поступке их односельчан. У них были пугливые и неуверенные повадки людей
презираемых. Их сторонились, чуждались. Им крайне неохотно и немногословно
отвечали. Словом, с ними обращались так, как они заслуживали. Быть может,
даже несколько мягче, чем они заслуживали, ибо самый младший из них постыдно
струсил в бою, самый старший прикидывался больным, лишь только надо было
выходить на тяжелые работы, но зато был неутомим в распространении разных
вздорных, но весьма обидных сплетен. Остальные двое были одновременно
трусами, и лодырями, и сплетниками, и, вдобавок к тому, не без оснований
заподозрены были в воровстве.
Мы еще будем, к сожалению, иметь случай в дальнейшем не раз вернуться к
этой четверке.
Они подобострастно уступали дорогу односельчанам, даже самым юным.
Если бы не злобные искорки, время от времени проскакивавшие в угодливо
прищуренных глазках четырех отщепенцев, трудно было бы найти людей, более
смиренных и покорных.
Они униженно пропустили вперед односельчан, обступивших Егорычева и
Смита в ожидании подарков. Когда все уже наслаждались новыми своими
сокровищами, подошли за подарками и они и получили причитавшиеся им крючки.
Они внушали и Егорычеву и Смиту непонятное отвращение, но не было оснований
обходить их подарками.
- А ну, - мигнул Фламмери своему верному Мообсу, - узнайте-ка, что это
там за чучела такие. И почему они ко всем подлизываются...
Мообс пошушукался с отщепенцами и вскоре вернулся с докладом.
- Насколько я понял, - прошептал он так, чтобы его слышал только его
знаменитый соотечественник и уж в самом крайнем случае Цератод, - насколько
я понял, они порядочные скоты. И им здесь несладко живется. Они всех боятся.
- И ненавидят? - с надеждой осведомился Фламмери.
- Еще как!
- Прекрасно! - сказал Фламмери.
Мообс посмотрел на него с удивлением, но Фламмери и не подумал
растолковывать ему свои соображения.
- Имена?
- Какой-то сплошной Шекспир! - фыркнул Мообс. - Одного зовут
Гильденстерн, другого - Розенкранц, третьего - Полоний, а четвертого, самого
толстого и старого из них, - Яго Фрумэн.
- Странные имена! - заметил Фламмери, сохраняя каменное выражение лица.
- У них раньше были другие, обыкновенные. Они говорят, что им дали эти
новые, когда они проштрафились, в наказание...
- Черт их знает, откуда в этих местах у дикарей и вдруг шекспировские
имена... А ну-ка, кликните их сюда!
Пока Мообс, бесцеремонно расталкивая туземцев, бросился выполнять новое
приказание своего благодетеля, Фламмери, тихо, так чтобы не услышал
Егорычев, о чем-то беседовавший с обступившей его толпой весело галдевших
негров, поведал Цератоду только что возникшую у него мысль:
- Или я ничего не понимаю в политике, или эта четверка станет здесь
нашей опорой.
Цератод поморщился:
- Явные негодяи. А что, если опереться на здешних старейшин?
Заинтересовать их в нашей дружбе - и дело в шляпе. История говорит, что...
Но Фламмери даже не дал ему досказать мысль до конца.
- Подкуп старейшин?! Старая английская романтика!.. Сложно, долго и без
гарантии на успех. Чем делать старейшин негодяями, мы лучше сделаем негодяев
старейшинами.
Цератод снова поморщился. И не то чтобы он был в конечном счете против
предложения Фламмери, но зачем же излагать его так обнаженно и зачем
называть такие грязные вещи их подлинными именами!..
Забывшись, он позволил себе даже повысить голос:
- И все-таки, если уж кого перетягивать на свою сторону, так...
- Тише! - замахал на него руками Фламмери. - Зачем звать о нашем
замысле ему ..
Цератод понял, о ком шла речь, и виновато замолк.
У Мообса оказался неплохой нюх. Он догадался, что лучше привести
четверку отщепенцев так, чтобы особенно не привлекать внимание ни остальных
островитян, ни увлеченных разговором с ними Егорычева и Смита.
- Сюда, господа прохвосты, сюда! - неожиданно сзади раздался его
ликующий голос. - Не бойтесь!..
- Болван! - сказал ему Фламмери. - Будьте с этими джентльменами
предельно почтительны.
- Покорнейше прошу вас, джентльмены! - немедленно переменил тон
послушный репортер, подвел четверку к мистеру Фламмери, выслушал отданное
ему на ухо новое приказание, сбегал в пещеру и вернулся, зажав в своей
большой ладони четыре хромированные, восхитительно блестевшие английские
булавки.
- Это вам от меня лично, - торжественно прошептал Фламмери и роздал
каждому из них по булавке. - Приветствую вас от души. Помните, что я вам
самый лучший друг и советник.
- И я тоже, - пробормотал Цератод после некоторого колебания. Он кинул
осторожный взгляд на Егорычева и Смита и добавил: - Мы оба с мистером
Фламмери - ваши лучшие друзья.
- И я, - сказал Мообс. - Вы мне здорово пришлись по душе. Все четверо.
Клянусь честью!
Униженно кланяясь, отщепенцы затерялись в толпе.
IV
Было приятно смотреть на живописные кучки туземцев, с азартом
обсуждавших достоинства своих обновок. Как и большинство представителей
негритянской расы, туземцы острова Разочарования были высоки ростом и
отлично сложены. Цвет их кожи скорее приближался к коричневому, нежели к
черному. Курчавые матово-черные волосы были по-праздничному украшены
цветами. Мужчины были широки в плечах. Они легко и свободно шагали, красиво
подняв головы. Женщины были грациозны и довольно миловидны. У людей пожилых
и старых возраст сказывался не в ожирении и нехорошей дряблости, а главным
образом в морщинах, бороздивших их открытые лица. Лысеющая голова мистера
Цератода вызвала у туземцев почтительное удивление. Среди них не было лысых.
Короткие трусики, которые сделали бы Фламмери и Цератода всеобщим
посмешищем, составь они их единственную одежду, придавали статным туземцам
вид заправских спортсменов.
Приближалось время обеда. Островитяне стали собираться домой. Пока
Фламмери, Цератод, Мообс и Смит принимали от них изъявления симпатии и
дружбы, Егорычев без труда сговорился с Гамлетом насчет железных бочек и
получил заверения, что еще сегодня за ними придут на двух лодках, подберут
доски от плота, если они еще сохранились, весла, ящики с продуктами,
анкерок, отбуксируют бочки в бухту и будут держать все это добро в укромном
местечке на берегу, в кустах, подальше от коварного наката. Таскать бочки
наверх, на площадку, не имело никакого смысла.
Затем Гамлет и двое других особо доверенных лиц торжественно пригласили
дорогих белых посетить их деревню и последними покинули площадку.
Уже спускаясь легким и упругим шагом вниз по тропинке, Гамлет Браун
несколько раз оборачивал к стоявшим на самом краю площадки Егорычеву и Смиту
свое умное и тонкое лицо с косым шрамом через левую щеку, улыбался им, как
старый и добрый знакомый, и приветливо махал рукой, в которой был крепко
зажат подарок белых - большой железный гвоздь, из которого он собирался
соорудить себе отличный бурав.
Гамлета уже не было видно, когда Егорычеву внезапно пришла в голову
какая-то, видимо очень важная, мысль. Он бросился вдогонку за островитянами.
- Не легко нам придется с этим молодым большевиком, - вздохнул
Фламмери, адресуясь к Цератоду.
- Мда-а-а... И все-таки довольно противно иметь дело с этими четырьмя
жуликами... Очень нечистоплотное занятие...
- Неужели у вас нет никакого дела? - прикрикнул Фламмери на
прислушивавшегося к их разговору репортера. И когда тот покорно удалился,
Фламмери ласково осведомился у Цератода: - А вы серьезно убеждены, сэр, что
выдавать себя за господа нашего Иисуса Христа более чистоплотно?
Цератод молча проглотил пилюлю.
А тем временем Егорычев уже нагнал Гамлета и вел с ним, несколько
отстав от его односельчан, строго секретный разговор.
- Значит, вы тогда видели, как эти люди в черных одеждах высаживались
на остров?
- Мы спрятались за деревьями и видели. Они вылезли из брюха очень
большой черной рыбы.
- Это не рыба, это корабль. Ну, такая большая лодка, которая
приспособлена плавать под водой.
Гамлет посмотрел на Егорычева с вежливым недоверием.
- Они все сразу съехали на берег? - спросил Егорычев.
- Сначала только их главный начальник и с ним три человека. Они потом
все вернулись обратно в рыбу, а потом уже высадились остальные чернокожие
белые, которые потом остались, а рыба ушла под воду. С ними было много
ящиков и много мушкетов.
- А когда их начальник в первый раз съезжал на берег, он вез с собою
что-нибудь?
- Три ящика... и лопату.
- Ты не заметил, он их не уронил в воду? - спросил Егорычев, с трудом
сохраняя на лице безразличное выражение.
- Они вынесли их на песок и остались сторожить, а начальник пошел
налево и дошел почти до самого ущелья...
- Вспомни хорошенько, Гамлет, вспомни хорошенько, это очень важно! Он
поднялся к Священной пещере? - Егорычев уже знал, что именно так называлась
пещера, в которой он обосновался.
- Нет, туда он не поднимался. Мы даже подумали, будто он ходил искать,
куда сложить эти ящики, пока на берег сойдут остальные. Потом он вернулся за
ящиками, и они все пошли куда-то сюда, но только не на мыс, и провели там
довольно много времени и вернулись на берег уже без ящиков и без лопаты. Но
зато, когда они вторично прибыли из рыбы, они поднялись прямо на мыс, в
Священную пещеру.
- Эх, вы, что бы вам проследить, куда начальник спрятал первые три
ящика и лопату!
- Мы не могли. Они стали стрелять из своих мушкетов, когда понесли
ящики, и мы убежали. Мы сразу догадались, что это как раз и есть те самые
мушкеты, о которых нам рассказывали наши деды, а нашим дедам рассказывали их
деды... Но только они их не понесли в Священную пещеру, потому что мы бы
тогда снизу это увидели. Маленький Боб вам, может быть, расскажет побольше
моего, потому что я не решился идти за ними следом, а он ходил. Он очень
отчаянный парнишка, этот маленький Боб Смит.
Егорычев вспомнил мальчишку, который первый с Гамлетом выскочил на
лужайку во время преследования Сморке, и невольно улыбнулся:
- Действительно, отчаянный паренек... Ты мне его покажешь, Гамлет? Я
постараюсь прийти к вам в деревню, чтобы потолковать с ним.
- Я вам его обязательно покажу, сэр. Буду рад, если вы будете гостем
Нового Вифлеема. Вы всем нам очень понравились.
- Только пока никому ни слова о нашем разговоре. До свидания, Гамлет!
- Хорошо, сэр. До свидания, сэр!..
Пока Егорычев разговаривал с Гамлетом, а потом возвращался наверх, на
Северный мыс, на лужайке неподалеку от пещеры произошел разговор, о котором
мы не можем не поставить в известность наших читателей.
Беседовали Фламмери и Цератод. Они совершали предписанную наукой
прогулку перед ужином. Фламмери на ходу стругал себе хлыстик.
- Какой Фремденгут эсэсовец! Он делец, честнейшая фирма. Его слово
вернее любого векселя, - сказал Фламмери, пряча ножик в карман.
На это Цератод брюзгливо ответил:
- Охотно верю. Но, по совести говоря, эта характеристика штаба войск
СС...
- Копия характеристики. Вы же сами обратили внимание Егорычева на то,
что это всего лишь копия!
- Это я сказал Егорычеву. Но меня самого это не очень утешает. Если
говорить строго между нами, барон Фремденгут не кто иной, как самый
обыкновенный эсэсовский палач... Да-да, палач, и, пожалуйста, не возражайте.
Особо доверенное лицо рейхсфюрера СС, да еще при таком концентрационном
лагере, как Майданек!..
- Мне припоминаются, дорогой мой Цератод, кой-какие войны. И кой-какие
концентрационные лагери во время англо-бурской войны. Буры - старики,
женщины, дети - за колючей проволокой, и их оптом расстреливают.
- Ну, это совсем другое дело, - высокомерно промолвил Цератод.
- Конечно, конечно, - согласился Фламмери с ехидной улыбочкой. -
Понимаю... Так вот, если вам угодно знать мое мнение, Фремденгут попал сюда
на остров скорее всего в порядке ссылки. Видимо, серьезно не поладил со
своим начальством. Зачем ему ездить в такую дьявольскую даль, если на его
заводах выполняются важнейшие...
Тут мистера Фламмери неожиданно поразила догадка. На его багровом лице
отразилась сложнейшая игра чувств. Если то, что ему только что пришло в
голову, на самом деле соответствует действительности, то это слишком
серьезно, чтобы делиться с Цератодом. Поэтому он решил замять разговор.
- Смит, - крикнул он, - как дела с обедом?
Не трудно было догадаться, что Фламмери хочет увильнуть от дальнейшего
разговора.
- Так над чем же работают сейчас на заводах Фремденгута? - спросил
Цератод, чувствуя, что он очутился перед какой-то значительной тайной, но
делая вид, будто вопрос этот его не очень интересует.
- А над чем, собственно, могут во время войны работать на заводах
динамитного короля Третьей империи? Выполняют заказы военного ведомства.
- Мне показалось, что вам пришла в голову какая-то интересная догадка.
- Я догадался, что мне хочется обедать, - учтиво скривил свои тонкие,
синие губы Фламмери, и Цератоду стало ясно, что правды ему от его
собеседника не добиться.
- Отличная догадка, мистер Фламмери. Значит, обедать?
Но с обедом пришлось несколько повременить, он еще не был готов, и
Егорычев, который уже успел вернуться на мыс, сейчас при закрытых дверях
допрашивал в пещере Фремденгута.
Разговор шел о недостававших ящиках и лопате в чехле.
- Мало ли что может прийти в голову этим дикарям, - сказал Фремденгут,
когда Егорычев сослался на свидетельство местных жителей.
- Не юлите, Фремденгут, все равно их разыщут.
- Все ящики здесь, в пещере.
- Подумайте еще. В ваших интересах сказать мне правду.
- Вы мне угрожаете?
- Меня очень интересует, куда вы девали три ящика и лопату в чехле.
Островитяне утверждают, что вы их оставили где-то по ту сторону ущелья.
- Ну, согласитесь сами, какой мне смысл лгать по поводу каких-то ящиков
с лентами и гвоздями?
- Ну вот, теперь хоть ясно, что в них было. Остается только вспомнить,
куда вы их девали.
- Я же вам говорил, что я их никуда не девал.
- Насколько я понимаю, у вас были важные основания скрыть их
местонахождение и содержимое даже от своих людей.
Фремденгут встрепенулся:
- Это вам сказал Кумахер?
- Мне это сказали островитяне. Они сказали, что три ящика и лопату в
чехле вы выгрузили на берег еще до того, как ваши люди высадились на
остров... А разве Кумахер может что-нибудь сказать по этому вопросу?
- Не больше меня.
- Это совсем не так мало.
Из-за двери раздался нетерпеливый голос Фламмери:
- Мистер Егорычев, пора обедать!
- Сейчас, - сказал Егорычев, - еще две минутки.
- Мы умираем с голоду, Егорычев! - крикнул из-за двери Мообс.
- Ну, так как же, Фремденгут? - спросил Егорычев.
- У меня очень болит голова.
- Хорошо, - сказал Егорычев, - отлежитесь. Пусть у вас пройдет голова.
Это в ваших же интересах.
Он запер Фремденгута, вышел наружу, с наслаждением втянул в себя полную
грудь свежего воздуха, пахнувшего цветами, морем, теплой, разомлевшей на
солнце листвой, и сказал:
- Фу, устал, словно на мне воду возили!.. Все! Милости прошу желающих в
пещеру!
Они вошли без промедления, словно их в самом деле давно уже томила
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг