Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
класса.   Он   коллективно  строил  Турксиб.  Он  тихо  и  незаметно  вел  и
производственную, и общественно-воспитательную работу.
     Это   был   главный   хозяин   этой  поразительной  стройки,  и  первый
коллективный   орден   Трудового   Знамени  получил  он  (массовый  рабочий,
рабочий-производственник,     рабочий-организатор,     рабочий-общественник,
рабочий   -  представитель  исторически  прогрессивного  класса  чрезвычайно
вырос.   Обязательно  исследовать  несколько  десятков  таких  рабочих.  Без
понимания  классового отношения к строительству и классового подхода ко всем
явлениям советской жизни понимание происходящего невозможно).
     Срочное предложение
     У  меня  есть  срочное предложение, которое будет мною изложено в конце
настоящей записи.
     Счетовод
     Вечером  на  митинге  в  степи  среди  казахов, рабочих, крестьян стоял
худой,  изможденный  человек. Он слушал внимательно оратора и дергал носом -
нервность.  Он явно волновался. Разговориться с ним было нетрудно. Он охотно
рассказал  о  себе.  Рассказ  был  несложен  и  горек.  Счетовод. Особый тип
счетовода  -  степной  счетовод.  Не  очень  веселое  дело  -  вести книги в
кибитках,  в  замерзших  бараках, в нетопленых вагонах. От холода и болезней
умерла  его жена. Тяжело больна дочь. Он один. Слоняется по станции Луговая.
Он  в отпуску. Хочет ли он ехать куда-нибудь? Переменить обстановку? Работу?
Дорога  кончена - почему ему не попытаться улучшить свой быт? Ведь нельзя же
все  время работать в таких тяжких условиях? Да. Трудно. Очень трудно. Но он
не  хочет  покидать  Турксиба.  Работы еще много. Теперь дорога только будет
обстраиваться.  Нет,  он  не  хочет  уезжать  отсюда.  Лицо  его  искривлено
гримасой раздумья. Нос нервно дергается. Нет, он не уедет с Турксиба.
     - А  что  ж  тут  особенного  -  спрашиваю  я.  -  Во  всей стране идет
строительство, не только тут.
     - Не знаю, привык я тут. Подъем здесь большой. Оживление.
     Не могу отсюда уехать.
     Рабочая солидарность
     На  станции гул. Много рабочих. Слушают ораторов. Разбиваются на кучки.
Говорят. Спорят. Доказывают.
     В  небольшой  кучке  рабочий-ударник,  приехавший  с  нами из Москвы, с
перекошенным  лицом,  вкладывая в каждое слово всю свою силу, укорял жестоко
местного работника:
     - Как  тебе  не  стыдно!  Ну  как  тебе  не  стыдно - рабочий ты или не
рабочий?
     Подхожу. Тот стоит смущенный, целиком принимает упрек.
     В чем-то провинился (исследовать истоки классовой солидарности).
     Еще московский рабочий
     Рядом  опять  "скандал".  Другой рабочий, тоже едущий с нами из Москвы,
кричит  на  местных  работников  милиции, которые наводят порядок и отгоняют
публику от поезда:
     - Ну  чего  вы  их  гоните? Что они, съедят поезд, что ли?! Прекратите,
товарищи!
     Это  московский рабочий с бухарским орденом Красного Знамени. Он хорошо
знает  Туркестан:  он  тут  воевал,  он  возглавлял  большую красноармейскую
часть.  В  поезде  он нам немного рассказывал о своих боевых похождениях. Но
очень  мало. В нем нет этого солдафонского зуда. Нет "военного" хвастовства.
Нет,  это  не  вояка.  Это  -  рабочий,  которому пришлось с оружием в руках
бороться  на  военном  фронте.  Он  очень  охотно  рассказывал  нам о нравах
народов  Туркестана.  Он  довольно  много знает и очень связно рассказывает.
Между  делом  он  окончил  трехгодичный  вечерний  университет.  Да,  это не
"вояка",  не "рубака". Он будет драться, я уверен, лучше любого рубаки, но у
него  нет  и тени солдафонства. У него спокойный тон. И вот тут, на станции,
он  спокойно,  но  властно  говорит товарищам-милиционерам, чтобы они зря не
гнали "публику".
     Он  держит  руки  в карманах. Худой, бледный, совсем-совсем штатский по
внешности.  Но местные работники милиции ему подчиняются. На нем нет мундира
и  нет никаких чинов. Но они чувствуют, что это - старший товарищ, что это -
хозяин  и  что  он  лучше  понимает,  как  надо  обращаться  с "публикой", и
слушаются его.
     Мое предложение
     Необходимо  в  срочном  порядке  приступить  к  работам  по составлению
"Энциклопедии   типов  советских  работников".  Это  совершенно  необходимо.
Энциклопедически   точная   обрисовка  галереи  социальных  типов  советских
работников   явится   незаменимым   подспорьем  для  всех  работ  Мастерской
Человеков.  Без такой точной и проверенной энциклопедии я не мыслю себе хоть
сколько-нибудь правильной постановки работы.

     Глава двадцать седьмая

     Мурель  вернулся  в  Москву  весьма  озабоченным.  Кто бы мог, глядя на
этого  чрезвычайно  худого,  жалкого на вид человечка, догадаться о причинах
его озабоченности!
     Маленький  худой  человек  вез  с  собою материалы о советских людях, о
лучших    советских    людях,    выдающихся   участниках   социалистического
строительства.   Он  вез  с  собою  материалы  о  них,  записи  черт,  столь
необходимых  советской  стране.  В  особой  книжке  у  худого  человека были
записаны   адреса,   железнодорожные   станции,  имена,  отчества,  фамилии,
наименования  учреждений, числа, дни, адреса телеграфов и многое другое, что
обеспечивает   вызов   любого   из   виденных  им  людей  для  исследования.
Всевозможными  способами  -  обманом, хитростью - вызов любого из работников
Турксиба был обеспечен.
     Но  не  об  этом  думал  худенький  человек,  приближавшийся к Москве в
жестком  вагоне  дальнего поезда. Он думал об "Энциклопедии социальных типов
советских работников".
     Как  должна  быть  составлена  эта  книга?  Он  видел ее. Внешне она не
должна  была  представлять  собою ничего особенного. Обыкновенная объемистая
книга  типа  любой  энциклопедии.  А  в  ней  без  всяких  рассуждений,  без
обыкновенной  книжной воды, без унылой лжи, академического топтания на месте
должны  быть  даны  точные,  проверенные,  обобщенные  характеристики  типов
советских  работников.  Каждой  разновидности должно быть отведено не больше
одной-полутора  или  двух  страниц. Возможно, даже меньше. Здесь должна быть
предельная краткость. Иначе работа рискует затянуться.
     Какое  количество  разнообразнейших  людей,  богатейших  разновидностей
всевозможных    социальных    типов   придется   записать!   Сколько   будет
положительных,  сколько  будет  отрицательных,  сколько  будет  безразличных
человеческих   существ,   столь  замедляющих  исторические  процессы!  Какая
работа! Какая работа!
     ...Кто  бы  мог  подумать,  глядя  на  худенького  человека, жалкий вид
которого  усугубляла  бедная  обстановка  жесткого вагона, что он взвалил на
свои  слабые  плечи  такую  грандиозную задачу!.. На кого он был похож, этот
заморыш?  Трудно  сказать...  В  советской  стране  даже не встретишь таких.
Несмотря   на  то  что  жизнь  чрезвычайно  трудна  и  ответственна,  каждый
советский  гражданин  загружен и даже перегружен работой; несмотря на то что
каждого,  кроме  производственной  работы и общественной, в достаточной мере
отягощают   еще   всякие   заботы,  формальности,  бесконечные  препятствия,
встречаемые  решительно  на  каждом  шагу; несмотря на все это, а также и на
кризисы,   которые   так   часты   в   советском   быту,   в   том  числе  и
продовольственный  кризис, таких худых людей, как Мурель, в советской стране
почти  нельзя встретить. На кого же он был похож? Его глаза обращали на себя
внимание.    Такие    большие,   вдумчивые...   Вот   что   значит   эликсир
интеллектуальности, щедро влитый Капеловым в свое время!
     Капелов  хорошо  относился  к  своему детищу. Он ценил Муреля. Ведь как
мало  интеллекта  обычно  встречаешь  в жизни! Даже в таких учреждениях, где
интеллект,  казалось  бы,  должен быть на первом месте, где интеллектуальная
жизнь  является  их  основой,  например,  в ученых обществах, литературных и
художественных  объединениях  и  так  далее, интеллекта все-таки очень мало.
Преобладает  псевдоинтеллект,  суррогаты,  эклектизм  всех  сортов  и видов,
интеллектуальное воровство, подражание, бедность и интеллектуальная нищета.
     Или  взять  даже  Мастерскую Человеков. Уж, казалось бы, тут должен был
бы  господствовать  настоящий  интеллект!  Но  и тут его чрезвычайно мало. У
Латула   он   прикрыт   странностями,   страхом   перед  жизнью,  абсолютной
беспринципностью  и  скупостью;  а  у  всех этих Кнупфов, Ориноко, Камиллов,
Батайлей, Карташевичей и других он, как говорится, и не ночевал...
     Так  бывает  всегда.  В  ученых  обществах,  в  самых  интеллектуальных
учреждениях  и  институтах - то же самое. Если есть кто-нибудь по-настоящему
интеллектуальный,   то   он   пользуется  в  большинстве  случаев  небольшим
авторитетом,  а  действуют  какие-то  секретари,  ловкие  люди, глупые люди,
которые умеют жонглировать умными понятиями. Впрочем, кому это неизвестно!
     Капелов  поэтому  очень  ценил  Муреля. О, он нисколько не жалел о том,
что влил в него в большом количестве эликсир интеллектуальности.
     Однако  он  встретил  его  довольно  сдержанно.  Капелов  был озабочен.
Действительно, очень уж много было забот!
     Московскому  отделению Мастерской Человеков повезло с помещением. В нем
можно  было  развернуть  работу по-настоящему. Но чего-то все же не хватало.
Людей  было  как будто достаточно; за время отсутствия Муреля Капелов создал
еще  несколько  человек,  затем  нескольких  переделал  из  существующих. Но
все-таки  чего-то еще не хватало. От Кумбецкого получилось еще одно письмо -
его  тоже  получил Машкин, который опять прибежал в Мастерскую и передал его
содержание.   Кумбецкий   спрашивал,   приступлено  ли  уже  к  исследованию
единоличника-крестьянина  с целью точного определения: глубоко ли заложено в
представителях этого социального слоя чувство собственности?
     Капелов  был  далеко  не уверен, сможет ли он выполнить как следует это
задание.  Между  тем  он  понимал,  что  для  Мастерской Человеков, желающей
работать  в Советской стране, оно является основным или одним из основных. В
самом  деле, что же может интересовать Советскую страну, если не такого рода
исследования?  Кумбецкий  прав,  от  этого  будет  зависеть  его отношение к
Мастерской.  Машкин,  передавая второе письмо, добавил, что Кумбецкий просит
сделать это по возможности срочно.
     - Что  делать?  - спросил Капелов Муреля, оставив на время тон хозяина,
заимствованный  им  у Латуна. - Я согласен, нам нужно исследовать всех, кого
мы  уже  набрали по вашим наблюдениям и записям и по указаниям других людей.
Пока  вы  отсутствовали, мы их тут набрали в достаточном количестве. Подвалы
и  ледник переполнены. Затем многих из тех, кого вы наблюдали на Турксибе, я
тоже  согласен  вызвать  сюда.  Безусловно,  в  них можно найти новые черты,
которые  понадобятся  нам  для  создания  нового  человека.  Но  как  быть с
просьбой Кумбецкого?
     Мурель подумал и сказал:
     - По-моему,  мы  справимся  с  этой  задачей. В конце концов, что в ней
особенного?  Наберем  нескольких единоличников - существа не бог весть какие
сложные - и разберемся.
     - Это   легко  сказать.  Знаете,  что  такое  чувство  собственности  у
крестьянина?  Вы  знаете  могучесть  этой  стихии?  Это  не  шутка! Я вполне
понимаю,  почему  это  волнует  Кумбецкого.  Революций было много. Городские
массы  подымались  сравнительно  легко.  Рабочий класс революционен по самой
своей  сущности.  Но  крестьянство! Крестьянство! Об эту косную массу не раз
разбивались   высокие   революционные   порывы.  Знаете  ли  вы,  что  такое
собственничество   крестьянина-хозяина?  Крестьянин-кулак  -  это  первичный
накопитель.  Его жадность не знает пределов, его хищность не останавливается
ни  перед чем. Это - чисто звериное отношение к вещам, к имуществу, к чужому
труду,   к  накоплению...  По  сравнению  с  ним  самый  жестокий  и  хищный
капиталист  - порой культурное и ласковое существо. Тот, как-никак, больницу
построит  для  рабочих,  у  него  можно  вырвать  деньги  на университет, на
стипендию,  на благотворительное учреждение. А мужики - крупные собственники
-  это дикие кабаны, это вепри! Мужик-кулак - это заросшее чудовище, которое
готово  идти  с  вилами, с обрезом на всякого, кто посягнет на его логовище.
Вся  мировая  литература не находила красок для изображения в сколько-нибудь
светлых тонах этого чудовищного инстинкта!
     Но  мы  видим  сейчас,  как  крестьянское  хозяйство  коренным  образом
перестраивается,   удивительно  просто,  определенно  и  решительно.  Это  -
мировая  загадка!  Ведь  никто  не  верил  и  не  предполагал, что это может
совершаться  так  просто  и  четко.  Между  тем  это несомненный факт. Никто
сейчас  не  может  отрицать  это.  Ну, конечно, не обходится без трудностей,
ошибок,  перегибов  и  так  далее.  Как  будто  можно  такое дело делать без
ошибок!   У   кого   есть   опыт   по   такому  решительному  переустройству
крестьянского  хозяйства из единоличного в коллективное? Конечно, трудностей
предстоит  еще  достаточно,  но  этот вековой лед, этот мрачный пласт, этот,
казалось,  несдвигаемый  вечный лед тронулся, двинулся и пошел, заглушая все
вокруг  весенним  грохотом.  Идет  широкая  революционная  работа...  Кулаки
должны  быть  ликвидированы  как класс... Среднее и мелкое крестьянство, так
называемые  середняки, - а о бедняках и говорить нечего, - пошли в колхозы и
совхозы,  их  надо воспитывать, переделывать, доделывать; многие из них еще,
конечно,  будут  уходить,  возвращаться,  -  это  уж,  так сказать, будни. А
главное   -   есть   еще  большое  количество  единоличников,  которых  надо
превратить  в  колхозников.  Вовлечение  в  колхозы  единоличников - одна из
главнейших  задач,  которая  намечена  в  этой труднейшей и ответственнейшей
области.  И  вполне  естественно, что Кумбецкого интересует в первую очередь
исследование единоличника.
     - Так  кто  же  мешает  нам  сделать  это? - опять повторил свой вопрос
Мурель. -Я уверен, что мы это сделаем хорошо.
     - Я бы не мог этого сказать.
     - Почему?
     - Очень  ответственная работа. Не забывайте, что дело новое. Даже Латун
многого  не  понимал  в  людях. Он так и говорил: "Мы не обязаны понимать" и
повторял  свое  излюбленное: "Мы не боги, мы - ремесленни-, ки". Но ведь тут
Кумбецкому  мы  этого  не  скажем.  Затем Латун говорил заказчикам: "Давайте
образец,  мы  по образцу и сделаем". А тут мы должны делать новых людей. Кто
нам  даст  образец?  Где  образцы  новых  людей?  Мы  должны  создать нового
человека  из отдельных черт, еще, может быть, не существующих, а в известной
части разбросанных во многих существующих людях.
     Мурель,  который  не  был  приспособлен для призывов к бодрости, все же
бодро сказал Капелову:
     - Повторяю,  мы  вполне  справимся  с  работой.  Надо  только  до этого
сделать  нескольких  интеллектуалов.  Не  пугайтесь.  Это не будет требовать
большого  количества  эликсира.  Надо  сделать людей, которые помогли бы нам
всесторонне  разбираться  в явлениях. Отчасти это смогут делать живые люди -
ведь  и  в  Москве  и  в  других  городах  есть  огромное  количество людей,
способных  разнообразно рассуждать и подходить к явлению с разных сторон. Но
нам  нужны  острые  сгустки.  Например,  я  думаю,  что  нам  нужно  создать
исключительного  подлеца,  этакого  выродившегося представителя побежденного
класса,   во   всем  изверившегося.  Он  нам  будет  нужен  для  внутреннего
употребления  на  наших  исследовательских  работах.  Пусть  он  чернит все,
пусть,  играет  роль  серной кислоты при испробовании золота. Пусть шипит на
всем  поганый  яд  его  неверия,  его злобы, его зависти, его презрения, его
пустоты,  ничтожества  и  глупости. Знаете, недавно я был на одном собрании.
Говорили  всякие  люди.  Ну,  как  всегда,  разговор  шел  по двум-трем-пяти
трафаретным  руслам.  И  вот  выступил  такой  подлец. Все в нем было подло.
Мясистые  щеки,  гнусный,  неопрятный рот, холодные, мерзкие глаза. Весь его
облик,  маленькая  голова  на  коротком  толстом  теле,  эти пухлые кулачки,
которыми  он  потрясал,  -  все  было  мерзко.  Он  во всем видел плохое, он
ежеминутно    просил   не   увлекаться.   Он   заранее   предвкушал   обман,
предательство,  опасность,  трудности. Он не верил ни во что. Словом, такого
нам  создать  следовало бы. Будем его держать где-нибудь в подвале на цепи и
во  время  наших  исследовательских  работ,  а  особенно во время создавания
нового  человека,  он,  может  быть,  будет нас удерживать от действительно,
может  быть,  неизбежных  увлечений.  Следовало  бы  еще  создать нескольких
людей,  которые  могли  бы  быть нам полезны во время работы. Но я сейчас не
могу  вспомнить,  кто  нам  нужен.  Это  мы  сделаем  попутно.  Что касается
исследования  единоличника,  то вовсе не так страшно это. Вся эта тысячи раз
описанная  скупость,  крестьянская  жадность  и так далее - я не знаю, может
быть,  это преувеличено, ведь ничего нет страшнее, ничего ужаснее привычного
представления,  консерватизма.  Трудно  даже  представить себе, что делает с
сознанием  людей  власть  предрассудков!  Это такое бедствие - предрассудки,
это  такой  ужас!  Даже  самые  умные,  самые трезвые люди не чувствуют, как
подпадают  под  гнет  их  тлетворного  влияния.  И  многое  от  этого есть в
отношении  ко  всяким  порокам  и  свойствам  людей,  в  том  числе и к этой
пресловутой   крестьянской   жадности.   Весьма   возможно,  что  это  самый
обыкновенный   тлетворный  результат  утвержденных  многолетними  традициями
предрассудков.

     Глава двадцать восьмая,

     Для  исследования  крестьянина-единоличника и того, насколько глубоко в

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг