шумок за добычей стремился. Особенно свирепствовали китайские отряды,
безжалостно убивая всех подряд, без разбору, не жалея ни красных, ни белых.
Китайцы особенно охотно исполняли казни над царскими офицерами, они же и
Смольный стерегли, за плату, конечно. Тогда и решили военные спрятать
золотой запас России, укрыть так, чтобы плохим людям он не достался.
Адмирал Александр Васильевич продумал таинство укрытия золота,
колчаковского золота. Великого ума был человек, из-за лихого времени не
понятый.
Вместе с ним жила тайна, сибирская загадка века.
Первую золотую поклажу отправили секретно на Восток, в Японию. Но
русский адмирал терпеть не мог японцев после боев с ними в Порт-Артуре, и
если бы не обстоятельства, никогда бы не пошел на это. Много раз отказывался
от лечения в Японии, хотя боевые раны уносили здоровье.
Вторую часть золота России отправили поездом в Иркутск.
Третью часть укрыли в наших краях. Почему сюда держал путь адмирал
Колчак? Потому что тогда в чащи таежные, в скит Богунайский поселились
духовные наставники древней веры. С ними, священниками, отцами духовными, по
обычаю русских моряков, держал совет адмирал в последние дни своей жизни. По
свидетельству очевидцев, он посетил старцев на Богунае в Рождество, седьмого
января, а погиб в феврале этого же года.
В таежном скиту Богунайском скрывался под видом простого священника
член Святейшего синода Русской церкви митрополит Филарет, их святейшество,
по титулу. При нем находились епископы: Никодим, Сергий и Николай. Старцы
эти скрывали имена собственные, не имея сил для борьбы с новой властью по
старости и немощи.
Рассказывает Зита Яновна Брэмс: "Проживала моя семья на хуторе Нижняя
Лебедевка, на берегу Кана. Родители, переселенцы из прибалтийского города
Каунас, отец, Ян Янович, и мать, уехали в Верхнюю Лебедевку к родственникам
на свадьбу. Под присмотром старших сестер, малые дети были дома, на печке
играли в куклы. А на улице мороз стоял сильный, самое Рождество, седьмое
число. Утром ранним раздался громкий стук в замерзшее окно кухни. В то время
событие большое, потому что на хуторе жила всего одна семья, наша. Выбежали
белоголовые дети на деревянное крыльцо, да и замерли от удивления. Предстали
перед нами военные в погонах золотых. Некоторые и в простых тулупах, в
высоких меховых шапках, перетянутые кожаными ремнями. У многих длинные сабли
в ножнах и ружья, заиндевелые от стужи... Попросили они разрешения у старших
сестер на постой, чтобы обогреться и приготовить походную пищу в нашей печи,
а также раненых оставить в нашем доме, тех, что идти не могут".
Впустили сестры военных и послали младшего брата Роберта на хутор
Верхняя Лебедевка за родителями.
Разговаривал важный офицер с отцом Зиты Яновны, поведал, как оказались
колчаковцы на маленьком хуторе.
Золотой обоз из двенадцати подвод подошел к устью Барги, месту ее
впадения в Кан, когда показалась над мерзлым льдом талая вода, сверху льда
канского. Для лошадей невозможное обстоятельство. Промочили лошади ноги,
стали отказываться идти, а вскоре совсем встали. Нужно было время подлечить
коней, а его не имелось, обоз догоняла лихая погоня. Пока есаул разговаривал
с родителями, пришедшими от родственников, солдаты хлопотали у жаркой печки.
Продукты у колчаковцев свои были, консервы разные, даже мороженый хлеб в
коробах плетеных. Скинули господа офицеры тулупы и шинели, грелись у жаркой
печки. Самый главный, высокий военный, пожилой, в мундире красивом, награды
сверкают золотом и каменьями яркими. Российский гость в богатом мундире
долго рассказывал хозяевам хутора о бедственном своем положении, о том, что
с новой властью договориться не могли о мире, о товарищах погибших, о
трудных временах, даже - о заболевших лошадях. "Выручайте нас лошадями, а
больных заберите, они еще и поправятся!" - просил военный.
Отдал отец простых тягловых лошадок золотому обозу адмирала Колчака.
Кроме того, попросил главный офицер провести его тропками таежными в скит на
Богунае. Трое военных встали на охотничьи лыжи и пошли за отцом на Богунай,
в скит к старцам из дальних краев, здесь оказавшихся по несчастью... Старцев
тех знал храбрый адмирал по Петербургу, там, перед военной экспедицией в
Порт-Артур, они освящали боевые корабли, служили молебен в честь русского
войска.
Долго ли, коротко ли беседовали старцы с военными, но точно известно,
что не одобрили старцы дальнейшее кровопролитие, только к вечеру восьмого
января все вернулись на хутор.
Морозной ночью колчаковцы переложили дубовые ящики с царскими гербами
на новые санные повозки при свете факелов. Каждый ящик четыре добрых казака
еле несли. Бережно укрывали ящики эти одеялами суконными и соломой от
любопытных глаз.
Вскоре уехали колчаковцы вместе с главным предводителем, оставив в
горнице литовского дома пятерых раненых, которые еще и обморожены оказались.
Лечили их родители, лекаря вызывали, но дальнейшая судьба солдат неизвестна.
"Вскоре после отъезда колчаковского обоза появились мужички с деревни
Ильинка, те, которые частенько у моего отца брали в праздники ячменное пиво.
Они зашли в дом, когда родители отлучились по делам, а младшие дети одни
были. Трое здоровых мужчин стали снимать с раненых колчаковцев верхнюю
одежду. Кители на них красивые были, наверное, дорогие. Полушубки раненых и
меховые сапоги лежали недалеко от их постелей, на деревянной лавке. Раненые
не давали раздевать себя, особенно сопротивлялся старый военный, который не
хотел дарить ильинцам свои сапоги. Непокорный пытался встать, но не смог и
неожиданно заплакал, но и слезы его не разжалобили грабителей", - вспоминала
Зита Яновна.
Помнит Зита Яновна, как вместе с отцом ходили на берег Кана в лютый
мороз к оставленным на берегу колчаковским лошадям. Лошади лежали в разных
местах, недалеко друг от друга, жалобно ржали и смотрели лиловыми глазами,
не в силах подняться, покрытые инеем и снегом.
Отец, как хозяин, принялся каждый божий день носить корм благородным
животным. Нагревал заботливый хуторянин Ян Янович в большом котле ключевую
воду, усердно возил на санках к берегу реки. Отпаивал лежащих лошадей,
кормил их толченой картошкой, овсом, клеверным зеленым сеном. Березовым
голиком сметал с них снег, укрывая на ночь войлоком.
Однажды, ранним утром, все трое, сказочной красоты кони, встретили
своего хуторянина, стоя на собственных ногах. Радость-то была! Теперь можно
было рассмотреть их. Оказалось, что армейские оставили двух жеребцов хорошей
породы и настоящее сокровище - кобылицу красной масти. Изумительной красоты
была высокая кобылица. На груди белая манишка. На лбу белая звездочка, а на
тоненьких точеных ногах носочки беленькие. Стала чистокровная красавица
украшением литовского подворья. Под уздою пританцовывала она, изящно
перебирая точеными, в белых носочках, ногами. На ее лоснящуюся шерсть,
шелковистую гриву и белую манишку невозможно было налюбоваться.
Подошло время, и родила кобылица такого же прекрасного ретивого
жеребенка. Надо сказать, когда отвез Ян Янович Брэмс молодого иноходца на
Канскую ярмарку, то с большой славою продал молодого коня, выручив много
денег. Накупил девчушкам пестрых тканей, платков шелковых, сапожек. Для
девчушек счастье!
Но какова судьба адмирала Колчака? После беседы со святыми старцами на
Богунае, решил он отстраниться от военного дела. Распустил своих казаков,
покрыв великим таинством судьбу золотого обоза. Видели его в Канске. После
железною дорогою добирался до города Иркутска. Здесь сведения противоречивы.
Одни документы утверждают, что пленили адмирала, другие, что он сам пришел в
Совет народных комиссаров, желая остаться в России, хотя бы и после
судебного разбирательства. Надеялся на перемирие с новой властью.
Арестовали Александра Васильевича, поместили в тюрьму города Иркутска.
В общей камере с ним вместе находились русские офицеры, даже один член
Государственной думы.
Прошел слух, что к городу приближается отряд казаков, узнавших о
пленении их адмирала, Главнокомандующего Белой армии в Сибири. Тогда и
затянулся зловещей петлею вопрос о казни адмирала. Суд собирать не стали.
Решено было предать классового врага в руки уголовных беззаконников.
Неизвестные люди, пользуясь паникой, отворили двери всех тюремных камер.
Адмирал и в тюрьме был в военной форме, золотых эполетах, дорогих орденах с
бриллиантами, золотыми перстнями. Поэтому уголовники с радостью согласились
расправиться с русским адмиралом, ими руководила обычная жажда наживы.
Кто-то боролся за Советскую власть, а кто-то просто наживался на смуте и
неразберихе.
Вывели на реку Ангару, к ледяной проруби, сорвав золотые кресты и
ордена.
"Последнее желание можешь сказать!" - закричали ему в лицо уголовники.
"Только не вам слышать мое желание!" - ответил с достоинством адмирал.
"Дайте ему повязку на глаза перед смертью", - распорядился организатор
казни.
"Не надо", - возразил Колчак. От него потребовали рассказа о золоте
Российской империи. Избивали. Сорвали заслуженные в боях награды морского
офицера. Связанного, столкнули его в ледяную прорубь реки. Вынесла река
Ангара тело адмирала на берег, похоронили его на сибирской земле вдали от
Балтийского моря, на берегу которого вырос морской офицер, непонятый своим
народом, непонятый новой властью, не желавший гибели державы Российской, за
которую воевал.
Вместе с ним умерла тайна золотого обоза, золота, предназначенного на
обустройство армии. В то время не сподобил Господь растратить драгоценный
металл. Может быть, понадобится золото в другое, еще более тяжкое время для
российской армии, тогда и обнаружат клад адмирала. Золото на хорошее дело
найдется, а от плохого спрячется. Ждет в нашей сибирской земле достойных
преемников золотой запас адмирала Колчака.
ЗОЛОТЫЕ ДРАНИКИ
Широко раскинулось поросшее кустарником и молодыми березками кладбище.
На входе скрипит сорванная с петель ржавая калитка, шумят старые,
раскидистые сосны. Здесь раздолье птичкам певчим, чудесные голоса певчих
птиц, встречающих радостно каждый новый день, создают многоголосье. Голоса
дроздов, свирели малиновок, нежные, негромкие жалейки синиц наполняют
неповторимой музыкой воздух. Нет ни единого лишнего звука. Почему же песни
человеческие не сливаются в радостную музыку? Всегда звенят свирелями
радостные и трепетные голоса. Радуется человек всякой малой пташке, но
почему в жизни стремится человек к насилию, чтобы все пели только на одну
ноту? Не сама ли великая природа дает людям пример великодушия и красоты!
Редко тревожат люди эти владения. Зреют и опадают никем не собранные
ягоды душистой смородины на кустах, клонится к земле спелая черемуха...
Легкий ветерок играет высокой травой, задевает фарфоровые колокольчики на
необычных памятниках. Откуда в таежном краю розовые фарфоровые венки с
маленькими колокольчиками? Кто нашел вечное упокоение на богунайском
кладбище? Тихо стоят приходящие сюда, слушая нежный звон тонкого фарфора...
Это кладбище японцев, работавших на руднике, на Богунае. Здесь нашли они
вечное упокоение, в холодной земле сибирской...
Случилось, что привезли в наши края пленных японцев и китайцев, человек
четыреста, а может быть и немного больше. Китайцы за японцев воевали как
наемники, потому и попали в полон вместе с ними. Доверили пленным
заготовлять бревна в тайге для шахтной крепи, потому как подземные галереи
шахт на Богунае нуждались в лесе крепежном.
Золото тогда двух видов добывали: рудное и самородное. Вот для добычи
рудного и построили шахту, проходчиков обучили, а для крепления подземных
выработок лес заготовляли.
На жительство построили пленным бараки, подальше от основного поселка
богунайского, поближе к лесу. Работали пленные в дремучем лесу, в тайге,
случалось, и находили самородное золото, потому тайга глухая была, не
освоенная людьми.
Сибирские женщины жалели чужестранцев, иногда приходили к ним,
бедолажным, страдающим от морозов, ветров, жестокого сибирского климата.
Появлялись женщины в праздники церковные, а то и просто в выходные,
приносили угощение скромное, потому время военное. В те годы с
продовольствием неважно было. Собирали капустку соленую, грибочки в
баночках, картошку вареную и жареные драники. Японцы особенно их любили и
всегда просили женщин побольше драников приносить. Часовые с терпением
относились к посетителям, понимали трудное положение пленных, возможно, и
сочувствовали им. Не могли нежные японцы холод сибирский переносить, умирали
десятками от простуды и болезней.
Одна молодая сибирячка узнала о том, что пленные японцы и китайцы
меняют зажигалки на продукты питания, что на картофельные драники можно
выменять зажигалку. Звали девушку Варварой, а жила она в деревеньке
Высотино, у речки Ин-Кала. Заневестилась девушка перед самой войной, да
какие женихи в лихолетье народное? Засиделась Варвара в девицах, да можно ли
о том грустить, когда у всего народа испытание тяжкое? Проживала Варвара с
бабушкой в родительском доме, а родители ее умерли до войны.
Приближался праздник Нового года и Рождества. И надумала девушка
Варвара пойти в воскресенье посмотреть пленных японцев на руднике
Богунайском. "Нелегко им, наверное, без родственников! - рассуждала Варя. -
Мне самой досталась доля сиротой расти, других сама жалею!"
Принарядилась Варя из бабушкиного сундука, благо бабушка разрешила
старинные одежды примерить. Одела кофту узорчатую, сарафан шерстяной, с
вышитой по подолу каймой, маленькую соболью шапочку с цветком из речного
жемчуга, платок кашемировый с цветами яркими. Полушубок белый, вышитый
крученой серебряной ниткой, сидел на ней как влитой. Бабушка глянула и
ахнула: "Варварушка! Красавица моя!"
Стоит перед ней девушка нарядная, синие глаза звездами блестят, коса
из-под платка цветного ниже пояса по спине растекается, золотистая, в
завитках. А уж фигура! Стан девичий белый полушубок охватил, вышивка
серебряной сканью по рукавам и застежке узором кружавится... Вытерла бабуля
слезы радости, пошла в сенцы и достала спрятанные до времени унтайки из
оленьего камуса с бисерной каймой вышитой: "Надевай, внученька, тебе
берегла!"
В воскресный день отправилась Варя на грузовике до деревни Усть-Барга,
там по тропке через замерзший Кан до рудника недалеко, стежки в снегу
проторены людьми сибирскими. Добралась Варварушка до рудничной конторы и
сразу японцев заприметила: они от снега дорогу на рудник расчищали. Часовой
возле них стоял, на ружье, как на палку опирался, в людей не целился.
"Дозвольте мне с пленным поговорить!" - попросила девушка. А часовой и
спрашивает: "Кем ты ему будешь, сестренка или невестушка?"
"Невестушка, вот этому!" - засмеялась Варя и показала на молодого
японца с деревянной лопатой в руках, возле самой дороги, она его еще пока
шла заприметила. Показала, а сердечко забилось в груди, как голубка сизая в
клетке, кровь жаркая в голову ударила. Развернулся конвойный, крикнул: "Ю
Фань! Ко мне!"
Закивал молодой японец, заулыбался, приблизился к часовому, а тот ему
на Варю указывает. Смотрит японский паренек и видит: стоит перед ним
красавица, прямо сказочная. Ресницы инеем опушились, очи синие звездами
горят, маленькая шапочка соболья цветным платком покрыта... Смотрят молодые
друг на друга, сказать ничего не могут... Забыла девушка, для чего ей
надобно было японского парня увидеть. Улыбнулась она тихо, узорной варежкой
взмахнула и подала пленному корзинку с продуктами.
Смотрела красавица в смородиновые глаза парня, ничего вокруг не
замечая. Иней покрывал шапку японца, плечи и рукава. Грустные темные глаза
его застыли от удивления. Варя промолвила с трудом: "Драники там горячие, в
полотенце укутаны!"
Парень закивал, взял корзинку, приложил ее к груди и низко поклонился
девушке. А она отвернулась и побежала заснеженной стежкой, чтобы не увидел
конвойный крупные ее слезы, что текли по щекам девичьим.
Через два часа вернулась Варенька домой, упала в перины пуховые, долго
плакала. Думала о судьбе своей девичьей, о разрушенном женском счастье, обо
всем сразу. Виделся ей одинокий парень японский, стоящий на морозе без
шарфа, в картонных ботинках и тканевых рукавицах... И такой жалостью девичье
сердце сжалось, что наутро отправилась Варя в старый сарай. Достала с
чердака овечьей шерсти непряденой, белой, черной, серой и принесла в дом
целый мешок. Занялась прясть и вязать теплое.
Зимой темнеет рано. Пряла Варенька пряжу и думала: "Имячко у парня
странное - Ю Фань! Может быть, на Ванечку отзовется?" Парень ей молодым
показался, не старше двадцати лет.
Пролетело времечко, снова воскресенье наступило, побежала Варенька
ножками быстрыми на прииск богунайский... Снова пришла она на рудник на
Богунае, по заснеженной тропке к деревянным баракам, где пленные японцы и
китайцы проживали. Издали заметила Варенька Ю Фаня, поджидавшего ее возле
входа в барак. Увидев ее, приблизился к часовому Ю Фань и сказал ему что-то,
улыбаясь, на чужом языке. Строгий конвойный позволил им поговорить, но
недолго.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг