подремонтировать его, но из этого ничего не выходило.
Из узких глазных щелей Батайля излучались равнодушие и презрение. Он
нисколько не был напуган неожиданным криком. Он был только обижен наглостью
и немузыкальностью его тона. Сжав губы плюющим движением, он посмотрел вниз
с брезгливо-плачущим выражением лица:
- Что вы орете? Чего вы орете?! Вы же мешаете, черт возьми, работать!
Ведь мы же тут заняты серьезным делом. Мы сейчас делаем гениального певца!
Понимаете, мы делаем как раз тонкую мережку на его барабанных перепонках, а
вы орете! Ну, что это такое, в самом деле! Он же потом будет врать на
концертах до безобразия! Что вы делаете!
Немного высунувшись из окна и заметив хозяина, он с упреком старшего
служащего, с которым серьезно считаются, пожаловался:
- Послушайте, я откажусь работать. Мы же вам тут делаем не ослов, а
гениев, вы же требуете чистой работы, а покою нет! Не понимаю! Около самой
поганой, паршивой больницы какой-нибудь, где болеет и умирает заурядная
дряхлая человечина, стоят какие-то деревца, есть пустырек, садик
какой-нибудь, парк, ну, словом, обеспечена хоть какая-нибудь тишина. А тут,
где такая ответственная работа, каждая свинья может подойти и орать! Ну,
чего вы орете? - обратился он к неизвестному. - Какое право вы имеете так
стучать кулаками в ворота?
- Да! Да! - кричал сверху хозяин. - В самом деле, я тоже спрашиваю,
почему он орет?
- Вы халтурщики! Вы мелкие жулики! - опять начал кричать писатель. -
Кому нужна такая ваша работа?! Закрыть вас надо! Разогнать вас надо! Один
только вред от вашей работы! Вот я писатель. И вот я пишу, а сравнений у
меня нет. Хочу написать "небо было, как...", а что написать после "как" -
не знаю. Все мои товарищи знают, что надо писать после слова "как",
некоторые даже прославились. А я не знаю! Что же мне делать? Какой же я
писатель без сравнений! Публика любит сравнения и требует их!
Делатель певцов, подняв один глаз к хозяину, сказал:
- Неужели это ваше изделие?.. Действительно, писатель без сравнений...
ха-ха! Что же это - хлам? Кому нужен в искусстве хлам?
Латун, как все инициативные люди, не выносил упреков и чрезвычайно
смущался. Но в данном случае он испытывал двойную досаду: не в том дело,
что из Мастерской вышел хлам. Дело в том, что это являлось плохим примером.
Теперь Батайль наделает черт знает каких певцов, и что ему скажешь? Да, уж
раз сделали писателя, надо было не забыть вставить в него дар сравнений.
Кто виноват в этом? Капелов? Нет, он как будто ни при чем.
И, желая показать, что он хозяин Мастерской, что он может заполнить
любой пробел - и свой, и любого из своих служащих, - он крикнул:
- Говорите скорее, что вам надо. Я вам дам все нужные сравнения.
Пожалуйста! К каким словам вам нужны сравнения?
Писатель достал клочок бумаги и стал читать:
"небо было, как...
лес был, как...
поезд подошел, как... ее улыбка была, как... ребенок плакал, как...
она ревновала, как... вечерело, как...".
Хозяин молодцевато высунулся из окна, потер руки и уверенно, даже
лихо, начал:
- "На политическом горизонте надвинулись свинцовые тучи"... Нет, это
не то. Этб для передовых статей. "Небо было, как голубой купол"...
Подойдет? "Поезд, как красная змея, гремя колесами, подкатил к дебаркадеру
станции"... Хорошо?
Писатель ответил:
- Как будто ничего, но мало. Мне на каждое слово нужны сравнения. Как
можно без сравнений! Дайте мне еще несколько.
Делатель певцов опять высунул свое искривленное от негодования лицо:
- Вы еще здесь? Когда вы уйдете?
- Когда у меня будет достаточное количество сравнений.
Делатель певцов пожал плечами:
- Не понимаю. Отказываюсь понимать. Как можно давать сравнения вообще,
независимо от тех или иных обстоятельств?
Он посмотрел на хозяина, который беспрерывно сыпал сверху: "Глаза, как
васильки", "Зубы, как жемчужины", "Кожа на ее лице, как атлас", плюнул и
продолжал:
- Послушайте, это же идиотизм. Хотите настоящего совета? Валяйте после
слова "как" все, что придет в голову, и это будет самое лучшее. Не пишите
"небо было, как синий купол". Это старо и безвкусно. Пишите: "небо было,
как мороженое", "как воспоминание детства", "как комод", "как ведро с
песком", или вот глаза. Почему глаза, как васильки? Какие тут, к черту,
васильки?! Васильков уже давно нет. Пишите: "глаза были, как текстильный
станок", "как радиоконцерт", "как невысказанная декларация", "как
зоологический сад". Да, так и пишите: "Глаза были, как зоологический сад".
Или еще - лицо. "Лицо было, как атлас". Фу, какая чепуха! Пишите: "лицо
было, как политическая экономия'", "как велосипед", "как выставка по
сельскому хозяйству". Что угодно пишите, главное - не бойтесь. Что там еще
дальше? "Зубы, как жемчужины"? Хорошенькое сравненьице. Кто теперь так
сравнивает? Пишите: "зубы были, как крестовый поход", "как Версальский
мир", "как лыжная станция", "как пирамидон", "как скрижали", "как
фарфоровый завод", как... Словом после слова "как" пишите, повторяю, что
угодно, и если не всегда, то часто будет выходить хорошо. А сейчас уходите,
пожалуйста, отсюда и не мешайте работать.
Хозяин надрывался сверху:
- "Глаза, как черешни", "Губы, как лепестки гвоздик", "Волосы, как
шелк", "Стройная, как тополь"...
Писатель остановился, подумал, посмотрел с презрением на хозяина и
закричал:
- К черту старую баналыцину! Глаза были не как черешни, глаза были,
как угар, как восприятие музыки, как ведро с песком, как лес, как красный
поезд, который, гремя колесами, подкатил к дебаркадеру станции. Глаза были,
как свинцовые тучи на политическом горизонте. Глаза были, как мороженое,
как текстильный станок! Губы были, как лепестки гвоздики - это чепуха, это
старая баналыцина! Губы были, как политическая экономия, как выставка по
сельскому хозяйству, как Версальский мир! Не надо мне больше ваших
банальных сравнений. К черту!
Он ушел не попрощавшись, и сонный переулок оглашался замирающими
криками:
- Зубы были, как воспоминание детства, как лыжная станция! Поезд был,
как мороженое! Воспоминание детства, как комод! Радиоконцерт был, как
выставка по сельскому хозяйству. Ведро с песком было, как...
И так далее, пока не наступила полная тишина.
Глава пятнадцатая
Все-таки Мастерская Человеков как предприятие имела смысл. Разумеется,
очень досадны были все эти неприятности, но, в конце концов, какое
предприятие обходится без них? Любая продукция требует внимания, навыков,
сложной техники. Любой материал сопротивляется, прежде чем дает себя
обработать, и нет ничего удивительного в том, что наладить первую в мире
Мастерскую Человеков было особенно трудно. Ведь, в конце концов, она
налаживалась кустарными средствами. Кто такой был Латун? Что собой
представляли Кнупф, Ориноко, Камилл - эти деловитые мальчики, которые
каждый день выдумывали новые проекты, особенно Кнупф, и что мог придумать
путного Капелов, или этот делатель певцов, или специалист по созданию
изящных женщин, которого нанял Кнупф, или десяток других проходимцев,
которые под разными соусами примазались или были вовлечены в неслыханное
предприятие?..
Неприятностей и трудностей было много. Но все-таки Мастерская имела
смысл. У нее были перспективы. Удручало только отсутствие денег и все
продолжающееся нелегальное положение. С патентом так-таки ничего не
выходило. Каждую неделю старик с Капеловым ходили в комитет по делам
открытий и изобретений. Дорога в это учреждение была ими изучена до
мельчайших подробностей. Говорят, все изобретатели также хорошо знают
дорогу в те комитеты, в которых, как закон, обязательно мытарят их выдумки.
Почему это так происходит - трудно сказать, но роковая неизменность
задушения всякой выдумки отличает пока что все страны. В маленьком кафе,
где обыкновенно Латун с Капеловым привыкли отдыхать после изнуряющих
посещений комитета, они разговорились с соседом по столику, который сообщил
им, что в республике Советов, в СССР, по части отношения к изобретениям и
открытиям дело обстоит легче. Он слышал разговор Латуна с Капеловым и,
вмешавшись, сказал:
- Там, видите ли, полезное изобретательство и открытия чрезвычайно
поощряются. Бывают случаи, что за помехи изобретателям виновные сурово
наказываются.
Да-да, это так. Я сам читал в газетах. Если у вас серьезное и нужное
изобретение или открытие, вы тут толку не добьетесь. Поезжайте прямо туда.
Латун и Капелов, разумеется, не рассказали соседу, в чем заключалось
их открытие, и разговор на этом закончился. Но о возможности поездки в СССР
оба подумали. Латун слышал об этой стране и даже читал о ней, но все же
мысль о поездке туда показалась ему далекой и фантастичной. Капелов тоже не
представлял себе, как они поедут туда. Да и трудно сказать, что их там
ждет. Нет, это все - фантастика.
Надо работать. Но вот плохо, что работа никак не поставлена.
Ежеминутно может нагрянуть полиция. Разве это шутка? Целый дом был занят
странными манипуляциями над людьми и созданием новых. Это была сложная и,
если посмотреть со стороны, страшная лаборатория. Не было никакой надежды
на то, что она может долго существовать на нелегальном положении. В
сущности, полиция уже знала про нее. Кнупф уже часто ужинал и завтракал с
полицейскими. Начальник центрального района верил обещаниям Кнупфа скоро
показать патент. В свою очередь он обещал позвонить в комитет по делам
открытий и изобретений и поторопить его выдачу; Но он не знал, что открытие
Латуна еще там даже не рассматривалось. Положение Мастерской было и
опасное, и двусмысленное.
Кнупф, вначале не придававший значения патенту, теперь все чаще
настаивал на нем.
- В чем там дело? - спрашивал он Латуна. - Чего они хотят?
- Черт их знает, - разводил руками Латун. - Не могу добиться. Там тьма
народу. В последнее время они заняты изучением мешочков по перевариванию
пищи. Это, они говорят, исключительное изобретение. Когда ни придешь,
накрыты столы и администрация комитета безудержно жрет за счет изобретателя
этих поганых мешков. Разумеется, изобретение, экспертиза которого связана с
возможностью обжираться буквально до беспредельности, рассматривается вне
всяких очередей. Если б вы видели, что там творится! Никакие другие
изобретения не рассматриваются. Все отложено! Изобретатели в отчаянии! Были
даже случаи самоубийства среди них.
Один изобретатель изобрел по заказу боен машину для бесшумного
откусывания голов у скота. Человек так устал от бюрократизма и так
изнервничался, что в припадке ярости он вставил свою собственную голову в
эту машину и легко расстался с ней. Машина бесшумно откусила ее, и кто был
в этот день в комитете, мог увидеть жуткое зрелище: изобретателя без
головы. А те все жрали и жрали и вытаскивали из своих пищеводов эти мешки
для переваривания и тут же всаживали их в безработных, нанятых для
испытания этих самых мешков.
- Что же делать? - задумался Кнупф, хотя задумчивость была ему мало
свойственна. - Что делать?
И, как на зло, заказы у нас становятся все интереснее и труднее. Вот
вчера к нам пришли заказывать властного человека...
- Кто пришел?
- Владельцы гостиницы "Версаль". Самой большой гостиницы в городе.
Кому не нужны властные люди? Они хотят нам хорошо уплатить.
- А образец? Что это такое властный человек? Ведь есть же разные типы?
- Ну конечно. Я тоже спросил об этом. Они дают образец. По городу
ходит один полковник, приехавший недавно из колонии. Он тут живет уже
месяца два. Они хотят, чтобы мы сделали точно такого. Это, они говорят,
настоящий, очень гордый, неприступный, властный человек. В каждом его
движении, в каждом взгляде, в каждом процеженном сквозь зубы слове есть
что-то такое, что вселяет в окружающих страх и крайне стесненное. неловкое
состояние. С ним даже неприятно здороваться.
В гостинице, где он живет, жил некоторое время бедный захолустный
граф, так тот даже упал однажды со всех лестниц только потому, что неудачно
вошел в вестибюль, в котором сидел полковник, и так как по европейскому
этикету тому, кто входит в помещение, полагается первому поздороваться,
граф так резко повернулся в дверях, что споткнулся и полетел со всех
лестниц. Он именно не хотел здороваться первый. Дело в том, что полковник
так противно, так обидно отвечал на приветствия, еле-еле приоткрывая губы,
и такую излучал при этом из глаз под видом корректности снобистскую скуку и
презрение, что граф предпочел сделать вид, что вошел в вестибюль случайно,
резко повернулся и чуть не свернул себе совсем шею, летая по крутым
лестницам на собственной голове.
- Как же мы сделаем такого? - спросил Латун.
Для Кнупфа это даже не было вопросом.
- Да очень просто. Возьмем этого полковника и сделаем. Продержим тут
несколько дней, исследуем, а потом выпустим.
- Легко сказать - возьмем. Как же мы его возьмем?
- Ну, это ерунда. Кто-нибудь подойдет к нему вечерком, когда он после
фокстрота в гостинице гуляет по главной улице, подойдет и, знаете, так
шепнет на ухо, предлагая удовольствия и развлечения. Он обязательно придет
сюда, а здесь он полежит на леднике несколько дней. Ничего.
- А кому он все-таки нужен?
- Повторяю, владельцам новой гостиницы. Они ведь расширяются. Ведь там
будет очень большое предприятие, будут делаться всякие дела, затем они
строят большое казино, игра будет вестись серьезная, и им нужен для всего
этого властный человек, управляющий, настоящий властный человек. Словом,
люди хотят поставить дело как следует.
- Хорошо, - сказал Латун. - Приводите его сегодня, а завтра мы
займемся этим делом. Устроим совещание, поговорим, определим основные черты
властного человека, а потом используем образец.
Неудачи с первыми заказами заставили его несколько изменить методы
работы. Старик еще более охотно совещался с окружающими, чем раньше. В
некоторых случаях, наиболее серьезных, он устраивал официальные совещания с
повесткой дня. Секретарствовал на этих совещаниях Капелов, которому эти
собрания вообще очень нравились. Он имел возможность на них высказывать
свои сомнения, отстаивать свои взгляды, и это было тем более приятно, что
Латун не налетал на него с обычной яростью. Все-таки присутствие людей его
стесняло. Затем Капелов получил возможность приглашать на эти заседания
Муреля, свое детище, этого заморыша, который слонялся по городу и голодал,
не имея возможности применить свой интеллект, непомерно развившийся от
украденного Капеловым и влитого в него эликсира. Город был отсталый. В нем
жили дураки, мещане, стяжатели всех видов и обыватели всех сортов, мелкие
воры, полицейские, всякие хищники, авантюристы. Никому не нужен был худой
паренек с развитым интеллектом. Мурелю грозила голодная смерть. Он давал
грошовые уроки, торчал в публичной библиотеке, в которой по целым дням
почти никого не было, пытался писать в местной газете, печатавшей главным
образом объявления, сенсации, великосветскую хронику. Таким образом,
Капелову пришлось исполнить данное обещание - привлечь его к работе в
Мастерской. Делать он ничего не умел, этот заморыш, но на совещаниях он мог
выступать с какиминибудь характеристиками и замечаниями. Да, эликсир был
влит в него в изрядном количестве! Но это будет иметь и печальные
последствия! Не один человек будет жертвой этого безумного акта Капелова -
ведь он долил эликсир водой, и за интеллектуальные способности Муреля
многие будут расплачиваться глупостью, бестактностью, может быть, даже
идиотизмом.
Когда Латун сообщил ему о заказе на властного человека и об интересном
образце, который взялся доставить Кнупф - а уж раз он взялся, так он
доставит, Капелов оживился, вызвал Муреля, и в назначенное время большая
комната, специально отведенная для заседаний, была торжественно убрана,
стол покрыт синим сукном, вокруг него расставлены стулья, и перед каждым
стулом лежала повестка. На повестке значилось:
ЗАСЕДАНИЕ ПРАВЛЕНИЯ
МАСТЕРСКОЙ ЧЕЛОВЕКОВ
Повестка дня:
1) Вопрос о создании властного человека в масштабе заведующего
карточным клубом и гостиницей.
2) Текущие дела.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг