серьезнейшая!
- Да вы же грабите меня! - взвизгнул Пфейфер. - Я и так уже разорен.
Инфляция! Дауэсовский план!
- А коли так, - ответил Батьянов, появляясь в комнате, - кончай, Гами,
работать! У нас стачка, и пусть Пфейфер проваливается к черту!
Оранг радостно юркнул за ширму, остановил мотор и вышел оттуда,
потягиваясь и широко зевая, как человек, собравшийся насладиться заслуженным
отдыхом после оконченной работы.
4. КЛЮЧИ МАВРОВ
- Что вы говорите? - подбежал к Батьянову перепугавшийся Пфейфер. -
Какая стачка может быть сейчас, в разгар работы?
- Но мы-то, и я и Гами, решили больше не работать. До свиданья, вернее
прощайте, господин Пфейфер! - поклонился с военной сухостью Батьянов.
- Слушайте, - умоляюще протянул руки фабрикант, - давайте же поговорим
обстоятельно и серьезно. Прошу вас, успокойтесь! Мы оба немного
погорячились, но, надеюсь, это делу не помешает. Говорите же ваши условия,
я, пожалуй, соглашусь на них. Ну, я весь - внимание.
- Условия мои я уже сказал, - ответил Батьянов. - И, поверьте, они
весьма легкие. Я бы запросил впятеро, вдесятеро больше, если бы не одно
обстоятельство, которое...
Батьянов нервно провел по голове рукой, взлохмачивая свои седые кудри.
- Знаете, Пфейфер, иногда мне кажется, что и в вас есть крохотная хотя
бы частичка человека, что и вам не чуждо все человеческое, что и вы способны
бываете изредка понять муку и страдание вашего ближнего. Может быть, я и
ошибаюсь, не знаю! Но я все-таки расскажу вам предание о ключах мавров.
- О ключах мавров? - опешил Пфейфер, а на лице его отразилось
брезгливое удивление.
- Да, о ключах мавров! - тихо сказал Батьянов. - Есть такое предание:
когда Фердинанд Католик окончательно победив мавров, изгнал их из Испании,
они, отправляясь в Африку, унесли с собой ключи от своих домов в Европе. И
ключи эти, как величайшая святыня, передаются в родах от поколения к
поколению. Даже сейчас живущие в Африке праправнуки халифов бережно хранят
эти ключи. Домов-то уже нет, а ключи целы, потому что, по поверью, пока они
не утеряны, не утеряна и надежда на возвращение туда, - показал Батьянов в
сторону Пиренеев, видневшихся в окне, - в дорогую для их сердца Испанию,
родину их предков! Мы, - вы понимаете, надеюсь, что я говорю о нас,
эмигрантах, - мы тоже сейчас очутились в положении мавров. Вот, глядите, мой
сын, мой единственный сын!.. - поднес он к Пфейферу портрет молодого офицера
в походном снаряжении, с черными орлами на погонах Дроздовского полка. - Я
сам послал его с "легионом чести" к Деникину. А к чему, к чему все это? - с
мукой крикнул Батьянов. - Это была ошибка, страшная, непоправимая ошибка!..
Нет, неправда!.. Ее можно поправить, я поправлю ее! Я хочу, я должен, и я
вернусь в Россию! Я не умру спокойно, пока не увижу снова родной
Екатеринодар, кубанскую нашу столицу, город, одними своими черешнями
замечательный. У меня есть ключ мавра, которым я отомкну дверь на родину, у
меня есть надежда, что меня примут там! Этот ключ - мое изобретение,
вернее - пока еще теоретическая работа, которая произведет полнейший
переворот в области советской тяжелой индустрии. Это будет моя расплата за
мое прошлое, за мою ошибку!.. Но чтобы воплотить в действительность мои
теоретические выкладки, нужно проделать массу опытов, а для опытов нужны
деньги, а денег у меня нет! Как быть? Авансироваться у вас? Ни в коем
случае! И я поэтому беру у вас в долг десять тысяч в надежде отыграть
средства на работу. Так я решил этой ночью! Вот теперь вы знаете все! Я веду
дело начистоту. Ну, а теперь что скажете вы?
- Что же говорить мне? - с деланным сочувствием ответил Пфейфер. -
Добавлю лишь, что теперь я соглашаюсь особенно охотно на ваши условия,
потому что узнал, какие высокие мотивы руководят вами.
- Не издевайтесь! - с укором проговорил Батьянов. - А я вот не
благодарю вас, ибо чувствую: вы надеетесь, что ваш дар превратится в дар
данайцев, погубивший Трою.
- Вы правы! - с внезапной резкостью сказал Пфейфер. - Сентиментальности
не в моем характере! Да, я надеюсь, что вы проиграете! И вот еще что, еще
один пунктик к нашему будущему договору. Сейчас я даю вам десять тысяч, и
пусть это будет, как вы хотели, долговая ссуда. Но затем, если вы просадите
эти деньги, я плачу вам еще двадцать тысяч долларов за то, что вы оборудуете
мне обезьяньи цеха, которые я приобретаю в пожизненное пользование, а также
и монополию на это открытие. Никакого процентного вознаграждения с
эксплуатации вашего открытия вы уже не получите. Ни пфеннига! Согласны?
- Ого! - улыбнулся Батьянов. - Условия-то буквально пфейферовские. Как
ты думаешь, Гамилькар, - обратился он к орангу, - придется согласиться,
потому что есть надежда все разом порвать с господином Фридрихом Пфейфером?
Ладно, согласен!
- Нет никаких оснований, дорогой мой друг, порывать со мной навсегда, -
протягивая Батьянову чек, сказал Пфейфер. - О, мы еще поработаем! Обезьянье
дело я поставлю сразу на широкую ногу. Потихоньку от вас, будучи уверен, что
вы своего добьетесь, я уже подготовил покупку партии наших предков, как вы
выражаетесь, в четыреста пятьдесят экземпляров. Сведения о цене и прочее у
меня уже имеются вот здесь, в каталоге... Позвольте, а где же каталог?
- Какой каталог? - удивился Батьянов.
- Гагенбековский каталог! - вскрикнул с испугом Пфейфер. - Я прекрасно
помню, что забыл его вчера у вас. Я оставил его вот здесь, на подоконнике, а
где он теперь?
В передней раздался звонок. Гамилькар забеспокоился, а Батьянов и
Пфейфер по-прежнему растерянно смотрели друг на друга.
- Стойте, стойте! Вспомнил! - потер лоб полковник. - Совершенно верно,
каталог с мордой льва на обложке, так ведь? Лежал он вчера вот здесь, но
куда он мог деваться? Я его не брал! Может быть, Гами затащил его
куда-нибудь? Найдем, не беспокойтесь!
В это время за дверью раздались торопливые шаги, и в комнату вбежала
Долли. Лицо Батьянова моментально просветлело:
- Звездочка моя! - протянул он руки к дочери. - Где ты пропадала так
долго?
Но полковник не успел обнять Долли. Его предупредил Гамилькар. Увидев
девушку еще в дверях, оранг захлопал в ладоши, а затем в бешеном восторге
начал бить себя кулаками в грудь. Мощная грудная клетка гудела от ударов,
как громадная бочка.
И прежде чем полковник успел сделать шаг к дочери, Гами уже подлетел к
девушке, обнял ее и, ласкаясь, положил ей на грудь свою кошмарную голову. А
Долли гладила его, как ребенка.
- Гами, животинка ты моя милая! Соскучился, да?
Эту идиллию прервал Пфейфер. Обойдя осторожно оранга, он дотронулся до
плеча девушки:
- Послушайте, фрейлен Долли, вы не видели случайно в этой комнате
гагенбековского каталога?
- Ах, да, да! - расхохоталась Долли. - Я его схватила вместо своего
романа. Мы еще, рассматривая его, удивлялись...
Девушка вдруг смолкла. И, глядя растерянно то на отца, то на Пфейфера,
добавила упавшим голосом:
- Прошу вас, не сердитесь, но... но я забыла его на пляже.
- А с кем вы рассматривали мой каталог? - с грубой злостью спросил
Пфейфер. - И чему вы удивлялись?
- Я не отвечаю на вопросы, задаваемые таким тоном! - оскорбленно
вскинула голову девушка. - Вы получите свой каталог через час. Я пошлю за
ним сию минуту Абдула! - резко повернулась к фабриканту спиной Долли.
Пфейфер развел руками и пожал плечами. Затем с видом оскорбленного
достоинства он взял котелок и сделал общий, умышленно небрежный поклон:
- Прошу прощенья. До свиданья! Ах да, чуть не забыл! Господин Батьянов,
я сам сегодня буду играть против вас. Вы будете отыгрывать ключ мавров, а я
своих бессловесных рабов!..
Давно уже захлопнулась дверь за Пфейфером, а Долли все еще смотрела с
тревогой и недоумением на виновато понурившегося отца.
5. СНОВА О КЛЮЧЕ
- Долли, ты любишь нашу Кубань?
- О, еще бы! Бывало, в школе, как только попадется в руки карта России,
сейчас же ищу Кавказ. Нащупав Эльбрус, бултыхнусь в Кубань и по синей ее
ниточке подымаюсь вверх к Черному морю. А там, где в Кубань пала Лаба,
смотрю свою родную Усть-Лабинскую станицу. И если найду, то-то радость! Но
почему ты это вдруг спросил, Андрей?
Араканцев ответил не сразу. Казалось, он прислушивался к тихому
верещанию цикад, доносившемуся снизу, из темного, почти не видимого в ночной
тьме парка. Там, в кустах, вспыхивали какие-то странные зеленоватые искры.
Они двигались, чертили в воздухе колеблющиеся огневые линии, рассыпались
словно в фейерверке, фантастическим светящимся дождем. То светлячки плясали
в воздухе свою сарабанду, радуясь густой темноте летней безлунной ночи.
- Почему спрашиваю? - ответил, наконец, Араканцев. - Да потому, что
тебе скоро представится возможность вернуться на Кубань!
- Вернуться в Россию? Но как же? Одной, без отца? Ведь он-то не может
реэмигрироваться! Ему сказали об этом в советском полпредстве. Какие
странные вещи говоришь ты, Андрей, за последнее время!
В голосе Долли слышалось недоумение. Она подошла к Араканцеву,
сидевшему на каменной балюстраде балкона, и положила на плечи ему руки.
- Андрей, ты что-то скрываешь от меня. Скажи, зачем тебе понадобилось
самому передавать гагенбековский каталог Пфейферу? Почему ты десять минут
тому назад назвал работу папы подлой работой? Ну, говори же!
- Долли, ты меня не поняла! Твой отец, безусловно, честный человек, я в
этом уверен, но когда за спиной его стоят Пфейфер и вообще все эти
господа, - кивнул Араканцев головой на ослепительно освещенные окна
казино, - тогда картина получается совсем иная. Не забывай и того, Долли,
что между твоим отцом и Пфейфером стоят еще тысячи рабочих, а также... также
этот проклятый орангутанг!
- Опять Гами?
- Да, опять Гами! Все дело именно в Гами, - твердо ответил Араканцев. И
с нетерпеливой дрожью в голосе добавил: - У меня столько вопросов, столько
самых разнообразных вопросов к Григорию Николаевичу! Ах, если бы он
согласился ответить на них!
Долли молча отошла к стеклянным дверям балкона и заглянула внутрь
казино. Полуциркульный зал с мраморными колоннами густо забила
интернациональная толпа. Основные посетители - американцы, уважающие себя и
не уважающие Европу.
Американцев чуть разбавляли пресыщенно-равнодушные англичане, французов
было совсем мало, а русские, если, не считать полковника Батьянова,
сидевшего недалеко от двери, являлись только в виде крупье, выкрикивающих
свой утомительный рефрен:
- Господа, делайте вашу игру!
За столиками сидело много женщин, старых и молодых, но одинаково
оголенных, накрашенных и возбужденных видом золота и ассигнаций. Глаза их
осовели, волосы растрепались, губы расслабленно обвисли: сказывался азарт.
- Я сегодня почему-то особенно боюсь за папу, - сказала Долли словно
про себя, но глядя туда, где в темноте чуть белел фрачный вырез
Араканцева. - Меня беспокоит также разговор, происшедший между папой и
Пфейфером перед игрой: "Так, значит, борьба?" - спросил Пфейфер, усаживаясь
за игорный стол. "И самая жестокая!" - ответил ему папа. А сколько злобы
было в этих двух коротких фразах!
Араканцев подошел, стал рядом с Долли и через ее плечо тоже заглянул в
зал.
- Мне не нравится физиономия твоего отца, - сказал он. - Смотри,
сколько муки, сколько скрытой боли в его глазах! Они встают, очевидно, игра
кончена! Но посмотри на отца, Долли, - так может глядеть только человек, у
которого нет никакой надежды!
Долли отшатнулась. Араканцев взял ее ласково за плечи и отвел в глубь
балкона. Звякнули стекла дверей, выпустив Пфейфера и Батьянова. Фабрикант
сиял, полковник был бледен как мертвец. Когда глаза его встретились с
испуганными глазами дочери, он низко опустил голову.
Араканцев шагнул вперед и, поднося почти к самому носу Пфейфера
развернутый каталог, резко спросил:
- Кажется, вы потеряли эту вещь?
Глаза Пфейфера скользнули по злобной морде гориллы и задержались на
многочисленных карандашных пометках, испещривших поля каталога.
"Толстый Фридрих" жалко сгорбился, словно ожидая удара, и попятился
назад, опустив беспомощно руки.
Из рукава его смокинга вывалилось что-то белое, прямоугольное.
Араканцев быстро наступил ногой на это "что-то", резкостью своего движения
заставив Пфейфера снова попятиться.
- Где вы нашли это? - опросил робко фабрикант, напрасно пытаясь
дрожащими руками засунуть каталог в карман смокинга.
- Вы его опять потеряете! Да не кладите же мимо кармана! - насмешливо
воскликнул Араканцев. И лишь после этого ответил сухо: - Я его не нашел.
Каталог передала мне мадемуазель Долли!
- Фрейлен Долли? - окончательно опешил Пфейфер. И, ища выхода, со
злобным отчаянием затравленного зверя крикнул Батьянову: - Ну что же, едем
мы в конце концов?
- Едем, коли ваша взяла, - глухим голосом ответил полковник и, ни на
кого не глядя, начал спускаться с балкона. На середине лестницы он вдруг
остановился и засмеялся: - Ну не забавно ли? Черт увозит продавшегося
грешника. Что же вы не смеетесь, господа?
- Папа, что все это значит? Мне страшно! - перегнувшись через перила,
крикнула Долли.
- Не больше как шутка, детка моя! - уже снизу, из парка, донесся
спокойный голос Батьянова.
...Когда мощный бесшумный авто Пфейфера свернул с парковой аллеи на
гладкое, как шелковая лента, шоссе, Араканцев растерянно развел руками:
- Этого я не ожидал! Неужели это произойдет сегодня же?
Тут взгляд его упал на "что-то", вывалившееся из рукава фабриканта.
Араканцев, быстро нагнувшись, поднял потерю Пфейфера и только хотел
рассмотреть ее повнимательнее, как с шоссе прилетел слабый, удаляющийся
гудок авто. Араканцев не глядя сунул находку в карман фрака.
- И все-таки я бы скорее их добрался до виллы, - прошептал он с
горечью. - Тропинка рыбаков вдесятеро укорачивает путь. Но как попасть в
кабинет полковника?
И вдруг он обратился к девушке: - Долли, ты веришь мне во всем?
- Верю! Если не верить и тебе, то что мне остается? - ответила девушка.
- Если ты веришь, что я хочу только добра твоему отцу, то, не спрашивая
ни о чем, дай мне ключ от вашей виллы!
Долли молча нагнулась над сумочкой. Холодный металл ключа коснулся
ладони Араканцева.
6. ТЕНЬ НА СТЕНЕ
Батьянов не говорил, а почти кричал с больным, лихорадочным
возбуждением. Подействовала, видимо, только что выпитая бутылка шампанского.
А может быть, он криком этим хотел заглушить нудную боль, щемившую его
сердце.
- Пью за ваше здоровье! Пейте же, Пфейфер, какого черта!
До слуха Араканцева долетел характерный заглушенный звон наполненных
бокалов.
- Вот так! Теперь нальем еще. А об остальном не беспокойтесь! Я доволен
вами, Пфейфер, чрезвычайно доволен! Вы теперь купили меня целиком, до
могилы. Жаль, моя загробная жизнь недоступна для вас. А вы, наверное, и ее
не отказались бы купить! Эх вы, скупщик душ!
Но чем громче, чем возбужденнее кричал Батьянов, тем спокойнее и
холоднее делался тон Пфейфера.
- Итак, решено! Вы едете со мной в Гамбург.
Дрессировать вашу ораву вы будете в саду Гагенбека. Там спокойнее,
никто не обратит внимания на такую массу обезьян. А затем уж, когда мы
откроем карты, я завожу свою ферму...
- И назначаете меня директором этой обезьяньей фермы? Нет, пастухом!
Это звучит шикарно! Да, да, пастухом панургова стада! - кричал Батьянов, и в
крике его слышалась оскорбленная гордость. - Вы приобретаете, Пфейфер,
буквально панургово стадо, готовое идти куда угодно и делать что угодно. А
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг