- Сегодня? -с надеждой спросил Ляхов.
- Как получится. Может - и сегодня...
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Двухмоторный самолет, переоборудованный из дальнего разведчика "Р-511" в
довольно комфортабельный воздушный лимузин, обслуживающий лично Чекменева, за
полтора часа доставил Тарханова, Татьяну и пленника прямо на
учебно-тренировочную базу "Печенег", расположенную неподалеку от дачного
поселка Пахра.
Рядом со стрелковым полигоном там имелась собственная взлетно-посадочная
полоса для легких самолетов и ангары эскадрильи вертолетов огневой поддержки.
Татьяна находилась в полуоглушенном состоянии после всего пережитого, от
быстроты случившихся в жизни перемен. Ведь меньше суток прошло с момента, когда
она уходила из дома на самое обычное дежурство, и ничего не предвещало, что
через несколько часов жизнь сорвется в стремительный галоп по краю пропасти.
Да так, кстати, случается довольно часто. И чем спокойнее и монотоннее
была предыдущая жизнь, тем разительнее перемены. Причём это правило относится
не только к отдельным людям, но и к целым государствам и цивилизациям. Уж до
чего мирным, тихим, скучным было лето незабвенного тысяча девятьсот
четырнадцатого года. И никому, кроме редких Пифий и Кассандр, не приходило в
голову, что не просто жаркий август идет к концу, а тихо и незаметно, под шорох
опадающей листвы, заканчивается XIX век. Странным образом сумевший выкроить для
себя в истории вместо положенных ста лет аж целых сто двадцать пять. Начавшись,
не хронологически, а психологически, в год Великой французской революции, он
уходил именно сейчас...
Вот и для Татьяны каких-то двадцать часов вместили и рутину приема и
проводов туристских групп, и шок от вторжения бандитов, и страх, и радость от
появления светлого рыцаря Арсения-Сергея, жуткие минуты страха и ожидания,
когда здание гостиницы содрогалось от выстрелов и взрывов. Возвращение его,
живого и невредимого, внезапное решение связать с ним свою судьбу, поездка в
машине до Ставрополя, потом полет.
Полет на скоростном и высотном самолете с почти боевыми перегрузками так
же отличался от того, что ей приходилось испытывать, летая на пассажирских
лайнерах, как вся ее прошлая жизнь от той, что началась сегодня.
А неяркое московское солнце едва перевалило через середину небосвода.
Она сошла по трапу на подгибающихся ногах, в голове шумело, и все вокруг
воспринималось будто сквозь запотевшие очки.
Внезапно накатилась тоска. Ощущение ненужности и бессмысленности
происходящего. Если бы можно было отмотать все назад, она, конечно, осталась бы
дома, заперла дверь на ключ и засов, задернула шторы и забилась под одеяло. И
спала бы долго-долго.
А что делать здесь сейчас ? И, главное, зачем ?
Единственное, что позволяло сохранять подобие выдержки, был опыт. Она
знала за собой такую черту характера. Не раз уже случалось подобное на крутых
жизненных поворотах, пусть и не таких крутых, как этот. Даже в первый день
заграничной командировки, попасть в которую стоило многих сил и трудов, она
всегда испытывала неуверенность, дискомфорт, депрессию, желание бросить все и
немедленно вернуться. Но обязательно на следующее утро все это проходило, тоска
сменялась радостью, жаждой новых впечатлений и рискованных приключений. Значит,
и завтра все будет так же.
Хорошо, что коттедж Сергея находился буквально в сотне шагов от аэродрома.
Он отвел ее туда, хотя и очень торопился на встречу с начальством, показал ей
все, предложил чувствовать себя как дома.
- Вот это будет твоя, - открыл он дверь уютной комнатки в мансарде,
отделанной светлым деревом, со скошенным потолком и окном, выходящим в сторону
леса. - Белье тут, в шкафу. Мне как привезли, я и не распаковывал. Есть хочешь?
Ну, тогда выпьем по рюмочке за счастливое возвращение, и ложись-ка ты спать. Ни
о чем не думай, ничего не бойся. Здесь, наверное, самое безопасное и спокойное
место во всей России. А утром все станет по-другому...
"Как он хорошо понял мое настроение, - подумала Татьяна. - Значит, я,
скорее всего, не ошиблась..."
А Тарханов действительно спешил.
Служба, от которой он так самонадеянно решил было избавиться на целый
месяц, грубо и зримо вновь предъявила свои права.
И Чекменев, наверное, уже ждет нетерпеливо, и автобус с Кедровым,
Розенцвейгом и Маштаковым должен подъехать в ближайшее время, если, конечно, в
пути никакой задержки не вышло.
Спешил он, впрочем, зря. Чекменев, по сообщению оперативного дежурного,
был еще где-то в Москве, так что Сергей успел разместить Фаридбека в хорошо
охраняемом помещении, вернуться к себе, принять душ, побриться и переодеться по
форме три, в летний чесучовый китель, такие же брюки, заправленные в мягкие
коричневые сапоги. Погон к этому костюму не полагалось, только нарукавная
нашивка с эмблемой отряда и две золотистые полоски поперек, обозначающие его
полковничий чин.
Больше всего Сергея сейчас беспокоил пленник.
За время перелета он очухался от шока, взял себя в руки, что Тарханов
понял по его лицу и резко изменившемуся поведению. А это плохо. Даже очень
плохо. Увидев базу, подтянутых и дисциплинированных офицеров "Печенега", Фарид,
безусловно, все сопоставил и оценил. Не дурак ведь, наверняка разведчик со
стажем. Российские обычаи и порядки знает. Раз не тюрьма, а элитная воинская
часть, то здесь убивать не будут и пытать тоже не станут. А уж на обычных
допросах он сможет тянуть время чуть не до бесконечности, излагая и заранее
подготовленные легенды, и по ходу дела придумываемые экспромты.
Азиаты, тем более приобщившиеся к цивилизации, хоть турки, хоть курды,
хоть черт знает кто, имеют одно поганое свойство - они совершенно уверены, что
европейцы по определению готовы, мало того - обязаны соблюдать Гаагскую,
Женевскую и иные конвенции.
Независимо от того, как ведут себя их враги.
То есть мы люди первобытнообщинного или раннефеодального строя, такими нас
извольте и принимать, а вот вы, культурные господа, уж не в коем случае не
выходите за рамки. А то мы вас назовем варварами. И на весь мир это ваше
варварство ославим.
"Нет, парень, - думал Тарханов, прогуливаясь по дорожке перед домом
Чекменева и ожидая приезда начальника, - ты у меня получишь разборку по полной
средневековой программе. Какой там у вас сейчас, одна тысяча триста восемьдесят
третий год Хиджры? Для нас это как раз времена Куликовской битвы и сожжения
Москвы Тохтамышем. Вот из этого и будем исходить.
А то - цивилизация, гуманизм! Никто и никогда за пять тысяч лет писанной
истории об этом гуманизме и понятия не имел. Французские просветители сдуру
придумали, а теперь все носятся с ним, как с писаной торбой, не желая замечать,
чем все это на практике оборачивается. Нет уж, увольте".
Но ведь и оформить соответственный подход к такому герою надо поэффектнее.
Чтобы раз и навсегда отбить желание и возможность думать по-своему.
Помочь в реализации этой справедливой, но достаточно абстрактной мысли мог
единственно старый дружок. Вадик Ляхов, умеющий с равным эффектом класть пулю в
пулю на полверсты и к месту цитировать афоризмы Марка Аврелия.
...Когда Вадим, привычно вложив полтинник в ладонь швейцара, поднялся
лифтом на свой шестой этаж и вошел в квартиру, телефонный звонок, похоже,
охрип, а сам аппарат перегрелся, надрываясь.
Его дребезжание было слышно уже на площадке, не смолкало, пока он отпирал
закрытую на два замка дверь, шел в кабинет, первый в его жизни и обставленный в
полном соответствии с мечтами и вкусами.
Надеялся - не успеет, поскольку ничего хорошего от этого звона не ждал.
Но телефон продолжал добиваться своего и все-таки добился. Стоя рядом с
аппаратом, не взять трубку Ляхов не смог. Рефлекторно.
- Слушаю вас.
- Ты, Вадим? - Голос Тарханова, с его неистребимым ставропольским
акцентом, он узнал сразу.
- Нет, Лиза Черная, - неизвестно почему назвал он имя популярной в этом
сезоне цыганской певицы. В смысле - не задавай дурацких вопросов.
- Так я хочу тебя видеть, - Сергей на шутку не среагировал.
- Подъеду. А куда? Может, лучше ты ко мне? Я еще и портянок не размотал
после вчерашнего боя.
- В курсе. Мне уже доложили. Я же теперь большой начальник... - Тарханов
оборвал фразу. - Не по телефону.
- Поздравляю. И все равно приезжай, Серега. Посидим, согреемся, шестой
этаж, стены толстые. Нет, правда, надо.
- Согласен. Еду. Тем более я неподалеку.
Тарханов появился буквально через десять минут, как всегда, в безупречно
сидящем на нем кителе, с кобурой пистолета на поясе, что означало - полковник
находится при исполнении.
Обнялись, похлопали друг друга по плечам и спинам, то есть - рад видеть
тебя живым, и больше не будем сентиментальничать.
Вадим увлек друга к бару, но Тарханов отказался, что было странно.
- Ко мне подскочим, вот тогда, - не вдаваясь в подробности, сказал Сергей.
- Давай лучше кое-что уточним на свежую голову.
- Надо понимать, допрос с меня снимать будешь?
- Какой допрос? Дежурный по базе и исполняющий обязанности командира
группы мне доложили, что смогли.
Пленников твоих пока изолировали по одному, но допрашивать их оснований
нет, пока от тебя соответствующего рапорта не поступило. Вот и расскажи мне с
возможными подробностями, что и как. Тогда и думать будем.
Ляхов рассказал не только строго фактическую сторону, но и свои
соображения по поводу каждого эпизода.
- Знаешь что, я бы хотел, чтобы о задержании Герасимова по официальным
каналам прокурору не сообщалось. А если вдруг обратится - не в курсе, мол.
- Что, может обратиться?
- Вполне может. Дочка ж его там присутствовала, все папаше доложила, а он,
как ни крути, официальное лицо, в некотором роде по отношению к нам -
вышестоящее. Сотрудник его арестован, и все такое...
- А может и не обратиться? - Тарханов, закинув ногу за ногу, вроде бы
полностью поглощенный рассматриванием солнечного блика на носке своего сапога,
держался сейчас не только как старый друг. Явственно в нем ощущался начальник
отдела спецопераций разведуправления штаба Гвардии. Ну а как же? Служба
службой.
- Вполне, - легко согласился Вадим. - Поскольку я его об этом попросил.
Оно же еще и так и так может повернуться.
- Свою игру затеял?
- Почему свою, нашу. Мы с Василием Кирилловичем по определенным вопросам
взаимопонимания уже почти достигли. Считаю - он может оказаться человеком
чрезвычайно полезным.
- Я и говорю - своя игра. Ну, пусть так и будет. Выйдет - хорошо. Нет - ты
для нас лицо совершенно постороннее. Академия к разведупру отношения не имеет.
Вдруг Вадим увидел, а еще точнее - ощутил, что несгибаемый полковник
словно чем-то смущен.
Собирается сказать - и никак. Вначале ему показалось, что это касается
нынешней ситуации. Вроде бы должен, но не может произнести фразу типа: "А
теперь, господин Половцев, сдайте оружие и следуйте за мной".
Однако нет, тут - другое.
А если так: "Ты знаешь, Вадим, я встретил в Кисловодске твою Елену, и
мы..."
Тоже не похоже, но несколько ближе.
- Давай-давай, говори, что собрался, - поощрил он товарища и кивнул
ободряюще. - Про женщин я пойму. Про остальное... - после легкой заминки,
словно не зная, как бы это получше сформулировать, Ляхов усмехнулся, скорее,
сочувственно, - в меру сил постараюсь.
В который уже раз этот несложный фокус Тарханова удивил.
- Как тебе всегда удается... Ладно, короче, так... Остановился я ночью в
Пятигорске возле входа в гостиницу, курева купить, и вдруг окликает меня
девушка, моим исходным именем. Обернулся - вот черт! Оказалось, тогдашняя еще
подруга...
Когда Сергей закончил излагать историю своей встречи с Татьяной, плавно
перетекшую в описание боя в отеле, и вплоть до возвращения в Москву, у Ляхова
уже были наготове уточняющие вопросы.
- Значит, говоришь, предварительно ты о чем-то подобном подумал?
- Именно о чем-то, но совершенно неконкретно. Вспомнил наши с тобой
разговоры насчет предчувствия и предвидения...
- Так. И твоя встреча с Татьяной здорово смахивает на мою с Еленой. Даже
очень здорово.
-Ну?
- И мы практически одновременно попали в очередную заварушку. И успешно из
нее выкрутились, хотя и по-разному. Да, забавно.
Ляхов закусил нижнюю губу. Его гипотеза насчет страдающего отсутствием
оригинальных идей режиссера получила еще одно подтверждение.
- Нет, Серега, тут так сразу не скажешь. Фактов интересных много, но пока
недостаточно. И этот господин Маштаков, сумасшедший изобретатель... С ним тоже
побеседовать надо.
Вадим закурил третью подряд сигарету.
- Но жизнь-то все интересней и интересней становится. А представь, остался
бы я перед Новым годом в Хайфе, ты - у себя в батальоне, и что? Так бы и тянули
армейскую лямку, радовались премии в пол-оклада и внеочередному увольнению в
город... А тут... Нет, непременно сейчас нужно выпить, остальное потом
додумаем.
- Отставить, Вадим. Потерпи час. Сейчас мы поедем ко мне на базу. Кстати,
пока ты на сборах проедался, мы твоего Максима Бубнова туда переправили.
- Зачем? - эта новость Ляхову не понравилась. Выходит, его все же
несколько отстраняют? Пока доктор Максим числился за Академией, они занимались
своим проектом в порядке инициативы, все было нормально. В нужный момент
предъявили бы руководству или непосредственно генералу Агееву готовую работу.
Сейчас же, выходит, Чекменев самолично или с санкции князя перетянул одеяло на
себя. И кто теперь в проекте он сам?
- Ты не переживай. Тебя никто не ущемит. Исключительно в целях
безопасности и централизации работы. Ты ж сам посуди - в Пятигорске ради
"Гнева" и Маштакова что устроили? Герасимов твой зачем вчера танец с саблями
изобразил, по дури, конечно, но тем не менее? Почти наверняка ради вашей
машинки.
- Если только не из-за "Аллаха" и сабли, - вставил Ляхов. - Может, просто
отомстить решили за то, как мы их кинули...
- С тем давно пролетело. Так вот, если мы с тобой очередной раз
выкрутились, не уверен, что доктор так же сумел бы самооборониться, если б к
нему домой ночью пришли. На базе спокойнее. А дело у меня к тебе вот какое...
Тарханов с сомнением обвел глазами потолок и стены.
- Пошли, в машине доскажу.
Пока ехали, Тарханов говорил, а Вадим все больше молчал и прикидывал.
...С Максимом Бубновым они не только конструкцию, но и все программное
обеспечение для "Большого комплекса" отработали до возможного совершенства. В
том смысле, что мог он теперь работать по любой из схем.
Как "детектор правды" - сколько угодно. Это самое простое.
Как анализатор интеллекта и эмоций, он же "верископ", - со всей возможной
точностью.
Самое сложное было отрегулировать программу в целях определения
генетических, моральных характеристик и возможностей испытуемого объекта.
Вот тут были определенные сложности. Вадим потратил только на формулировку
критериев, по которым должен проводиться отбор, несколько месяцев.
Уж больно много вопросов возникало, как только начинал вникать в факты
истории и детали поведения конкретных, то канонизированных, то демонизированных
людей.
Как, например, соотнести такие качества, как безжалостность к себе и
внимательная чуткость к людям? Скорее ведь бывает наоборот. Каково это -
отказаться послать в бой подчиненные тебе войска, обреченные на тяжелые потери,
зная, что вышестоящий тиран вполне способен уволить тебя от должности, а то и
поставить к стенке.
Почему, например, генерал от кавалерии Брусилов смог сказать Николаю
Второму: "Ваше Величество, если мои решения вас не удовлетворяют, я не могу
оставаться в должности главнокомандующего".
А ни один из командиров Красной армии, даже явно проигрывая Гражданскую
войну, с большевистским Политбюро спорить или просто попытаться изменить в
нужную сторону его состав не рискнул. Из тех, конечно, командиров, кто до конца
сохранял верность идее.
О перебежчиках из Белого стана в Красный и потом обратно речи не идет.
Махно, Думенко, Миронов, Тухачевский, Раскольников... Ни чести не сберегли, ни
выгоды, которую ставили превыше всего, в итоге не поимели.
В чем тут причина, какая червоточина имелась в душах незаурядных, в
общем-то, людей?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг