селенвей!"
Тотчас на светлом небе рядом с сияющим диском солнца появился узкий
серп серебряного месяца. Это было знамение...
Бросилась с утеса вниз девушка Селенвей и разбилась о камни.
Выздоровел вскоре заболевший юноша, стал искать возлюбленную. Люди
племени указали ему, что Селенвей убежала к страшным скалам, каменным
громадам.
Отправился туда жених девушки, увидел лежащую на камнях Селенвей.
Бережно поднял девушку и горько заплакал.
"Боги! Вы взяли ее чистую душу, чистую снежинку мою, девушку Селенвей!
Сделайте же что-нибудь, чтобы память о ее подвиге не исчезла!"
Неожиданно упал тогда со скалы водный поток, засверкал брызгами
бриллиантовыми, умыл слезы юноши скорбящего. Вечно падает со скал вода,
повторяя путь сибирской девушки каждый миг времени.
Водопад на Богунае! Красивейшее место нашей тайги! Виден в мокрые
туманы силуэт тонкой фигурки в скалах, девичьей фигурки. Душа невинная
прилетает сюда, чтобы увидеть родные просторы.
Берегут сибиряки память о девушке, чистой, как белая снежинка, о ее
преданной любви, не пощадившей даже собственной жизни ради любимого.
Забыли потомки имя властного вождя и жестокого шамана, но осталась
память о девичьем подвиге, о жертвенной и нежной любви.
БОБЫЛЬ СИБИРСКИЙ
В давние времена одиноких мужчин в Сибири бобылями называли. Считалось
тогда, что бобыль испорчен одинокой жизнью, жизнью ради собственной
личности. Не способен бобыль отдавать последнюю рубаху ради благополучия
родных людей, ради семьи своей.
Многое из правил старых полезно знать и современным сибирякам.
Жил однажды такой бобыль в дальней деревушке сибирской. Звали парня
Микола.
Любил Микола вдоль главной деревенской улицы прогуляться, себя
показать, покрасоваться, повеликатиться. Микола ростом высокий, собой
чернявый, волос не кудрявый, но волной пышнится, лицо белое. Из охранных
казаков Микола родом был, а как разбойников в Сибири к порядку призвали, так
люди служивые, охранные вроде не у дел оказались. Некоторые крестьянствовать
стали, а у Миколы батюшка молодым в мир иной преставился, не успел сыночка к
работе приучить. Охранной работы не нашлось для парня, а другой не пожелал
Миколушка.
Завидовал в душе своей Микола мужичкам с крепким хозяйством, с
достатком в доме.
Самому-то обустроить подворье неохота, лень одолела. А время летит,
годы подошли, стареть парень начал. Первой забеспокоилась мать, престарелая
Варвара:
"Послушай меня, сынок-бобылек! Сколько можно гулеваниться? Жениться
тебе надо. Женишься - остепенишься! Мне легче будет. Женись, прошу тебя,
Миколушка!"
Варвара престарелая надеялась, что сосватанная девушка будет парню
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг