предметом. Когда летчик перегнал вертолет к монастырской стене и Березкин
спустился ко мне, я попросил его начать хроноскопию с этого рисунка.
Березкин спроецировал его на экран, и мы тотчас определили, что
рисунок-это монограмма, выписанная старой славянской вязью. Для чтения вязи
требуются особые навыки, и даже наши старички поначалу растерялись. Но
хроноскоп, выполняя задание, истолковал монограмму, и на экране обозначились
две написанные слитно буквы- П и В.
- Покой и веди! - в один голос вскричали краеведы, по-старому называя
эти буквы.
А Лука Матвеевич, осипший от волнения, пояснил:
- Пересвет и Владислав...
Совпадение начальных букв было столь очевидным, что все сразу же
согласились с Лукою Матвеевичем: да, мы нашли камеру, в которой
действительно сидели некогда два брата.
Но кто же был третьим?
И старики краеведы, и ребята-каменщики возбужденно шумели перед экраном
хроноскопа, и мы с Березкиным знали, что именно сейчас требуются предельная
сосредоточенность, внимательность и осторожность в проведении хроноскопии.
- Вот что, пойдем-ка и вместе осмотрим камеру, - предложил Березкин.
В камере было тесно, и я остался у входа, а Березкин еще раз ощупал
пол, стены, мокрую каменную лежанку и очень обрадовался, когда ему удалось
набрать горсть какой-то сырой мягкой трухи.
- Что это такое? - спрашивал он меня. - А? Что это такое?
Я пожал плечами.
- Не знаешь! - укоризненно сказал Березкин. - И я не знаю. А в руке у
меня, может быть, ключ ко всей истории с Владиславом и Пересветом!
- Прах чей-нибудь, что ли? - предположил я,
- Вот это мы и проверим сейчас.
Березкин остался у "электронного глаза", а я вышел к хроноскопу.
Хроноскоп "молчал" дольше, чем обычно, но, когда экран засветился, мы
все увидели... огромную раскидистую сосну.
Я не побежал обратно в подземелье, я знал, что Березкин непременно
повторит опыт.
Березкин опыт повторил, но результат его не изменился; на экране
раскачивалась перед нами гигантская сосна.
- Н-да, - сказал Березкин, выслушав мой рассказ. - Сосна, говоришь?
Он долго молчал, сосредоточенно глядя на кольцо с ажурною ржавой цепью.
- Все можно, - сказал он наконец. - Можно учинить общую хроноскопию
стен или лежанки, можно подвергнуть хроноскопии кольцо, цепь, следы от
вырванных колец... А мне хочется пофантазировать.
- Что ж, пофантазируй...
- Я все думаю, почему Константин Иванович братьев в темницу засадил?
Представляешь, притащили их в палаты княжеские, пред светлые очи владыки
поставили. И владыка им какое-то слово молвил-о мастерстве, что ли, хорошо
отозвался, награду за верную службу посулил... И вдруг- темница! Что ж они,
княжеской милостью пренебрегли? Князь-то владетельный был, крепкий. Самой
Москве грозил Константин Иванович!.. Или-князь им посулы всякие, а
Пересвет-что-нибудь такое; "Волхвы не боятся могучих владык, а княжеский дар
им не нужен!"
- И это не исключается, - сказал я.
- Не спорю. Но от княжеской службы гусляры обычно не отказывались...
Как и во многих случаях прежде, рассуждения наши зашли в тупик.
- Плохие мы фантазеры.
- Неважные, - согласился Березкин. - Но кое-что я все-таки придумал.
Видишь ли, надо еще доказать, что оба брата в темнице сидели, и я знаю, как
это выяснить.
- Кольца... - начал было я, но он тотчас перебил.
- Кольца! Кольца подтверждают, что в темнице могли сидеть два человека.
Понимаешь? Вообще два человека...
- И еще третий был...
- А! - Березкин недовольно поморщился. - Давай-ка сначала с двумя
разберемся. Но не сегодня, - добавил он и посмотрел на часы. - Скоро уже
светать начнет.
Глава пятая
в которой нами осуществляется полная хроноскопия подземной темницы, а
также высказываются некоторые соображения о судьбе Владислава Умельца и
Пересвета
Белозерск-плотный город, если так позволительно выразиться. Собственно,
в каждом городе дома стоят вплотную или почти вплотную друг к другу, но
почему-то именно Белозерск казался мне особенно перегруженным и каменными, и
деревянными домами, и бывшими купеческими лабазами, и церквами, на
строительство которых "отцы города" некогда не жалели средств... Я думал об
этом утром, торопливо шагая вслед за Березкиным по деревянному дощатому
тротуару, и догадался, почему возникло у меня вот такое ощущение плотности:
Белозерск, еще сохранивший облик дореволюционного купеческого городка, как
бы лежал плотным слоем между нашими днями и тем временем, когда правил здесь
воинственный Константин Иванович. И нам предстояло, выражаясь фигурально,
убрать этот плотный слой и как бы обнажить древний средневековый
Белозерск...
К некоторому нашему удивлению и даже огорчению, у подземной галереи
собралось много народа.
- Из головы вон-сегодня же воскресенье! - сказал Березкин и для чего-то
посмотрел на часы.
Впрочем, опасения, что нам будут мешать, оказались напрасными.
Белозерцы вели себя очень сдержанно, спокойно, а едва загорался экран
хроноскопа, как тотчас устанавливалась гробовая тишина,
В темницу Березкин спустился один. Ему очень хотелось убедиться, что в
заточении находились действительно оба брата, и еще вчера ночью он сказал
мне, как это можно определить. Мысль Березкина была проста. Дело в том, что
в положении узников имелось немаловажное различие. Рассуждая теоретически,
можно представить себе поэта, слагающего песнь в темнице; но механик,
строящий катапульту, должен каждый день выходить из нее, и эти подробности
не могли ускользнуть от хроноскопа.
На экране хроноскопа мы действительно увидели и фигуру, буквально
прикованную к стене, и фигуру, протоптавшую замеченную аппаратом тропинку от
цепи к выходу из темницы...
На последнее обстоятельство мы с Березкиным обратили особое внимание:
"тропинка" начиналась от сохранившейся цепи...
Потом я уговорил Березкина выяснить, находился ли в темнице еще третий
узник, но хроноскопия результатов не дала. Все импульсы, передававшиеся
"электронным глазом" из той части камеры, где сохранились следы двух колец,
истолковывались хроноскопом однозначно; на экране возникала условная фигура
прикованного к стене человека. - Повременим, - сказал мне Березкин. - Тут
особый ключик нужен, а ты пока не подобрал его. Давай-ка займемся общей
хроноскопией камеры.
При общей хроноскопии инициатива как бы принадлежала самому хроноскопу:
аппарат анализировал различные импульсы, и на экране могли появиться те же
самые узники, мог появиться каменщик, складывавший темницу, или стражник,
явившийся за Владиславом Умельцем, или еще что-нибудь, что заранее мы и
предположить не могли. Общая хроноскопия не требовала присутствия Березкина
рядом с "электронным глазом", и, сформулировав задание хроноскопу, он
остался у экрана.
При серьезных исследованиях мы еще ни разу не пользовались общей
хроноскопией в полной мере и вообще расценивали ее как новое достижение в
раскрытии разрешающих возможностей аппарата. Но эксперименты, естественно,
производились, и мы знали, как поведет себя хроноскоп: сначала в поле его
зрения попадут внешние, случайные детали, но потом, в результате особой
самонастройки, он выделит нечто важное, главное и остановится на нем. Опыт
уже убедил нас, что после этого бесполезно вновь поручать хроноскопу общий
анализ: он тотчас вновь изобразит вот это, ранее найденное им главное.
Стало быть, общая хроноскопия предъявляла свои требования и к нам,
исследователям: нужно было запомнить детали, подчас кажущиеся неинтересными,
чтобы потом ставить перед хроноскопом новые целенаправленные задачи.
Слабые светлые линии, проходившие по экрану снизу вверх, подтвердили
нам, что задание хроноскопом воспринято и "электронный глаз" приступил к
обследованию подземной темницы. Спустя минуту или две поле экрана стало
устойчиво-светлым, и на этом светлом поле замелькали какие-то остроконечные
предметы-очевидно, "электронный глаз" разглядел следы оружия, которым
стражники невольно задевали стены темницы, и прокомментировал их. Потом на
экране мелькнуло нечто длинное и узкое, отдаленно напоминающее саблю или
меч, и сразу же появились очертания стены, с которой вдруг посыпались мелкие
камни и труха, - мы догадались, что в поле зрения "электронного глаза" попал
участок стены с выдернутыми кольцами; значит, след от рубящего предмета
должен был находиться либо ниже, либо выше углублений от колец...
Экран потемнел на две-три секунды, края его затем посветлели, и темное
пятно сохранилось лишь в центре.
- Запомни, - сказал мне Березкин.
А на экране уже было совсем другое: вновь проступившая стена и неясные
очертания человеческой фигуры. Они как бы балансировали на экране, словно
хроноскоп долго не мог отдать предпочтения человеку перед стеной или стене
перед человеком.
- Узник, что ли? - вслух спросил я, но хроноскоп уже. нашел решение, и
решение, не очень обнадежившее нас: на экране человек строил стену.
- Каменщик, - подсказал нам Лука Матвеевич, до сих пор молча стоявший
сзади. - Темницу складывает.
Но если Лука Матвеевич был прав, то с какой стати хроноскоп выделил
именно этот мотив, на нем остановился?
- Все помню, - сказал мне Березкин, - но я бы повторил общую
хроноскопию. Одно дело-лабораторные условия, а тут, знаешь ли...
Он повторил задание, но ничего не добился: лишь на секунду появились на
экране слабо проявленные наконечники копий, и тотчас вновь возник
каменщик...
- "Каменщик, каменщик, в фартуке белом, - вдруг сердито сказал за моею
спиной Басов, - Что ты там строишь? Кому?" А Березкин задумчиво посмотрел на
меня.
- Темница была пустой, когда ее замуровали. Мы топчемся на месте.
- Пустой? - встрепенулся Лука Матвеевич. - А зачем же пустую
замуровывать?
- Неразумно, - согласился Плахин.
Собственно, Березкин высказал вслух мысль, которая уже давно была
очевидна: если бы в темнице замуровали человека, то какие-то останки его
уцелели бы. После того как собранный Березкиным прах обернулся шумящей
зеленой сосной, мы поняли, что Пересвет каким-то чудом вырвался из
заточения. Хроноскопию же мы продолжали в надежде узнать что-нибудь
конкретное о его судьбе.
- Тот, кто приказал замуровать темницу, не знал, что она пуста, -
ответил я краеведам. - Видимо, Пересвету удалось бежать.
- А сосна? - вспомнил Плахин. - Что бы она могла означать?
Ему никто не ответил. Березкин один спустился в подземелье, и вскоре мы
увидели на экране ровную стену и массивное металлическое кольцо. Потом
кто-то, не видимый на экране, вставил в кольцо железный прут и, действуя им
как рычагом, вырвал кольцо из стены.
- Вот как это произошло, - сказал я Плахину и Луке Матвеевичу. -
Видели?
- Видать-то видали, - ответил Лука Матвеевич, - а только маловато
узнали.
- Не очень много, - согласился я: - И все-таки кое-какие итоги можно
подвести.
Я прошелся вдоль вертолета, дожидаясь, пока выйдет из подземелья
Березкин, и остановился перед краеведами.
- Итак, давайте вспомним все по порядку. Во-первых, нам удалось
доказать, что найденная темница-та самая, в которой находились в заточении
Владислав и Пересвет, и это не так уж маловажно; помимо всего прочего,
свидетельство летописи получило материальное подтверждение. Во-вторых, мы
убедились, что сохранились кольцо и цепь, к которым приковывали именно
Владислава. Это опять же совпадает со свидетельством летописи: Владислав
соорудил гигантскую катапульту, и князь выпустил его из темницы. Но
летописи, Лука Матвеевич, молчат о Пересвете, и мне придется сказать за них:
не ищите "Слово" Пересветово, не было оно создано. Будь иначе, князь
отпустил бы гусляра, чтоб пел он хвалебное "Слово" на площадях, на базарах,
на свадьбах... Ведь для того и нужно было "Слово" князю, не так ли?.. Одно
дело- механик, другое дело поэт. Поэт творит лишь под чистым небом да под
зелеными соснами... Под теми самыми соснами, между прочим, ветви которых
приносил в темницу Владислав, приносил, чтобы напомнить брату о вольной
воле, о шуме ветра... И еще одно я могу сказать вам, Лука Матвеевич:
пересилил гусляр князя, бежал-таки...
- Один не убежал бы, - почти шепнул Плахин.
- Владислав помог, - твердо сказал Лука Матвеевич. - Не изменил брат
брату. Пренебрег Владислав И княжьей милостью, и своим благополучием...
- Да, и пришел на помощь в момент смертельной опасности, когда
разъяренный князь велел живьем замуровать поэта... Мало это или немало, но
разве не приятно вам было узнать, что песни Пересвета и после заточения еще
долгие годы звучали на Руси?..
"Третий"
Глава шестая
в которой содержатся рассуждения о некоторых исторических традициях,
имеющих - пусть косвенное - отношение к заинтересовавшим нас событиям
далекого прошлого
Мне уже не раз приходилось, заканчивая рассказ о наших исследованиях,
признаваться, что результаты хроноскопии по тем или иным причинам нас не
удовлетворили. Вероятно, мне и в дальнейшем придется неоднократно виниться в
том же самом перед читателями. Но в тот день, когда нам удалось выяснить
судьбу Пересвета, мы с Березкиным определенно знали, что не сделали всего,
что можно и нужно сделать Да и старики краеведы не были довольны
результатами хроноскопии. Лука Матвеевич все рассуждал о "Слове" Пересвета,
спорил со мною, а Плахина почему-то взволновала возникшая на экране сосна.
Его тоже не устраивало мое объяснение, он полагал, что я упростил проблему и
что сосна это не просто сосна, а некий не понятый нами символ, созданный
хроноскопом.
Я пытался убедить Плахина, что хроноскоп способен истолковывать
некоторые символы, но никогда не научится "объясняться" символами, творить
их...Сам же я продолжал размышлять о таинственном "третьем", хотя у меня и
не было строгих доказательств, что он вообще существовал.
...Вечер закончился неожиданно по двум причинам. Во-первых, к Луке
Матвеевичу заявился Локтев. Во-вторых, позднее пришел бригадир каменщиков
Басов.
- На побывку и-сразу к вам, - сказал Локтев, плотно прикрывая за собою
дверь.
Они с Лукою Матвеевичем трижды, по-старинному, расцеловались, и Лука
Матвеевич даже прослезился на радостях.
Наше присутствие ничуть не удивило Локтева.
- Знаю, что приехали, - сказал он. - Выходит, такие же вы одержимые,
как и мой дядюшка? - Пожимая, он энергично встряхивал наши руки. - Хоть и не
верю, что найдете вы "Слово", а приезду радуюсь. Места мои родные
посмотрите. Здесь начинал...
Лука Матвеевич с супругою жили добротно, по-старому. Не успели мы
оглянуться, как на столе уже появились бутылочка рябиновой, квашеная
капуста, грибки, огурчики, моченая брусника...
- Я ненадолго, - рассказывал Локтев. - Выкроил несколько деньков
и-сюда. Нехудо на родине побывать.
О наших делах он был осведомлен отлично-в городе все о них знали, - и
он принялся добродушно подшучивать и над Лукою Матвеевичем, и над нами...
Лука Матвеевич тотчас начал возражать, и я быстро понял, что спор их давний,
что он обоим доставляет удовольствие и что они по-настоящему любят друг
друга...
- Нет, меня ты не переубедишь, - чуть растягивая слова, говорил Лука
Матвеевич. - Я понимаю, размах у тебя другой. Вон ты куда взлетел!.. Пусть
мы с Плахиным поменьше, а только без истории, без мечты еще меньше были
бы... Выйду вот я на Белоозеро, закрою глаза и сраженья богатырские вижу,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг