сего посреди боя... это понятно.
- Ну раз понятно, стоит ли дискутировать дальше? Это день даже не
завтрашний, а одному богу ведомо какой. Нужен прежде всего портативный
источник энергии, желательно ядерной, чтобы такой вот механизм получил
право на жизнь хотя бы в теории. Все, что показывают нам в Японии на их
выставках, конечно, красиво, впечатляюще, но по большому счету
несостоятельно, как только речь заходит об автономии.
- Я смотрю, ты крепко владеешь вопросом, Антон? - усмехнулся
Барташов. - Не совсем еще состарился, значит...
Последнее замечание подействовало на Колвина угнетающе. Весь его
энтузиазм как-то вдруг пропал, словно в нем загасили некую искру прошлого,
вспыхнувшую было с прежней силой.
- Да, я владею вопросом, - с внезапной угрюмой резкостью ответил он. -
Ты ведь знаешь, чем я занимался после Кавказа...
- Знаю. - Из-под добродушно-расслабленной личины Барташова вдруг на
мгновение пробилось совсем другое выражение - словно блеснули из-под
овечьей шкуры здоровые белые клыки матерого волка. - Потому и приехал, -
впившись взглядом в осунувшееся лицо Колвина, произнес он. - Думаешь, у
меня нет спецов, способных прокомментировать эту запись? Ошибаешься -
есть, - не дождавшись ответа, произнес он. - Ты же умный мужик, Антон,
неужели не понял, каких объяснений я от тебя жду?
Колвин не ответил. Он сидел, упершись взглядом в пустую рюмку. В ее
хрустальных гранях плавился и преломлялся приглушенный свет настенного
светильника.
- Значит, получается как, Коля? - вдруг глухо спросил он. - Когда
нужно было лечить ребят, искалеченных на войне, мне сказали что? Нет денег,
страна в заднице, сиди, мол, со своими разработками и не рыпайся, без тебя
проблем по горло... А теперь, значит, деньги есть? Или жареный петух
приложился к одному месту?
- Не ерепенься, Антон, все мы прошли через перестройку, развал армии.
И жизнь была поровну на всех... Думаешь, "Гаг-24" единственный
законсервированный объект ВПК? Думаешь, меня или кого-то другого гладило
все эти годы по шерстке?
- Гладило! - с необъяснимой вспышкой ярости вдруг произнес Колвин,
резко вскинув седую голову. - Про тебя не возьмусь говорить. А тех, кто
загнал наших ребят в Чечню, предварительно накормив боевиков Дудаева
оружием?! Кто разбазарил страну за несколько лет? Они кайфовали и кайфуют
до сих пор, в то время как молодые ребята без ног сидят у станций метро на
деревянных каталонках! Я ведь мог дать им ноги, мог, но на это не оказалось
денег - деньги были только на новые "Мерседесы" да на конкурсы красавиц!
Он резко замолчал, понуро глядя в пол. Лицо Антона как-то вдруг
осунулось, постарело, словно разом навалились годы...
- Хорош ты, праведник, - не повышая тона, но с напряжением в голосе
ответил ему Барташов. - Засел тут на ведомственной даче, с "калашом" под
задницей, - не подходите ко мне, обиженный я! Сижу, жру паек, получаю
пенсию, а ты, страна, катись к едрене фене, американцам под
звездно-полосатый флаг за их долбаные окорочка с ветчиной!.. Хорошая
позиция, удобная, нигде не свербит, не дует... Ты же русский, Антон,
опомнись!.. - вдруг достаточно резко напомнил он.
Его слова, очевидно, попали в точку, задев за живое отставного
генерала.
- Я не засел тут! - с возрастающим с каждым словом ожесточением
ответил Колвин. - И на пенсию не озолотился. Вся она там, под землей, в
лабораториях "Гага". Только потому они и живые, что каждый день туда
ползаю, как на работу, - то тут лампочка перегорела, то там вентилятор
завыл. Слесарем тут подвизался на старости лет, все ждал, надеялся, может,
опомнятся, вернутся... Опомнились, вернулись... - с горечью произнес он. -
И опять-таки не калек лечить, не ребят с того света вытаскивать - киборга
им подавай... Да, я могу его сделать, и эта твоя американская поделка уйдет
ржаветь на полку, как только ты им покажешь видео!..
- Да не во мне дело, дурья башка! - Барташов зло сверкнул глазами на
Антона и потянулся к наполовину пустой бутылке, вновь разливая водку. -
Время прошло, понимаешь? - уже спокойнее, примирительно произнес он. -
Страна стала немножко другой, но и мир изменился. Мы из дерьма
выкарабкиваемся, голову опять приподняли, глядь вокруг, а союзников-то
больше нет. Как дали американцам волю в конце девяностых, так они понемногу
и загребли под себя все. Теперь весь земной шар - сфера их стратегических
интересов. По голове долбают - только пыль столбом. Вон, слышал, собираются
первый военный крейсер на орбиту Земли выводить. Для поддержания решений
ООН. А мы теперь кто? Их сырьевой придаток, как какая-нибудь занюханная
банановая республика? Или полигон для экономических экспериментов? Об этом
ты думал?
- Не знаю, думал ли я об этом... - Антон Петрович запрокинул голову,
проглатывая пятьдесят грамм водки. - Я конструировал сервоприводные протезы
костей, совместимые с живой тканью. На это ушли годы. И все коту под
хвост... Что ты думаешь, я считать не умею? Да ты хоть знаешь, сколько
стоит мое изобретение, продай я его за бугор? Миллионы долларов, а ты мне
говоришь про патриотизм.
- Ладно, Антон Петрович, остынь... - Барташов вздохнул, потянувшись за
брошенной на стол пачкой сигарет. - Знаю, что не использовал ты "Гаг" ни в
каких корыстных целях и патент никому не предлагал, знаю...
- То есть как? - Колвин напрягся. - Следили, что ли?
- А ты как думал? - Николай Андреевич прикурил, выпустив сизую струйку
дыма. - Знаешь ведь наше ведомство. Тут на одном доверии, без подстраховки
далеко не уедешь... Как говорится, на аллаха надейся, а верблюда
привязывай... Вон недавно, может быть, видел по телевизору, деятеля одного
показывали, бывший мавзолейный работник, следил за телом вождя мирового
пролетариата... Сейчас знаешь чем занимается? Свою контору открыл, братву
бальзамирует... Вот так-то. И это, скажу тебе, самый безобидный случай. А
ну как ты, обиженный и непонятый, туда же пошел бы?
Колвин промолчал.
- Вас, работников "Гага-24", осталось всего трое. Один еще служит,
второй, как и ты, на пенсии. Так вот, теми двумя, не буду пока называть
фамилий, уже интересовались, пытались подкатиться. А раз слушок гуляет, то,
сам знаешь, шила в мешке долго не утаишь...
- Да что утаивать-то! - опять резко ответил Колвин. - Кого они хотят,
всадников без головы, что ли? Я же сказал: есть две проблемы - энергетика и
мозг! Если первую я могу решить, то вторая...
- Вторая тоже решаема, Антон, - произнес Барташов. - Вот через этот
чипсет. - Он залез пальцами в нагрудный карман и достал оттуда запаянный
полиэтиленовый пакетик с микросхемой, у которой оказались очень
своеобразные выводы - не в виде паучьих лапок, как для пайки, а с набором
крохотных, почти микроскопических зажимов, какие используют в
микрохирургии. - Это блок-адаптер, своего рода переходник, между головным
мозгом и любой адекватной телу конструкцией, - произнес он в гробовой
тишине. - Японская разработка, которой грош цена без твоей технологии
самодостаточных сервоприводов. Сейчас они бахвалятся тем, что пришили
голову овцы на электромеханический аналог тела и это псевдоживотное не
только живо, но и исправно жрет...
Антон почувствовал, как вдруг помутилось в голове, а пальцы мелко
задрожали, когда он потянулся к чипсету...
Неужели это возможно?
- Как?! - хрипло выдавил он, не коснувшись полиэтиленового пакета,
словно страшился его содержимого.
- Просто до безобразия, - ответил генерал, исподволь наблюдая за своим
бывшим командиром. - Самые сложные процессы нервной деятельности происходят
в мозгу... Имитировать его работу действительно не по силам современной
электронике, но результат этой высшей нервной деятельности всегда один -
цепочка возбуждения, сигнал, транслируемый от мозга через центральную
нервную систему к определенному органу. Японцы сделали буквально
следующее - они замкнули все сигналы от мозга на компьютер и принялись
отслеживать, что чему соответствует, а потом, когда нашли твердые аналогии,
то создали вот этот блок-коммутатор, который преобразует нервное
возбуждение в простой сигнал сервоприводному механизму.
Колвин, который в свое время немало поломал голову над данным
вопросом, протестующе вскинул руки.
- Знаю, что скажешь... Знаю. Это опытный образец, большинство
возбуждений пропадает впустую, нет внутренних органов, коим они адресованы,
больше миллиона комбинаций они просто проигнорировали, не разгадав
адресатов, обратной связи фактически нет. Но, Антон, разве боги горшки
обжигают? Я своими глазами видел - ходит эта овца, и жрет, и все прочее...
Глаза Антона Петровича вдруг посерели, выцвели, не то от выпитой
водки, не то от тех мыслей, что бродили в его голове в эти минуты.
- Коля... - наконец хрипло выдавил он. - Ты предлагаешь мне сделать
зомби, я правильно понимаю? Сервоприводную машину с человеческим мозгом, у
которого окажутся невостребованными девяносто процентов функций... Для
чего?! Чтобы утереть нос американцам?!
Барташов поморщился, словно его посетил внезапный приступ зубной боли.
- Антон, ты знаком с таким термином, как "гонка вооружений"? - после
некоторой паузы спросил он.
- Ну? - поднял взгляд Колвин.
- Так вот, "холодная война" официально, де-юре, так сказать,
окончилась при Горбачеве, но де-факто шла и идет по сей день. Я знаком со
статистикой и знаю, сколько позиций мы безнадежно потеряли. Понимаешь,
безнадежно. Это значит - без шанса вернуть себе то мировое положение, какое
занимал Советский Союз. Сейчас начинается раскрутка нового витка
технологий, и это шанс для России. Мы должны хотя бы раз посадить Штаты на
задницу, дать им понять, что они не являются безраздельными владыками
постперестроечного мира, что мы тоже сильны, велики не в меньшей степени и
скидывать Россию со счетов слишком рано.
- Ну, хорошо... - Антон поднял седую голову и взглянул на чипсет так,
словно это был не кусочек кремния с хитро проштампованными
микроскопическими металлизированными дорожками, а некий сгусток проказы,
один вид которой заставлял гулять по позвоночнику крупную дрожь... - А кого
ты собираешься сделать... - он замялся, подбирая слово, - ну этим...
киборгом?
- Да навалом кандидатур, не беспокойся. Мало ли людей без роду-племени
расплодилось за эти годы на улицах. Не переживай, Антон Петрович... - Он
вдруг осекся, взглянув в посеревшее и осунувшееся лицо Колвина.
- Знаешь-ка что, замполит? - чуть привстав, не своим голосом произнес
Антон, глядя в лицо своему бывшему заместителю по политической части. -
Иди-ка ты отсюда подобру-поздорову, как и пришел. Набери себе отморозков с
улицы, они по интеллекту как раз сойдут под твоих желанных киборгов,
раскрась их как положено и показывай Штатам, авось напугаешь! А я в этом
участвовать не буду, ты понял?!
- Дурак ты, Антон Петрович... - тяжело вздохнул Барташов, вставая. -
Дураком прожил, дураком и помрешь... А жаль... - Он повернулся и, не
оглядываясь, пошел к выходу.
- Эй! - окликнул его Колвин, пальцы которого еще дрожали от гнева. -
Забери это, - он указал на упаковку с чипсетом.
- Не напрягайся, пусть лежит. На нее японцы сделали патент, там нет
никаких коммерческих или военных тайн. Может, что надумаешь, так звони. -
Он демонстративно воткнул в щель между досками вагонки, которой был обшит
коридор, свою визитную карточку и, не прощаясь, вышел.
Было слышно лишь, как хлопнула входная дверь да взвыл за окном злой и
колючий декабрьский ветер.
На следующий день, рано утром, Антон Петрович Колвин впервые за
последние годы покинул обжитой коттедж в поселке Гагачьем.
Он возвращался в свою квартиру в Москве, и на душе у отставного
генерала было муторно, как никогда.
Во внутреннем кармане добротного зимнего пальто лежал запаянный в
прозрачную оболочку небольшой, уместившийся бы на ладони ребенка чипсет...
Глава 4
Прошлое...
К удивлению Лады, попрошайничать в переходе без стоящей за спиной
матери оказалось весьма проблематично. Одно дело - опустившаяся старуха с
дочкой-инвалидом, а другое - подросток, пусть хромой и некрасивый, но
вполне трудоспособный, того самого возраста и вида, когда бездомные,
прижатые жизнью девочки начинают отдаваться первому встречному просто за
кусок хлеба...
Лада не понимала этой разницы и не думала о ней. Она жила сиюминутными
желаниями, почти как зверь, не задумываясь о "завтра", не отличаясь ни
особым интеллектом, ни какими-то способностями к абстрактному мышлению. Эти
понятия прошли мимо нее, растворились в зловонных лужах коллектора,
подменившись простым и жестоким опытом выживания.
Неудивительно, что в первый же день ее забрал наряд милиции, и
девочка, к немалому своему удивлению, оказалась в приемнике-распределителе
для несовершеннолетних.
Это место поначалу почудилось ей чуть ли не раем на земле. Жесткая
кровать с металлической сеткой, грубые, но чистые простыни, набитая ветошью
подушка... Лысые мальчики и девочки, злые, жестокие, - маленькие
звереныши, - они тоже показались ей поначалу сродни ангелочкам, беззаботно
порхающим вокруг...
Конечно, сознание Лады не облекало ощущения именно в такие мысли -
окружающее воспринималось только на уровне чувств, но разве мог удивить ее
мирок приемника-распределителя с его почти тюремными законами и скудными
условиями существования после многих лет, проведенных в прелой бетонной
коробке подземного коллектора, питания объедками и каждодневного насилия?
Нет, первые дни она просто отдыхала и духовно, и физически.
Трудности начались позже, когда ее вместе с группой похожих на нее
детей этапировали в один из подмосковных интернатов усиленного режима для
трудновоспитуемых подростков.
Раньше Лада не задумывалась о многом, что являлось очевидным для
окружающих ее людей. Здесь же ей быстро и болезненно дали представление о
трех вещах: во-первых, она оказалась тупой, во-вторых, уродливой и,
наконец, в-третьих, за все нужно платить - и за относительно чистое белье,
и за еду, и за то, что ей, не то издеваясь, не то сопереживая, растолковали
два первых постулата ее новой жизни.
Для девочки настали в полном смысле этого выражения "черные дни". То,
что раньше ощущалось ею подспудно, в виде туманных образов и понятий, робко
толпящихся где-то на пороге неразвитого сознания, теперь вдруг окрепло,
вырвалось из темных глубин и с ужасающей скоростью начало обретать зловещие
формы понимания того, кто она есть на самом деле...
Маленькое, тупое, уродливое ничтожество...
Неудивительно, что в пятнадцать лет она впервые заплакала, уткнувшись
лицом в жесткую казенную подушку.
А потом вдруг наступил слом, как в тот памятный день, когда умерла
мать.
...Вечерело. За зарешеченным окном первого этажа резкий осенний ветер
рвал пожухлую листву деревьев. Сентябрь 2020 года выдался дождливым,
ветреным и холодным. Лада лежала на голых нарах карцера, куда угодила за
провинность на уроке, и смотрела в белый шершавый потолок.
Учеба давалась ей с неимоверным трудом, школу она ненавидела. Однако
особо выбирать не приходилось, обстановка не располагала. Любое
сопротивление со стороны строптивой ученицы каралось жестоко и немедленно,
и Лада, сама того не желая, за полтора года, что провела в стенах
интерната, приобрела элементарные понятия о многих вещах. Она узнала, что
такое гигиена, нормальная одежда, усвоила азы понятий об обществе,
взаимоотношениях между людьми, деньгах, научилась читать и писать...
Она повзрослела, и душа ее покрылась черствой коркой.
Парадокс - чем больше она узнавала об окружающем, тем более туманным и
противоречивым становился мир...
...С сухим щелчком в замке двери дважды провернулся ключ.
Металлическая дверь карцера протяжно скрипнула на петлях.
Лада демонстративно закрыла глаза.
Она была упряма и не хотела никого видеть.
По бетонному полу прошелестели шаги, рука коснулась ее плеча,
настойчиво встряхнула.
- Вставай, поговорим.
Ей пришлось подчиниться. Сев на нарах, она оперлась руками о грубый
стол, что стоял рядом.
- Объясни, Лада, зачем ты это сделала? - спросила усевшаяся напротив
женщина средних лет, с усталым, вечно осунувшимся лицом. Это была Мария
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг