Лазарь Иосифович Лагин
Остров Разочарования
[Image001]
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Пролог
Достоверно известно, что в первый вторник января тысяча шестьсот
девятнадцатого года из Плимута вышла на поиски царства Эльдорадо и золотого
города Маноа экспедиция, состоявшая из трех кораблей и двух ботов.
Возглавлял ее некий Джошуа Пентикост, врач и магистр наук, сухонький,
чрезвычайно жилистый человечек, железного здоровья и несокрушимого упорства.
Без малого восемнадцать лет обивал он пороги министерских канцелярий и
влиятельных особ, покуда в возрасте за сорок не получил, наконец,
долгожданного разрешения и средств. В выданном по сему случаю специальном
королевском рескрипте эсквайру Джошуа Пентикосту разрешалось "в ущерб и
поношение испанскому королю открывать и подчинять британской короне
языческие страны, еще не включенные во владения какого-либо христианского
монарха, защищать эти страны и изгонять каждого, кто попытается поселиться
ближе чем в двухстах лигах от места, избранного для основания колонии".
Первые пятнадцать дней похода прошли благополучно. На шестнадцатые
сутки поднялась сильная буря, корабли Пентикоста потеряли друг друга и
больше никогда уже не встретились. Оба бота и один корабль опрокинулись и
пошли ко дну. Новенький, только что со стапелей, двухмачтовый бриг "Царица
Савская" с перебитыми снастями и полузатопленным трюмом кое-как добрался до
португальских берегов, чтобы все же пойти ко дну в каких-нибудь двенадцати
кабельтовых от суши.
Что же касается флагманского корабля, носившего название "Апостол", то
он после еще трех недель пути, полного неслыханных треволнений и тягот,
отдал якоря в тихой пристани испанского острова святой Изабеллы,
затерявшегося в знойных просторах Атлантики. Пентикост предусмотрительно
скрыл истинные цели своей экспедиции. Он заявил, что направляется в одно из
американских владений Англии, и был чрезвычайно радушно принят губернатором
острова и всей тамошней испанской колонией, изнывавшей от жары и скуки. Ему
было дано много полезных сведений и советов, которые отважный путешественник
принял с изъявлениями самой сердечной благодарности. Более месяца
потребовалось на ремонт корабля, изрядно потрепанного жестокими бурями.
Наконец, пополнив свои запасы провианта и питьевой воды, "Апостол" собрался
в дальнейший путь. По этому случаю гостеприимный губернатор дал прощальный
ужин, затянувшийся далеко за полночь. Когда пир пришел к концу, Джошуа
Пентикост и его спутники, которым предстоящий поход не позволял
излишествовать в потреблении вина, благоговейно преклонили колена и вознесли
горячие молитвы к небу, густо усеянному ослепительными южными звездами.
Помолившись, они с просветленными лицами вскочили на ноги, зарезали
губернатора и его идальго, валявшихся мертвецки пьяными на своих роскошных
ложах, вырезали их семьи и челядь, сожгли дотла город Сан-Хуан и подняли над
его дымящимися развалинами гордый флаг своей родины.
Три дня продолжалась охота за остатками местного гарнизона. Убедившись,
что испанцы уничтожены все до единого, Джошуа Пентикост снова преклонил
колена, вознес благодарение всевышнему и приказал поднимать паруса на
"Апостоле", обильно отягощенном трофеями. На острове святой Изабеллы,
переименованном в честь покойной королевы-девственницы Елизаветы Английской
в остров Непорочной девы, Пентикост оставил гарнизон под командованием
своего старшего помощника Джемса Брауна.
Браун принялся за выполнение губернаторских обязанностей с редкостным
рвением и знанием дела. Первым делом он властью, данной ему от бога, короля
и Джошуа Пентикоста, обратил население острова из католичества, в котором
оно, само того не подозревая, пребывало, в блаженное лоно англиканской
церкви. Не усмотрев при Завершении этого таинства на лицах обращенных
должного трепета и одухотворенности, он тут же, на берегу веселой голубой
речушки, приказал повесить нескольких туземцев, чтобы доказать, что новая
власть не собирается шутить я ждет от местного населения добросовестного
понимания обстановки и простодушной радости в сочетании с беспрекословной
покорностью.
После того как эта убедительная экзекуция была благополучно приведена в
исполнение, Браун выступил перед туземцами с речью, в которой разъяснил
разнообразные и в высшей степени лестные обязанности, налагаемые на них
пребыванием под высоким и христианнейшим покровительством британской короны.
Голые слушатели внимали речи нового губернатора с неподдельным желанием
понять ее и сделать для себя надлежащие выводы, что было в высшей степени
нелегкой задачей, так как речь была, конечно, произнесена на английском
языке, звуками которого аборигены острова наслаждались впервые в жизни.
Отчаявшись понять что-либо из слов Брауна, но правильно подозревая, что они
вряд ли сулят им райскую жизнь, простодушные туземцы воспользовались
ближайшей попойкой нового гарнизона, чтобы отправить его догонять души своих
предшественников. После этого они снова впали в язычество и жили в полном
довольстве и покое около трех с половиной лет, пока из Испании не пришли
корабли за очередной партией жемчуга, пряностей и прочих даров благодатного
юга.
За это время туземцы по случаю счастливого избавления от
покровительства двух великих христианских наций воздвигли из искусно
сплетенных прутьев красного, черного и сандалового дерева храм богини земных
блаженств, который бесспорно считался бы одним из прекраснейших образцов
мировой архитектуры, если бы сохранился до нашего времени. Еще далеко от
берега испанцы завидели высившийся на горизонте силуэт этого храма и
справедливо заподозрили неладное. Сойдя на остров, они утвердились в худших
опасениях. А узнав, что туземцы и не подумали защитить своими телами
испанский гарнизон от ножей и шпаг экспедиции Пентикоста, вновь прибывшие
испанцы преклонили колена в горячей молитве, после чего предали огню и мечу
четырнадцать близлежащих деревень со всем их населением от мала до велика,
сожгли до основания храм богини земных блаженств, воздвигли на его месте
величественную церковь Страстей господних и тюрьму с крепкими решетками,
искусно изготовленными туземцами же из прутьев железного дерева. Всех
оставшихся в живых туземцев без излишних проволочек вернули в материнское
лоно святой и равноапостольной римско-католической церкви, обложив их данью,
вдвое большей против прежней, ибо казна испанского короля никак не должна
была страдать от уменьшения числа налогоплательщиков.
(Так как нам в дальнейшем больше не придется упоминать об этом острове,
нужно напоследок указать, что он дважды после описанных выше событий
переходил из попечения испанской короны под просвещенное покровительство
британской, покуда не перешел в цепкие лапы США при обстоятельствах, сходных
с обстоятельствами захвата ими Филиппин).
25 ноября 1897 года весь остров, за исключением кучки помещиков и их
прихвостней, группировавшихся вокруг "нейтрального" плантатора Хуана Гомеса
де Кордова, поднялся с оружием в руках против испанских поработителей. Утром
следующего дня президент США собрал у себя в Белом доме корреспондентов и
сообщил, что после молитв, вознесенных к престолу всевышнего как им
персонально, так и ближайшими экономическими и военными советниками, он
убедился, что не имеет права не вмешиваться в события, развернувшиеся на
многострадальном острове Изабеллы. Посему он и приказал коммодору Скотту М.
Фьюит немедленно следовать туда во главе отряда военных кораблей и помочь
восставшим против тиранов. 3 декабря того же года коммодор Фьюит,
захвативший важнейшие правительственные здания, банки, почту, телеграф,
вокзал и порт только что освобожденного повстанцами Сан-Хуана, пригласил к
себе на. борт флагманского корабля вождя повстанцев Луиса Магасо. Распив с
ним бокал шампанского по случаю победы над испанскими тиранами, коммодор
предложил Магасо немедленно распустить по домам его добровольцев и принести
присягу созданному его, коммодора Фьюита, попечением "революционному
правительству", возглавляемому "старым борцом за свободу" доном Хуаном
Гомесом де Кордова. Так как Магасо отказался, то и был спустя четверть часа
расстрелян как опасный для цивилизации элемент, после чего де Кордова послал
в Вашингтон ходатайство о принятии острова под высокую руку США. Вашингтон
без промедления ответил согласием. Спустя восемь лет и пять месяцев
вице-адмирал Фьюит счел возможным отменить военное положение и передать
управление островом Изабеллы в руки американской гражданской администрации.)
Но вернемся к Пентикосту. Переслав с первым встречным английским судном
всеподданнейший доклад об обогащении британского королевства новым заморским
владением, он направил свой путь к берегам Южной Америки и спустя некоторое
время отдал якорь в устье Ориноко. Именно на этой реке, где-то сразу за
Гвианой, раскинулась, по сведениям Джошуа Пентикоста, страна, о которой он
мечтал вот уже скоро двадцать лет.
"Апостол" был слишком велик и громоздок, чтобы подниматься на нем по
Ориноко. Пентикост оставил его на якоре, а сам с тридцатью семью матросами
отправился вверх по реке.
В письме к Джемсу Брауну, которое по причинам, приведенным выше, не
дошло до адресата и поэтому сохранилось для потомства в отделе - старинных
рукописей Британского музея, Пентикост так описывал тяготы этого похода:
"Я погрузил в старый галеас, построенный наподобие галеры, тридцать
семь человек и шестимесячный запас продовольствия для них. Люди были
вынуждены лежать на голых досках под дождем и палящим солнцем без всякого
навеса. Здесь же варили пищу и здесь же были свалены все вещи, нужные в
дороге. Еда, состоявшая 6ольшей частью из рыбы, казалась тошнотворной в
нестерпимую жару и среди одуряющего запаха испарений от мокрой одежды
большого количества людей, набитых, как сельди в бочку. Я ручаюсь, что в
Англии никогда не было тюрьмы более отвратительной и нестерпимой".
Галеас тащили на бечеве индейцы, согнанные для этой цели из попутных
деревень. Их подгоняли, еле волоча ноги от усталости, люди Пентикоста,
вооруженные тяжелыми мушкетами. Стоило конвоирам зазеваться, как индейцы
разбегались и неуклюжую посудину уносило вниз по течению. Горе было
беглецам, которых удавалось настигнуть. Они принимали смерть в пытках,
которые не снились даже жертвам Пизарро и Кортеса. Но зато те из них,
которых погоня миновала, разносили далеко по долине Ориноко весть о
желтоволосых белых, которые сеют на своем пути ужас, мучения и гибель. Все
чаще на пути Пентикоста попадались деревни, совсем недавно брошенные
населением. Мужчины и женщины, старики и дети убегали в сырую темень густых
тропических лесов, чтобы переждать, пока Рыжебородая смерть минует их
деревню. Потом они возвращались домой и находили вместо хижин пепел и груды
дымящихся головешек.
Так Джошуа Пентикост прошел вверх по могучей реке свыше пятисот
пятидесяти миль, но не обнаружил никаких признаков царства Эльдорадо. Тогда
он спустился вниз по реке, чтобы, взяв с собою три с лишним десятка других
солдат и матросов, снова пуститься после трехдневной передышки в путь по
одному из многочисленных, не обследованных еще рукавов необозримой дельты
Ориноко. Но, и следуя по этому рукаву, он не обнаружил ничего, что подало бы
ему хоть тень надежды. Он снова вернулся к устью и, сменив экипаж галеаса,
снова поднялся вверх по новому рукаву, и опять безрезультатно. К тому
времени, когда Пентикост решил отправляться вверх по пятому рукаву, он
потерял уже около половины своих людей. Многих свели в могилу неизвестные
европейцам болезни, свирепствовавшие в этих местах. Еще больше теряла
экспедиция от дезертирства.
Два с лишним года продолжались мучительные поиски легендарного царства.
За это время сам Пентикост перехворал всеми мыслимыми и немыслимыми
тропическими болезнями, но походы экспедиции не прекращались. Отощавший, как
скелет, с буйно разросшейся рыжей бородой и шевелюрой, которые пылали вокруг
его землистого лица, словно вырвавшийся наружу пламень алчности и
стяжательства, лежал Джошуа Пентикост на небольшом возвышении, устроенном на
носу галеаса, и между приступами лихорадочного забытья принимал доклады и
отдавал приказания. Его ненавидели, его проклинали, его боялись, но так
велика была сила его убежденности в реальности и близости Эльдорадо и города
Маноа, что люди впадали в отчаяние при мысли, что он может умереть, не
доведя своей экспедиции до долгожданной цели. Ему верили без тени сомнения и
подчинялись, как признанному пророку богатства и славы.
Он поднялся по реке в пятый раз и в пятый раз вернулся ни с чем, чтобы
сразу приступить к обследованию шестого и последнего из обследованных им
рукавов. И тут ему, наконец, как .будто улыбнулось счастье. На третий день
похода к Пентикосту, лежавшему пластом на своем обычном месте, на носу
галеаса, привели только что пойманного индейца, у которого уши и ноздри были
проткнуты не костяными палочками, а замысловато изогнутыми золотыми
трубочками. Это было первое золото, обнаруженное экспедицией за долгие
месяцы странствований по болотистым берегам Ориноко!
В одно мгновение Пентикост преобразился. Лицо его сначала смертельно
побледнело и вслед за тем стало пунцовым от страшного возбуждения. Словно
кто-то вдохнул в больного свежие силы. С неожиданной энергией одержимого он
вскочил на ноги. Два матроса, взяв его под руки, помогли ему добраться до
борта, и он крикнул конвоирам, чтобы галеас немедленно причалили к берегу.
Но голос его был так слаб, что солдатам пришлось повторить его приказание, и
громкое, веселое эхо их зычных голосов еще долго победно отдавалось на
утренних просторах великой реки. Через полчаса воспрянувшие духом солдаты и
матросы окружили деревню, в которой проживал пойманный индеец. Постепенно
сужая круг, они согнали жителей деревни на широкую поляну, обычно служившую
для праздничных сборищ. Здесь сам Пентикост осмотрел туземцев, еще не
понимавших, чего от них хотят. Результаты осмотра превзошли самые пылкие
ожидания: у всех, не исключая малых детей, поблескивали на шее и в ушах
украшения из золотых трубочек.
Теперь уже не только Пентикост, но и самые недоверчивые из его
спутников не сомневались, что они если еще и не достигли самого царства
Эльдорадо, то уж, во всяком случае, находятся совсем недалеко от его границ.
- Старейшину ко мне! - приказал Пентикост.
Из толпы вышел высокий, очень худой старик с умными, широко
расставленными глазами под мохнатыми седыми бровями. Он вышел спокойно, не
спеша, пытаясь угадать по лицу рыжебородого белого свою судьбу. Молча и с
достоинством поклонился он незваному страшному гостю и стал ждать вопросов.
- Эльдорадо? - спросил его Пентикост, обводя широким жестом
окрестности. -' Это Эльдорадо?
Но волшебное слово не произвело на старика никакого впечатления. Ясно
было, что он его Никогда не слыхал. Он молча отрицательно мотнул головой.
- Маноа? - спросил его тогда Пентикост, но и это слово ничего не
говорило старейшине деревни.
Тогда Пентикост приступил к более подробному допросу. Для Этой цели он
возил с собой переводчика из местных индейцев, кое-как изъяснявшегося
по-испански. Правда, Пентикост не знал ни одного испанского слова, но он был
врач, магистр наук и отлично знал латынь - мать всех романских языков. Так
они и изъяснялись с переводчиком: один на языке Сервантеса, другой на языке
Горация и Овидия Назона, и хотя и с немалыми трудностями, но все же понимали
друг друга.
- Спроси, где они достают золото! - приказал Пентикост переводчику.
Услышав обращенный к нему вопрос, старейшина изменился в лице. Теперь
он уже знал свою судьбу.
Его допрашивали свыше двух часов, но не добились от него ни звука. Он
не мог сказать правду и не хотел лгать.
Отшвырнув в сторону его истерзанный труп, приступили к допросу
остальных мужчин. К вечеру в деревне не осталось ни одного живого мужчины,
только женщины и дети, которые беззвучно плакали, наблюдая, как молча
умирали их отцы, мужья, деды, братья и сыновья.
Достойно отметить, что, не желая обагрять свои руки в невинной
христианской крови, Пентикост на сей раз решил не обращать собранных им на
лужайке язычников в христианство, хотя поблизости протекала прекрасная река,
которая как бы самой природой была предназначена для совершения волнующего
таинства массового крещения.
Покончив с допросом мужчин, Пентикост окончательно убедился, что он
никогда еще не был так близок к заветной цели.
Короткие вечерние сумерки сменились густым тропическим мраком.
Пентикост приказал развести костер. Когда первые, робкие еще языки пламени
лизнули душную черноту ночи, женщины всполошились и, дрожа от страха,
прижали к себе своих ребятишек. Это обстоятельство не ускользнуло от зорких
глаз Пентикоста и навело его на блистательное решение. Вместо того, чтобы
начать при свете костра допрашивать женщин, он приказал выхватить у первой
попавшейся ее ребенка. Это сэкономило Пентикосту время и сразу принесло
успех. Молодая мать, обезумев при мысли о том, что сейчас грозит ее сыну,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг