момент остановился и, по-прежнему сильно нервничая, сделал в открытой
тетрадке запись. Очевидно, он записал цифру и эти слова. На экране появилось
смутное изображение реки, а потом и леса. После некоторой паузы
металлический голос сказал: "Поваленный тополь, корни", и мы увидели
огромный тополь, вывернутый бурей вместе с корнями.
- Бред, - категорически заявил Березкин - Действие происходит севернее
Полярного круга, в тундре, а тут украинские левады, гигантские тополя!
Придется повторить задание.
- Нет, задание повторять не придется, - возразил я. - Хроноскоп с
удивительной точностью восстановил картину. Зальцман спрятал дневник в ста
сорока шагах к северо-западу от поварни, в леваде, у корней поваленного
бурей тополя!
- Да нет же там никаких левад и тополей! На Чукотке-то!
- Есть, и это известно всем географам: в долине реки Анадырь и
некоторых ее притоков сохранились так называемые островные леса. И к югу и к
северу от бассейна Анадыря-тундра, а в долинах рек растут настоящие леса из
тополя, ивы-кореянки, лиственницы, березы. Это как раз и служит
доказательством, что хроноскоп точно расшифровал запись и правильно
проиллюстрировал ее!
- Все это похоже на чудеса, - задумчиво произнес Березкин. - Знаешь,
когда я закрываю глаза, мне порой кажется, что никакого хроноскопа не
существует, что все это мы где-нибудь прочитали, или услышали, или сами
нафантазировали. Настала пора действовать энергично. Данилевский обещал нам
помочь. Затребуем самолет и вылетим на Чукотку. Согласен?
- Конечно.
Но прежде чем вылететь на Чукотку, мы передали подвергнутую хроноскопии
страничку на исследование специалистам. После тщательного анализа они
подтвердили, что, помимо хорошо видимого текста, на ней имеются очень слабые
следы другой записи, вдавленные в бумагу: кто-то писал на предыдущей
странице, и текст отпечатался на той, которая попала к нам. Мы не обратили
внимания на эти следы, но хроноскоп разглядел их и расшифровал. Специалисты
частично восстановили для нас запись, и мы убедились, что она сделана
почерком очень твердым, жестким, совершенно не похожим на почерк Зальцмана.
Более того, страничку подвергли дактилоскопическому анализу, и было
установлено, что наряду с нашими отпечатками пальцев сохранились отпечатки
еще двух людей.
Глава пятая
в которой рассказывается, какие сведения сообщили нам из Иркутска, как
была организована первая экспедиция хроноскопистов и что удалось узнать о
судьбе Розанова
О первых результатах расследования Данилевский доложил на президиуме
Академии наук, и через некоторое время в распоряжение хроноскопической
экспедиции предоставили самолет. Мы могли вылететь на Чукотку немедленно, но
яз-за хроноскопа задержались. Кажется, я не говорил, что хроноскоп, несмотря
на сложность и почти невероятную чувствительность, по размерам совсем
невелик. Проектируя. его, Березкин сразу поставил целью сделать хроноскоп,
если так можно выразиться, портативным. Конечно, носить его с собой в
буквальном смысле слова никто из нас не мог, но перевезти на самолете или
автомашине можно было без особого труда. Однако за стенами Института
вычислительных машин хроноскоп нуждался в помощи некоторой дополнительной
аппаратуры, Монтаж ее и задержал нас в Москве.
Жалеть о задержке нам не пришлось. Во-первых, наступило лето. А
во-вторых... Во-вторых, мы получили неожиданные известия из Иркутска. Один
из сотрудников краеведческого музея, прекрасный знаток Сибири, которому
показали запрос академии в городской архив, в частном письме сообщил нам,
что об экспедиции Жильцова он ничего не знает, но зато ему хорошо известно
имя Розанова, большевика и красногвардейца, сражавшегося за Советскую власть
против Колчака. Если это тот самый Розанов, который принимал участие в
экспедиции Жильцова, писал наш добровольный помощник, то о нем мы сможем
получить в Иркутске точные сведения...
Вот почему наш самолет, на борту которого был установлен хроноскоп,
совершил специальную посадку в Иркутске.
Энтузиаст-краевед встретил нас на аэродроме. Горисполком предоставил
нам машину (почему-то полуторку; видимо, товарищи решили, что мы немедленно
перегрузим на нее хроноскоп), и наш помощник предложил поехать к Розанову.
Он сказал это так, как будто Розанов был жив.
- Нет, к сожалению, - ответил краевед, когда я переспросил его. - Жив
он только в памяти сибиряков.
Было еще очень рано, около шести часов утра. Машина прошла по тихим
зеленым улицам Иркутска, и город остался позади. Дорога, описав дугу,
прижалась к Ангаре и больше не отходила от нее. Небо было затянуто
неплотным, но сплошным слоем облаков, а над темной быстрой Ангарой клубился
белый туман; казалось, что река дышит и дыхание ее, холодное и влажное,
долетает до нас. Я сидел в кузове между Березкиным и краеведом.
Разговаривать никому не хотелось. Машина проносилась мимо березовых, с
примесью сосны, лесков, мимо вытянувшихся вдоль реки селений, и я вспомнил,
что скоро на их месте раскинется новое водохранилище. Туман над рекой
постепенно рассеивался, и сквозь пелену проступали очертания темных рыбачьих
лодок. Машина попадала то в теплые струи воздуха, то в холодные, но
становилось все теплее, проглядывало солнце. Теперь мы хорошо видели
лесистые сопки по левому берегу Ангары, узкую полоску железнодорожного
полотна, прижатую к самой воде; навстречу нам прошел поезд, и белые облачка
дыма растаяли над Ангарой. Неожиданно река, а следом за ней и шоссе сделали
крутой поворот, и между двумя мысами показалась широкая светлая полоска
воды - Байкал.
Мы остановились в селе Лиственничном, и краевед повел нас на заросший
сосной и кедрами склон сопки. Торная тропа круто поднималась вверх, и мы еще
издали заметили высокий белый обелиск, поставленный над братской могилой.
Среди многих имен, высеченных на мраморной доске, мы нашли знакомое нам имя:
С. С. Розанов.
- Он был членом Иркутского комитета РКП(б), - сказал краевед, - и одним
из руководителей восстания против колчаковцев. Погиб в январе 1920 года под
Лиственничным, на берегу Байкала.
...Мы стоим, сняв шапки. Утренний бриз чуть колышет волосы. Байкал
затянут полупрозрачной голубой дымкой, он спокоен, величествен и прост. От
пирса уходит в голубую даль небольшой буксирный пароход. А у самого берега
лежит село с крепкими, надолго срубленными домами, и по длинной улице
движутся по направлению к школе маленькие фигурки детей...
Глава шестая
в которой экспедиция хроноскопистов убеждается, что на Севере есть
немало названий со словом "кресты", но о Долине Четырех Крестов никто
никогда не слышал
В Иркутском городском архиве документально подтвердили все, что мы
узнали со слов краеведа о Розанове. Но полученные нами сведения относились к
последнему, вероятно самому славному, короткому периоду в жизни одного из
наших героев-к борьбе за Советскую власть в Восточной Сибири. Сведения эти
подтверждали достоверность записок Зальцмана. Да, Розанов, вольный или
невольный участник полярной экспедиции Жильцова, был профессиональным
революционером, настоящим коммунистом и до конца жизни сохранил верность
своим идеалам. Он прожил трудную героическую жизнь и погиб в. бою с
колчаковцами. Образ этого человека до конца прояснился, он стал близок и
дорог нам, но от решения основной задачи- узнать судьбу экспедиции-мы были
по-прежнему далеки.
Правда, появление Зальцмана в Краснодаре уже не удивляло нас: он спасся
не один, Розанов тоже добрался до крупных городов. Но что случилось с
остальными? О какой таинственной истории пытался рассказать умирающий
Зальцман? Сохранились ли документы? И все наши помыслы сосредоточились на
Долине Четырех Крестов.
За три дня по сложной трассе мы долетели до Чукотки и приземлились на
аэродроме в селе Маркове. Экспедицией нашей сразу же заинтересовались все
местные жители- и новоселы и старожилы, но о Долине Четырех Крестов никто
никогда не слышал.
- Залив Креста-знаем, - сказал нам начальник авиапорта. - Крестовый
перевал-тоже. Но Долина Четырех Крестов - понятия не имею.
- На Колыме еще всякие "кресты" есть, - поделился своим опытом
марковский агроном. - Нижние Кресты, Кресты Колымские...
- Все не то, - ответили мы. - Наша долина находится в верховьях реки
Белой. Там должна стоять поварня.
- Это еще не примета, - возразили нам. - Мало ли поварен на Севере!
- Много, - согласились мы, - Но по реке Белой их же не сотня. И
потом-нам известны координаты, мы знаем, где искать.
И мы начали поиски.
На второй день самолет полярной авиации поднялся с аэродрома и взял
курс на север (мы не могли рисковать хроноскопом, и поэтому наш самолет
остался в Маркове, в авиапорту).
Сначала мы летели над болотистой Анадырской низменностью, испещренной
цепочками небольших тундровых озер, соединенных между собой
протоками-висками, потом местность стала выше, и самолет пересек неширокую
холмистую гряду; сверху холмы казались серыми, безжизненными, лишь кое-где
на них зеленели пятна стелющейся черной ольхи. Совершенно иная картина
открылась нам, когда холмистая гряда осталась позади. Теперь самолет шел над
долиной реки Белой; сильно извиваясь, то и дело меняя направление, река
неспешно текла между низкими берегами, заросшими лесом. Он жался к реке,
этот лес, и узкая полоска его с внешней стороны окаймлялась кустарниками; а
дальше расстилалась тундра серая, заболоченная, с редкими пятнами снежников,
летующих в затененных местах.
Чем севернее забирался самолет, тем выше становились холмы вокруг
Белой, прямее долина реки, уже полоски галерейных лесов. Вскоре пилоту
пришлось набрать высоту: теперь под нами лежали горы, тоже серые и тоже с
редкими зелеными пятнами ольхи. Пятен этих становилось все меньше, и наконец
они исчезли совсем, зато все чаще попадались снежники и маленькие белые
леднички. Они лежали в долинках, и из-под них вытекали ручьи. Деревья
встречались лишь небольшими группами, и с каждой минутой полета-все реже и
реже. За все время я лишь однажды заметил кочевье оленеводов-несколько
островерхих яранг и кораль для загона оленей, и один раз - одинокое зимовье,
как мне показалось, пустое (дымок над ним не вился).
Штурман предупредил, что самолет скоро выйдет в заданную точку.
- Смотрите в оба, товарищ Вербинин. Не так-то легко заметить с воздуха
ваши кресты. - Он подумал и добавил: - Если они вообще существуют.
Долина Белой становилась все уже. На севере отчетливо виднелись
вознесенные в поднебесье вершины Анадырского хребта. Больше всего смущало
меня, что совсем исчезли галерейные леса: ведь в шифровке Зальцмана
упоминались левада и поваленный тополь, и хроноскоп так убедительно
изобразил нам все это. Я почувствовал на себе внимательный взгляд Березкина
и оглянулся. Он выразительно приподнял брови и кивнул в сторону окна.
Очевидно, расстилавшаяся под нами картина смущала его не меньше, чем меня.
Я еще раз посмотрел вниз и понял, что в указанной точке мы не найдем
Долину Четырех Крестов. Я подумал это не потому, что вдруг усомнился в
точности астрономического определения-мы давно подозревали, что оно лишь
приблизительно указывает местоположение долины, - к выводу этому меня привел
физико-географический анализ местности. Северные ветры беспрепятственно
разгуливали по долине реки Белой, которая становилась все выше и выше;
тополя здесь выжить уже не могли. И я решил, что где-то поблизости должна
находиться замкнутая почти со всех сторон, хорошо защищенная от северных
ветров горным хребтом небольшая долина одного из второстепенных притоков
Белой, в которой и сохранился островок леса- быть может, самый северный на
Чукотке. Древесную растительность на Севере губят не холод, не жестокие
морозы, как это обычно думают. В районах Верхоянска и Оймякона, в пределах
"полюса холода" Северного полушария, где температура опускается почти до
семидесяти градусов мороза, растет тайга и деревья чувствуют себя вполне
нормально. Главная причина безлесья тундры - в низких летних температурах и
в иссушении растений. Да, на Севере растения нередко гибнут от засухи, стоя
"по колено" в воде. Очень опасны для деревьев весенние ветры; деревья
начинают пробуждаться от зимнего оцепенения, влага испаряется, а новая не
поступает, потому что почва еще не оттаяла и скована мерзлотой...
- Прибыли, - сказал штурман.
Под нами расстилалась арктическая пустыня, и никаких признаков жизни
невозможно было заметить сверху. Я высказал штурману свои соображения и
попросил взять немного восточное: насколько я мог судить, Анадырский хребет
там лучше защищал прилегавшие к нему долины.
Самолет лег на новый курс и стал набирать высоту- зеленый оазис леса
все равно не ускользнул бы от нашего внимания.
Мой прогноз подтвердился: через несколько минут с большой высоты мы
разглядели темнеющее посреди серых гор пятно оазиса.
Постепенно снижаясь, самолет начал кружить над маленькой, прижатой к
массивному склону хребта долинкой. К неширокой речке примыкал крохотный
клочок леса, виднелась прямоугольная поварня, а по соседству белел снежник.
Сверху нам долго не удавалось разглядеть кресты, но при последнем заходе и
Березкин и я все-таки заметили один из них - наверное, самый высокий.
Никто не сомневался, что найдена Долина Четырех Крестов. Штурман
определил ее местонахождение, нанес долину на карту, и мы полетели обратно.
Глава седьмая
в которой экспедиция хроноскопистов получает вертолет и после
вынужденной задержки перебазируется в Долину Четырех Крестов, где первое же
обследование приводит к интересным находкам
Во время полета к Долине Четырех Крестов пилот и штурман, как
выяснилось, внимательно изучали местность и установили, что нигде поблизости
нет посадочной площадки, на которую смог бы приземлиться наш самолет с
хроноскопом. Это сразу же усложнило задачу. Первой нашей мыслью было
выброситься на парашютах без хроноскопа, произвести рекогносцировку в Долине
Четырех Крестов, а затем в походном порядке выйти к ближайшему населенному
пункту. Но летчики, вместе с нами обсуждавшие этот вариант, категорически
запротестовали и предложили запросить у руководства вертолет. Не очень
надеясь на успех, мы послали радиограмму в Анадырь и почти тотчас получили
ответ: один из вертолетов был выслан в наше распоряжение.
Несколько дней ушло у нас на монтаж хроноскопа и вспомогательной
аппаратуры в вертолете. Электронные машины-приборы, как известно, тонкие, и
мы с Березкиным натерпелись немало страха, прежде чем убедились, что монтаж
завершен благополучно и хроноскоп работает.
Мы уже готовились вылететь, как вдруг зарядили дожди. Рыхлые серые
облака спустились почти к самой земле, перекрыли все "небесные дороги", и
начальник аэропорта упорно не давал нам "добро". Что это было за мучение-
сидеть в нескольких часах полета от заветной цели, тосковать, проклинать все
на свете и смотреть, смотреть, смотреть, как беспрерывно сочатся из облаков
тонкие дождевые струи, как набухают тундровые болота, а ручьи становятся все
полноводнее и полноводнее! На Анадыре стояли белые ночи, и круглые сутки все
было серо и уныло. Даже большущие мохнатые комары, наверное, умерли с
тоски-по крайней мере, они не появлялись.
Наконец погода прояснилась. Мы вылетели рано утром и вскоре увидели
темный оазис леса посреди арктической пустыни.
Вертолет опустился в стороне от поварни, за ледничком. Когда выключили
мотор и несущий винт, сделав последний оборот, неподвижно застыл в воздухе,
ничем не нарушаемая, безжизненная, как выразились мы, тишина обступила нас.
Испытывая легкое волнение, мы выбрались из вертолета и огляделись. За нашей
спиной, защищая долинку от ветров с Северного Ледовитого океана, монолитной
стеной возвышался Анадырский хребет; небо лежало прямо на его спокойных
округлых вершинах и, как козырьком, прикрывало и нас, и маленькую долинку с
ледничком и левадой. Серые потоки щебня распадались у наших ног на мелкие
застывшие ручейки, и тут же рядом серебрились припавшие к земле пушистые
ивы, каждую из которых можно было накрыть двумя ладонями, цвела куропаточья
трава, тянулись к хмурому небу тонкие, в зеленых чешуйках стебельки шикши,
белели причудливые, как кораллы, кустики ягеля - "оленьего моха", а среди
камней виднелись проволочные мотки черного жесткого лишайника - алектории.
По пути к поварне мы пересекли снежник. У меня было такое ощущение, что
снежник этот-часть внезапно застывшего озера: дул ветер, ходили по озеру
волны, а потом, как по мановению волшебной палочки, оно застыло, и волны
замерли с вознесенными вверх гребешками. Напуганные вертолетом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг