В Москве трудно по внешнему виду определять людей
Проходит парень в круглых заграничных очках. Прекрасное пушистое кепи.
Тщательно подстриженная бороденка. В зубах у него, среди которых блестят и
золотые, криво, с явственным оттенком снобизма торчит трубка. На ногах до
колен пестрые и плотные спортивные чулки. На руках в сгибе прорезиненное
пальто. Костюм серый, клетчатый, тоже заграничного типа. Кто это? Режиссер?
Просто киноработник? Дипкурьер? Сотрудник театральных изданий? Трудно
сказать. Весьма возможно, что сборщик объявлений, а может быть, просто
старший курьер, которого на службе можно видеть совсем в другом одеянии.
Смущает нетипичность фигур
По одежде определить московского человека трудно. По лицу еще труднее.
Я наводил справки: типы Москвы и СССР не изучены. Литература еще молода.
Юмористические журналы стараются отрафаретить типы завов, замов, советских
машинисток и так далее. Но все это - использование старых навыков. Человек
СССР, советский человек, еще не изучен.
Опрокинуты все старые представления
Исследователя на каждом шагу ждут неожиданности. Например, бухгалтер,
счетовод с незапамятных времен считались по данным русской литературы
представителями наиболее тихой профессии. Что касается современных
бухгалтеров и счетоводов, то вот факт. По городу Москве за летние месяцы
двадцать девятого года из всех граждан, задержанных милицией за пьянство и
буйство в общественных местах, 57 процентов выпало на долю представителей
именно этой, прежде такой тихой профессии.
Кто они?
Кто эти прохожие во френчах, в военных и довоенных брюках, в кожаных
тужурках, в синих блузах и пиджаках, в джемперах, в сапогах, туфлях,
пальто, в картузах, в шляпах, в шапках, с галстуками, без галстуков,
лохматые, подстриженные, бритые, заросшие, щеголевато одетые, бедно одетые?
Кто они? Положительные типы? Отрицательные?
Необходимо исследовать человек десять, взятых с улицы наугад.
Кто эти?
Группа молодежи. Несколько парней. Двое в кожаных куртках, один в
рубашке, один без шапки, с прекрасной шевелюрой. Громкий, чересчур громкий
смех. Нелепо громкий разговор, почти крик. Они ходят не прямо, а ухарски
раскачиваясь на ногах в сторону, как матросы. Брань сопровождает почти
каждое слово. Впечатление малоприятное. Но опять-таки - кто они? Трудно
сказать. Весьма возможно, что очень хорошие парни.
Надо исследовать несколько таких.
Интеллигент с рабочим лицом
В облике московских людей удивительное несоответствие между
внешностью, чертами лица и подлинным интеллектом. Иногда бывают на этой
почве резкие впечатления: человек с грубыми скулами, короткой челюстью,
приплюснутым носом и низким лбом, когда начинает говорить, обнаруживает
несомненную развитость, то, что называется интеллигентностью, причем не в
расплывчатом виде лицемерной и пустой вежливости, а в виде уменья логично
рассуждать и подкреплять рассуждение точными фактами. При этом далеко не
редко обнаруживается и уменье хорошо говорить, привычка к общественным
выступлениям, уменье ориентироваться в обстановке, уменье разобраться в
сложном вопросе, необходимое спокойствие и так далее. Но во многих и многих
случаях обладатель "простого" рабочего, "плебейского" лица вдруг
оказывается человеком с развитым интеллектом.
Но это понятно. Бытие скорее определяет сознание, чем меняет черты
лица...
Исследовать.
Обратный процесс
Он, неизбежен. Грустно и смешно бывает, когда "настоящий интеллигент"
старого образца с "породистым" лицом, тонкими ноздрями, большими глазами и
приятной округлой бархатистой речью с барским эканьем и мэканьем начинает
говорить неизвестно что, путая учреждения, обнаруживая элементарное
незнание советских законов, выказывая либо трусливый, жалкий страх перед
ними, либо, наоборот, в большей или меньшей мере скрываемую и прорывающуюся
злобу. Сбить такого интеллигента обыкновенно бывает нетрудно любому
рабочему подростку. При желании это можно услышать в любом трамвае.
Обманчивое ворчанье
Не только внешний вид советских людей обманчив. Нельзя верить также во
многих случаях и словам. В советской жизни немало трудностей. Довольно
часто можно слышать упреки, хулу и брань по адресу советской власти. Но
далеко не всегда эти слова выражают подлинное настроение хулящих. Очень
часто ругаются и ворчат по тому или иному поводу рабочие. Но если б нужно
было умереть за советскую власть - умирали бы.
В свое время это говорилось о красноармейцах на фронтах:
"Красноармеец любит поворчать". Ворчать - ворчал, а дрался
беспримерно.
Исследовать в первую очередь.
Старикам плохо
Старик. Он еще достаточно бодр, во всяком случае слишком бодр для
того, чтобы так сторониться и почти открыто жаться к стенам домов. Но во
всей его фигуре чувствуется, что он не в своей тарелке.
Еще один. Не старый, но пожилой человек. Этот тоже идет, словно
выражая готовность посторониться. Среди всех разнообразных видов
московского и российского хулиганства издевательства над стариками
совершенно нет. Эта графа остается незаполненной. Наоборот, бесконечные
юбилеи и чествования героев труда, неизменно собирающие на заводах обильную
публику, говорят об умении уважать старость и общественные заслуги.
Уважение ко всевозможного рода "заслуженным" подтверждает это. Тем не менее
старики чувствуют себя неловко, стесненно.
Это - от эпохи. Им нечего делать, старикам; они не могут активно и
горячо работать; они объективно играют пассивную роль и ходом вещей
отодвигаются в сторону.
Старики на Западе
По Берлину шествует древняя старушенция или полуразвалившийся старик.
Старушка в чепце с бесконечным количеством ленточек и даже не черных, а
фиолетовых. Она спешит в кафе, где будет часами сплетничать с такими же
старухами.
А вот старик. Еле передвигая ноги и опираясь на палку, он с почти
петушиной важностью шествует в величественном цилиндре. Он - хозяин
положения. Молодежь во всех странах Запада равняется по отцам, по дедам.
В СССР как раз наоборот: горе, если молодежь будет похожа на стариков.
Молодежь ходом истории выдвигается вперед. И опять-таки горе ей, если она
не сумеет построить севе крепкого будущего, совершенно непохожего на
прошлое.
Несколько отрицательных типов
По наведенным справкам и личным наблюдениям мне удалось зафиксировать
основные черты нескольких отрицательных типов.
Шакал
Проходит коротковатый чистенький человек. Все на нем "приятно",
пригнано, все на месте и вполне соответствует "эпохе": ботинки его
почищены, но не так, чтобы это отдавало "снобизмом": чуть-чуть они все-таки
запачканы, чтобы видно было, что человек не очень думает о блеске на них.
Его френчик точно в таком же "стиле": очень пригнан, перешит не без
щегольства, но пуговица у воротника отстегнута. (Маленькая лихость,
допустимая для ответственного работника.) Волосы (он ходит без шапки)
причесаны, но один клок молодо и "буйно" свисает на лоб. Это тоже
допустимо, даже до известной степени полагается. Лицо молодое. Глаза
голубые, открытые, как будто смелые, как будто честные. И кому придет в
голову, что это самая неуловимая, гнуснейшая разновидность самых
безжалостных паразитов, с которыми жестоко борются советская власть и
коммунистическая партия. Он не растратчик, не преступник, даже не особенно
бюрократ; он-типичный представитель другой породы шакалов; он - духовный
вор, похититель чужих мыслей, идей, планов. Он живет соками чужого мозга.
Он "заведует". Как скромно и с каким достоинством он говорит с начальством.
Как, потупясь, он принимает похвалы за то, что не ему принадлежит, за то,
что выдумали и сделали его секретарь, помощник, заместитель! Какое у него
уменье подбирать себе таких помощников! Как ловко он умеет высасывать чужую
инициативу!
Как он умеет безжалостно пить цвет чужой мысли, слизывать пенку чужого
духовного кипения! И с теми же голубыми и немигающими глазами, с той же
внешностью, скромной, средней, порядочной внешностью советского работника
выдавать это за свое. Вряд ли ему даже приходит в голову мысль, что он
держится на чужой крови. Высосав помощника, он его выбрасывает. Бездумно.
По сокращению штатов или по рационализации.
По улицам ходит спокойно. Он жизнерадостен. Он улыбается.
У него белые молодые зубы.
Исследовать обязательно.
Дурак
Идет пышный советский дурак. Дурь у него скрыта, так же как у того
скрыта духовная прострация. Впрочем, дурь дурака не скрыта. Она свисает с
его носа, с его самодовольных губ и бровей. Она раскачивается в его глупом
ритме рук и ног. Но все это - если вглядеться. Вообще же говоря, он горд.
Можно сказать без преувеличения, что не у всякого польского шляхтича можно
найти такой "гонор", какой зарыт в советском дураке. Его величественность
не знает пределов. Все, что он говорит, - плоско, чрезмерно серединно и с
трудом приближается к норме. Но спесь его буквально неиссякаема.
Разумеется, он тоже заведует. Он говорит людям: "Короче", "Выражайтесь
яснее!" Он бюрократ насквозь, но он все-таки где-то в глубине души знает
себе цену. Он отлично понимает, что без этой спеси он был бы скоро
разоблачен.
Он на ней держится, впрочем - до первой чистки.
Исследовать обязательно.
Злой человек
Никто не знает, что его разозлило, но он зол. Он не выносит, когда
кому-нибудь в чем-нибудь везет... Когда кого-нибудь хвалят он страдает,
почти болеет. Страдает не на шутку, точно его глубоко обидели. Теснота,
бедность, перегруженность, конкуренция, обман, хитрости и все, что
сопровождает тесноту и бедность, делают многих недоброжелательными и
настороженными, завистливыми.
И поэтому стоит кому-нибудь поскользнуться, как многие из окружающих и
даже близких людей тайно рады. Злой человек - мастер на выдумывание
наветов. Как убедительно он их составляет, если ему в лапы попадается
жертва. Как доказательно он строит свои обвинения. Он-то уж буквально
делает из мухи слона. К сожалению, этот тип весьма распространен в Москве.
Его легко узнать по завистливым глазам, по изможденной от вечной ревности
всех ко всем физиономии...
Исследовать не мешает в ближайшую очередь.
Герои незаметны
Сложность и непроницаемость советских людей весьма значительны. Еще
более или менее нетрудно узнать отрицательных, но угадать положительных
почти всегда трудно, а очень часто и невозможно.
Скромность и мужественность
Советские положительные типы отличаются необычайной скромностью. Это
действительная, до конца доведенная скромность, основанная на подлинном
мужестве, исходящем от раскрепощенных пролетарских масс.
Кто этот юноша?
Проходит юноша. Скромно одетый, спокойный, даже немного невзрачный.
Обращает на себя внимание его походка: он так четко и сильно и в то же
время сдержанно переставляет ноги.
Кто он? Он немного похож на Нетте, на дипкурьера, который буквально до
последней капли крови отбивался от бандитов, желавших отнять доверенную ему
дипломатическую почту. Нетте, как известно, умер, пронзенный множеством
пуль, и, умирая, просил товарища продолжать борьбу. По наведенным мною
справкам, в советской литературе почти нет описаний подобного незаметного
героизма.
Обязательно исследовать.
Великая борьба
В городах, деревнях, на границах, на дорогах, в учреждениях, в
квартирах - всюду идет борьба и всюду она часто связана со смертью. Лютая
классовая ненависть не знает предела жестокости. Убивают за заметку в
газете, за отнятую комнату, за высказанную правду. Каждый шаг в укреплении
советской власти стоит больших усилий и крови. Каждый шаг требует
решительности, мужества, веры в новое и готовности умереть за него.
Необходимо исследовать возможно большее количество людей.
Кто проявляет все это?
Люди. Вот эти самые люди, многие из этих прохожих, в рубашках, в
пиджаках, френчах, тужурках. Скромные на вид, порой даже невзрачные. Они
текут по тротуару густой массой. Юноши. Взрослые. Всяких внешностей. Всяких
обличий. Они умирают за новое, когда это нужно. Они и строят его.
Нам предстоит большая работа
Нам предстоит большая работа. Работать так, как мы работали дома,
совершенно невозможно. Надо беспрерывно собирать факты, впечатления и
производить тщательные и непрерывные исследования. Надо ездить по разным
участкам строительства, надо обязательно изучить тех новых людей, которых
порождает сама жизнь, брать у них отдельные новые черты и из них
компоновать нового человека. Надо в спешном же порядке исследовать большое
количество отрицательных людей для того, чтобы изучить их отрицательные
свойства, которые тщательно избегать при создании нового человека. Работу
надо начать немедленно.
Глава двадцать четвертая
Капелов глубоко задумался, держа перед собой рукопись. Мурель смотрел
на него и старался не мешать: пускай думает, думы мешают не во всех
случаях. Иногда они бывают даже полезны.
- Серьезная история, - сказал Капелов. - Мы попали в очень серьезную
историю. Все это не так просто, как кажется. Вам придется исписать не одну
стопу бумаги. По этим вашим первым записям видно, сколько нам предстоит
работы...
- О, конечно, - сказал Мурель, - работы много. Я не знаю, когда мы
сможем приступить к ней. Откровенно говоря, я не знаю, с чего начать, -
столько работы. Ведь человек вообще совершенно не изучен; он мало изучен и
у нас, на Западе, где исторические условия и все остальные, которые
проистекают из них, способствовали отвердению определенных социальных
типов.
И особенно никак он не изучен в советских странах, где старые
социальные типы отброшены, оттиснуты на задний план жизни, а новые
только-только нарождаются.
Нам предстоит неслыханная работа и, надо прямо сказать, неблагодарная:
мы должны начать с самого начала, так сказать, с самого накопления; мы
должны ловить живых людей и исследовать их. Никаким источникам нельзя
верить. Нет никаких материалов, никаких пособий, никаких описаний - ни
художественных, ни этнографических. Это совершенно новая, действительно
новая область. Затем, надо менять методы. Так называемые литературные типы
нам ничем не могут помочь. Они только могут запутать дело. Во-первых, их
нет, во-вторых, они основаны на старой лжи и на перелицовках. Разве можно
считаться с галереей социальных типов даже мировой литературы?! Ну что там,
в самом деле! Записаны, зарисованы, зафиксированы, намалеваны с разной
степенью таланта, иногда даже гения, разные типы мужчин, женщин,
представителей тех или иных профессий, общественных групп, классов. Есть
капиталисты, рабочие, крестьяне, интеллигенты, есть мечтатели, скупцы,
ревнивцы, лгуны, хвастуны, лицемеры всех сортов и видов и так далее. Им
противопоставлены мечтатели, простаки, доверчивые люди, положительные люди
и так далее и тому подобное. Все это обложено бесконечным количеством
подробностей, локальных оттенков, развлекательных черт и, к сожалению, все
это безнадежно устарело. Жизнь меняется чрезвычайно быстро, особенно в наше
время. Смешно было бы искать в живых людях даже основные черты, знакомые
нам по литературным характеристикам. Живые люди почти ничего общего не
имеют с самыми глубокими, с самыми обобщенными и гениально зарисованными
типами. Типовые образы, над которыми поработали гении мировой литературы,
достаточно обветшали. Нет более унылого занятия, чем заниматься
перелицовками, какими обычно и занимаются профессиональные литераторы. Они
берут лгуна, мечтателя, героя или подлеца и нашивают на него внешность и
платье своей страны и своего времени. Жалкое занятие: они не понимают, что
сейчас меняется человеческий тип в основе. Ведь не было же еще случая в
человеческой истории, когда бы так резко менялись самые основы социального
строя. Как же можно заниматься перелицовками и не видеть, не замечать, как
в самом корне, в самой своей сути меняется современный человек. Правда,
видеть это не так легко. Сколько старых напластований скрывает это новое!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг