Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
конечно, известно, что амфора  -  это  глиняная  ваза  с  узким  горлом,  но
существуют у специалистов какие-то более тонкие градации...
     Амфора  или  не  амфора,  но  глиняный,  покрытый  глазурью  и   весьма
объемистый сосуд стоял передо мною.
     По прежнему - хаирханскому - опыту Петя знал, что сейчас мне  лучше  не
мешать, и держался  со  своими  товарищами  в  сторонке,  ждал,  когда  я  о
чем-нибудь спрошу его. А я, позабыв о Петиных хитростях, рассматривал амфору
с чисто профессиональным интересом.
     Амфора сохранилась прекрасно, и не верилось, что  она  несколько  веков
пролежала на дне морском, в трюме затонувшего корабля.  Мне  трудно  было  с
первого взгляда оценить  ее  художественные  достоинства,  но  она  явно  не
принадлежала к числу керамических шедевров.  По-моему,  она  предназначалась
для хозяйственных целей, хотя и была разрисована.  Подглазурная  роспись  не
показалась мне сложной. Помимо того что Петя назвал "планом замка" (а  некий
чертеж там имелся), художник изобразил на амфоре двух  людей.  Один  из  них
сидел в кресле, как бы откинувшись на его невидимую спинку, а  второй,  стоя
во весь рост, протягивал к  нему  руки,  и  от  рук  его  летел  к  сидящему
непонятный знак, похожий на восьмерку, перечеркнутую в самом узком месте.
     Если мысленно продолжить путь  перечеркнутой  восьмерки  по  окружности
амфоры, то легко заметить, что, перескочив через фигуру  сидящего  человека,
восьмерка покатится по однострочной надписи и, разогнавшись по ней,  попадет
на  территорию  "замка",  где  остановится  у  четырех  плотно  составленных
кружочков... Я обратил внимание прежде всего на этот сюжет, потому что  если
и таился какой-либо смысл в разрисовке  амфоры,  то  доискиваться  его  надо
было, анализируя именно эту серию  рисунков.  Орнамент  же  в  нижней  части
амфоры и в верхней,  где  она  уже  сужалась,  по-моему,  никакой  смысловой
нагрузки не нес.
     Я повернулся к Пете, ожидая его разъяснений.
     - Надпись уже прочитана, - торопливо сказал  Петя.  -  Она  сделана  на
картули эна шрифтом мхедрули не позднее  семнадцатого  столетия.  Во  всяком
случае до введения книгопечатания... Перевод-"Вернись, и все скажу тебе".
     - Понятно, - сказал я. - Картули эна?..
     - Грузинский язык, а мхедрули - новогрузинский шрифт,  принятый  еще  в
одиннадцатом веке. -  Петя  прямо-таки  торжествовал,  разъясняя  мне  столь
важные подробности.
     - Теперь еще понятней, - сказал я.
     - А перечеркнутая восьмерка - фирменный знак очень  крупного  торгового
дома Хачапуридэе, который в средние века держал  в  своих  руках  почти  всю
торговлю на кавказском побережье. Хачапуридзе вышли из  крестьян,  но  очень
скоро   стали   азнаури,   дворянами,   что   ли,   запросто   общались    с
тавади-крупнейшими феодалами, ссужали деньги царским дворам...
     Петя выпалил все залпом, но, заметив, что  я  слушаю  его  с  некоторой
недоверчивостью, сказал:
     - Это не я придумал. Тут историк из Тбилиси отдыхает - совсем беленький
старичок, - от него мы про все и узнали. Он-то уж не мог ошибиться!
     - Что вы нашли в вазе?
     - Венецианское стекло. Бусы в основном... Бусы, самые разнообразные - и
розоватые, и матово-белые со взвешенными частичками золота, и зеленоватые  с
молочными нитями,  -  бесчисленные  бусины  эти  завербовали  в  Петин  клан
половину нашего отряда-женскую, разумеется.
     - А кружочками, по-вашему, обозначено место, где зарыт клад? -  спросил
я Петю.
     - Конечно!  Тогда  все  зарывали   свои   сокровища.   Время-то   какое
неспокойное-и междоусобицы, и турки нападали... А вы в тисо-самшитовой  роще
были?
     - Нет.
     - Заодно бы и рощу посмотрели. Место примечательное, не пожалеете.
     - Вы там были? - спросил я Петю.
     - Был.
     - Крепость осматривали?
     - Да.
     - Клад не нашли?
     - Нет.
     - Отлично, - сказал я, сообразив, что  посещение  тисо-самшитовой  рощи
выльется в обычную прогулку. - Чтобы не откладывать, завтра же и  отправимся
туда.
     Погода, к сожалению, внесла свои исправления в  наши  ближайшие  планы.
Еще до первых облаков мы заметили, что древесные лягушки громче и чаще,  чем
обычно, стучат сегодня своими деревянными молоточками. Стоял  штиль,  но  на
море поднялась волна. После захода солнца некоторое время виднелись  звезды,
но потом небо затянуло, и где-то за полночь пошел дождь.
     Весь следующий день дождь то утихал, то принимался идти снова,  выбивая
дробь по шиферной кровле, по виноградным  листьям.  Яша  не  бранил  погоду,
уверяя, что в дождь лучше работается. А я, пребывая в каком-то полудремотном
состоянии, предавался воспоминаниям, надоедал всем разговорами об  Африке  и
Хаирхане и немножко обижался, что друзья мои никак не могут запомнить  имени
африканского царя Шамба Болонгонго, правившего племенем бушонго... Он жил  и
правил около четырех с половиной столетий тому назад, но я  прочитал  о  нем
перед поездкой в Африку, и Болонгонго покорил мое сердце.
     Помните историю, рассказанную в "Сломанных стрелах"? Тогда, у  подножия
Хаирхана, мы пришли к выводу, что петроглиф,  выбитый  на  стене  пещеры,  -
договор между вождями, запрещающий  пользоваться  стрелами  в  бою.  Так  во
всяком случае я писал, оставляя за читателями право на собственное мнение.
     А  страничка  из  истории  племени  бушонго,  до  сих  пор  живущего  в
Центральной Африке в бассейне реки Санкуру, убедила меня в правильности моих
раздумий. Шамба Болонгонго,  ставший  царем  около  1600  года,  начал  свое
правление с  запрета  пользоваться  во  время  войн  даже  дротиками...  Так
незримая нить протянулась от тайги и степей Центральной  Азии  к  саванне  и
лесам Центральной Африки, лишний раз подтверждая, что всем народам в  равной
степени свойственно стремление к добру. (О царе Болонгонго можно прочитать в
книге "Новое открытие древней Африки" английского историка Дэвидсона.)
     Дальнейшие события развивались так.
     Едва установилась хорошая погода,  как  Петя  вновь  появился  в  нашем
дворе. Напомнив про обещание посетить тисо-самшитовую рощу,  он  с  радостью
сообщил, что вечером в Хосту приезжает его руководитель профессор Брагинцев.
     Утром, когда мы пришли  в  лагерь  археологов-аквалангистов,  Брагинцев
рассматривал поднятую со  дна  моря  амфору.  Тонкие,  с  длинными  крепкими
ногтями руки его нежно и любовно ощупывали стенки амфоры, выстукивали их,  и
руки преподавателя эстетики показались мне руками хирурга.
     Мы познакомились. Извинившись, Брагинцев еще минут восемь-десять изучал
вазу, и я видел, что находка археологов явно заинтересовала его.
     А меня заинтересовал сам Брагинцев. При первом  же  взгляде  я  обратил
внимание на два обстоятельства - на его поразительное несходство во  внешнем
облике с философом Петей, потому что мысленно сблизил учителя и  ученика,  и
наоборот, на еще более поразительное соответствие его внешности  сути  дела,
которому он служил.
     Невольно, сравнивая облик Пети и Брагинцева, я, естественно, отбрасываю
возрастные  особенности.  Будь  они  одногодками,  они  все  равно  были  бы
разительно несхожи. В отличие от  милого,  наивного,  восторженного,  всегда
небрежно одетого, маленького некрасивого Пети старый профессор Брагинцев был
по-спортивному подтянут, собран, элегантен и красив. Подчеркивая сейчас, что
Брагинцев красив, я вовсе не имею в виду какие-нибудь  там  лучистые  глаза,
античные черты лица, выразительный рот или еще нечто в том же роде.
     О  красоте  Брагинцева  нельзя  составить  себе  представление  ни   по
отдельным штрихам, ни с помощью подробного описания. Он просто умел  красиво
двигаться, красиво носить легкий серый пиджак, красиво говорить и улыбаться,
отнюдь не задаваясь такой целью...  Источником  этой  подлинной,  непоказной
красоты могло  быть  только  духовное  совершенство,  гармония,  достигнутые
огромной внутренней работой, длившейся десятилетиями, постоянной тренировкой
ума и души... Подобной красоты, выше  которой  я  ничего  не  знаю,  удается
достичь немногим, но когда встречаешь такого человека, то тебе и в голову не
приходит обращать внимание на цвет его глаз или волос...
     Брагинцев, о чем-то задумавшись, ходил по берегу моря, а Петя следил за
ним влюбленными глазами.  Петина  влюбленность  в  учителя,  разумеется,  не
ускользнула  от  меня,  но  я  вспоминал  сейчас,  что  Брагинцев  будто  бы
поддерживает Петю в его стремлении найти клад, и не поверил этому.
     - Мотив росписи на амфоре мне знаком, -  неожиданно  сказал  Брагинцев,
останавливаясь неподалеку от нас  перед  Петей.  -  Да,  я  не  ошибаюсь.  В
"Эрмитаже" есть ваза, повторяющая сюжет амфоры.
     - Глиняная? - почему-то спросил Петя.
     - Венецианское стекло. Конец шестнадцатого столетия.
     - Значит, амфора совсем неоригинальна? - Петя,  конечно,  связал  слова
Брагинцева со своими надеждами  найти  клад,  а  я  не  удержался  и  сказал
Брагинцеву о недавних мыслях.
     Брагинцев едва заметно улыбнулся,
     - Петя склонен к преувеличениям. Но теоретически в древней  заброшенной
крепости всегда возможны неожиданные находки.
     - Сегодня же мы еще раз все осмотрим, - сказал Петя. - Хорошо бы, и  вы
поехали. Брагинцев снова улыбнулся.
     - Не хочется. Не хочется лазать по скалам, по колючим  кустам.  Старею,
Петя.
     - А вам не придется лазать. Мы же по дороге пойдем.
     - Ну какая там дорога!
     - Отличная дорога. Прямо до крепости. Брагинцев на секунду задумался.
     - Дорога все меняет. Я согласен.
     Мы действительно побывали в тисо-самшитовой роще, и поход наш  оказался
и любопытным, и забавным.
     Удивительное место эта тисо-самшитовая роща: стоял жаркий, душный  день
с палящим солнцем, а у меня все время было такое ощущение, что  идем  мы  по
позднеосеннему лесу; не знаю, что больше способствовало самообману - хвоя ли
тисов, желтоватые ли  "бороды"  лишайников,  спускавшихся  с  деревьев,  или
заросли лавровишни, блестящая листва  которой  под  лучами  солнца  казалась
посеребренной  инеем;  вероятно,  все  вместе,  но  впечатление   получилось
неожиданным.
     По-моему, Брагинцева тоже  не  разочаровала  поездка.  Он  держался  со
свойственной ему непринужденностью, шутил, поглаживал стволы тисов,  ясеней,
бережно прикасался к колючей иглице или прохладному папоротнику-листовику, а
у гигантской липы с дуплом  в  самом  комле  остановился  и  долго  смотрел,
запрокинув голову, на ее раскидистую вершину...
     Пока мы любовались природой, Петя неустанно фантазировал о кладе.
     Мы шли по тропе, ведущей к развалинам крепости, и Петя произносил  одну
из своих самых возвышенных тирад о сокровищах и шедеврах искусства,  скрытых
от. людей  в  тайниках,  когда  навстречу  нам  вышел  очень  старенький,  с
красноватыми склеротическими глазами старичок.
     Он услышал Петины слова.
     - Давненько тот клад... -  Старичок  сложил  губы  дудочкой,  попытался
свистнуть, но свиста не получилось. - Утек давненько. И след канул.
     За секунду до того равнодушные глаза его  вспыхнули  острой,  глубинной
злобой.
     - Вы-то... откуда... знаете? - цепенея, спросил Петя.
     - Оттуда и знаю, что сам за ними охотился.
     - За кладами?
     - За бандитами за теми... Двое их было,  грабителей.  Да  выскользнули.
Меж пальцев утекли.
     Ничего  не  добавив  больше,  он  круто  повернулся  и,  по-стариковски
приволакивая ноги, заспешил вниз по каменистой тропе.
     Слова старика вызвали короткое замешательство. Петя побледнел, на  лице
Брагинцева застыла мягкая задумчивая  полуулыбка,  а  мне  вся  сцена  вдруг
представилась в комическом свете, и я  засмеялся,  глядя  то  на  убегавшего
старого кладоискателя, то на окаменевшего молодого.
     - Не  надо  смеяться,  -  сказал  Петя  тихо,  и  я  понял,  что   надо
остановиться. Чтобы хоть как-то извиниться перед ним, я принялся доказывать,
что нельзя всерьез принимать слова подвыпившего старика.
     - Вы видели его глаза? - спросил Петя. - Он до сих  пор  ненавидит  тех
грабителей.
     Мы не стали спорить и молча зашагали к крепости; вскоре мы  увидели  то
немногое,  что  сохранилось  от  нее:  стены,  сложенные  из  крупных   плит
известняка, и полуразрушенную угловую башню, возвышающуюся над долиной  реки
Хосты...
     На  развалинах  собралось  довольно  много  народу,  и  суета  невольно
отвлекала меня от размышлений о крепости.
     Глядя  на  сосредоточенного  Петю,  который,  ни  на  кого  не  обращая
внимания, деловито обходил свои "владения",  что-то  прикидывая  в  уме,  на
задумчивого Брагинцева, я задавал себе только один вопрос: кому понадобилось
выстроить крепость в столь неудобном месте?
     В самом деле, по долине Хосты едва  ли  когда-нибудь  проходила  торная
караванная тропа: склоны долины почти отвесно обрывались к  реке.  Даже  для
пешеходов,  в  чем  мы  убедились  на  обратном  пути,  пришлось   проложить
искусственную тропу, кое-где навесив ее, как овринг  на  Памире,  прямо  над
водой... Караванные пути обходили, конечно,  этот  район,  ничего  не  знали
историки и о крупных горных селениях, жители которых нуждались бы  в  защите
крепостных стен.
     А крепость когда-то кто-то построил, и не зря, надо полагать...
     - Чтобы клад спрятать, - сказал Петя, когда я поделился  с  ним  своими
сомнениями. - Именно клад. Сокровища вообще.
     Я не улыбнулся, но про себя подумал, что разговаривать на  эти  темы  с
Петей бесполезно. Ну кому придет в голову строить крепость только для  того,
чтобы зарыть в ее стенах клад?
     У выхода из тисо-самшитовой рощи Петя опросил  служащих  заповедника  о
старике.
     - Ходит, - сказали Пете.  -  Давно  ходит.  Лет  десять,  пожалуй.  Как
вернулся из заключения, так и  наведывается  чуть  не  каждый  день.  То  ли
свихнувшийся он немножко, то ли правда вор у вора дубинку украл. Если и было
что-нибудь такое, то очень давно. До революции, наверное...
     - Из-за чего он в тюрьму попал? - спросил Брагинцев.
     - Всякое говорят. За темные дела, в общем. Петю заинтересовало другое.
     - В документах официально зафиксировано исчезновение  клада?  -  Вопрос
Пети прозвучал строго, почти сурово, и мы все заулыбались.
     - Помилуйте! - изумился служащий заповедника. - Если старик прав и клад
действительно похитили какие-то бандиты, то откуда  же  взяться  официальным
документам?
     - А обследование  места  захоронения  клада  на  месте?  -  не  слишком
складно, но столь же сурово сформулировал свой вопрос Петя.
     - Н-не знаю. - Петина  суровость  озадачила  служащего  заповедника.  -
Ничего подобного не слышал.
     - В таком случае я никому не поверю, что клад похищен, -  сказал  Петя.
По-моему, есть надежда, что он еще сохранился.

                                Глава третья

     в которой  мы  получаем  посылку  от  Мамаду  Диопа,  знакомимся  с  ее
содержанием и переживаем по некоторым причинам разочарование

     Как я и предполагал, посылка от тамаду Диопа пришла  уже  после  нашего
возвращения в Москву. Ненастным,  с  мокрым  снегом  ноябрьским  днем  мы  с
Березкиным получили в Ассоциации дружбы с народами Африки изящно упакованный
ящик сравнительно небольших размеров...
     ...Есть  что-то  по-человечески   трогательное   в   той   простоте   и
обыденности, с  которой  свершается  все  долгожданное.  Недавно  я  пережил
подобное ощущение, подлетая к берегам Африки. Долгие годы, с детства, мечтал
я о поездке туда, и наступил момент, когда я вдруг понял, что лишь  облачная
пелена отделяет сейчас меня от Черного континента...  Пелена  рассеялась,  и
мне  открылась  зеленая  равнина  и  крутой  берег,  в  который  били  волны
Атлантического океана... Вот и все.
     И еще одно "вот и все": золотая  статуэтка  из  Дженне,  о  которой  мы
столько говорили и думали, стояла перед нами на  письменном  столе.  На  нее
смотрели мы с Березкиным, и смотрели африканские идолы и  маски,  украшавшие
мой кабинет. Африканские идолы, очевидно, усматривали в статуэтке чужака, но
Мы с Березкиным, зная, что статуэтка сделана европейцами, испытывали  к  ней
прямо-таки "родственные" чувства.
     Радость первого свидания, увы, оказалась недолгой. -  По-моему,  ничего
интересного, - заключил Березкин. - Заурядный религиозный мотив.
     Представьте себе человека, левая, с отломленной  кистью  рука  которого
опущена,  а  правая,  чуть  согнутая  в  локте,   поднята   к   небу;   тело
человека-тонкое, стройное,  мускулистое,  отчасти,  правда,  деформированное
напряженно вытянуто, а голова запрокинута назад,  и  глаза  устремлены  -  в

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг