он оказался. Его удручало сознание, что он не может немедленно, сию же
минуту, доказать любящему и любимому брату, что он не самозванец. Было
очень обидно, что ему не удастся участвовать в сегодняшнем семейном
торжестве. Его выводило из себя, что Примо Падреле своей недоверчивостью
сам себя лишал приятнейшего из сюрпризов, которые ему когда бы то ни было
преподносились ко дню рождения. Но ему и в голову не приходило, что Примо
Падреле решил во что бы то ни стало и ни при каких условиях не признавать в
нем своего брата.
Неумный и самовлюбленный, Аврелий все же сознавал, что после всего
происшедшего между ним и Попфом по меньшей мере неприлично обращаться в
Бакбук за помощью. Но теперь он видел, что без этого не обойтись. Он
сказал:
- И все же я в самые ближайшие дни представлю тебе самые бесспорные
доказательства.
Падреле-старший поморщился:
- Вы все-таки настаиваете на своем?
- Я представлю тебе письменное подтверждение доктора Попфа и
фотографии. Он снимал меня каждый день.
- Бог свидетель, как много я отдал бы за то, чтобы ваши слова
подтвердились! - кротко промолвил Падреле-старший. - Но, увы, я слишком
долго прожил на свете, чтобы верить в возможность чуда.
Он встал. На фоне закатных лучей, струившихся сквозь высокое,
просторное окно, его редковатые, мягкие волосы светились, как нимб святого.
Аврелий тоже встал. Он мешкал. Он никак не мог себя заставить покинуть
кабинет. Ему не верилось, что он так и уйдет из родного дома, не приняв
участия в традиционном семейном торжестве, которое вот-вот уже должно было
начаться.
- Будьте здоровы, друг мой, - сказал Примо Падреле, но руки не подал.
Выдвинув маленький ящичек письменного стола, он вынул оттуда коробочку
с карамельками и одну из них положил себе в рот (врачи запретили ему
курить).
- Из этого ящичка ты мне достал когда-то шоколадного человечка, -
печально сказал Аврелий. - Помнишь, когда умерла мама?
Господин Примо промолчал, и Аврелий Падреле медленно пошел к выходу.
Уже почти у самых дверей он обернулся и промолвил:
- Прости меня, я забыл поздравить тебя с днем рождения.
Господин Примо молча кивнул головой в знак благодарности, и Аврелий
покинул кабинет своего брата.
Примо Падреле вздохнул с облегчением. Зуб был выдернут.
Снова усевшись за письменный стол и задумчиво побарабанив по нему
пальцами, он позвонил в акционерное общество "Тормоз" и сказал, что через
пятнадцать минут туда приедет господин Огастес Карб, которому нужно
передать в запечатанном пакете все материалы "по бакбукскому делу". Никаких
описей документов делать не нужно. Материалы ни в коем случае не
распечатывать и не разбирать, а прислать в том виде, в каком они привезены
из Бакбука.
Потом он вызвал к себе Огастеса Карба и попросил его как можно скорее
привезти пакет.
- Слушаюсь, сударь, - сказал Огастес Карб и повернулся, чтобы уйти.
Но Примо Падреле остановил его:
- Если вы ничего не имеете против, Огастес, я хотел бы, чтобы впредь
до возвращения господина Аврелия вы выполняли отдельные мои поручения.
- Почту за счастье, сударь, - сказал Огастес Карб, низко
поклонившись.
- И еще вот что, Огастес. Если у вас сегодняшний вечер не занят, я был
бы рад видеть вас на нашем семейном торжестве.
У Огастеса Карба от счастья перехватило дыхание.
А Примо Падреле пошел переодеваться к вечеру.
Спустя полчаса Карб привез пакет. Глава фирмы, отпустив секретаря,
снова спустился в кабинет, вскрыл пакет, весивший не меньше пяти
килограммов, внимательно просмотрел все его содержимое; часть бумаг, пачку
фотографий и рулон негативов сжег в камине, оставшиеся материалы запер в
несгораемом шкафу.
Теперь можно было спокойно праздновать день рождения.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,
сообщающая факты, без которых нельзя перейти
ко второй части нашего повествования
Из Города Больших Жаб ежедневно отправляются в сторону Бакбука три
поезда: в одиннадцать утра, в четыре сорок три пополудни и в десять часов
двадцать две минуты вечера.
Четвертого сентября в каждом из трех поездов мы могли бы встретить по
одному из действующих лиц нашего повествования.
С первым поездом уехал человек, имя которого два с лишним месяца не
сходило со страниц аржантейских газет. Высокий, отлично сложенный брюнет с
энергичным, чуть скуластым лицом, он был по многочисленным фотографиям
известен почти каждому. Проводник вагона, в котором он расположился,
приветливо осведомился:
- Если не ошибаюсь, господин Томазо Магараф? - И, убедившись, что он
не ошибся, раззвонил об этом по всему составу.
Но почти никто из пассажиров не затруднил себя посещением вагона, в
котором ехал наш герой. Томазо Магараф уже давно, по крайней мере, десять
дней назад, перестал быть сенсацией. Его начисто вытеснили со страниц газет
и журналов и из легкомысленных сердец аржантейских граждан пятеро
близнецов, родившихся у неизвестного до сего времени бухгалтера маленькой
комиссионной конторы в неприметном городке Ан.
Возвращавшийся из своей неудачной курортной поездки Томазо Магараф
узнал об этих близнецах еще по пути в Город Больших Жаб, но, только прибыв
в столицу, он понял, какое роковое влияние на его личную судьбу оказало
небывалое событие в семье анского бухгалтера. Никто уже не имел желания
бесплатно кормить выросшего лилипута в своем ресторане, никто не собирался
бесплатно предоставить ему даже самый захудалый номер в своей гостинице, во
всех магазинах его принимали как самого обыкновенного покупателя. Вернее,
он не был даже самым обыкновенным покупателем, потому что у него не было
денег. За то время, когда его имя открывало сердца и кассы
предпринимателей, заинтересованных в рекламе, Томазо Магараф не догадался
сколотить себе хоть немного денег, и рождение анских близнецов подрезало
под самый корень шаткое благополучие нашего героя.
Десять дней провел Томазо Магараф в поисках заработка. Но все то, что
он умел делать в качестве универсального циркового артиста-лилипута, было
недостаточно для артиста нормального роста. Раньше ему прощалась некоторая
детскость номеров, с которыми он выступал. Теперь же от него требовалось
высокосовершенное мастерство, которого у него не было. Чтобы приобрести
его, нужно было располагать временем и деньгами, а денег у Магарафа не
было. Прожив десять дней у своей прежней квартирной хозяйки, он решил
обратиться за помощью к доктору Попфу. Доктор - настоящий парень и поможет
ему.
В четыре сорок три пополудни из Города Больших Жаб в Бакбук
отправилась Береника Попф, урожденная Мишелли. У портье отеля "Кортец" она
оставила письмо для Аврелия Падреле:
"Уважаемый господин Падреле! Простите, что я так трусливо, даже не
простившись с вами, покидаю город. Я очень много передумала за время,
которое провела вдали от моего мужа, и всем сердцем своим почувствовала,
что лишь его люблю и должна быть подле него, если только он простит мне
обиду и огорчения, которые я ему причинила своим безрассудным бегством.
Вы - один из богатейших людей страны, тысячи самых прекрасных молодых
девушек с радостью отдадут вам свою руку и сердце и будут с вами счастливы.
Простите за то, что я так поступаю, но иначе я поступить не могу.
Прощайте".
Ознакомившись с этим письмом, Аврелий Падреле не испытал ничего, кроме
чувства облегчения. После свидания с Примо Береника перестала для него
существовать. Теперь им владела одна только мысль: как бы доказать брату
свои права на его любовь и на свою законную долю богатства фирмы.
Рассчитавшись с отелем, он быстро собрал свои вещи и в десять часов
двадцать две минуты вечера отбыл в Бакбук.
ЧАСТЬ 2
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
о том, что сделал доктор Попф, когда он остался
один и, кстати, об аптекаре Бамболи и его жене
Нам нужно вернуться на пять дней назад, чтобы рассказать, что
предпринял доктор Стифен Попф, когда он после отъезда Береники остался
один.
Несколько раз он внимательно и очень медленно, с трудом вникая в смысл
слов, прочел записку, которую подала ему заплаканная вдова Гарго. Потом, не
промолвив ни слова, он положил записку в карман.
Вдова Гарго, всхлипывая, сказала:
- Поезд уходит в два с минутами.
Доктор вяло согласился:
- Да, как будто.
Вдова Гарго сказала:
- А теперь еще половина второго.
Доктор Попф снова согласился:
- Да, как будто.
Но, вопреки надеждам доброй вдовы, он не бросился на вокзал догонять и
удерживать Беренику. Тяжело ступая по лестнице, поднялся к себе в кабинет и
просидел там до тех пор, пока, по его расчетам, поезд не отошел в Город
Больших Жаб. Тогда он спустился вниз, осунувшийся, молчаливый, со злой
поперечной складкой на лбу. Ему встретилась вдова Гарго, хотела сказать
что-то сочувственное, он крепко, но не больно сжал в своей большой ладони
ее руку, тихо промолвил: "Прошу вас, не надо!" И пока она, вконец
растроганная, готовила для него обед, он возился в хлеву со своими
питомцами.
Незаметно подкрались вечерние сумерки, заморосил противный холодный
дождик, тихо застучал по крыше хлева, неприветливо зашелестел в вянущей
листве кустов. Попф вернулся в дом, умылся, переоделся, поковырялся в
котлете, выпил немного вина, перебросился несколькими словами с
пригорюнившейся вдовой Гарго и отправился с визитом к аптекарю Бамболи и
его супруге.
Его не ожидали, но встретили в высшей степени сердечно. Он сказал, что
Беренике пришлось экстренно выехать к заболевшей матери, и что она не успела
забежать к ним проститься, о чем весьма сожалела и просила им передать.
Супруги Бамболи очень мило выразили надежду, что матушка госпожи Береники
не замедлит поправиться, и они снова получат удовольствие встречаться со
своей прелестной соседкой.
Пока доктор и супруги Бамболи, выполняя ритуал приличий, беседуют о
погоде, мы расскажем читателю о супругах Бамболи и таинственной причине,
побуждавшей их в свое время так преданно ухаживать за болевшим доктором.
При первом знакомстве чета Бамболи вызывала невольную улыбку. И в
самом деле - трудно было вообразить себе более комическую пару.
Непомерно длинные ноги, почти такие же длинные руки, длинное бледное
лицо и длинные прямые пепельные волосы, спускавшиеся редкими прядями на
покрытый преждевременными морщинами лоб, - все это, как мы уже говорили в
самом начале нашего повествования, делало аптекаря очень некрасивым. Но
выражение искреннего доброжелательства, никогда не сходившее с его лица,
смягчало первое впечатление.
Жена его, не устававшая противоречить ему во все время их совместной
жизни и часто доводившая своего почтенного супруга до глубочайших
размышлений о смысле жизни, сопровождавшихся не менее глубокими вздохами,
представляла собой полную противоположность ему и внешними своими данными.
Она была невысока, толста, коротконога, но очень подвижна, ее черные
короткие волосы курчавились, как у барашка, морщин на лице ее не было, чем
она чрезвычайно гордилась; она отличалась завидным здоровьем и
поразительным многословием при отлично поставленной дикции. Руки же ее были
столь коротки, что было просто непонятно, как она ими управлялась по
хозяйству и еще успевала время от времени отшлепать того или иного из своих
четырех мальчишек.
За всем, сказанным выше, чета Бамболи жила дружно и четырнадцатый год
плечом к плечу вела упорный, но пока безрезультатный бой за то, что в
Аржантейе называется "приличной жизнью".
Уже давно супруги вышли из того возраста, когда мечтают стать
миллионерами, и все же не переставали верить, что когда-нибудь судьба им
улыбнется. Надо только не упустить возможность крепко схватить за хвост
волшебную жар-птицу - и тогда начнется замечательная жизнь с достойным
положением в обществе, без страха перед старостью, без назойливых
кредиторов и неаккуратных должников. Особенно им хотелось, чтобы все четыре
их сорванца могли выбиться в люди, стать инженерами, врачами, адвокатами.
Для этого требовались деньги, большие деньги, которые, конечно, никак не
удавалось выжать из убогой аптеки.
Можно поэтому легко понять, что таинственное изобретение, над которым
работал доктор Попф, должно было возбудить в неудачливом аптекаре некие
надежды. Уже не один месяц он думал, как бы подступиться к доктору и
предложить ему свои услуги для наиболее выгодной реализации его будущего
изобретения. Он совсем уже собрался поговорить с Попфом, когда тот слег в
постель. На семейном совете супруги Бамболи, которым, впрочем, Попфы
нравились и сами по себе, решили всячески помогать Беренике, чтобы стать
своими людьми в семье доктора.
И вот теперь, когда впервые по выздоровлении доктор Попф пришел в
гости, аптекарь решил не упускать такого удобного случая. Передоверив жене
светскую часть беседы, он стал лихорадочно обдумывать, как бы ему получше и
потактичней начать. И вдруг, сверх всякого ожидания, доктор сам заговорил о
своем изобретении.
Он сразу взял быка за рога:
- Вы, может быть, помните, господин Бамболи, я вам еще в день нашего
приезда вскользь сообщил, что работаю над одной научной проблемой?
Супруги Бамболи обменялись быстрыми взглядами, полными самого
глубокого значения. У аптекаря бешено заколотилось сердце, у его жены от
радостного волнения проступила слезинка и медленно покатилась по смуглой
крутой щеке. Глухо, словно из-за стены, доносился до них голос Попфа:
- Вас не должно удивлять, что я пришел с этим разговором именно к вам.
У меня нет в Бакбуке людей более близких.
Оба его слушателя растроганно закивали головами, а аптекарша
прошептала:
- Ах, дорогой доктор, мы ваши друзья, самые искренние и преданные
друзья!
Попф продолжал:
- На этих днях я закончил свою работу. Хотели бы вы узнать, в чем
сущность моего изобретения?
- О, доктор! - с милым укором воскликнула аптекарша. - Как вы могли в
этом сомневаться?
- Можете быть уверены, - добавил аптекарь, - все, что вы расскажете,
останется строго между нами.
- Наоборот, - сказал Попф, - я буду весьма признателен, если вы
поделитесь тем, что от меня услышите, со всеми, кто захочет вас
выслушать...
На другой день весь Бакбук был поднят на ноги удивительными
сообщениями об изобретении доктора Стифена Попфа. Супруги Бамболи
постарались на славу, да и кому бы на их месте не доставило наслаждения
быть распространителем таких небывалых вестей.
С мельчайшими подробностями рассказывали они о том, как к ним вечером
пришел доктор Попф, как он приступил к своему рассказу и как они сначала
даже не могли поверить, что это правда, и как он их потом повел к себе и
показал шкуры каких-то непонятных животных, а потом когда они хорошенько
присмотрелись, то оказалось, что это шкуры гигантских крыс и морских
свинок, которых доктор вырастил, а потом умертвил; и как он потом повел в
хлев и показал там обыкновенную свинью, барана и быка, которые десять дней
тому назад, когда он их купил, были еще сосунками; и как он потом
распростился с супругами Бамболи и пошел в редакцию газеты, чтобы поместить
в ней объявление, которое, честное слово, будет читаться как самый
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг