еще до того, как на берег сошли трое его подчиненных. Теперь стало понятно,
почему ефрейтор Шварц, сколько ни нырял, так и не обнаружил на дне бухты
утонувших ящиков и лопаты. Их там не обнаружила бы и сотня водолазов в
скафандрах, потому что никто этих ящиков в воду не ронял. Они были закопаны
здесь, и рядом оставлена лопата, чтобы их можно было выкопать, не привлекая
чьего бы то ни было внимания. И его, фельдфебеля Кумахера, внимания тоже.
Он подумал, что Егорычев не пожалел бы своего годового жалованья за то,
чтобы добраться до этих ящиков, и злорадно ухмыльнулся.
- Не скальте зубы! - зашипел на него Фремденгут. - Берите лопату и
копайте вот здесь. Да не так, не так! Поосторожней! Боже, как вы бездарны!
Они раскопали две ямы, расположенные шагах в пятнадцати одна от другой,
извлекли из первой довольно тяжелый ящик, обитый свинцовым листом, из
второй - такой же в точности ящик и еще один полегче, в плотной картонной
упаковке.
Фремденгут взял один свинцовый ящик и заступ, остальные два ящика
пришлось тащить на себе Кумахеру.
У майора было при этом такое ожесточенное лицо, что фельдфебель решил,
как бы ему ни пришлось тяжело, не отставать ни на шаг. Но, к удивлению
Кумахера, ему в том же в высшей степени раздраженном тоне было приказано
строго соблюдать дистанцию не менее десяти шагов.
И вот они наконец на вершине горы, в Священной воронке. Они увидели
просторную площадку, с трех сторон огражденную покатым естественным
амфитеатром, которая вот уже триста с лишним лет служила жителям острова
Разочарования местом их ежегодных театральных празднеств. С четвертой
стороны стенка этой сравнительно неглубокой, поросшей высокой травой воронки
отсутствовала, открывая прямо над ущельем брешь шириной примерно в
полкилометра. Мы обращаем внимание читателя на эту подробность потому, что
именно через эту брешь вскоре скатилась вниз по ущелью, служившему долиной
речки, черная туча раскаленного газа и пепла.
Что именно проделал Фремденгут с обоими тяжелыми ящиками и третьим -
легким, перед тем как опустить их в спешно вырытую неглубокую яму, мы не
беремся рассказывать. Отметим только, что внутри легкого ящика, по-видимому,
находилось нечто вроде часового механизма. Останься фельдфебель Кумахер жив,
он подтвердил бы, что, когда они бегом кинулись в обратный путь вниз по
тропинке, явственно слышно было громкое тиканье часов.
Нет, ни Кумахер, ни его майор не слышали, как тикал часовой механизм, и
тем более им было не до легчайшего шороха, который следовал за ним по пятам,
пока они выкапывали ящики из тайника, волокли их на Священную воронку, а
потом снова закапывали...
Спустя примерно четверть часа после того, как оба эсэсовца, потные и
усталые, торопливо двинулись в обратный путь, на северной окраине Нового
Вифлеема показался бегущий со всех ног юный Боб Смит, а за ним, шагах в
двадцати - тридцати, его напарник по дозору. Они промелькнули мимо хижин, в
которых местные воины озабоченно готовили оружие к бою на случай, если
переговоры с обитателями Священной пещеры не приведут к положительным
результатам, мимо черноусого кочегара, который готовил Егорычеву из ряда вон
выходящий сюрприз: обучал Гамлета Брауна, веселого дядю юного Боба - Джекоба
и еще двух жителей Нового Вифлеема стрельбе из автомата; мимо стариков и
старух, молча обряжавших в последний путь обе жертвы "карательной"
экспедиции барона Фремденгута. Они промчались мимо хижины, в которой
появился на свет и проживал по сей день быстроногий Боб Смит.
Мать окликнула его: он с утра ничего не ел.
- Потом, потом! - крикнул он, не сбавляя ходу. - Мы спешим к
желтобородому!..
Мальчики смаху преодолели довольно крутой подъем и, вспотевшие,
задыхающиеся и счастливые, ввалились в пещеру, где теперь проживали Егорычев
и Смит. Они часто дышали, раскрыв рты, в которых блестели ровные ряды
белоснежных зубов. Шутка сказать, всю дорогу от воронки до деревни они
бежали без единой передышки! Они не сразу смогли заговорить, так они
запыхались!
Сразу вслед за ними вбежали кочегар и его ученики, понимавшие, что
ребята принесли какое-то чрезвычайно важное известие.
- Ну что, новости? - спросил Егорычев.
- Угум... - промычал в ответ юный Смит, стараясь овладеть своим
дыханием.
Его приятель оробел. Он не мог решиться запросто беседовать с самим
желтобородым и отстранился от разговора.
- Они... Они... Эти прежние белые в черных одеждах...
Он остановился, чтобы перевести дыхание.
- Отдышись, Бобби, - сказал ему Егорычев, - хорошенько отдышись.
- Там!.. Они там... - Боб указал в сторону Священной воронки. - Они...
Мы видели их обоих... я и Джеф, - он был справедлив и не хотел присваивать
себе одному честь этого открытия. - Они взбежали на самую гору... Они
принесли с собой три вот таких... как это называется?..
Боб ткнул пальцем в стоящий поблизости ящик.
- Три ящика? - возбужденно подсказал Егорычев и обменялся
многозначительным взглядом с Сэмюэлем Смитом.
- Угум, три ящика... И с ними еще была одетая лопата... Они раздели ее
и закопали все три ящика... Нет, они еще их закапывают, а мы...
- Гамлет, Смит, за мной! - вскочил на ноги Егорычев. - И ты, Бобби,
тоже. Покажешь, где они их закопали. Остальные оставайтесь здесь!.. Гамлет,
захватите две мотыги, нет лучше три мотыги, и догоняйте нас!
Они выскочили из пещеры - Егорычев, Смит, Боб и Гамлет - и, кроме
Гамлета, помчавшегося изо всех сил в деревню, побежали по тропинке, круто
ведущей вверх, на Священную воронку.
- Бобби, сколько туда ходу?
- Как отсюда до Священной пещеры, дядя Костя.
Егорычев бросил взгляд на свои ручные часы и задумчиво свистнул:
- Долговато! До встречи осталось сорок одна минута... Надо во что бы то
ни стало добежать туда за двадцать...
- Значит, добежим, - сказал Смит.
- Они думают, что мы не будем разыскивать ящики на открытом месте, а мы
будем, черт их подери!..
Он бежал, сильно прихрамывая, в одной тельняшке, которая вся была в
темных разводьях еле отстиранной крови. Под тельняшкой угадывался толстый
слой бинтов. И вот она стала на груди мокнуть и темнеть. Егорычев дотронулся
до груди и глянул на руку. Рука была в свежей крови.
- Смит, - сказал он, - я, кажется, снова начинаю протекать. Он
продолжал бежать, прижимая руку к ране, но кровавое пятно быстро
расплывалось из-под его руки по всей тельняшке.
- Черт! - остановился Смит. - Вас нужно немедленно перевязать!..
Егорычев, быстро теряя силы, тяжело опустился на траву.
- Бегите, Смит, без меня. Гамлет вам поможет.
Бобби в этот день суждено было сделать еще одно важное открытие.
- Они уже возвращаются назад, эти белые в черных одеждах!.. Ого! Они
бегут!.. Ух, как они быстро бегут!.. Такие старые, а как бегут!..
Теперь все увидели, как по тропинке, ведущей от ущелья на Северный мыс,
мелькают две быстрые фигурки в черном.
- Бегут? - переспросил Егорычев. - Бегут? .. Интересно, почему они так
торопятся?
Появился легко, без видимых усилий, догнавший их Гамлет с тремя
мотыгами под мышкой.
- А что, если это... - продолжал, размышляя вслух Егорычев. - Думай
хорошенько, товарищ капитан-лейтенант, думай хорошенько!.. А что, если нам
на всякий случай на часочек-полтора опоздать на встречу с нашим милым
мистером Фламмери?
- Вот и я так подумал, - отозвался Смит, с наслаждением переводя
дыхание. - Черт его знает, что за мерзость может оказаться в этих ящиках...
Все, вплоть до мин замедленного действия.
- Стал бы Фремденгут скрывать от своих разбойников какую-нибудь
обыкновенную адскую машину!.. Дело может оказаться куда серьезней. - Тут
Егорычева вдруг осенила страшная догадка. - Идиот, - выругал он самого
себя, - как ты это раньше не мог догадаться!.. Назад! Скорее назад!..
Смит и Гамлет, не вступая в излишние расспросы, подхватили
обессилевшего Егорычева на руки и, сопровождаемые юным Бобом, стремглав
вернулись в пещеру.
Егорычева уложили на одеяло. Смит бросился к сумке с перевязочными
материалами. В сторонке встревоженно шептались отец Лир из Эльсинора и
старый дядюшка Уолт.
- Потом! - сказал Егорычев, отстраняя Смита. - Это может быть страшней,
нежели мы ожидаем... Гамлет, отец Лир! На всякий случай нужно, чтобы все
жители всех деревень - понимаете, всех деревень и немедленно - попрятались в
пещерах. Это можно сделать?
- Сейчас, - сказал Гамлет, вытаскивая из пещеры наружу деревянный
барабан.
И сразу тут же у выхода из пещеры загремела знакомая, тревожная, душу
выматывающая дробь - обычный сигнал, по которому все жители деревни должны
немедленно скрыться в пещере.
- Пусть и мне дадут барабан, - сказал отец Лир.
- В Большой мужской хижине их сколько угодно, - гостеприимно отозвался
дядюшка Уолт. - Идем, и я тебе дам самый лучший.
Отец Лир и дядюшка Уолт выбежали из пещеры. Навстречу им уже подымались
первые беженцы Нового Вифлеема.
- Они слишком стары! - сказал Джек, дядя Боба. - Они не добегут. А из
нашей деревни до Эльсинора барабанный стук не долетает.
Он бросился им вдогонку, и вскоре отец Лир и дядюшка Уолт, мрачные,
тяжело дышащие, вернулись в пещеру.
А Джекоб с деревянным барабаном помчался по дороге в Эльсинор. Он не
терял ни минуты на передышку, пока за ним не осталась половина пути. Тогда
он уселся прямо на тропинке, положил себе на ноги барабан, и громкая и
грозная дробь разнеслась в ясной и солнечной тишине ликующего тропического
полдня.
Минуты через три он сделал коротенький перерыв, чтобы прислушаться,
принят ли его сигнал в Эльсиноре. Но до его ушей донесся только приглушенный
треск барабана, в который бил Гамлет Браун в Новом Вифлееме. Потом с востока
долетела ответная барабанная дробь из Доброй Надежды. Эльсинор еще, видимо,
не расслышал.
Тогда Джекоб побежал поближе к Эльсинору.
Кругом чуть слышно шелестели деревья, пели свои песни птицы в ярком,
неописуемо праздничном оперенье, бесшумно махали огромными, похожими на
лепестки тропических цветков крыльями бабочки дивной красоты.
Трудно было бы представить себе более мирную и безмятежную картину...
Пробежав еще некоторое расстояние, Джекоб снова остановился и с новой силой
стал передавать сигнал тревоги. Пот струился по его щекам. У него было в эти
неповторимые минуты строгое и вдохновенное лицо. Он знал, что рискует
жизнью. И это ощущение для любого воина было не ново. Каждый из них с
радостью рисковал жизнью ради счастья своей деревни. Но на этот раз он
рисковал жизнью ради спасения чужой деревни. Не дружественной Доброй
Надежды, а трех южных деревень, с которыми у Нового Вифлеема обычно бывали
более или менее прохладные отношения. И Джекоб поэтому испытывал какое-то
особенно острое и небывалое чувство душевного подъема.
- Они не могут не услышать меня! - бормотал он, обливаясь потом и
чувствуя, что у него начинают неметь от напряжения руки. - Да бегите же,
бегите поскорее в пещеру, люди Эльсинора!..
И вот наконец настойчивая дробь его барабана дождалась ответа из
Эльсинора. Теперь Джекоб мог быть спокоен. Из Эльсинора сразу передадут и в
Зеленый Мыс и в Эльдорадо.
Теперь можно было возвращаться домой.
В пещере, битком набитой перепуганными жителями Нового Вифлеема,
Егорычев глянул на светящийся циферблат своих часов (вход в пещеру был
плотно закрыт камнями) и задумчиво проговорил:
- Осталось восемь минут... Конечно, если это не была с моей стороны
ложная тревога...
- Пустите меня! - крикнул вдруг в темноте отец Лир. - Этот юноша Джекоб
все еще не вернулся... Он может погибнуть, ваш храбрый и добрый Джекоб!
Родные Джекоба, даже закаленный юный Боб не смогли при этих словах
удержаться от слез, а Гамлет скорбно ответил безутешному колдуну Эльсинора:
- Он сам вызвался спасти жителей южных деревень. Он знал, на что идет,
наш храбрый и добрый Джекоб...
Тогда отец Лир грохнулся на колени, и его громкий рыдающий голос
прозвенел во мраке пещеры:
- Господи, спаси этого доброго юношу! Он должен остаться жив!.. Что
тебе стоит совершить чудо?! Ты должен его...
В это время невиданно яркое пламя озарило небосвод над островом
Разочарования, брызнуло ослепительным светом сквозь зазоры каменного завала
в переполненную оцепеневшими от ужаса людьми просторную пещеру, которая
напоминала Егорычеву Инкерманские пещеры под Севастополем, и страшный, не
поддающийся описанию грохот потряс весь остров до основания.
XXII
Двумя с половиной часами раньше в нескольких десятках миль от острова
Разочарования неожиданно оказались сравнительно недалеко друг от друга два
судна, шедшие разными курсами к одной и той же цели.
Одним из этих судов была быстроходная аргентинская яхта "Карменсита"
водоизмещением в четыреста двадцать тонн. Командовал ею ее владелец,
почтенный негоциант не у дел и завзятый яхтсмен дон Ларго Приетто, о котором
у нас уже была речь выше.
Второе судно, парусно-моторная шхуна "Кариока", как тоже, вероятно,
помнят наши читатели, было приписано к Рио-де-Жанейро и вышло оттуда в ночь
на субботу десятого июня курсом на Малые Антильские острова. Если бы мы не
знали, что несколькими часами позже "Кариока" легла на другой курс, впору
было бы удивиться, встретив ее в этих широтах. Впрочем, то же самое
следовало сказать и про "Карменситу".
Тот, кто имел бы возможность последние трое суток наблюдать за
"Кариокой", составил бы, пожалуй, весьма нелестное мнение о ее капитане,
сеньоре Педро Каргасе. В самом деле, неоднократно представлялся случай пойти
под парусами, а шла "Кариока" весь этот долгий путь только на дизелях. У нее
были на редкость мощные двигатели. Можно вообразить, сколько они пожирали
горючего!
Но люди, хоть отдаленно знавшие капитана Каргаса, легко догадались бы,
что существуют какие-то весьма веские причины, заставившие этого бывалого и
экономного до скупости капитана пренебречь даровой силой ветра. Будем
справедливы: как и дизели "Кариоки", Педро Каргас мог бы с честью служить и
на куда большем судне.
Мы чуть не забыли упомянуть, что он неплохо знал артиллерийское дело. В
боях под Мадридом, в районе Университетского городка, батарея лейтенанта
франкистских войск Педро Каргаса по мере своих сил послужила делу испанской
контрреволюции. В то время Каргасу шел тридцать шестой год. Значит, сейчас
ему было за сорок. Ему предлагали остаться в кадрах франкистской армий, и он
стал бы уже по меньшей мере майором, но по причинам, известным только ему и
доктору-инженеру Гуго Шмальцу, подвизавшемуся в те годы в штабе генерала
Франко, Каргас предпочел вернуться в Бразилию и наняться капитаном на
невидную шхуну "Кариока".
Он был толст, невысок ростом, но широк в плечах. У него было вызывающее
симпатию круглое, веселое лицо славного парня и душа убийцы. Он был
несколько болтлив, но самые близкие его знакомые (друзей у него не было) не
могли определить, являлась ли его многосложность следствием какого-то изъяна
в его крепкой нервной системе или средством скрыть его мысли. Во всяком
случае, никто и никогда не получал повода думать, что болтливость
соседствует в этом неутомимом и подвижном бразильеро с глупостью и, тем
более, трусостью.
Возможно, для того чтобы не позабыть свою военную специальность, Каргас
установил на носу "Кариоки" вполне современную скорострельную пушку, обычно
скрытую под легкой деревянной надстройкой. Кстати, когда Каргас управлял
артогнем, он становился молчалив и только время от времени похлопывал себя
по ляжкам, как бы проверяя, целости ли содержимое карманов.
Помимо своего капитана, могучих дизелей, новехонькой пушки и двух
крупнокалиберных пулеметов, скрытых, как правило, под брезентами на рострах,
на "Кариоке" в числе прочих вещей, не встречающихся на заурядных
парусно-моторных шхунах, можно было бы при некоторой настойчивости
обнаружить и нечто поразительно напоминающее радарную установку.
Согласитесь, уже одного последнего обстоятельства за глаза довольно, чтобы
уделить описанию "Кариоки" и ее капитана вдвое больше места, чем уделил им
автор настоящего повествования.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг