- И последний вопрос. Искусство будущего... вы думали о нем раньше?
- Представьте себе, никогда. Только сегодня, на вечере в
Политехническом, вспомнились мне слова Ленина о том, что искусство должно
принадлежать народу. Вот я и проимпровизировал один из возможных вариантов.
Спорно? Согласен. Но я же не теоретик искусства, а всего-навсего психолог,
да и то самоучка. А вы... вы знаете, кто вы?
- Дилетант?
- Те-ле-пат! Да еще какой телепат! Я сразу понял это, едва вы приняли
мою мысль о дилетантстве. Скажите, Володя... Можно мне вас так?.. А прежде
бывали у вас подобные случаи?
Кочин задумался. То, что произошло с ним сегодня, было, конечно,
изумительно и неповторимо. Но и раньше...
Это случилось первого сентября 1943 года. Он только что прибежал из
школы, взбудораженный, переполненный впечатлениями, швырнул портфель на
стол, торопясь скорее рассказать обо всем матери... А она сидела как
неживая, будто только ее тело находилось здесь, глаза ничего не видели, и
руки безжизненно ловисли. Он бросился к ней.
- Мам, что с тобой?
Она долго, издалека возвращалась в себя. Потом прижала к груди его
голову и сквозь вздымающиеся рыдания прошептала:
- Папку... убили... на войне...
Он только что встретил на улице почтальоншу и потому спросил, холодея:
- Что, похоронная? - В те времена любой шкет знал это страшное слово.
Закрыв лицо натруженными, всегда шершавыми руками, мать покачала
головой.
- Нет, Вовка, сама видела... Он звал меня. На пригорке лежал, лицом к
солнышку, и звал... Родименький!.. - и она упала лицом в подушку.
Вовка расстроился, хоть ничего и не понял. Может, это она во сне? Или
предчувствия какие? Но он уже твердо усвоил, что никаких предчувствий, вещих
снов и всего прочего такого не существует, как не существует бога и черта.
Похоронная пришла в октябре. А вслед за ней пришло письмо от фронтового
товарища отца, в котором было написано, что отца тяжело ранило в бою, умер
он на руках друзей и все звал перед смертью Нюру. Письмо было датировано
первым сентябрем, а пришло только в октябре. В те времена почта работала
плохо.
...Он шел с лекций по зимней Москве, ветер сыпал мокрым снегом, под
ногами чавкала серая снежная кашица. И вдруг ни с того ни с сего он увидел
мать. Она лежала на старой деревянной кровати, откинув голову, и тихо
стонала, а вокруг испуганно суетились белые халаты. Не раздумывая, он
повернул и побежал обратно в университет. За полчаса ему удалось наскрести
на авиабилет - благо, стипендию давали недавно. Он схватил такси, по пути во
Внуково заскочил в общежитие на Стромынку, взял чемоданчик и
телеграмму-молнию, подсунутую под дверь. И только в самолете дошло до него,
что телеграмму-то он так и не прочел.
К счастью, тогда все обошлось, мать поправилась, а умерла она позднее,
в больнице, под наркозом, прежде на многое успев раскрыть ему глаза. Он
узнал, что и сама мать, и ее отец, и бабка по отцу - все обладали этим
свойством, которое в глухом уральском городке даже и назвать не знали как, а
потому называли просто "предчувствием", что проявляется это свойство не
всегда, только в самые напряженные моменты жизни, что расстояние здесь ни
при чем и что многие люди, хотя и не в такой степени, обладают этим
свойством, но пользоваться им по своему усмотрению не может никто.
Вадим Петрович не удивился.
- Стихийная телепатия, - сказал он с горькой усмешкой. - То самое, что
наши противники опровергают уже несколько столетий и никак не могут
опровергнуть. Скажу вам по секрету, сами они, наши опровергатели, верят не
только в телепатию, но и в черных кошек, да не признаются. Потому что стоит
им признаться, у них тут же потребуют: "Будьте добреньки, объясните
физическую суть". Суть объяснить они не могут, а важные кресла занимают,
труды издают, зарплату получают. Тогда им скажут: "Как же так, голубчики?"
Вот этого-то вопроса и боятся они, вовсе не телепатии. Впрочем, разговоры
разговорами, а не мешало бы чайку испить, как вы считаете?
Кочин вернулся в гостиницу за полночь и долго не мог уснуть. Да и было
о чем пораздумать. Но даже теперь он все еще не придавал особою значения
этой случайной встрече.
В кармане его пиджака лежал документ.
МАНИФЕСТ
добровольного общества телепатов
Мы, телепаты Земли и всей Солнечной системы, собравшись на свой Первый
Учредительный съезд, торжественно провозглашаем:
1. Великое достояние человечества - способность непосредственно
передавать мысли и образы - только на пользу человечеству!
2. Долой слова, жесты, мимику - да здравствует непосредственный обмен
мыслями!
3. Непосредственно обмениваться мыслями могут только те, у кого есть
мысли. Противники телепатии не могут обмениваться мыслями. Следовательно, у
них нет мыслей.
4. Телепатия существует независимо от того, признают ее противники
телепатии или не признают, объяснена она наукой или еще не объяснена.
5. Запрещается обмен мыслей на предметы ширпотреба.
6. Запрещается использовать телепатические способности в корыстных
целях, как-то: выигрыш на лотерейный билет, внушение девушкам любви к себе,
подслушивание и подглядывание чужих мыслей и т. д.
7. Членом добровольного общества телепатов может стать любое наделенное
разумом существо с Земли и прочих планет Солнечной системы. Противники
телепатии, как обделенные разумом, в общество не принимаются.
8. Да здравствует дружба и сотрудничество телепатов всех стран и
планет!
Принято единогласно 21 мая 196.. г.
г. Москва
2. ПОЕДИНОК ПОД ВОДОЙ
В этот забытый богом уголок его доставили с соблюдением всех правил
секретности.
Из окна вертолета он видел только серую безжизненную тундру, плоскую в
сторону материка, скалистую, искромсанную заливами - к океану. "Чужая,
необитаемая планета", - подумал он, с надеждой отыскивая признаки жизни и не
находя их.
Едва он вылез из вертолета, возле него остановился защитного цвета
легковой вездеход, распахнулась дверца, и молоденький морской офицер сухо
пригласил садиться. Он успел разглядеть только скалы, вовсе не такие уж
безобидные, какими казались сверху, - словно кто-то нарочно изуродовал
землю, нагромоздив эти причудливые каменные абстракции. В разрыве между скал
грузно шевельнулась тяжело-серая стена океана.
Вездеход быстро прошмыгнул через уютный маленький городок со светлыми
домами - и потянулась перед глазами извилистая асфальтовая лента, а вокруг
опять ничего, даже привычных вдоль дороги телеграфных столбов. Морячок
значительно молчал.
Впереди показалась черная дыра туннеля. Два солдата с автоматами
наперевес остановили вездеход, козырнули, подозрительно оглядев человека в
штатском, молча проверили документы. Когда в дали туннеля забрезжил дневной
свет, вездеход неожиданно свернул в сторону и пошел под уклон. Спуск
продолжался довольно долго. Он сказал:
- У меня такое впечатление, будто мы едем прямо в океан.
- Вы не ошиблись, - сдержанно улыбнулся его спутник.
Туннель расширился, появились фонари. Вездеход остановился у массивных
стальных ворот.
- Прибыли.
В этой обстановке таинственности и полумрака он чувствовал себя нелепо
лишним - человек в сером плаще, серой шляпе, с простым дорожным чемоданом.
Прошли несколькими широкими бетонными коридорами, и он никак не мог понять,
что это, еще улица или уже помещение. В одном месте аппетитно пахнуло
борщом. Из-за угла вывернул плотный круглолицый моряк лет, наверное,
тридцати пяти, но уже почти седой.
- Наконец-то! - громко воскликнул он. - Отчаливать пора.
- Вертолет задержался, товарищ командир.
- А, брось! У тебя всегда что-нибудь... Ну, будем знакомы. Хоменко. -
Его рука была как тиски.
- Кочин.
- Мне, товарищ Кочин, приходилось и раньше гражданских на борт брать, -
добродушно басил Хоменко, забавно переваливаясь на ходу. - Двое газетчиков
были, кинооператор, даже один поэт, тот самый, которого все ругают, а он еще
ничего не написал, слышали, наверное? А вот ваша специальность... впервые
сталкиваюсь. Что это Министерство Обороны иллюзионистами заинтересовалось?
Кочин едва успел раскрыть рот, чтобы объяснить, что между
иллюзионистами и телепатами существует некоторая разница, но командир уже
раскатисто смеялся:
- Понимаю, товарищ Кочин, все понимаю. Меня адмирал персонально
накачивал два часа, и о значении вашей работы говорил, и разное прочее.
Только странно все-таки...
У какой-то дверцы в узком коридоре остановились, командир гостеприимно
распахнул ее.
- Вот ваша каюта, товарищ Кочин, располагайтесь, а мы с Левой в одной
уместимся, все равно спать по очереди.
- Как, - удивился Кочин, - это уже лодка!?
- Разумеется. А вы разве не заметили гермотрап?
Кочин ничего не заметил, но теперь понял: это подводный порт подводного
флота, стало быть, и причалы подводные.
- Нулевка налево, душ направо, правда, водичка в нем морская, соленая,
ну да ничего, привыкнете, мыльце специальное, соответствующее. Обед через
тридцать минут, там встретимся. - И оба исчезли.
Кочин думал, подводная лодка - это теснота и тусклые пыльные лампочки,
вечно пригнутая голова и запах перегретого машинного масла. Но это был если
и не дворец, то уж по крайней мере завод, большой и довольно просторный, а
главное, на редкость разумно организованный. И подводники оказались ребята
славные: веселые, толстощекие, разговорчивые. В первый же день трое из них
простодушно попытались выяснить, что ему нужно на подлодке и почему это
командование отдало новейшей конструкции атомоход в его распоряжение на
целых две недели.
Особенно веселым оказался тот самый Лева, старший помощник командира.
Как раз когда Кочин ложился спать, Лева часами разучивал в соседней каюте
классические арии. У него был приятный тенор, зато слух не выдерживал
никакой критики. Было куда как весело слушать этот тренаж перед смотром
самодеятельности флота.
С новым образом жизни Кочин освоился быстро. Пристроил на столе
фотографию Кати с Костькой, разложил по местам немудрящее содержимое
чемодана, тапочки сунул под койку - вот и временный уют человека, привыкшего
к бесконечным командировкам. Уже назавтра подводная лодка перестала
интересовать его. Он думал часами о Вадиме Петровиче, об их общей работе, о
головокружительных перспективах этой работы, все больше тревожась за
результаты предстоящего опыта, потому что от них зависело слишком многое.
На третий день в назначенное время он надел шлем, похожий на
мотоциклетный, поудобнее уселся на койке, взял тетрадь, карандаш. Но сеанс
что-то уж очень долго не начинался, секундная стрелка едва-едва шевелилась.
- В сия-я-я-ньи но-о-чи лу-у-у-нной... - как сирена боевой тревоги,
взвыл за стенкой Лева.
У Кочина лоб вспотел под шлемом. Но дверь соседней каюты хлопнула, и
великолепный Левин тенор удалился восвояси.
Почти сразу же он смутно увидел Вадима Петровича. Вообще-то, строго
говоря, он должен был видеть не индуктора, человека, ведущего передачу, а
только передаваемые им образы, но он всегда сначала видел передающего. Враги
их науки окрестили это "ясновидением". Что и говорить, словцо ядовитое, но
когда Кочин принимал, ему было не до терминов. Постепенно образ Вадима
Петровича прояснился, казалось, он сидит совсем рядом, где-то тут же, в
подлодке. Он выглядел, как обычно, вяловатым и каким-то отрешенным, только
взгляд его, упорный, волевой, был полон энергии. Видно было хорошо, так что
стальные стены лодки и полукилометровая толща воды, вероятно, никак не
влияли на прием. "Ну, что я говорил! Что я говорил! Для мысли преград не
существует!" - вертелось в голове, мешая сосредоточиться.
Чья-то рука через равные промежутки времени подавала листок, Вадим
Петрович долго изучал этот листок, точно было на нем что-то мудреное, а не
простейшая фигурка, потом становилось видно, что там нарисовано, и Кочин
срисовывал к себе в тетрадь эти ромбики, квадраты, кружки.
Так буднично прошли первые три сеанса. А на четвертом в разгар приема
четкий образ Вадима Петровича неожиданно расплылся. Кочин увидел незнакомое
лицо - удлиненное, суровое.
Человек, которого он теперь узнал бы из тысячи других, пристально
вглядывался... в стену. Сначала Кочин не очень-то встревожился по этому
поводу, мало ли что может произойти, ему просто стало любопытно, что же за
случай такой вышел. И тут на лицо незнакомца наплыло лицо Вадима Петровича.
Но это был совсем не тот Вадим Петрович, которого он так хорошо знал!
Впервые увидел Кочин Вадима Петровича каким-то даже страшным в своем
сосредоточенном стремлении передать мысль в пространство, впервые
почувствовал, что смотрит на него не как на друга и товарища по трудным
опытам, а как на врага с опаской и непонятным злорадством.
Вадим Петрович получил очередной листок, но прежде чем сосредоточиться
и понять, что там изображено, Кочин приметил кончик карандаша, рисующего
спиральку. Почему рисующего?..
Ведь эта чертова спиралька должна быть уже нарисованной!
Новый листок в руках у Вадима Петровича. И снова карандаш выводит
контуры домика.
Вот дьявольщина! Что это - новое открытие или провал опыта?
По привычке его рука зарисовывала все, что он успевал увидеть.
Но уже тревожной морзянкой выстукивало под шлемом: перехват! Кто-то
перехватывает передачу, предназначенную ему! Он плюнул на фигурки и занялся
исключительно этим типом, перехватчиком. И вдруг увидел на нем китель, явно
морской, но чужого образца, и незнакомые петлицы!
Прервав сеанс, Кочин выскочил из каюты и, как был, в шлеме, помчался
искать командира. Хоменко в кают-компании пил кофе.
- Товарищ... там... перехватчик! - Кочин не мог найти слов от волнения,
и командир только улыбнулся. Видимо, он не оченьто верил в опыты своего
пассажира, хотя добросовестно, как положено военному, исполнял все, что от
него требовалось.
- Успокойтесь, товарищ Кочин, - сказал он мягко, но все же с
усмешечкой. - У нас новейший подводный локатор, мощные гидроакустические
установки и все прочее, что полагается. Современная подлодка способна
обнаружить "перехватчика", как вы изволили выразиться, несколько раньше, чем
любой ее пассажир. Даже если он и...
И снова принялся за кофе. Кочин выхватил у него чашку, одним глотком
вылил раскаленный кофе в рот, обжегся, но обрел дар речи, а командир сразу
настроился на серьезный лад.
Через минуту прозвучал сигнал боевой тревоги.
- В каком направлении обнаружили вы этого человека? строго спросил
Хоменко. Кочин не колеблясь указал рукой. - И как далеко? - Кочин замялся.
- Мне обычно кажется, что это совсем близко, где-то рядом. Я не могу
определять расстояние, для меня его попросту не существует. Но на этот раз,
по-моему, и вправду было недалеко.
Командир скомандовал курс и полный вперед.
Кочин всегда принимал наедине, в полном покое; ему требовалось
сосредоточиться. Но здесь он забыл в волнении, что рядом командир, что
подводная лодка мчится на полной скорости и что он не просто видит этого
типа, а видит его загадочным телепатическим зрением. В колоссальном
напряжении всех внутренних сил он видел его, казалось, как и командира,
глазами.
И он попросил:
- Чуть левее, пожалуйста.
Хоменко удивился, но послушно скомандовал поправку.
Прошло полчаса тягучего ожидания, не меньше. Наконец в командирском
отсеке раздался голос:
- Прямо по курсу подводная лодка незнакомой конструкции!
Действительно, на экране локатора, как раз в перекрестии, появилась
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг