совсем не так, как я рассчитывала.
После первого трудового дня Настя вернулась в восторженном настроении,
невнимательно проглотила парадный обед, сооруженный мною под руководством
Лидии Николаевны, и весь вечер вводила нас в дела лаборатории бионики.
Группа, в которой работала Настя, занималась проблемой распознавания
образов, и общих чертах эта проблема мне знакома, она затрагивает и
психологию.
Возьмем какую-нибудь букву, скажем, "а". Ее можно написать по-разному:
прописью, печатным шрифтом, мелко, крупно, самыми различными потернами, но
человек легко определит, какая это буква. Можно положить "а" набок,
перевернуть, зачеркнуть каким-нибудь замысловатым узором - все равно человек
увидит и узнает "а". Наш мозг умеет выделять главное, характерное для всех
изображений объекта и отбрасывать несущественные детали, как бы они ни
искажали предмет. Значит, существуют приемы, с помощью которых человек
распознает зрительные образы. Чтобы научить машину распознавать образа,
нужно найти приемы распознавания, суметь их промоделировать,- в этом одна из
главных задач бионики. В Настиной лаборатории опыты велись на персептроне -
электронной машине, специально сконструированной для распознавания образов.
Персептрону показывали набор географических карт, и машина безошибочно
отыскивала два одинаковых изображения среди сотен более или менее похожих.
Настя уверяла, чаю персептрон просто чудо.
- С таким персептроном,- сказала Настя,- мы обязательно утрем нос
самому Розенблатту, основоположнику персептроники.
Тут она замолчала и стала глядеть на камни в углу комнату. Сначала мне
показалось, что Настя представила себе эту картину: как осуществляется
процедура утирания носа и как ведет себя при этом основоположник
персептроники. Но по глазам (в них начали собираться грозовые тучи) я
поняла, что дело серьезнее.
У Насти появилась идея.
Мне хотелось расцеловать Настю, но из психологических соображений я
сдержала восторг. Надо было по-деловому вез обсудить.
Идея в самом деле была замечательная.
Предъявим персептрону много разных фотографий одного и того же
человека. Пусть машина выделит наиболее характерные черты и даст обобщенный
портрет. Каким бы искусством ни обладал фотограф, он не может снять
обобщенный образ. Обобщение под силу только живописи. Но живопись, в отличие
от фотографии, не документальна. Если идея окажется верной, персептрон
позволит соединить конкретность и точность фотоискусства с художественным
обобщением, свойственным живописи. И тогда останется сделать только шаг,
чтобы прийти к новому синтетическому виду искусства - фотописи...
Мы не спали до поздней ночи, на все лады развивая эту идею. Мы не
представляли, как обернется дело. Это моя вина. Я обязана была предусмотреть
возможные осложнения.
Утром, проводив Настю, я пошла в читалку. В этот день мне никак не
удавалось сосредоточиться, мысли вертелись вокруг Насти, персептрона и
фотописи. Я даже попыталась представить, как мы утираем нос Розенблатту. А
вернувшись домой, обнаружила плачущую Настю. На кровати лежал чемодан, и
Настя, глотая слезы, укладывала в него свои вещи.
Пришлось потрудиться, пока я получила информацию о случившемся.
Так вот, утром Настя изложила идею своему непосредственному начальнику,
программисту Юрочке. При этом она называла его "шеф" и смотрела на него
глазами цвета грозового неба. Юрочка, конечно, не устоял, он пробормотал:
"Головокружительная идея! " - и пошел к руководителю группы, бородатому
Вове. Тот сначала морщился и хмыкал, но Юрочка привел неотразимый довод. Он
напомнил, что в связи с юбилеем П.П.Пыхтина, старшего научного сотрудника
отдела экономики, юбилейная комиссия готовит альбом; там собраны полторы
сотни снимков, просто готовый материал для персептрона. И лаборатория
бионики, которую упрекали в прохладном отношении к предъюбилейной возне,
теперь сможет внести свой вклад, украсив альбом первым в мире фотописным
портретом. Вова поскреб бородку и согласился. Начали обсуждать детали.
Выяснилось, что попутно удастся проверить некоторые спорные положения,
содержащиеся в недавно опубликованной статье киевских биоников из группы
Стогния.
- Такой появился энтузиазм,- вытирая слезы, рассказывала Настя,- их уже
нельзя было остановить...
Но она, разумеется, и не думала их останавливать.
Подготовка опыта заняла три часа, пришлось переналаживать фотоблок.
Восемь минут машина рассматривала альбом. Еще двадцать пять минут ушло на
обработку полученного фотописного портрета. К обеденному перерыву портрет
был готов. Сработали неведомые каналы информации, вокруг персептрона
собрался народ из разных отделов и лабораторий. Появление первой фотописи
шумно приветствовали. Портрет получился яркий. Пыхтин выглядел на нем
несколько необычно и в то же время был чрезвычайно похож. Юрочка, дававший
пояснения, подчеркивал, что лаборатория реализовала идею нового сотрудника.
Идея всем нравилась, новый сотрудник тоже.
Прибыл Павел Павлович Пыхтин, осмотрел портрет, промолвил: "Хм,
любопытно..."
Увеличенный снимок повесили в холле, рядом с объявлением о юбилейных
торжествах. С этого и началось. То ли освещение в холле было другим, то ли
сказалось увеличение, во всяком случае, что-то сразу изменилось. Настя
считает, что сработал фактор времени: в фотопись надо хорошенько
всмотреться.
Так или иначе, все скоро заметили, что П.П.Пыхтин выглядит на портрете
как-то непривычно. Не было, например, модных очков. Казалось, это делает
П.П.Пихтина моложе, и только. Но вместе с очками исчезла интеллигентность.
Что-то изменилось в выражении глаз и маленького, плотно сжатого рта.
Персептрон сделал то, что удается лишь очень талантливому портретисту. Он
убрал все внешнее. Изменения были почти неуловимые. Но с портрета смотрел
настоящий Пыхтин. Человек не очень умный, но старающийся казаться умным и
значительным. Человек не очень добрый, но носящий добрую улыбку.
- Он был без грима,- сказала Настя.- Наверное, таким он бывает наедине
с собой.
В холле наступило неловкое молчание. Потом все разошлись по своим
комнатам. Инженер Филипьев, обычно спокойный и немногословный, долго и
взволнованно втолковывал, что сами виноваты: следовало найти другого
человека. Карьера П.П.Пыхтина началась когда-то со статьи, разоблачающей
приверженцев буржуазной лженауки кибернетики. Филипьев припомнил другие
эпизоды и предсказал, что у Пыхтина не хватит ума свести историю с портретом
к шутке. Предсказание не замедлило сбиться: последовал телефонный звонок.
Бородатый Вова и Юрочка героически приняли удар на себя. Начальство
ограничилось "ссылкой": Настю отправили в командировку. Решение было почти
гениальное. Юбиляр мог считать, что лаборатория бионики и Настя наказаны.
Лаборатория и Настя могли считать, что никакого наказания нет, так как ехать
Насте предстояло в курортные края, на Черноморское побережье Кавказа.
По этому случаю был расшит баллон томатного сока. Бородатый Вова от
имени коллектива выразил уверенность, что новую лаборантку ожидает блестящее
будущее, ибо устроить такой переполох на второй день пребывания в храме
науки - это надо уметь...
- Так в чем же дело?- спросила я.- Выходит, все отлично устроилось?
Настя, всхлипывая, покачала головой:
- Придется ехать на дельфинью базу, а там нет ни дельфинов, ни базы. В
сентябре только начнут строить, а лаборатории интереснее.
На следующий день я пошла в институт. Говорила с бородатым Вовой.
Слушала Юрочку, который клялся продолжать исследования по фотописи. Ходила к
начальству. Изменить уже ничего нельзя было - уехал директор института. Но я
договорилась, что меня тоже зачислят лаборанткой и отправят вместе с Настей.
- Дельфинов, конечно, на базе нет,- сказал бородатый Вова, задумчиво
рассматривая мое заявление.- Дельфины пока резвятся в море. Но при
выдающихся способностях Анастасии Сергеевны не представляет никакого труда,
предположим, расшифровать парадокс Грея и без дельфинов.
Я спросила, что это такое - парадокс Грея. Вова вздохнул, еще раз
прочитал мое заявление и не совсем уверенно предложил перенести разговор о
парадоксе Грея на внеслужебное время. Я вежливо отклонила его любезное
предложение.
- Кажется, что-то припоминаю насчет парадокса,- сказала я, и это было
химически чистое вранье: я не могла ничего, вспомнить, поскольку ничего не
знала.- Пожалуй, вы правы. Парадокс Грея можно расшифровать и без дельфинов.
Мы этим займемся .
- Вот-вот,- пробормотал Вова, поскребывая бородку. Он растерялся от
такого нахальства.- Займитесь. Обязательно займитесь. Человечество ждет.
Через два дня мы были в Адлере.
После чудных московских дождей мы попали под ослепительное солнце. Над
бетонными плитами аэропорта поднимался теплый воздух, и я подумала, что
ссылка получилась не такая уж плохая.
За сорок минут автобус доставил нас до дельфиньей базы. Тут мои
восторги несколько утихли. Место, что и говорить, было курортное: обрывистый
берег, внизу золотистый пляж, скалы, синее море и деликатный шорох прибоя.
Четыреста метров сплошной красоты. И на этих четырехстах метрах стояли
грязноватые склады-времянки, высились холмы небрежно разгруженного кирпича,
лежали под навесом мешки с цементом, а на самом видном месте возвышалась
классическая сторожка допетровского стиля - неопределенного цвета,
неопределенной формы, скроенная из неопределенного материала. Вокруг
сторожки была растянута паутина сетей. Между сетями, радостно повизгивая,
прыгал лохматый рыжий пес.
- Гениальная собака,- сказала Настя.- Сразу увидела в нас сотрудников
института технической кибернетики.
Мы спустились с обрыва и, сопровождаемые гениальной собакой, по
лабиринту сетей пробрались к сторожке. У входа на раскладушке спал маленький
лысый старичок. На груди старичка лежала книга в потрепанном сером
переплате. Собака негромко тявкнула, старичок тотчас приоткрыл глаза и
быстро сел на раскладушке. Книга упала, я ее подняла. Называлась она "Основы
эсперанто".
- Ми эстас гардисто,- бойко произнес старичок.- Сторож я. А вы кто? Ки
вио эстас?
Через девять минут мы полностью уяснили ситуацию.
База действительно существовала только в проектах. Пока была
территория, куда завозились строиматериали и кое-что из оборудования. Слово
"территория" сторож произносил на эсперанто, и звучало это внушительно -
територио. С южной стороны територио граничила с могучей и процветающей
базой Института гидрологии, а на севере упиралась в глухой обрыв. Жилых
строений на територио, помимо допетровской хижины, не было. И заботиться о
нас должен был, по мнению ученого сторожа, камарадо Торжевский, ведавший
територио и материалами.
- Камарадо Торжевский...как его... ли эстас саджа хомо,- объяснил
сторож.- Толковый мужик, говорю.
- Что ж,- спросила я.- В эсперанто все существительные оканчиваются на
"о"?
- Все,- радостно подтвердил просвещенный дед и указал на собаку.-
Хундо. А зовут Трезоро. Сокровище, значит.
Сторож-эсперантист Григории Семенович Шемет оказался презанятной
личностью. По специальности он был часовых дел мастером и почти безвыездно
прожил полвека в Новгороде. Жил в одном и том же доме, работал в одной и той
же мастерской. Жизнь шла плавно и размеренно, как хорошо отрегулированные
часы. И совершенно неожиданно для своей многочисленной родни Григорий
Семенович сбежал в Архангельск, пристроился в рыбачью артель. У него вдруг
появилась неодолимая тяга к мерю, к новым местам и неустроенной, полукочевой
жизни под открытым небом. Беглеца отыскали и упросили вернуться. Но он
сбежал снова - на этот раз к Охотскому морю. Родня смирилась: решено было
каждую весну отпускать старика. Он прошел страну "лавлонге кай лавлардже"
(что значит вдоль и поперек), удачливо ловил рыбу на восьми морях и теперь
собирал деньги на туристский круиз вокруг Европы.
Дед был на редкость бойкий и подвижный. Рассказывая, он быстренько
убрал раскладушку, пригласил нас в свою хижину и угостил чаем. В хижине было
очень чисто, прохладно, неструганые доски пахли смолой. Не знаю, как
Григорий Семенович годами сидел в часовой мастерской, это трудно было
представить.
- А зачем эсперанто?- спросила Настя.
Дед всплеснул руками.
- В этой Европе, я тебе скажу, полным-полно разных народов. Не могу же
я все языки учить. Не управлюсь до отъезда. И потом, дорогие мои белулино,
то есть красавицы, эсперанто - язык звучный, ходкий, стройный. Вот я вам для
примера почитаю стихи поэта Лермонтова "Парус" в переводе на эсперанто.
Стихи поэта Лермонтова, однако, остались непрочитанными, потому что
прибыл камарадо Торжевский. Он прибыл на новенькой голубой "Волге", за
которой шел караван из трех грузовиков, нагруженных кирпичом.
Камарадо Торжевский был великолепен. Казалось, он сошел с плаката "На
сберкнижке денег накопил, путевку на курорт купил". Впрочем,
сторож-эсперантист не ошибся: Торжевский оказался дядькой умным и дельным.
- Вы же свои парни,- сказал он.- Не надо так смотреть на мой новый
костюм и на мою новую "Волгу". Это не роскошь, а скромная экипировка
современного толкача. Ибо кто мне даст шифер и провода, если я появлюсь в
мятой сорочке? И поскольку вы присланы мне помогать, смотрите и учитесь.
Контакт с братьями-дельфинами зависит пока от нас, снабженцев. Не будет
оборудованной базы, не будет и контакта.
Мы заверили Торжевского, что приложим все усилия, чтобы ускорить
контакт с братьями-дельфинами.
- Это хорошо,- одобрил Торжевский.- Братья-дельфины будут рады. А пока
приложите усилия к разгрузке кирпича. Эта банда, именующая себя грузчиками,
бросает кирпичи так, словно это золото. А кирпичи - не золото, они бьются.
Да. А потом поедем добывать палатку и спальные мешки.
Так началась наша жизнь в ссылке.
Работы было много. Мы встречали вагоны с оборудованием, добывали
автотранспорт, распоряжались при погрузке и честно грудились на разгрузке.
Торжевский переложил на нас грубую прозу снабжения, оставив себе утонченную
снабженческую лирику. Он часто уезжал, вел где-то хитроумные переговоры, в
результате которых наши склады пополнялись финскими декоративными панелями,
транзисторными кондиционерами и ультрамодерными стеллажами для
несуществующей еще библиотеки.
О парадоксе Грея я вспомнила только через неделю.
- Вот еще!- недовольно сказала Настя. В этот момент она сосредоточенно
рассматривала в зеркало кончик своего носа.- Слушай, как ты думаешь, кожа
сойдёт, а? Обязательно надо достать крем (раньше она бы сказала "купить"). А
с парадоксом Грея ничего не выйдет. Ты даже не представляешь, что это такое.
..
Ну, тут Настя была неправа. После разговора с бородатым Вовой я сразу
погналась в читалку и кое-что успела полистать.
Несоответствие между скоростью дельфинов и мощностью их мускульной
системы - вот в чем состоит парадокс Грея. Дельфины развивают до шестидесяти
километров в час. Их мускулатура должна быть раз в десять сильнее, чем она
есть на самом деле.
Одно время считали, что Крамеру удалось разгадать парадокс. Твердый
корпус корабля плавно обтекается водой только при небольших скоростях. С
увеличением скорости поток воды срывается, в нем образуются вихри, и
сопротивление резко возрастает. Так вот, Крамер предположил, что кожа
дельфинов, изгибаясь, как бы приспосабливается к потоку воды, предотвращая
возникновение вихрей. Были испытаны пружинящие, демпфирующие оболочки; в
какой-то мере они действительно препятствовали вихреобразованию. Однако,
парадокс Грея остался: демпфирование объясняет его лишь частично. Должны
существовать другие, более активные способы уменьшения сопротивления.
- Подумай, о чем ты говоришь!- возмущалась Настя.- Как можно браться за
парадокс Грея, не имея ни оборудования для опытов, ни самих дельфинов?!
Я возражала:
- Но ведь именно в этом изюминка. Представляешь, как здорово: разгадать
тайну дельфинов, не имея ни одного дельфина...
Убеждать пришлось долго. Это был первый случай, когда Настя не хотела
даже попытаться решить задачу. По ее мнению, затея была совершенно
несерьезная: смешно браться за изучение дельфинов, когда нет никакой
возможности получить хотя бы завалящего дельфина. Я убедила Настю чисто
случайно.
- Подумай логически,- сказала я. Когда нет доводов, всегда приходится
призывать логику, хотя логика тут как раз ни при чем.- Подумай логически.
Ведь у других исследователей были дельфины, но ничего не получилось. А у
тебя дельфинов нет. Следовательно, у тебя получится.
- Ну, знаешь!- возмутилась Настя.- Это такая чушь, что... Она вдруг
замолчала и уставилась на меня глазами цвета грозового неба, и я поняла, что
дело идет на лад.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг