Борис Федорович Лапин
Опрокинутый мир
РАССКАЗ
Бурьянов еще раз пробежал всю длинную трассу снрих расчетов -
двенадцать страниц, мелко исписанных цифрами и формулами. Это было похоже на
полосу препятствий, когда впервые выходишь на старт и каждый барьер, каждая
канава таят неожиданности и каверзы. Но ошибки не обнаружилось. Этап за
этапом неумолимо вел к финишу, ог которого у любого здравомыслящего волосы
встали бы дыбом. "К счастью, - подумал Бурьянов, - пока освоишься в этих
дебрях, волос уже не останется. Или почти не останется. Иначе физиков и
математиков двадцатого века узнавали бы по вздыбленной шевелюре. А ведь у
Дау волосы и в самом деле торчком торчали. И у Эйнштейна тоже".
Итог вычислений никак не устраивал Бурьянова. От такого итога рукой
подать до чертовщины, до ведьм и вурдалаков. Хоть на голову становись, лишь
бы что-то понять. Вот и апеллируй после этого к точнейшей из наук!
Впрочем... Впрочем, история знает десятки случаев, когда "сумасшедшая"
математическая идея оборачивалась непреложной истиной. Взять хотя бы старика
Эвклида. Два тысячелетия никто не мог обосновать его пятый постулат о
параллельных линиях и сотни тщетных попыток доказательства скапливались в
архивах математических курьезов, пока молодой, еще никому не ведомый
профессор из Казани не пришел к дерзкой мысли: сконструировать некую но-,
вую геометрию на допущении, что пятый постулат Эвклида неверен, и самой
абсурдностью этой геометрии "от протидного" доказать истинность постулата.
Вот тут-то он и убедился, что доказать Эвклидов постулат невозможно.
Вероятно, в первую минуту Лобачевский был ошарашен не меньше, чем сейчас он,
Бурьянов... Или вспомнить, как изумился Поль Дирак, получив при извлечении
квадратного корня элементарную частицу со знаком минус. Это казалось чистым
безумием пока через несколько лет не открыли антиэлектрон- позитрон. А
теперь это азы. Математика безжалостно логична. Она не просто язык науки,
очевидно, она отражает объективную реальность мира, если столько физических
открытий родилось на кончике пера математика.
Что ж, тем хуже. Значит, если он нигде не ошибся, приходится допустить,
что... Черт знает что приходится допустить...
Выбираясь из неизбежного, беспощадного, безжалостного мира формул, из
этих пугающих своей несуразностью дебрей, он вылез из-за стола и прильнул к
стеклу вспотевшим лбом...
Там, за стеклом, было темно, как бывает темно в городе безлунной ночью.
Потом рядом медленно проплыла, испуская крохотные искры, какая-то совсем
земная рыбешка.
Когда она скрылась из виду и растаял за нею голубоватый след в воде,
Бурьянов заметил, что даль океана в иллюминаторе слабо светится. Вероятно,
наверху начинался рассвет. Или просто фосфоресцировал океан. Или собралась
стая светящихся рыбок. Впрочем, что ему за дело до какого-то свечения - пора
было возвращаться на Остров.
- Ваше благородие, не спите? - раздался в динамике голос Зинура.
- Какого дьявола? - проворчал Бурьянов.
- Простите, что побеспокоил вас, мэтр. Будьте так любезны, приблизьте к
иллюминатору вашу глубокомысленную физиономию, и вы увидите зрелище,
достойное ваших премудрых глаз.
- Вижу. Ну и что?
- Боже, какой снобизм! - возмутился у себя в рулевой рубке
Зинур.Светило науки, первый на Планете доктор - И такое пренебрежение
прекрасным зрелищем, имя которому - тайна...
- Отстань.
- Нет, я серьезно. Чует сердце, там что-то забавное. Свернем на
минутку?
- Следуй своим курсом и не виляй, как начинающий велосипедист. Мы не на
прогулке.
- Слушаюсь, капитан! - бодро крикнул Зинур, и в то же мгновение
Бурьянов почувствовал, что "Сирена" меняет курс.
- Зинур! Ты ведешь себя, как всадник в коннице Чингисхана.
- А вы, мэтр, ведете себя, как счетная машина. Как будильник,
заведенный на без пятнадцати семь. Как робот, лишенный...
- Мальчики, умоляю вас,- сказала Светлана, океанолот.- Бурьянчик, это
правда что-то забавное. Я бы не прочь выскочить на минутку, а?
Голос у нее был какой-то вялый, все-таки жарко в наблюдательном отсеке,
а в каюту ее не загонишь. Вот и сейчac лежит, наверное, как на пляже,
сбросив вопреки инструкции комбинезон. Просто удивительно, что два тщедушных
прожектора так нагревают камеру для наблюдателя. От одного только голоса
Светланы его разморило.
- Валяйте, валяйте, ребята,- сказал он лениво.- Делайте что хотите.
Можете распилить "Сирену" циркульной пилой. Можете выбить кирпичом
иллюминаторы...
- Где же здесь найдешь кирпич? - резонно заметил Зинур.- Уж не эти ли
рыбешки наладили на Планете производство строительных материа...
Он осекся. Бурьянов безотчетно глянул в иллюминатор - и вздрогнул.
Сквозь зеленоватую, чуть подсвеченную толщу воды на них медленно
наплывала... пирамида. Самая настоящая, сложенная из гигантских камней.
- Мальчики, видите? - первой подала голос Светлана.- Или это
галлюцинация?
- Мы все сходим с ума,- отозвался Бурьянов, не отрывая глаз от этого
кошмарного видения: он еще никак на мог поверить, что пирамида - явь.
- Клянусь аллахом, мы что-то открыли!-крикнул Зинур.
- А кто недавно клялся аллахом, что Планета необитаема?
- Ну, допустим, и ты не очень-то...
- Светочка,- сказал Бурьянов,- включи кинокамеру, уж покажем мы сегодня
на Острове картину!
- Включила.
- Братцы, ура! Вот это повезло! А ведь могли пройти мимо и не заметить.
Бурьян, пляши, старый черт! И учти, с тебя шоколадный торт, - неистовствовал
в рубке Зинур. - Даю полный.
- Смотри, не сшиби пирамиду.
- Будь спок. Я хоть и потомок Чингисхана, однако же вовсе не
разрушитель цивилизаций.
Зинур был в общем парень ничего, надо отдать ему должное, но Бурьянов
все-таки чуточку недолюбливал его: уж слишком избалован. Да еще, может быть,
из-за Светланы, хотя в этом Бурьянов не рискнул бы признаться даже самому
себе. Прежде он как-то и не замечал Зинура, знал, что есть такой инженер,
насмешник и задира, только и всего.
Но за несколько вылазок на "Сирене", маленькой подводной лодке для
исследования Океана, они сдружились. Дружба их проявилась весьма
своеобразно: Зинур постоянно подтрунивал над Бурьяновым, а Бурьянов этого не
переносил, бесился, раздражался, но терпел, как, наверное, и все остальные
терпели штучки Зинура.
Зинур был одним из тех, кто участвовал в Первой экспедиции на Планету.
Ему повезло, еще бы - первая экспедиция на первую вне Солнечной системы
планету! Да что там, всему экипажу повезло. Во избежание разочарований
психологи настроили их скептически: вряд ли следует ожидать каких-нибудь
потрясающих открытий от первого знакомства с Большим Космосом, даже по
теории вероятностей это невозможно. А они открыли планету, сплошь покрытую
океаном, и сфотографировали косяки рыбок в нем. Они обнаружили единственный
на планете островок, пригодный для базы, благодаря чему в короткий срок была
организована вторая экспедиция. И они предложили назвать эту первую чужую
планету просто Планетой, океан - просто Океаном, а остров - просто Островом,
и это всем показалосьразумно и красиво. И вот Зинур - участник Второй
экспедиции, а лавры все еще не опали с его головы. Немудрено, что ему
прощается многое из того, чего не простили бы никому другому. Подтрунивание
над уважаемыми людьми. Эксперименты с действующей техникой. И даже
нескрываемое ухаживание за Светланой, одной из трех в экспедиции женщин.
Говорят, из-за него Светочка имела пренеприятный разговор с шефом.
Говорят даже, шеф пригрозил домашним арестом, если она "не пресечет". Будто
бы шеф сказал ей: "К сожалению, в составе экипажа не предусмотрена
акушерка".- А Светлана будто бы ответила: - "Если со мной случится такое
несчастье, из вас выйдет отличная повивальнай бабка - судя по вашей
склонности к сплетням".- И давай напропалую кокетничать с шефом, так что он,
говорят, белого света невзвидел. Какой уж тут домашний арест!
Зато дело Светлана знала - дай бог всякому. И если была по-настоящему
влюблена, то, конечно, не в Зинура, а в Океан. Только под водой, на
"Сирене", чувствовала она себя в своей стихии. База - космический корабль на
Острове - была для нее чем-то вроде дома отдыха, где она скучала без
настоящей работы, бесилась сама и бесила других.
Шефа, например. Или, иногда, Бурьянова, хотя он и виду не подавал. И
все-таки Бурьянову не нравилось ее отношение к Зинуру. Подумаешь, участник
Первой экспедиции! Просто повезло...
А теперь, кажется, повезло им всем. И если эта пирамида - действительно
пирамида, а не причудливая подводная скала и не оптический обман, будет
совсем здорово. Тогда премудрые рассуждения ученых на Земле о том, что
разумная жизнь во Вселенной - редкость, полетят в преисподнюю, потому что
теорию вероятностей, на которую они так любят ссылаться, им не обойти, а
пирамида, найденная на первой же планете, опрокинет все их вероятностные
расчеты. Хочешь не хочешь - создание разумных существ!
В каюте стало темно - "Сирена" вошла в тень пирамиды, заслонявшей
теперь весь горизонт.
- Братцы,- сказал Зинур совсем другим, несвойственным ему тоном.- А вы
не подумали? Когда-то здесь был материк.
Ему никто не ответил. Эго было очевидно, и это, и многое другое, о чем
пока не хотелось рассуждать вслух.
- Бурьянчик, уж ты не сердись,- послышался голос Светланы и какое-то
шуршание, наверное, она натягивала комбинезон.- Как хочешь, а я должна
выскочить.
- Насколько я знаю, Светочка, ты океанолог. А тут что-то вроде
пирамиды. Так что выскочить придется мне.
Она вздохнула, смолчала. И вдруг влетела в каюту, одетая по-пляжному,
разгоряченная, стремительная - и бросилась ему на шею.
- Ну, Бурьянчик, миленький, ну что тебе стоит? Всего на минутку...
От нее пахло раскаленным песком, солнцем и морем. Полузабытые, кружащие
голову запахи Земли... "Значит, не надевала комбинезон, а снимала,догадался
Бурьянов.Значит, специально для агитации. Нашла дурака!"
- Ладно, Бурьянчик? Ты же добренький, ты умненький, ты хорошенький.
Ладно?
- Ты же знаешь, девятый пункт инструкции строго-настрого...
- Ну, хочешь, поцелую?
- Поцеловать, конечно, можешь, но...
Она поцеловала его. Зинур у себя в рубке невозмутимо насвистывал,
словно и не слышал ничего. Бурьянов представил его кислую физиономию - и
смягчился.
- Ладно, идем вместе. Только комбинезон надеть не забудь.
Удивительно, ее спина и ноги были такими загорелыми, будто она сейчас с
пляжа. Будто и не прошло трех лет со дня, когда они покинули Землю.
"Вот она, моя счастливая звезда!-думал Бурьянов, торопливо влезая в
скафандр для подводных прогулок.- Это же надо, вся жизнь - такая нелепость,
что нарочно не придумаешь, сплошное торжество случайного и посрамление
вероятного, а каков итог! Спасибо старику Куцеву, если бы не он..."
Когда набирали экипаж для Второй экспедиции на Планету, Бурьянова
включили в список кандидатов. Талантливый математик и физик-теоретик,
человек сравнительно молодой, здоровяк, спортсмен - как говорится, по всем
статьям. Сначала Петр Петрович обрадовался, даже возгордился, о такой работе
можно было только мечтать. Но чем ближе к старту, тем больше начал
призадумываться, а войдя в кабинет академика Куцева, которому принадлежало
последнее слово, сказал прямо:
- Позвольте поблагодарить за доверие, но... принять участие в
экспедиции я не смогу. Старик Куцев опешил.
- Это почему же?
- Не хочу, чтоб из-за меня экспедиция попала в какую-нибудь скверную
историю. Надо мной тяготеет рок.
- Рог? - не понял Куцев.- Какой рог?
И Бурьянов поведал грустную историю своей жизни.
- Начать с того, что я - это вовсе не я, не Бурьянов. Кто? А черт его
знает кто, во всяком случае, не я. Лет до десяти я был уверен, что я - это
я. Но уже тогда заметил, что мать посматривает на меня как-то изучающе, с
тревогой, а отец - и вовсе как на пустое место. Дело в том, что в родильном
доме меня подменили.
...Когда мать впервые принесла его домой и развернула, чтобы
перепеленать, она тихонько вскрикнула и упала без чувств. Отец перепугался:
в чем дело?
- Знаешь, Петя... страшно сказать,- едва оправившись от шока,
прошептала мать,- это не наш Петенька. Это чужой.
- То есть как - чужой?!
- Точно. Теперь я абсолютно уверена. У нашего вот здесь, на ручке, было
родимое пятно, я еще подумала, некрасиво, на самом видном месте...- И она
разрыдалась.
Наскоро запеленав чужого ребенка, они помчались обратно в родильный
дом, но га, другая женщина, которой достался настоящий Бурьянов, уже
выписалась и куда-то уехала, найти ее так и не удалось.
Если рассматривать это происшествие с чисто научной точки зрения, есть,
наверное, какая-то крохотная вероятность перепутать младенца в родильном
доме, но она столь мала, что практически ею можно вовсе пренебречь. И надо
же, чтоб перепутали именно его! Этот факт наложил отпечаток на всю
дальнейшую жизнь Пети, а позднее Петра Петровича Бурьянова, или кто он там
есть на самом деле.
Еще не научившись говорить, маленький Петя начал считать. Он считал
все, что попадалось на глаза: людей, игрушки, окна в домах, мух на потолке и
собственные шаги. Мать перепугалась, понесла его к психиатру, и кончилось
тем, что его чуть не год демонстрировали как некий математический феномен на
разных ученых сборищах, пока не признали вполне нормальным ребенком.
Однажды отец купил кнопки для чертежей. Они так понравились Пете, что
он стащил коробочку и скушал все кнопки, запивая их молочком. Разумеется,
после такого завтрака Петина биография с полной гарантией должна была
закончиться, но все кнопки благополучно вышли одна за другой, как и вошли, и
в процессе их скрупулезного счета обнаружилось, что надпись на коробочке
"100 шт." была обманной. Их оказалось всего 97, это подтвердил рентген.
В школе он постоянно терял авторучки, носовые платки и калоши. Учителя
частенько ошибались, выставляя двойки в журнале против фамилии Бурьянова,
хотя зарабатывал их его товарищ Буранов, зато Петины пятерки и четверки
почему-то попадали к Буранову.
Впрочем, нет возможности перечислить все злоключения его детства: один
день был нелепее другого.
Из-за нерадивости Буранова кое-как закончив десятилетку на троечки,
Петя успешно прошел конкурс в институт - институт немедленно закрыли.
Поступил в другой - его расформировали. Поступил в третий - его разукрупнили
и объединили. Чтобы не лишить город институтов, Петя стал учиться
самостоятельно, на свой страх и риск, и через два года волей случая защитил
диплом. Но как раз накануне вышло постановление об отмене экстерната.
Только раз в жизни ему по-настоящему повезло. Он подружился с девушкой,
на которую поначалу и взглянуть не смел. У нее было романтичное тургеневское
имя Ася. Петя совсем потерял голову, о взаимности даже не мечтал, думал, на
него свалилось новое несчастье, самое страшное из всех - неразделенная
любовь, и вдруг очутился однажды за свадебным стол.ом, а рядом во главе
стола сидела под фатой его ненаглядная Ася.
И пока продолжался пир горой, пока поздравляли новобрачных и Ася мило
смущалась при каждом крике "горько!", он ни разу не вспомнил о своей
злосчастной судьбе, о том, что он - это вовсе не он, и ему даже в голову не
пришло, что он сочетается законным браком с чужой невестой, невестой
какого-то другого, настоящего Бурьянова.
Он был счастлив и пьян от счастья, и все на свете было ему трын-трава.
Далеко за полночь они выпроводили наконец последних гостей, торопливо
сбросали в раковину грязную посуду, и, обнявшись, направились в спальню,
полные любви и трепета. И тут... тут Бурьянову снова пришлось вспомнить о
своей судьбине: она подсунула под туфельку его юной жены апельсиновую
корочку. Ася поскользнулась и упала, сильно ударившись коленом об пол. Лицо
ее было белее свадебного платья, нога не сгибалась. Пришлось вызвать
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг