наверное, простой смертный, но что-то ему не понравилось в колдуне.
- Борьба, пожалуй, шла не за власть, - уточнил я. - По крайней мере
второй добивался не власти. Скорее всего он усомнился во власти колдуна над
солнцем, звездами, луной.
Высказав свою мысль, я тотчас вспомнил о босоногом человеке, задолго до
нас проникшем к пульсирующему источнику, и неожиданно понял, что рисунок мог
иметь самое непосредственное отношение к его судьбе.
- Давайте постараемся представить себе небольшое племя первобытных
людей, обитающее в пещере, - осторожно сказал я. - Тогда все свято верили,
что колдунам доступно общение с потусторонним миром, с духами- добрыми и
злыми, помогающими на охоте или мешающими, насылающими болезни или
избавляющими от них. Это общее положение, верное для всех племен той эпохи.
Но если приложить его к конкретному случаю, рассмотреть применительно к
хаирханской пещере... Не кажется ли вам, что хаирханский колдун располагал
некоторыми особыми доказательствами своего могущества?
- Ты имеешь в виду вздохи в глубине пещеры? - спросил Березкин.
- Да. И ее целительные свойства. Если после колдовских заклинаний
пещера молчала-значит, духи отказываются помогать племени или больному, и
нужно выждать. Если слышались вздохи-значит, покровители племени вняли
мольбам колдуна. Примерно такую мысль мог он внушить своим соплеменникам. А
главное, очень уж очевидным было доказательство его могущества: гора,
покорная заклинателю, отвечала! И гора лечила... Врачевала ранения, столь
многочисленные у охотников и воинов в те времена, врачевала болезни... О! В
этой пещере царил могучий колдун!
- Значит, и племя было могучим, - вмешался в разговор Локтев; он
занимался хозяйственными делами, но, оказывается, внимательно прислушивался
к нашим суждениям. - Человек должен верить в правильность своих знаний, даже
если они еще не точные. Как же иначе жить?.. Может, если бы люди раньше не
верили, что Земля - центр мироздания, они б не выжили... Экась-против такого
мироздания- с копьем и луком!.. И с колдуном вашим бабушка надвое сказала.
Он, конечно, племя свое обманывал, а людям от того обмана, может, легче жить
становилось, смелее они на зверя охотились, понимаете, на риск смелее шли...
Я отметил про себя несколько неожиданную мысль Локтева, но сейчас мне
важно было логически завершить свои рассуждения.
- Ты понимаешь меня? - спросил я Березкина.
- Разумеется. Ты допускаешь, что один из соплеменников оказался менее
доверчивым, чем другие. Он проник в глубину пещеры, чтобы выяснить причину
вздохов, и именно его следы мы видели вчера. Выяснил он или не выяснил - бог
весть, но колдуна вообще не устраивала проверка, и он расправился с
дерзким...
- Я ж про то и говорю, - снова вмешался в разговор Локтев. - Нельзя
подрывать основы...
- А может быть, наш герой был первым мыслителем среди людей, - тихо
сказал философ Петя. - Может быть, он первым спросил у природы-почему?..
Ведь был же такой человек, хотя мы никогда не узнаем его имени! И он сам
постарался ответить на свой дерзновенный, на свой гениальный вопрос... Он не
верил колдуну. Он хотел своими глазами увидеть того, кто вздыхал в пещере.
Или того, кто залечивал раны воинам... А колдуны всех времен и народов очень
не любят, когда сомневаются и задают вопросы. Бездумная вера-вот что
требуется колдунам. И полная покорность, полное и беспрекословное признание
их авторитетов. Вот и действовали колдуны по принципу: если начнешь
доказывать, можешь не доказать; поэтому-приказывай! И приказывали... Но не
все соглашались, к счастью, быть благоразумными, некоторые не отрекались...
Даже если бунтари не все могли объяснить, как, например, наш босоногий -
радиацию, - все равно, они больше уже не верили колдунам. Там, где солгали
один раз, солгут и второй, и третий... Героя нашего босоногого постигла,
наверное, судьба многих других сомневавшихся: его согнули духовно или
уничтожили физически-изгнали из племени или еще что-нибудь придумали...
В тот момент мы все говорили и думали так, как будто уже неопровержимо
доказали, что следы в глубине пещеры и наскальные рисунки рассказывают о
судьбе одного и того же человека. Но мы ничего не доказали, и все-таки...
Все-таки внимательно слушали Петю.
- Если я не ошибаюсь в своем предположении, - говорил он, - то мы,
пробившиеся к знанию, - прямые наследники мыслителя, сломленного в неравной
борьбе с колдуном. Он начал дело, которое победило, хотя сам был опозорен в
глазах современников, и художник постарался увековечить его позор...
Петя перевел дыхание, взглянул в сторону пещеры и продолжал:
- Представляете, как это происходило? В темной пещере, при неверном
свете факелов из смолистых ветвей можжевельника, колдун в присутствии всего
племени вершил суд над одним из самых первых мыслителей человечества, и
соплеменники издевались над ним, проклинали его, Он стоял перед ними,
склонив голову, плечи его опустились, словно не выдержав непосильного груза,
и он даже не подозревал, что вышел из борьбы победителем, что тысячи и
тысячи придут ему на смену, пойдут его путем-путем сомнений, путем исканий.
А согбенная фигура человека, позднее превратившаяся в вопросительный знак, -
она символизирует тяжкий путь познания, борьбы с ложью религий,
канонизированных авторитетов. Так уж складывалась история, что ложь всегда
подкреплялась властью, и потому борьба с ней была неимоверно тяжела. Пусть
согнута фигура человека, но вопросительный знак - это все-таки самый гордый
знак из всех, известных людям. Я поместил бы его на знамени человеческого
прогресса, на знамени науки...
Маленький, белобрысый, раскрасневшийся Петя был прекрасен, когда
произносил свой возвышенный монолог. Мы с Березкиным полагали, что Петя
немножко увлекся. Во всяком случае, мы не могли поручиться, что все
происходило так, как рисовало его воображение, хотя в глубине души верили,
что сумели проследить еще одну человеческую судьбу..
Последний хроноскопический опыт, проведенный у подножия Хаирхана, мы
расцениваем как неудачный и до сих пор не можем убедительно объяснить
причину появления на экране вместо человеческих фигур знаков препинания. Но
все это не исключает, а скорее даже предполагает полное право тех, кто
ознакомится с моими записками, отстаивать свое суждение о смысле рисунков и
их связи со следами в глубине пещеры...
...На следующий день желтая степная дорога стремительно катилась под
колеса нашей машины. Не отрываясь, я смотрел на зубчатый гребень Хаирхана, и
вдруг впервые за все время он показался мне не медведем, мирно дремлющим на
берегах Енисея, а огромным взъерошенным вепрем, устремившимся в погоню за
нами... Он не отставал, этот бешеный вепрь, он не уменьшался в размерах,
нарушая законы перспективы, и мне почудилось, что колеса нашей машины
крутятся на одном месте и вепрь непременно догонит нас, подденет обнаженными
клыками...
Я улыбнулся странной фантазии и повернулся лицом к ветру-жаркому,
свистящему, горьковатому от полыни. Небольшие желтоватые смерчи ходили
вокруг по степи.
Суслики прятались в норки, заслыша машину. Орлы взмывали в пустое небо
и кругами ходили над нами.
А в грейдер вплетались узкие ленты бесчисленных дорог, бегущих
издалека, дорог, по которым прошло множество людей и по которым теперь
суждено идти нам в поисках новых героев.
СКАЗЫ О БРАТСТВЕ
Владислав и Пересвет
Глава первая
в которой содержится рассказ о письме, присланном из Белозерска, и
сообщается о причинах, побудивших меня отправиться в новое путешествие
После расследований, проведенных в пещерах Хаирханского массива, мы
вовсе не сидели без дела. Однако не все эпизоды хроноскопии достойны того,
чтобы о них рассказывать. В частности, наша поездка к археологам, работавшим
в Туве у подножия Танну-Ола, оказалась менее плодотворной, чем мы
предполагали. Уже зимой, в Москве, уступив Рогачеву, мы подвергли
хроноскопии несколько архивных документов, но и о них едва ли стоит
распространяться: специалисты-историки остались довольны, мы же с Березкиным
оценили свою работу иначе.
Кстати, именно поэтому мы все менее охотно откликались на всяческие
звонки Рогачева: он уже, чем мы с Березкиным, смотрел на задачи хроноскопии
и никак не хотел понять нас...
Первоначально и к письму из Белозерска мы отнеслись сдержанно.
Вот что мы прочитали, вскрыв однажды обычный почтовый конверт:
"Многоуважаемые товарищи Вербинин и Березкин!
Пишет вам из города Белозерска, что на Белом озере, пенсионер Лука
Матвеевич Матвеев. О вашей машине, о хроноскопе, читывал я в газетах и, не
утаю, подивился изобретению. Не то, чтобы не поверил, но очень уж чудным
показалось оно мне - фантастическим. Но газеты зря не станут огород
городить, а потому думаю, что и на самом деле есть у вас такая
хроноскопическая машина.
Уж не знаю, ведомо ли вам про то, а только город наш древний, постарше
Москвы, считайте, будет. Говорят, еще князь Синеус на Белом озере княжил.
Может, оно и не так было, как в начальных летописях написано, но древности
Белозерску все равно не занимать... А при древности такой и историй всяких в
городе нашем столько приключалось, что уму непостижимо! Есть среди тех
историй одна, про которую вы, поди, не слыхивали, а я всю жизнь голову над
ней ломаю да конец клубочка ищу, чтобы за него всю ниточку вытянуть. Годы
мои немолодые уже, а чтобы все прояснить - об этом и речи пока нету...
Чтоб не томить вас, скажу коротко, что есть в летописях белозерских
сказ о двух братьях-Владиславе по прозванию Умелец и Пересвете. Первый из
них великий дока был по части машин всяких - механик, ежели по нашему
говорить, а второй на гуслях играл да песни пел, и тоже мастер был знатный.
Сказано в летописях, что шли Владислав с Пересветом из северных земель на
юг, к Москве, думаю, да схватил их в Белозерске князь тогдашний Константин
Иванович, тот самый, что на Москву новгородцев водил, порушить ее хотел...
По приказу князя братьев в темницу подземную упрятали, и князь сказать им
велел: до тех пор сидеть, мол, под землею будете, пока Владислав Умелец
такое орудие мне не сделает, чтоб было оно грознее всех других орудий, а
гусляр Пересвет такую песню не сложит о князе, чтоб была она всех других
песен звучнее... Долго ли Владислав с Пересветом в темнице просидели, оба ли
княжеский наказ исполнили-боюсь вам в точности сказать, хотя кое-что и
предполагаю.
Ежели не очень заняты вы, то приезжайте к нам на Белоозеро и хроноскоп
с собою привозите. Может, вместе мы про судьбу Владислава и Пересвета все
как есть узнаем. Потому я так думаю, что весною нынешней, когда возле
кремлевской стены землю копали, находку сделали: древнее отбойное орудие
нашли - то ли пускичу, то ли порок, и возле снаряды метательные... Вы про
царь-пушку слыхивали, конечно?.. А это среди других пороков-царь-порок.
Мастер его, видно, мастерил превеликий, и потому сразу же вспомнил я про
сказ о двух братьях...
На этом и закончу письмо свое-люди вы занятые, негоже вам длинные
письма писать. Ежели откликнитесь - поподробнее про находку и про все прочее
расскажу, а то прямо приезжайте, чтобы к делу ближе. Квартира у меня не
шибко просторная, но, милости просим, поместимся. На том с приветом, Матвеев
Лука Матвеевич".
Я живо представил себе автора - старичка краеведа, ревниво влюбленного
в свой родной город, дотошного и не без хитринки. Посмотрите, как ловко он
составил письмо: вроде бы и все сказано, да как-то мимоходом
заинтересуетесь, можно и поглубже копнуть, а нет-и этого с вас хватит...
Но старик старичком, а письмо вызвало у нас двойственное отношение.
Судьба Владислава и Пересвета не могла не заинтересовать, и улови мы по
письму хоть крохотный ключик к раскрытию ее - мы немедленно приступили бы к
хроноскопии. Но даже огромное отбойное орудие мало чем могло помочь нам по
той простой причине, что умельцев на Руси было великое множество, и сделать
его мог кто угодно, не обязательно Владислав.
Прежде чем ответить Матвееву, мы все-таки решили произвести кое-какие
дополнительные изыскания.
Ни Березкин, ни я не занимались специально историей древнерусского
оружия, и потому мы прежде всего выяснили, что скрывается за непонятными для
нас словами "пускича" и "порок". Оказывается, так назывались у наших предков
навесные метательные машины - катапульты; чем-то они разнились между собой,
но в столь тонкие детали нам не было нужды вдаваться.
Далее в письме упоминались князья - Синеус и Константин Иванович.
Раскрыв соответствующий том энциклопедии, мы прочитали нижеследующее:
"СИНЕУС (середина 9 в.) - один из полулегендарных древнерусских князей.
По сообщению летописи, С. - брат Рюрика (см.), княживший в районе
Белоозера".
Княжил-так княжил. Очевидно, Лука Матвеевич упомянул о нем лишь для
того, чтобы подчеркнуть древность истории Белоозерского края. Иное
дело-Константин Иванович. Но о нем в справочных изданиях специальных статей
не оказалось. Мне пришлось поинтересоваться историей самого Белозерска.
Если теперь суммировать все, что я узнал, то можно представить себе
такую картину:
Окрестности Белого озера, заселенные немногочисленными финно-угорскими
племенами, еще в девятом-десятом веках подверглись славянской колонизации. А
в 1238 году в бассейне озера возникло княжество, и центром его стал
Белозерск... Затем, в течение примерно ста лет, Белозерское княжество играло
видную политическую роль в жизни Руси, противоборствуя объединительной
политике Москвы и даже соперничая с нею, причем особенно активно и
агрессивно действовал князь Константин Иванович, боровшийся с Москвою в
союзе с новгородцами... Но уже в 1338 году Белозерское княжество попадает в
вассальную зависимость от Москвы, а затем вообще прекращает самостоятельное
существование... Ныне Белозерск-небольшой город, районный центр Вологодской
области.
Вот как будто бы и все. Небольшой полузабытый эпизод отечественной
истории. Но так ли уж он мал? И есть ли вообще малое в истории народа?..
Мотивы, побудившие князя задержать механика и поэта, не вызывали
никаких сомнений. Но как сложилась судьба Владислава Умельца и Пересвета в
княжестве, подвластном воинственному Константину Ивановичу?.. Сумеем ли мы
приподнять завесу времени?
- А что, если с Локтевым посоветоваться? - спросил осторожный
Березкин. - Он же из тех краев.
Моему звонку Локтев обрадовался.
На квартиру Березкина он приехал веселый, доброжелательный. Примерил
шлем монгольского витязя, подивился чукотской трубке и прочим сувенирам и
сел у письменного стола под вечно летящей розовой чайкой...
Едва взглянув на письмо, Локтев изумленно вскинул брови:
- Да это ж мой дядюшка сочинил! Вот где родственник объявился!
Он расхохотался, а потом внимательно прочитал написанное.
- Не советую ехать, - сказал Локтев. - Старик хороший, но пре-ебольшой
чудак. Чуть свободная минута-бегом на озеро черепки собирать. Или колодец
роют- он уже там крутится. Есть там еще один такой же старикашка- Плахин.
Так они вдвоем на целый музей черепков натаскали...
- История родного края, - сказал Березкин.
- С этим кто ж спорит! Без них, может, и музея не было бы. Но я с ваших
позиций смотрю-откликаться или не откликаться, вот в чем вопрос... Про идею
Луки Матвеича я слыхал, конечно, но никаких же доказательств. Так,
фантазия...
А я думал о судьбе механика и гусляра, и еще я думал о другом, о
личном. Всем нам хочется больше, чем мы в силах, осуществить. Одним из
таких, едва ли выполнимых из-за множества иных хлопот желаний было у меня
желание побродить пешком по нашему русскому северу, посмотреть на его реки,
леса, деревни, послушать шум его ветра, полюбоваться низким неярким небом...
Несколько раз я намечал на карте маршруты, несколько раз ходил на вокзал
узнавать расписание поездов, но дела, те самые неотложные дела, перед
которыми отступает все остальное, неизменно мешали мне. Березкин продолжал
самозабвенно трудиться над расчетами, а я ходил по городским улицам и видел
мшистые болота, слышал крик журавлей в пепельном небе, улавливал горьковатый
залах мокрой древесной коры... И теперь давняя мечта сливалась со
стремлением проникнуть в историю полюбившегося края и, каким-то непонятным
образом, - с неясной еще мне судьбою двух неведомых людей, Владислава и
Пересвета, некогда прошедших по тем дорогам, на которые так и не довелось
ступить мне.
И я подумал, что вполне могу пока один съездить в Белозерск, не
отвлекая от работы Березкина, и на месте решить, стоит ли нам заниматься
хроноскопией.
Глава вторая
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг