смысл, кроме того, который я в них вкладывал сам. Надеюсь, доктор Попф
подтвердит, что в пояснение приведенных выше слов я вскоре добавил фразу,
смысл которой состоял, примерно, в том, что молодому Бероиме вполне хватит
той трепки, которую ему задаст его отец, узнав о его постыдном поведении в
сквере. Категорически отметаю всякие попытки приписать мне какую бы то ни
было причастность к покушению на Манхема Бероиме.
С доктором Попфом лично познакомился только сегодня, минут за
пятнадцать - двадцать до его столкновения с Манхемом Бероиме, и убежден,
что он не имеет ни малейшего отношения к покушению на упомянутого Бероиме.
По тому, что уже давно слышал о Попфе от самых различных собеседников, а
также и на основании моего личного с ним знакомства, я имею полное
основание считать доктора Попфа глубоко порядочным, высокообразованным и
бескорыстным врачом и значительным ученым.
Вскоре после инцидента в сквере я возвратился домой, пообедал в кругу
семьи. С шести часов вечера до половины девятого я был в гостях у своего
соседа Игнация Матедро, что может подтвердить как сам Матедро, так и члены
его семьи. В половине девятого я вернулся домой и около десяти часов лег
спать.
О состоявшемся покушении на жизнь Манхема Бероиме мне стало известно
лишь в полиции..."
Отец пострадавшего, господин Фригий Бероиме показал:
"Фамилия моя Бероиме, имя Фригий. Число исполнившихся лет - пятьдесят
восемь. Вероисповедание - католическое. Имею четверых детей. Владелец
бойни "Великая Аржантейя" и шести мясных магазинов, советник городского
самоуправления и вице-председатель приходского совета.
По существу дела о покушении на моего сына Манхема я имею сообщить
следующее:
Сего числа, около девяти часов вечера, мне сообщили, что мой сын
Манхем в бессознательном состоянии и с тремя ножевыми ранами обнаружен на
улице Всех Святых и перенесен к доктору Лойзу. Прибыв в дом указанного
доктора в сопровождении членов моей семьи и некоторых моих знакомых, я
действительно застал сына в бессознательном состоянии вследствие
произведенного на него покушения. О том, кто мог поднять злодейскую руку на
моего сына, ни у кого, знавшего о происшедшем сегодня в сквере, никаких
сомнений не было. Пророческие слова отца Франциска о докторе Попфе
сказались раньше, нежели кто-либо мог ожидать. Слуга сатаны, каковым, по
моему мнению, бесспорно является упомянутый доктор Попф, не довольствуясь
своим богопротивным изобретением, решил обратить свою руку на юношей нашего
города, и первый его выбор пал на моего младшего сына.
Я не вижу ничего удивительного, что его ближайшим соучастником
оказался Санхо Анейро, неоднократно побуждавший рабочих моей скотобойни на
гибельный путь забастовок и ненавидящий меня за то, что он в наказание за
организацию забастовки просидел девять месяцев в тюрьме. Он вышел из нее
только вчера, бесспорно, полный самых мрачных мыслей о мести мне и моей
семье.
Опасаясь, что означенный доктор Попф, воспользовавшись ночным
временем, попытается скрыться из города, мы в количестве четырнадцати
человек сели на машины и отправились к дому Попфа, дабы не дать ему
ускользнуть из рук правосудия. На неоднократный стук в дверь и просьбу
впустить к себе доктор Попф ответил решительным отказом. Языки пламени,
показавшиеся в темных до того окнах его дома, объяснили нам смысл его
упорного нежелания впустить нас к себе. Захваченный врасплох и не имея,
очевидно, времени скрыть в надежное место уличающие его материалы, орудия
его преступлений и сатанинской деятельности, доктор Попф решил сжечь их
вместе с домом, лично ему не принадлежавшим, а арендуемым у вдовы доктора
Прадо. Чтобы не дать ему возможности привести в исполнение этот преступный
план, мы вынуждены были взломать дверь. Только связав отчаянно
сопротивлявшегося Попфа, мы смогли приступить к тушению пожара, но было уже
поздно. Очаги пожара были разбросаны по всему дому, и дом сгорел до того,
как успела прибыть пожарная команда".
Свидетель господин Буко Сус:
"Моя фамилия Сус, имя Буко. Число исполнившихся лет - пятьдесят два.
Вероисповедание - католическое. Женат. Имею дочь двадцати девяти лет,
проживающую при мне. Уроженец города Тубероза. В Бакбуке проживаю три с
половиной года. По профессии маклер и частный ходатай по судебным делам.
Под судом был дважды. Оба раза оправдан по недостатку улик.
По существу дела о покушении на Манхема Бероиме имею сообщить
следующее: с пострадавшим лично не знаком, но неоднократно слыхал отзывы о
нем, как о в высшей степени приличном, воспитанном и жизнерадостном молодом
человеке. Ни с доктором Попфом, ни с господином Санхо Анейро не знаком. С
членами семьи пострадавшего познакомился сегодня в доме доктора Лойза.
Сегодня же днем я впервые увидел пострадавшего в Центральном сквере и
был свидетелем того, как доктор Попф пытался его задушить. Слышал я также и
слова Санхо Анейро: "То, что он заслужил, от него не уйдет". Сего числа,
около сорока минут десятого, возвращаясь по улице Всех Святых из ресторана
"Золотое руно", который я изредка посещаю, я в темноте наткнулся на
валявшегося в бессознательном состоянии Манхема Бероиме. Метрах в ста
слышались чьи-то быстро удалявшиеся шаги. Однако я не решился броситься за
неизвестным или неизвестными в погоню, так как боялся, что пострадавший
может истечь кровью. При помощи выбежавших на мой крик жителей ближайших
домов, мне удалось немедленно доставить раненого к доктору Лойзу, который и
оказал ему срочную медицинскую помощь...
Больше к своим показаниям ничего добавить не могу".
Пришедший поздно ночью в сознание Манхем Бероиме сообщил бессменно
дежурившему у его изголовья следователю, что за несколько мгновений до
того, как ему были нанесены ранения, он услышал за своей спиной чьи-то
осторожные шаги, и неизвестный голос громким шепотом произнес:
- Не медлите, доктор. Кто-то идет!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
из которой читатель может узнать о
дальнейшей судьбе Аврелия Падреле
Пятого сентября под вечер Падреле-младший вернулся из Города Больших
Жаб в Бакбук.
Уже на вокзале на него обрушилось известие об аресте Попфа. От
аптекаря Бамболи, к которому он обратился, как к ближайшему соседу доктора,
он узнал некоторые подробности того, что произошло в богатое событиями
воскресенье третьего сентября. Приходится отметить, что оба они, и
аптекарь, и Падреле, сохранивший в тайне свою фамилию и знакомство с
доктором Попфом, произвели друг на друга самое неважное впечатление.
Особенно не по душе показалось скромнейшему Моргу Бамболи высокомерие
приезжего незнакомца и сквозившее в каждой фразе презрение не только к
своему предупредительному собеседнику, но и к самому Попфу. К тому же,
Аврелий Падреле не считал нужным скрывать, что он отнюдь не убежден в
невиновности доктора.
- Это чертовски самоуверенный и неуравновешенный человек, - сказал
он. - Такой человек в припадке гнева способен на все.
- Даже сжечь свой дом с лабораторией и всеми своими научными
записями?! - негодующе воскликнул Бамболи.
При этих словах Аврелию Падреле вдруг стало дурно. Он рухнул на пол и
очнулся только тогда, когда перепугавшийся аптекарь ткнул ему под нос
объемистую бутыль с нашатырным спиртом.
Господин Бамболи помог Аврелию подняться на ноги и усадил на стул.
- Со всеми записями? - переспросил Падреле. - Вы уверены, что все
его записи тоже сгорели? Может быть, их успела забрать полиция?
- Она прибыла после пожарной команды, а уже пожарной команде,
собственно, нечего было делать.
- Так-так-так! - лихорадочно бормотал Падреле, глядя сквозь Бамболи,
словно тот был стеклянной деталью аптекарского оборудования. Он зажал свои
большие гладкие ладони между стиснутых колен и, монотонно раскачиваясь,
повторял: - Так-так-так! Так-так-так!
Бамболи с недоумением смотрел на своего странного, неприятного гостя.
Кто он такой? Почему он так спокойно относится к трагической судьбе
несчастного доктора и так близко принял к сердцу известие о гибели его
записей? Выпустят доктора из заключения, и он отлично восстановит свои
записи. Главное, чтобы его оправдали от этих чудовищных обвинений и
выпустили на волю. Аптекарь молчал.
Но вот незнакомец перестал раскачиваться. Он спросил:
- А вы не знаете, где мне найти госпожу Попф?
- Возможно, у госпожи Гарго, - поспешно ответил Бамболи. - Если
только она уже не уехала... Она собиралась сегодня же уехать к родителям...
На этот раз правдивый аптекарь говорил неправду. Он знал, где
находится Береника. Она вернулась в Бакбук за несколько часов до Падреле и
сидела в обществе аптекаря и его супруги в их темноватой и тесной столовой,
когда, взглянув в окно, заметила Аврелия, выходившего из машины. Сейчас,
когда она так остро переживала судьбу своего мужа и томилась мучительным
чувством раскаяния, Аврелий Падреле был ей более отвратителен, чем когда бы
то ни было. Она не сомневалась, что он прибыл в Бакбук специально за нею.
- Ради бога! - обратилась она к аптекарю. - Если этот человек будет
спрашивать про меня, скажите, что вы не знаете, где я... что ушла к госпоже
Гарго... Или, еще лучше, что я уехала к своим родителям...
И у вдовы Гарго, принявшей господина Падреле весьма холодно и
настороженно, он не узнал ничего утешительного. Судя по всему, документы и
фотографии, которые должны были помочь ему вернуть себе имя, состояние и
брата, действительно погибли в огне. Обращаться за справкой к сидевшему в
тюрьме доктору Попфу было делом не только хлопотливым, но и явно
бесполезным. Какое значение мог иметь в таком серьезном деле, как
возвращение половины богатств фирмы "Братья Падреле и К°", ничем не
подтвержденный документ за подписью человека, сидящего в тюрьме по
обвинению в тяжелом уголовном преступлении?
Однако для самоутешения Аврелию Падреле хотелось увезти с собой в
Город Больших Жаб хоть какую-нибудь бумажку, которую можно было бы
предъявить господину Примо.
- Вы понимаете, дорогая госпожа Гарго, - обратился он к вдове. - В
силу ряда обстоятельств мне необходима справка о том, что я шесть недель
провел в доме доктора, пока не достиг нормального роста. Мог бы я вас
просить подписать мне такую справку? Зная ваше затруднительное материальное
положение, я с удовольствием оплатил бы вам эту услугу...
- Но ведь я ничего не знаю, - холодно ответила вдова. - Я только
помогала госпоже Беренике по хозяйству... Я невежественная и недалекая
женщина, и вам это прекрасно известно.
Она позволила себе невинное удовольствие мотивировать свой отказ его
же нелестным отзывом о ней, который он неоднократно высказывал Беренике. Но
при любых условиях госпожа Гарго не решилась бы выдавать какие бы то ни
было справки, тем более письменные. Недаром она поклялась Попфу, что будет
хранить тайну пребывания господина Падреле в его доме. Она принадлежала к
тем людям, которых никакая сила не может заставить нарушить клятву.
Так получилось, что Аврелий Падреле ночным поездом пустился с пустыми
руками из Бакбука в обратный путь.
Шестого сентября он из гостиницы позвонил брату.
- Примо? - сказал он, когда глава фирмы подошел к телефону. -
Здравствуй, Примо. Это я, Аврелий. Я только что вернулся из...
Господин Падреле-старший, не говоря ни слова, повесил трубку.
Аврелий позвонил вторично. Никто не ответил. Он подождал несколько
минут и снова позвонил. К телефону подошел камердинер и сказал, что
господина Примо нет дома.
Не оказалось дома господина Примо и позже, часа через два, и назавтра
утром. Тогда Аврелий Падреле сел писать брату и описал все неудачи,
постигшие его в Бакбуке, но потом понял, что не в силах будет ждать, пока
письмо дойдет до адресата и пока придет ответ. Незаконченное письмо он
сунул в карман пиджака и вышел из гостиницы с твердым намерением во что бы
то ни стало добиться сегодня же встречи с Примо.
Однако Аврелия не пустили в дом, в котором он родился и прожил всю
свою жизнь.
Накрапывал дождик. Было холодно, но Аврелий не мог уйти, не повидав
брата. Он прождал не менее семи часов, промок, окоченел от пронизывающего,
не по сезону холодного ветра и все-таки добился своего. С тихим шелестом к
подъезду подкатила знакомая Аврелию машина, и из дома вышел господин
Падреле-старший, как всегда, в сопровождении двух телохранителей.
- Примо! - бросился к нему Аврелий. - Эти идиоты не пускают меня к
тебе! Мне нужно...
Но один из телохранителей молча отшвырнул Аврелия прочь с дороги, а
другой в это время открыл дверцу, и господин Примо с каменным лицом шагнул
внутрь автомобиля.
- Примо! - крикнул Аврелий в отчаянии, вскочил на ноги и, не замечая
крови, хлеставшей у него из носа, стал исступленно ломиться в машину.
И тогда усаживавшийся рядом с шофером второй телохранитель приоткрыл
дверцу и разрядил в Аврелия свой пистолет.
Аврелий упал на мостовую. Он был еще жив, и сознание не успело
покинуть его.
Из дома выбежали люди, встревоженные выстрелами. Примо Падреле,
которого вдруг перестали слушаться ноги, с трудом выбрался из машины и
услышал слабеющий голос брата:
- Примо!.. не уходи, Примо! Посмотри на меня...
Глава фирмы, побледневший, охваченный дрожью, склонился над братом,
распластавшимся у его ног в луже крови. У Аврелия уже стало желтеть лицо,
мясистый, чуть приплюснутый нос, фамильный нос династии Падреле,
заострился, и сейчас Аврелий стал еще больше похож на своего прадеда Урию.
- Я, кажется, умираю, Прямо, - еле слышно сказал он, с тоской и
нежностью глядя на покрывшееся холодным потом лицо своего брата. - Неужели
ты и сейчас не видишь, что я твой брат, что я - Аврелий? Понимаешь, я -
Аврелий... Я хотел тебе сделать сюрприз, а вместо этого...
Он замолк, и по его все более желтевшему лицу покатилась одинокая
слеза.
Господин Падреле-старший не думал раньше, что ему будет так тяжело.
Несколько минут тому назад он спокойно предупредил своих телохранителей,
что какой-то подозрительный субъект подстерегает его на улице и чтобы они
держали ухо востро. Конечно, он прекрасно понимал, как его
многозначительные слова будут восприняты этими молодцами и как они будут
действовать. Но сейчас ему казалось, что он многое отдал бы за то, чтобы не
было этих страшных выстрелов и этого умирающего на холодной панели
человека - его брата и совладельца фирмы.
- Чего вы смотрите! - крикнул Примо Падреле. - Скорее несите его
наверх!.. Боже мой, какой ужас!.. Немедленно вызовите врачей!
Аврелия подняли на руки, и перед ним в последний раз в его жизни
растворились двери родного дома. А господин Примо Падреле шел рядом и
поддерживал голову младшего Падреле. Аврелий смотрел на него тускнеющими,
но счастливыми глазами и бормотал:
- Я очень рад, Примо!.. Я так рад... Ведь, правда, ты меня теперь уже
окончательно признал? Я твой брат, Аврелий...
- Ну, конечно, признал, мой мальчик, - ответил ему господин Примо. -
Мы тебя вылечим... Мы с тобой чудесно заживем... Мы с тобой будем такие
дела ворочать!
- Ну вот, - сказал Аврелий уже совсем заплетающимся языком. - А ты
меня все не узнавал... Ты меня спасешь, старичина мой, я знаю, ты меня...
Так и не договорив фразы, Аврелий Падреле вздрогнул, чуть слышно
вздохнул и вытянулся.
Прибывшим врачам осталось только констатировать его смерть.
Примчался сам президент полиции Города Больших Жаб и составил акт.
Извлекли из карманов убитого пачку денег, записку какой-то дамы,
подписанную инициалами Б. П., и незаконченное письмо, которое наконец дошло
до адресата.
- Кто бы мог подумать! - горестно воскликнул господин Падреле,
обращаясь к президенту полиции. - Кто бы мог поверить, что рослый,
плечистый мужчина, добивавшийся у меня приема, действительно мой несчастный
брат!.. Что он каким-то неведомым, чудесным образом вдруг вырос!.. Боже
мой, какой ужас!.. Я этого себе никогда не прощу!
Президент полиции счел своим христианским и служебным долгом высказать
слова утешения. Он сказал, что любой благоразумный человек на месте
господина Падреле поступил бы в точности так же и что, очевидно, на то была
господня воля. Он сделает все, чтобы законопатить на вечную каторгу этого
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг