Глаза моджахеда вспыхнули недобрым огнем.
Через минуту шестнадцать стволов изрыгнули в небо воющую смерть.
Фигура, хлопотавшая подле станины шестнадцатиствольной минометной
установки, издали походила на дервиша из древних арабских сказаний.
Маленький, коренастый, оборванный, в замызганном стеганом халате, он
суетился среди взметнувшихся клубов пыли, тряся головой и проклиная шайтана
за то, что не может разглядеть результат своей работы.
За головным грузовиком, с которого, собственно, и был произведен залп,
застыла длинная колонна из десяти машин.
Внезапно он почувствовал, как за пазухой что-то запищало, задергалось,
будто там притаился маленький зверек.
Дико выругавшись на одном из афганских диалектов, он извлек из-за
отворота халата "Бенефон-3000" - самый современный на этот день прибор
сотовой связи. По его понятиям, этим маленьким телефоном управлял шайтан.
Впрочем, залповой установкой то же. Нельзя сказать, чтобы афганский
крестьянин, оторванный от мотыги и привычного уклада жизни не утихающей вот
уже полвека войной, соблазнившийся жизнью бандита, которая представлялась
много проще и слаще рабского труда на клочке скудной земли, был так
непроходимо туп, как то могло показаться со стороны. Нет. Возможно, что в
других условиях он бы стал кем-то иным, но, увы, Самат родился на войне,
был воспитан войной, и единственным его университетом являлась жизнь.
Грязными пальцами откинув активную панель, он почему-то воровато огляделся
и приложил прибор к уху.
- Самат, это Керим, - услышал он хриплый голос хозяина каравана. - Ты,
шакал вонючий, сдурел? Хочешь в яму?! Кто позволил стрелять?! Ты знаешь,
сколько стоит один выстрел из этой установки?! Я тебя сгною, падаль!
- Э, шайтан!.. - гневно выдавил в ответ низкорослый афганец - Ала
инч!.. - Дальше последовал очередной поток ругательств.
Трубка что-то ответила ему, и Самат, посмотрев сквозь рассеявшуюся
пыль по сторонам, опомнившись, перешел на таджикский со скверным акцентом,
присущим уроженцам северных областей Афганистана:
- Керим, Махмуда нет! Араги нет! Никто нет! БТР - сгореть! Урус
стрелял. Я видел! Там, горы, - их глаза. Прибор показывать - много глаза.
Смотрят вниз - смеяться над Самат. Самат попал! - хищно оскалился он.
- Зачехли установку, придурок недоношенный, и жди! - рявкнул из трубки
голос Керима. - Пусть караван стоит на месте, пока мы не очистим переправу.
Ты понял? Ни одного выстрела, никаких движений! Это оружие на продажу, нам
за него заплатили, заруби это себе на носу! Еще одна такая выходка - я с
тебя лично шкуру спущу, собака!
***
Минут десять на том берегу реки не происходило ровным счетом ничего.
Подбитый у переправы БТР уже не полыхал - магниевый сплав выгорает быстро,
и теперь изнутри обуглившегося остова машины сочился черный едкий дым. В
пожухлой траве, словно брошенные кем-то тряпки, виднелись трупы боевиков в
замызганных полосатых халатах. Кустарник по берегу уже выгорел, обнажив
обугленные сучья и почерневшую траву, что продолжала истекать струйками
дыма, ухудшая видимость и заволакивая брод плотным, удушливым саваном,
который рвал и трепал налетающий порывами ветер.
Река на участке брода разлилась до ширины метров в сто. Ее мутные,
полные глиняной взвеси воды текли тут чуть спокойнее. Несмотря на недавнюю
стрельбу и горящий по правому берегу кустарник, с той стороны реки к
привычному водопою спустился одинокий тур и, наклонив голову к воде, начал
жадно пить, смешно шевеля толстыми мясистыми губами.
Внезапно он бросил свое занятие и резко вскинул голову, пугливо
озираясь по сторонам.
Наблюдавший за ним в бинокль Рощин прислушался.
С левого фланга порыв ветра донес приближающийся рокот.
"Неужели левее брода?.. - мелькнула в его голове догадка. - Но там же
глубоко, черт побери..."
- Первый, ты слышишь? - резко спросил он, вскинув ко рту руку с
коммуникатором.
- Так точно!
- Держи позицию! Огонь открывать только наверняка!
- Понял вас!
- Орел! - вызвал Рощин приданную его взводу минометную батарею, чьи
позиции были расположены в тылу, метрах в трехстах от линии траншей.
- Четвертый на связи!
- Второй квадрат, там подозрительное шевеление. Если сунутся к воде на
плавсредствах - накрывай немедленно!
- Так точно!
- Все, пока отбой... - Рощин смотрел на плотную стену не тронутого
огнем кустарника и недоумевал, почему молчат таджикские пограничники? Ведь
не было слышно ни стрельбы, ничего...
Спустя минуту сомнения капитана разрешились самым неприятным и
недвусмысленным образом.
Звук работающих моторов уже стал совсем отчетливым, он приближался к
левому флангу взвода с той стороны реки, но все еще оставалось непонятным -
что это, колонна грузовиков, БТРы или...
...Стена кустов на противоположном берегу внезапно разломилась, тяжко
раздаваясь в стороны, и на каменистый берег выполз, плюясь выхлопом из
плохо отрегулированного движка, старый, видавший виды "Т-100" с бортовым
номером "27" на башне.
- Это таджики!.. - с явным облегчением доложил Логвин, сверившись с
полученным перед отправкой списком позывных и опознавательных маркеров. -
Бортовой номер приписан пятой заставе, позывной механизированной группы -
"Гром".
- Вызови! - коротко приказал Рощин, которого еще не покинули нехорошие
предчувствия. Показалось ему, что на броне танка, за покатой башней
мелькнула закутанная в традиционный для афганцев халат фигура с
"Калашниковым"?
Лязгая гусеницами и разбрасывая вывороченные с корнем кусты, танк
прополз через узкий пляж и с ходу вошел в воду, разрезая речную гладь
приваренным к носу волнорезом.
Тишина на позициях стояла гробовая. Над рекой стлался дым, скрадывая
очертания бронированной машины.
- Гром-1, вызывает Сокол, прием!.. Тишина.
- Гром-1, - повторил Логвин, пристроившись у радиостанции...
В электронный бинокль капитан видел, как машина погрузилась в воду,
так что скрылись траки гусениц и катки. Волны били в борт, облизывая
заляпанную грязью броню.
Взревел двигатель, откашливая облака сизого дыма, и по бокам танка с
пенным выбросом заработали водометы.
- "Гром-1", подтвердите прием...
Кусты на том берегу продолжали ломаться. У Рощина неприятно похолодело
в груди. Пользуясь естественной дымовой завесой, к берегу выползали еще
четыре снабженные водометами "сотки".
Сергею вдруг все стало ясно, словно озарение снизошло. Это был не
обычный караван контрабандистов. Очевидно, через границу шла очень крупная
партия "товара", и ставки на нее оказались так высоки, что все остальное
теряло смысл... И для него уже стало не важно, сдались таджики с
расположенной в двадцати километрах к северу заставы или их перебили, -
налицо был тот факт, что переправиться через реку можно только тут, - и
взвод русских встал у моджахедов, что вели караван, как кость в горле.
Видно, и танки, и налет на заставу - все было чистой воды импровизацией,
после того, как им сообщили, что у горлышка бутылки появилась пробка...
Тур, что замер как вкопанный, не соображая в окружившем его грохоте, в
какую сторону ему бежать, вдруг кинулся в воду и поплыл наравне с головной
машиной моджахедов.
- Всем в укрытие! - рявкнул Рощин в коммуникатор. - Танки противника!
Приготовиться к отражению атаки!
Логвин опустил микрофон рации, растерянно посмотрев на командира.
- Но это же таджики... - начал было он.
Покатая башня "Т-100" вдруг повернулась, и восьмидесятимиллиметровое
орудие звонко, оглушительно гаркнуло; на берегу перед линией траншей
взметнулся оранжево-черный куст разрыва, нудно взвыли срикошетившие на
излет осколки, по крыше блиндажа с глухим стуком забарабанили комья
вывороченной взрывом земли, и пошло, пошло...
Четыре танка, что, прячась за дымом, подползали к берегу, на секунду
замерли, поведя стволами, и их орудия зло рявкнули, одно за другим, окутав
многотонные машины плотными клубами дыма и пыли.
Словно на той стороне реки разверзлось жерло вулкана.
Головной танк под прикрытием артподготовки поплыл, разрезая мутную,
глинистую воду и расталкивая по обе стороны от себя пологую волну.
С берега, от старого блокпоста раскатисто ударил крупнокалиберный
"ДШК", словно кто-то, сидя в кустах, равномерно замолотил стальной
болванкой по гулкому листу железа. Это Горенко принялся за работу, поливая
свинцовым градом затаившихся на броне танков боевиков; за позицией взвода
раздались частые хлопки - заработала батарея стодвадцатимиллиметровых
минометов, и с поднебесья накатился визг, тонкий, ноющий, вытягивающий
нервы в ломкую струну...
Четыре "Т-100" еще раз произвели залп и скатились в воду.
Дым от горящей травы и взрывов заволакивал реку, превращая атакующие
танки в смутные контуры, обозначенные злыми, короткими хоботками огня - это
били не умолкая пулеметы, обстреливая приближающийся берег.
Грохот стоял адский. В такие моменты кажется, что все, конец, этот ад
будет расти и расти, пока не заполонит собой все пространство, всю землю...
Мины с воем обрушились в воду, выбив из речной глади десятиметровые
гейзеры; волна приподняла плывущие машины, так что у одной вдруг заглохли
водометы, хлебнув воздуха; последний, отставший от остальных танк внезапно
застыл, беспомощно покачиваясь на волне, и вдруг, накренясь на один борт,
начал резко и стремительно погружаться в мутно-коричневую пучину.
Через откинувшийся башенный люк на броню тонущей машины, дико вопя,
выбрался моджахед и тут же задергался, взмахивая руками, когда из его
видавшего виды халата вдруг полетели выбиваемые пулями кровавые ошметья.
Еще секунда, и только мутные водовороты обозначили то место, где
затонул "борт-32"...
Рощин вскинул бинокль, тщетно пытаясь разглядеть в заволакивающем все
обозримое пространство дыму панораму разгорающегося боя.
Головной "Т-100" резко дернулся, выстрелив из орудия; снаряд,
выпущенный в упор, попал в блиндаж, и в небо полетели, вырванные из земли
словно спички, корявые бревна перекрытия от запасного КП...
Танк, не останавливаясь, вылетел на берег, и его пулемет забился в
злобном стаккато, выбивая султанчики пыли из брустверов траншей, не давая
высунуть голову укрывшимся там бойцам.
Три отставшие машины приближались, лавируя между водяными столбами,
что вздымались из воды от падения мин.
Мутное течение реки уносило кровавое пятно от заблудившегося меж
танцующей смерти животного...
Рощин выругался, вскинув коммуникатор, - он видел: сейчас левый фланг
сомнут, стоит остальным танкам выскочить на отлогий пляж...
- Гранатометчики, мать вашу!..
Команда запоздала - Горюнов, чья позиция находилась в центре и была
выдвинута по направлению брода, сам сообразил, что делать, и в борт
выскочившей на берег "сотки" хлопнуло несколько "мух", под дружный
аккомпанемент разрядившихся подствольников.
"Хоть бы одно орудие..." - тоскливо подумал Рощин.
Танк подбросило, будто тот решил потанцевать, земля и камень вокруг
вскипели от взрывов, - грохотом, казалось, выворотит барабанные
перепонки, - бойцы глохли, и звонкий поначалу рокот "ДШК" теперь звучал в
контуженном сознании, как сладкий отдаленный голос...
Бой разгорался, злой, непримиримый, страшный...
***
...Барташов открыл глаза.
Боли не было... вернее, она не ощущалась, как и вся нижняя часть тела.
Мучительно скосив глаза, генерал посмотрел в ту сторону, где несколько
минут назад возвышались экраны наблюдения и толпились люди.
Там осталась одна покореженная рама, внутри которой по разорванным
проводам и расколотым печатным платам еще бегали голубоватые язычки
пламени.
Площадка вокруг была забрызгана кровью. В мешанине покореженных
предметов и выбитых взрывами камней невозможно оказалось различить ни
человеческих тел, ни их фрагментов...
Барташов застонал, пытаясь пошевелиться, и понял, что это не в его
силах. Тело больше не подчинялось ему, да и сознание, вернувшееся к
генералу, грозило вот-вот погаснуть вновь...
Он уже больше не думал ни о себе, ни о своей карьере, ни о чем, - в
эти предсмертные минуты для него вдруг оказалось значимым лишь одно - он
обрек всех этих людей на смерть.
Сейчас он бы отдал все на свете за простую возможность выйти в эфир,
связаться хоть с кем-нибудь, чтобы попросить, потребовать помощи для
погибающего внизу взвода, но, увы...
Генерал беспомощно запрокинул голову, чувствуя, как по щекам текут
слезы...
Внезапно сбоку от него, где-то на границе восприятия, промелькнула
тень. Барташов собрал все силы, повернул голову, отчаянно выворачивая глаза
в ту сторону, где ему почудилась тень, и увидел... Колышева!
Вадим брел, словно сомнамбула, по перепаханной взрывами площадке. Его
мундир был порван, испачкан кровью и обожжен, в согнутой руке, которую
Колышев заботливо баюкал на груди, оказалась зажата трубка сотовой связи,
но, видно, окровавленные, скрюченные пальцы больше не повиновались Вадиму.
Барташов хотел крикнуть, но не смог - из его горла вырвался лишь
булькающий хрип.
Это была расплата. Расплата за все...
Колышев заметил его. Шатаясь, он подошел к Барташову и сел рядом.
- Вызови... вертушки... Вадим... - едва слышно прохрипел генерал.
Колышев посмотрел на него, покачал головой и почему-то усмехнулся...
Был ли это предсмертный бред Барташова?
- Вызову... - долетел до его сознания далекий голос. - Не волнуйтесь,
Николай Андреевич. Какой-то сукин сын случайно сделал мою работу... - Он
жутковато улыбнулся, заглянув в стекленеющие глаза Барташова. - А вы спите
спокойно, генерал, теперь командовать этим парадом буду я...
***
Бой разгорался, злой, непримиримый, страшный... Однако для Лады был
неведом ужас раскручивающегося на ее глазах действа. Благодаря стараниям
Колышева она больше не принадлежала этому миру, для нее не существовало
правых или виноватых сторон, государственных границ, своей и чужой земли, у
нее не было НИЧЕГО, кроме сумасшедшей панорамы боя, которая перемещалась в
располосованном тонкими нитями прицельной сетки окуляре снайперской оптики.
Она видела, как плюхнулся в воду головной танк и поплыл, расталкивая
мутную волну, а рядом с ним, высоко задрав голову, плыл обезумевший от
грохота тур... Лада отчетливо видела его налившиеся кровью, перепуганные,
влажные глаза, пока первый гейзер, взметнувшийся вверх мутным столбом от
ударившей в воду мины, не заслонил от нее обреченное животное.
Справа, в соседнем помещении заработал "ДШК".
Звук падающих на земляной пол гильз, удушливый, кислый запах пороха и
равномерный, оглушительный грохот возымели на Ладу совершенно неожиданное
действие - она вдруг опустила винтовку и растерянно посмотрела туда, где
ставшие маленькими и безобидными фигурки падали с брони плывущих танков,
сметаемые в мутную воду реки кинжальным фланговым огнем.
Ей вдруг страшно захотелось взвыть, закричать в голос от дикого
НЕПОНИМАНИЯ происходящего вокруг.
Испытания были провалены.
Она не сумела стать той хладнокровной боевой машиной, которую так
упорно формировал в ней Колышев, - все, что он насильно вталкивал в ее
голову, оказалось сметено в один миг оглушительным грохотом бьющегося в
жилистых руках Горенко крупнокалиберного станкового пулемета, потому что
стоило взглянуть в его перекошенное лицо, как становилось ясно - сержант
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг