- Правда, интересно? - протянул он жене газету с объявлением.
- Очень! - со вздохом согласилась Береника. - Но, увы, это не в
нашем проклятом Бакбуке, а в Городе Больших Жаб.
- Что ты говоришь? - притворно ужаснулся доктор Попф. - Скажите
пожалуйста! Действительно, не в Бакбуке!.. В таком случае, придется нам,
старушка, съездить на парочку деньков в Город Больших Жаб...
Через три часа супруги Попф отбыли из Бакбука. Утром следующего дня
они были уже в Городе Больших Жаб, а в девять часов вечера бесконечно
счастливая Береника сидела рядом со своим мужем в огромном, залитом светом
зрительном зале мюзик-холла "Золотой павлин". Все ее радовало, все ее
забавляло, все было совсем не так, как в опостылевшем Бакбуке.
- Правда, очаровательно? Ну, согласись, что это просто прелесть! -
теребила она то и дело доктора Попфа, почти не обращавшего внимания на
эстраду.
- Да, да, конечно, - рассеянно отвечал он, - очень здорово! - И
снова углублялся в размышления.
Зато он ни на секунду не мог оторвать глаз от сцены, когда на ней
появился, наконец, Томазо Магараф, крохотный, но очень пропорционально
сложенный и миловидный молодой человек с повадками и апломбом знающего себе
цену бывалого столичного артиста. А артист он оказался действительно
универсальный: он лихо и не без приятности сыграл на детской скрипочке
менуэт Моцарта, потом на саксофоне - модную песенку: "Ты совсем
рассыпался, мой старый автокар", презабавно отшлепывая при этом подошвами
своих крохотных лакированных туфелек чечетку, потом тоненьким голоском
очень жалостно спел другую песенку: "Мамми, моя мамми, я твой милый бэби",
вызвав бурю растроганных аплодисментов.
Отвесив поклон публике, он скрылся за кулисами и через несколько
секунд с грохотом вернулся на эстраду верхом на низеньком мохнатом пони.
Теперь Магараф был уже не во фрачной паре, а в живописном одеянии ковбоя. В
правой руке у него было ружьецо, из которого он на полном скаку расстрелял
полдюжины фаянсовых тарелочек, подбрасываемых униформистом. Потом он
спешился, заставил лошадку лечь и из-за ее спины швырнул в зрительный зал
бумеранг. Бумеранг, описав замысловатую траекторию, послушно вернулся к
Магарафу и упал у его ног мягко и бесшумно, как осенний лист. Дальше
последовало жонглирование разными предметами верхом на пони. Особенно
эффектно Магараф орудовал горящими факелами и двенадцатью широкими
китайскими ножами.
Важно выслушав аплодисменты, он картинно приподнял свою широкополую
шляпу и умчался за кулисы.
У дверей уборной Томазо Магарафа его поджидал капельдинер с визитной
карточкой некоего доктора Стифена Попфа из города Бакбука. На ее обороте
было карандашом написано:
"Уважаемый господин Магараф! Если у Вас завтра между двенадцатью и
часом дня найдется свободное время, я буду рад встретиться с Вами в
соседнем ресторане. Нам нужно потолковать по очень важному и безусловно
интересующему Вас делу".
"Ну его! - подумал про себя Магараф. - Вероятно, опять насчет
ангажемента. Будет переманивать из "Золотого павлина". Хотя, с другой
стороны, с чего бы это: врач - и вдруг насчет ангажемента?"
- Ладно, - сказал он капельдинеру, - передайте, что я завтра в
двенадцать буду в ресторане.
И действительно, ровно в полдень они встретились: популярный артист
эстрады Томазо Магараф и никому не известный провинциальный врач Стифен
Попф.
- Дорогой господин Магараф, - не совсем уверенно промолвил Попф,
когда они закончили обычный обмен приветствиями, - э-э-э, как бы это вам
сказать... - Он придвинулся поближе к Магарафу и продолжал, понизив голос
почти до шепота: - Я хочу предложить вам, э-э-э... эксперимент, который,
на первый взгляд, не лишен некоторой необычности... Как вы посмотрите, если
я, э-э-э, попытаюсь помочь вам вырасти?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой рассказывается о том, как Томазо Магараф
сначала обиделся и как чета Попф вернулась в Бакбук
- Я думал, что буду иметь дело с джентльменом, - возмущенно произнес
Магараф в ответ на слова доктора Попфа и слез со стула, - я думал, что буду
иметь дело с порядочным человеком, а вместо этого должен выслушивать
неумные шутки по поводу моего уродства! Прощайте, сударь...
Однако доктор не позволил ему уйти. Он почти насильно усадил за стол
пылавшего негодованием лилипута и горячо продолжал:
- Ну вот и глупо! Я больше чем кто бы то ни было далек от того, чтобы
шутить с вами. Да и вообще, какой это нормальный человек будет трястись в
поезде почти двадцать четыре часа только для того, чтобы иметь сомнительное
удовольствие посмеяться над человеческим несчастьем? Понимаете ли, я врач
и, кроме того, занимаюсь научной работой. Я изучаю проблему роста
организмов и, в частности, вопрос о форсировании деятельности гипофиза. Вы,
конечно, знаете, что такое гипофиз?
- Гипофиз? Знаю, - ответил Магараф, понятия не имевший о том, что это
такое.
- Очень хорошо! - обрадовался Попф. - Тогда вам сейчас все станет
совершенно ясно. В результате довольно сложной и продолжительной работы мне
удалось изобрести препарат, который я позволил себе назвать "эликсиром
Береники". Это мою жену так зовут - Береника, - смущенно пояснил он. -
Вводя эликсир в кровь животного, я во много раз увеличиваю активность
гипофиза, и в результате, вы понимаете, организм бурно растет, пока не
достигает размеров нормальной взрослой особи... Я уже проверял его на
крысах, морских свинках, кроликах и собаках. Мне кажется, что настала пора
испробовать его и на человеке. Боюсь гарантировать вам безусловную удачу,
но очень много шансов за то, что эффект будет положительный. И тогда, -
воскликнул доктор Попф и замахал руками в сильном волнении, - тогда перед
человечеством открываются чудесные перспективы! Если же, - добавил он,
помрачнев, - опыт не удастся, то вы отделаетесь только несколькими
бессонными ночами... если не считать, конечно, вполне законного
разочарования.
Он замолк и с ожиданием посмотрел на Магарафа.
Магараф был бледен.
- И дорого мне это обойдется? - прервал он, наконец, порядком
затянувшееся молчание.
- Ровным счетом ничего, - быстро ответил доктор Попф.
- Вы или прожженный мошенник... - задумчиво начал Магараф. В его тоне
подозрительность была смешана с мучительной и тщательно скрываемой
надеждой.
- Или? - широко улыбнулся доктор Попф.
- Или... совершенно никудышный делец.
- Я ученый и врач.
- Врачи любят деньги не меньше любого лавочника, - заметил Магараф, -
и все эти ваши профессора тоже.
- Значит, не все.
- Будь я доктором, - сказал Томазо Магараф, - вам бы порядком
досталось от меня на орехи. Конечно, если вы не врете.
- Уже досталось, - рассмеялся Попф, почувствовавший, что лед
недоверия понемножку таял, - мне бы, пожалуй, на целый год хватило угощать
вас этими орехами. Ну, так как? Согласны?
- Ого! - воскликнул Магараф, явно уклоняясь от ответа. - Значит, вам
здорово от них досталось - от ваших коллег?
- Вы себе просто представить не можете, Магараф, с каким
удовольствием я бы вас сейчас вздул, - проникновенно произнес доктор
Попф. - Что вы мне не отвечаете по существу предложения?
- Ну, знаете, это черт знает что такое! - рассердился Магараф. - Я
не крыса! И не морская свинка или какой-нибудь там кролик! Раз-раз и
готово. Пристали, как с ножом к горлу! А вдруг вы мне впрыснете яду! Я же
вас совершенно не знаю!
- Я доктор Стифен Попф! - в свою очередь вспылил его собеседник. -
Через полгода вы будете хвастать своим знакомством со мной!
Впрочем, он тотчас же отошел, виновато улыбнулся:
- Вы абсолютно правы, Магараф. Подумайте хорошенько над моим
предложением... Мне лично казалось, что вы сразу ухватитесь... что вы всю
жизнь мечтали о том, чтобы вырасти...
- Я об этом даже не смел мечтать, - тихо сказал тогда Магараф. -
Давным-давно, еще в детстве, мне снились такие сны... Я бы, кажется,
согласился быть последним нищим, только бы...
Он так и не закончил своей фразы, хлебнул кофе, успевший уже остыть, и
отодвинул от себя чашку.
- Вы видите этот шприц? - спросил Попф, раскрыв лежащий на соседнем
стуле маленький чемоданчик. - Он вмещает как раз две дозы эликсира. Так
вот, половину его содержимого я предварительно впрысну себе. Согласитесь,
что я меньше всего похож на самоубийцу.
- А еще меньше на ученого, - не удержался и съязвил Магараф, и они
оба расхохотались.
Магарафу было совестно, он злился и протестовал, но доктор Попф все же
ввел себе в руку половину содержимого шприца.
- Так будет вернее, - сказал он, - я уже, слава аллаху, достаточно
вырос, так что на меня эликсир не подействует. А вам спокойней. Вот теперь
давайте-ка вашу лапку...
Полчаса спустя доктор Попф и Томазо Магараф крепко пожали друг другу
руки у выхода из ресторана.
- Значит, до послезавтра, - сказал Попф, усаживаясь в такси, - я там
постараюсь управиться в один день.
Вечером супруги уже возвращались домой. Они спешили урегулировать свои
бакбукские дела и вернуться в Город Больших Жаб, где доктор Попф будет
вести неустанные наблюдения над Томазо Магарафом, пока тот окончательно не
вырастет.
В вагоне было жарко и душно, но Береника почти сразу уснула. У нее
было чудесное настроение. Она была счастлива за мужа и еще больше по поводу
того, что хоть на время вырвется из унылого Бакбука и будет жить в городе,
где есть театры и настоящее приличное общество. А ее мужу не спалось. Он
долго ворочался на своем диванчике, потом встал, вышел в коридор и открыл
окно, чтобы подышать свежим воздухом. По крыше вагона стучал противный,
холодный дождь. А доктор Попф был в легкой пижаме. Непростительная
неосторожность, особенно для врача. Но Попфу было не до размышлений о своем
здоровье. Он мечтал о том, какой эффект в ученом мире произведет его книга
"Принципы и методы форсирования роста животных", как все поймут, что им
проделана работа эпохального значения. Да, да, эпохального! Он стоял на
холодном ветру и мечтал о славе и о том, как она поможет ему разбогатеть,
построить себе отличную лабораторию, в которой можно будет работать
по-настоящему, не теряя времени на заботы о хлебе насущном.
Наконец он почувствовал, что сильно продрог, вернулся в купе, но так и
не мог заснуть до самого Бакбука. А когда утром следующего дня он спустился
в столовую, чтобы наспех позавтракать, Береника, обратив внимание на его
необычно раскрасневшееся лицо, заставила его измерить температуру.
Оказалось, что у него тридцать девять и пять десятых. Перепуганная
Береника, с трудом уложив его в постель, - Попф считал, что все это сущие
пустяки, - побежала за врачом. Она старалась сдерживаться, но слезы все же
катились по ее щекам, потому что она, во-первых, любила мужа и, во-вторых,
жалела, что ей уже не придется так скоро поехать в Город Больших Жаб.
Врач пришел не сразу. Он нарочно помедлил, чтобы подчеркнуть, что ему
не очень уж хочется ходить к этому бессовестному Попфу, восстановившему
против себя всех бакбукских врачей. Он поставил диагноз: воспаление
легких - и нарочно прописал самое дорогое лекарство.
- Он, кажется, не ошибся, - простонал доктор, когда они остались
вдвоем с Береникой. - У меня такое ощущение, словно я наелся глины.
Садись-ка, старушка, и пиши, пока я еще не потерял сознания.
И он продиктовал Беренике письмо Томазу Магарафу. Это была подробная
инструкция о том, как ему питаться все время, пока он будет расти, каков
должен быть режим его дня, как часто ему следует гулять и сколько минут,
как часто и как долго лежать в постели и, главное, как ему вести детальные
записи своего пульса, температуры тела, темпов своего роста, увеличения
веса и всяких других, очень важных подробностей хода этого необычайного
эксперимента.
- Напиши, что это страшно важно - его записи. Это будет мой гонорар
за то, что я для него сделал... - чуть заметно усмехнулся он. - Так и
напиши, что это будет мой гонорар...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
о том, как Томазо Магараф стал расти и что из этого вышло
Он никогда не думал, что у него может вдруг оказаться такой чудовищный
аппетит. Он круглые сутки ел и все время был голоден. Он перестал питаться
в ресторане, потому что нельзя же, в самом деле, дневать и ночевать там.
Вдова, у которой он снимал комнату, буквально сбилась с ног, готовя ему
сложное и обильное меню, разработанное для него доктором Попфом. Почти весь
заработок уходил на еду, почти весь заработок и все свободное время. Он
беспрестанно жевал, дома и на улице, в вагоне метро и на работе. Он ел и
рос, каждый день прибавляя в среднем по два сантиметра.
Уже через несколько дней его костюмы стали ему малы и узки. Он заказал
себе фрачную пару, пиджачную пару и ковбойский костюм с запасом материала,
чтобы их можно было перешивать по мере того, как он из них вырастал. Чтобы
не обращать на себя особенного внимания, он каждый раз обращался к другому
портному. С обувью было труднее. Примерно каждые три-четыре дня он
приобретал несколько новых пар обуви. Портные и сапожники доконали его
сбережения: его текущий счет в банке таял день ото дня.
Первое время в "Золотом павлине" как-то не замечали, что Магараф
вытягивается в вышину и ширится в плечах. Вернее, всем казалось, что их
обманывает зрение, - настолько это было неожиданно и необычайно. Потом
поняли, что зрение их не обманывает, что Томазо Магараф на тридцать первом
году своей жизни действительно начал расти, но никто не решался сообщить об
этом владельцу "Золотого павлина", господину Сууке, чтобы не подвести
своего коллегу. Может быть, он все же перестанет расти, и тогда все
обойдется.
Но Магараф вытягивался все длиннее и длиннее, и однажды во время
представления разыгрался скандал.
Когда Магараф, как всегда, лихо выехал на сцену верхом на мохнатом
пони, рыжий чуть подвыпивший верзила в ярко-сиреневом костюме, сидевший в
первом ряду, зевнул и громко, на весь зал, сообщил своему соседу:
- У меня на ранчо таких лилипутов тридцать восемь человек, только
этот, пожалуй, немножко повыше.
Легкий смешок пробежал по рядам.
- Чудак, - ответил ему сосед, - разве у твоих молодцов такие
писклявые голоса, как у этого Магарафа? У него голос как у птенчика. Он
поет, как девочка.
Конферансье, конечно, сделал вид, будто он не слышал этого разговора.
Он вышел на авансцену и торжественно произнес:
- Сейчас Томазо Магараф исполнит песенку "Мамми, я боюсь".
Это был коронный номер Магарафа. Если закрыть глаза, казалось, что
поет трехлетний ребенок. Томазо откашлялся и с ужасом почувствовал, что
запел неокрепшим, но уже достаточно густым баритоном:
Мамми, моя мамми,
Я твой милый бэби,
Где ж ты, моя мамми,
Плачу и пою;
Бедный Бобби болен,
Бедный Бобби склонен
Видеть в каждой даме мамочку свою.
Громкий хохот и свист покрыли последние слова куплета. Недоеденные
апельсины и банановые корки полетели на сцену. Пришлось дать занавес. И
тогда Томазо Магарафа вызвал к себе в кабинет сам господин Сууке.
Владелец "Золотого павлина" был в черном сюртуке. Его широкополая
шляпа чернела на письменном столе, как небольшой могильный холм. Всем своим
обличием господин Сууке смахивал больше на баптистского проповедника,
нежели на хозяина увеселительного заведения. В этом не было ничего
удивительного. До того, как заняться мюзик-холлом, господин Сууке лет
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг