дактилоскопическому анализу, и было установлено, что наряду с нашими
отпечатками пальцев сохранились отпечатки пальцев еще двух людей.
ГЛАВА ПЯТАЯ
в которой рассказывается, какие сведения сообщили нам из Иркутска, как
была организована первая, экспедиция хроноскопистов и что удалось нам узнать
в Иркутске о судьбе Розанова
О первых результатах расследования мы сообщили Данилевскому, а он
доложил о них на Президиуме Академии наук. Мы присутствовали на заседании и
высказали свои соображения о дальнейших планах. Наши предложения были
приняты, и через некоторое время в распоряжение хроноскопической экспедиции
предоставили самолет. Мы могли вылететь на Чукотку немедленно, но из-за
хроноскопа задержались почти на месяц. Кажется, я не говорил, что хроноскоп,
несмотря на сложность и почти невероятную чувствительность, по размерам
совсем невелик?... Проектируя его, Березкин сразу поставил целью сделать
хроноскоп, если так можно выразиться, портативным. Конечно, носить его с
собой в буквальном смысле слова никто из нас не мог, но перевезти на
самолете или автомашине можно было без особого труда. Однако за стенами
Института вычислительных машин хроноскоп нуждался в помощи некоторой
дополнительной аппаратуры. Монтаж ее и задержал нас в Москве.
Жалеть о задержке нам не пришлось. Во-первых, наступило лето. А
во-вторых... Во-вторых, мы получили неожиданные известия из Иркутска. Один
из сотрудников краеведческого музея, прекрасный знаток Сибири, которому
показали запрос Академии в городской архив, в частном письме сообщил нам,
что об экспедиции Жильцова он ничего не знает, но зато ему хорошо известно
имя Розанова - большевика и красногвардейца, сражавшегося за советскую
власть, против Колчака. Если это тот самый Розанов, который принимал участие
в экспедиции Жильцова, писал наш добровольный помощник, то о нем мы сможем
получить в Иркутске точные сведения.
Вот почему наш экспедиционный самолет, на борту которого был установлен
хроноскоп, совершил специальную посадку в Иркутске.
Энтузиаст-краевед встретил нас на аэродроме. Горисполком предоставил
нам машину (почему-то полуторку, видимо товарищи решили, что мы немедленно
перегрузим на нее хроноскоп), и наш помощник предложил поехать к Розанову.
Он сказал это так, как будто Розанов был жив.
- Нет, к сожалению, - ответил краевед, когда я переспросил его. - Жив
он только в памяти сибиряков.
Было еще очень рано, около шести часов утра; машина прошла по тихим
зеленым улицам Иркутска - и город остался позади. Дорога, описав дугу,
прижалась к Ангаре и больше не отходила от нее. Небо было затянуто
неплотным, но сплошным слоем облаков, а над темной быстрой Ангарой клубился
белый туман, и казалось, что река дышит, и дыхание ее - холодное, влажное -
долетает до нас. Я сидел в кузове между Березкиным и краеведом.
Разговаривать никому не хотелось. Машина проносилась мимо березовых с
примесью сосны лесков, мимо вытянувшихся вдоль реки селений, и я вспоминал,
что скоро на их месте раскинется новое водохранилище. Туман над рекой
постепенно рассеивался, и сквозь пелену проступали очертания темных рыбачьих
лодок. Машина попадала то в теплые струи воздуха, то в холодные, но
становилось все теплее, проглядывало солнце. Теперь мы хорошо видели
лесистые сопки по левому берегу Ангары, узкую полоску железнодорожного
полотна, прижатую к самой воде... Неожиданно река, а следом за ней и шоссе
сделали крутой поворот, и между двумя мысами показалась широкая светлая
полоска воды - Байкал.
Мы остановились в селе Лиственничном, и краевед повел нас на заросший
сосной и кедром склон сопки. Торная тропа круто поднималась вверх, и мы еще
издали заметили высокий белый обелиск, поставленный над братской могилой...
Среди многих имен, высеченных на мраморной доске, мы нашли знакомое нам имя:
С. С. Розанов...
- Он был членом Иркутского комитета РКП(б), - сказал краевед, - и одним
из руководителей восстания против колчаковцев. Погиб в январе 1920 года под
Лиственничным на берегу Байкала...
...Мы стоим, сняв шапки. Утренний бриз чуть колышет волосы. Байкал
затянут полупрозрачной голубой дымкой, он спокоен, величествен и прост. От
пирса уходит в голубую даль небольшой буксирный пароход... А у самого берега
лежит большое село с крепкими, надолго срубленными домами, и по длинной
улице движутся к школе маленькие фигурки детей...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
в которой экспедиция хроноскопистов благополучно прибывает на Чукотку,
убеждается, что на севере есть немало названий со словом "кресты", но о
Долине Четырех Крестов никто никогда не слышал, и все-таки находит эту
затерянную долину
В Иркутском городском архиве документально подтвердили все, что мы
узнали со слов краеведа о Розанове. Но полученные нами сведения относились к
последнему, вероятно самому славному, короткому периоду в жизни одного из
наших героев - к борьбе за советскую власть в Восточной Сибири. Сведения эти
подтверждали достоверность записок Зальцмана. Да, Розанов, вольный или
невольный участник полярной экспедиции Жильцова, был профессиональным
революционером, настоящим коммунистом и до конца жизни сохранил верность
своим идеалам. Он прожил трудную героическую жизнь и пал смертью храбрых в
бою с колчаковцами... Образ этого человека до конца прояснился, он стал
близок и дорог нам, но от решения основной задачи (узнать судьбу экспедиции)
мы были по-прежнему далеки.
Правда, появление Зальцмана в Краснодаре уже не удивляло нас, он спасся
не один, Розанов тоже добрался до крупных городов. Но что стало с
остальными? О какой таинственной истории пытался рассказать умирающий
Зальцман? Сохранились ли документы? Ни на один из этих вопросов мы
по-прежнему не могли ответить. Все наши помыслы сосредоточились на Долине
Четырех Крестов...
За три дня по сложной трассе мы долетели до Чукотки и приземлились на
аэродроме в селе Марково. Экспедицией нашей сразу же заинтересовались все
местные жители - и новоселы, и старожилы, но о Долине Четырех Крестов никто
никогда не слышал.
- Залив Креста знаем, - сказал нам начальник аэропорта. - Крестовый
перевал тоже. Но Долина Четырех Крестов... понятия не имею.
- На Колыме еще всякие "кресты" есть, - поделился своим опытом
марковский агроном. - Нижние Кресты, Кресты Колымские...
- Все не то, - ответили мы. - Наша долина находится в верховьях реки
Белой. Там должна стоять поварня...
- Это еще не примета, - возразили нам. - Мало ли поварен на севере!
- Много, - согласились мы. - Но по реке Белой их же не сотня... И
потом, нам известны координаты, мы знаем, где искать.
И мы начали поиски. На второй день самолет полярной авиации поднялся с
аэродрома и взял курс на север (мы не могли рисковать хроноскопом, и поэтому
наш самолет остался в Маркове, в аэропорту). Сначала мы летели над
болотистой Анадырской низменностью, испещренной цепочками небольших
тундровых озер, соединенных между собой протоками-висками, потом местность
стала выше, и самолет пересек неширокую холмистую гряду; сверху холмы
казались серыми, безжизненными, лишь кое-где на них зеленели пятна
стелющейся черной ольхи. Совершенно иная картина открылась нам, когда
холмистая гряда осталась позади. Теперь самолет шел над долиной реки Белой;
сильно извиваясь, то и дело меняя направление, река неспешно текла между
низкими берегами, заросшими лесами; они жались к реке, эти леса, и узкая
полоска их с внешней стороны оконтуривалась кустарниками; а дальше
расстилалась тундра - серая, заболоченная, с редкими пятнами снежников,
летующих в затененных местах.
Чем севернее забирался самолет, тем выше становились холмы вокруг
Белой, прямее долина реки, уже полоски прибрежных лесов; вскоре пилоту
пришлось набрать высоту: теперь под нами лежали горы, тоже серые и тоже с
редкими зелеными пятнами ольхи; пятен этих становилось все меньше, и,
наконец, они исчезли совсем; зато все чаще попадались белые летующие
снежники; они лежали в долинках, и из-под них вытекали ручьи; деревья
встречались лишь небольшими группами и с каждой минутой полета все реже и
реже. За все время я лишь однажды заметил кочевье оленеводов - несколько
островерхих яранг и загон для оленей - и один раз одинокое зимовье, как мне
показалось - пустое (дымок над ним не вился).
Штурман предупредил, что скоро мы выйдем в заданную точку.
- Смотрите в оба, товарищ Вербинин, - сказал он мне. - Не так-то легко
заметить с воздуха ваши кресты. - Он подумал и добавил:
- Если они вообще существуют.
Долина Белой становилась все уже. На севере отчетливо виднелись
вознесенные в поднебесье вершины Анадырского хребта. Больше всего меня
смущало то, что совсем исчезли галерейные леса; ведь в шифровке Зальцмана
упоминались левада и поваленный тополь; и хроноскоп так убедительно
изобразил нам все это... Я почувствовал на себе внимательный взгляд
Березкина и оглянулся; он выразительно приподнял брови и кивнул в сторону
окна. Очевидно, расстилавшаяся под нами картина смущала его не меньше, чем
меня...
Я еще раз посмотрел вниз и понял, что в указанной точке мы не найдем
Долину Четырех Крестов. Я пришел к такому заключению не потому, что вдруг
усомнился в точности астрономического определения - мы давно подозревали,
что оно лишь приблизительно указывает местоположение долины; привел меня к
нему физико-географический анализ местности. Северные ветры могли
беспрепятственно разгуливать по долине реки Белой, которая становилась все
выше и выше; тополя здесь выжить уже не могли. И я пришел к выводу, что
где-то поблизости должна находиться замкнутая почти со всех сторон, хорошо
защищенная от северных ветров горным хребтом небольшая долинка одного из
второстепенных притоков Белой, в которой и сохранился островок леса - быть
может, самый северный на Чукотке... Древесную растительность на севере губит
не холод, не жестокие морозы, как это обычно думают. В районах Верхоянска и
Оймякона, в пределах "полюса холода" северного полушария, где температура
опускается почти до семидесяти градусов мороза, растет тайга и деревья
чувствуют себя вполне нормально. Главная причина безлесья тундры в низких
летних температурах и в иссушении растений. Да, на севере растения нередко
гибнут от засухи, стоя "по колено" в воде. Очень опасны для деревьев
весенние ветры: деревья начинают пробуждаться от зимнего оцепенения, влага
испаряется, а новая не поступает, потому что почва еще не оттаяла и скована
мерзлотой... Но даже когда почва оттает - деревья могут погибнуть от засухи,
так как очень холодная вода корнями не усваивается; это называется
"физиологической сухостью".
- Прибыли, - сказал штурман.
Под нами расстилалась арктическая пустыня, и никаких признаков жизни
невозможно было заметить сверху. Я высказал штурману свои соображения и
попросил взять немного восточнее: насколько я мог судить. Анадырский хребет
там лучше защищал прилегающие к нему долины.
Самолет лег на новый курс и стал набирать высоту: зеленый оазис леса
все равно не ускользнул бы от нашего внимания.
Мой прогноз подтвердился: минут через двенадцать с большой высоты мы
разглядели темнеющее посреди серых гор пятно оазиса. Постепенно снижаясь,
самолет пошел к нему и начал кружить над маленькой, прижатой к массивному
склону хребта долинкой; к неширокой речке примыкал там крохотный клочок
леса, виднелась прямоугольная поварня, а по соседству белел снежник. Сверху
нам долго не удавалось разглядеть крестов, но при последнем заходе и
Березкин и я все-таки заметили один из них - наверное, самый высокий.
Никто не сомневался, что найдена Долина Четырех Крестов. Штурман
определил ее местоположение, нанес долину на карту, и мы полетели обратно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
в которой экспедиция хроноскопистов запрашивает и получает вертолет,
переносит на него хроноскоп и, после вынужденной задержки перебазируется в
район Долины Четырех Крестов, где и проводит первое рекогносцировочное
обследование, сразу приводящее к интересным находкам
Во время полета к Долине Четырех Крестов пилот и штурман, как
выяснилось, внимательно изучали местность и установили, что нигде поблизости
нет посадочной площадки, на которую смог бы приземлиться наш самолет с
хроноскопом. Это сразу же усложнило задачу. Первой нашей мыслью было
выброситься на парашютах без хроноскопа, произвести рекогносцировку в Долине
Четырех Крестов, а затем в походном порядке выйти к ближайшему населенному
пункту. Но летчики, вместе с нами обсуждавшие этот вариант, категорически
запротестовали и предложили запросить у руководства вертолет. Не очень
надеясь на успех, мы послали радиограмму в Анадырь и почти тотчас получили
ответ: один из вертолетов был выслан в наше распоряжение.
Несколько дней ушло у нас на монтаж хроноскопа и вспомогательной
аппаратуры в вертолете. Электронные машины - приборы, как известно, тонкие,
и мы с Березкиным натерпелись немало страха, прежде чем убедились, что
монтаж завершен благополучно и хроноскоп работает.
Мы уже готовились вылететь, как вдруг зарядили дожди. Рыхлые серые
облака спустились почти к самой земле, перекрыли все "небесные дороги", и
начальник аэропорта упорно не давал нам "добро". Что это было за мучение
сидеть в нескольких часах полета от заветной цели, тосковать, проклинать все
на свете и смотреть, смотреть, смотреть, как беспрерывно сочатся из облаков
тонкие дождевые струи, как набухают тундровые болота, а ручьи становятся все
полноводнее и полноводнее. На Анадыре стояли белые ночи, и круглые сутки все
было серо и уныло. Даже большущие мохнатые комары подохли с тоски - по
крайней мере они не появлялись.
Наконец, погода прояснилась. Мы вылетели рано утром и вскоре увидели
темный оазис леса посреди арктической пустыни.
Вертолет опустился в стороне от поварни, за снежником. Когда выключили
мотор и несущий винт, сделав последний оборот, неподвижно застыл в воздухе,
ничем не нарушаемая, безжизненная, как выразились мы, тишина обступила нас.
Испытывая легкое волнение, мы выбрались из вертолета и огляделись. За нашей
спиной, защищая долинку от ветров с Северного Ледовитого океана, монолитной
стеной возвышался Анадырский хребет; небо лежало прямо на его спокойных
округлых вершинах и, как козырьком, прикрывало и нас, и маленькую долинку с
снежником и левадой. Серые потоки щебня распадались у наших ног на мелкие
застывшие ручейки, и тут же рядом серебрились припавшие к земле пушистые
ивы, каждую из которых можно было накрыть двумя ладонями, цвела куропаточья
трава, тянулись к хмурому небу тонкие в зеленых чешуйках стебельки шикши,
белели причудливые, как кораллы, кустики ягеля - оленьего моха, а среди
камней виднелись проволочные мотки черного жесткого лишайника алектория.
По пути к поварне мы пересекли снежник; у меня было такое ощущение, что
снежник этот - часть внезапно застывшего озера; дул ветер, ходили по озеру
волны, а потом, как по мановению волшебной палочки, оно застыло, и волны
замерли с вознесенными вверх гребешками... Напуганные вертолетом
суслики-евражки вылезли из норок и тревожно свистели, глядя на нас.
Безыменный приток Белой, начинавшийся где-то на склонах Анадырского
хребта, был не очень глубокой, но зато широкой рекой. Над водой выступали
гладкие темные спины многочисленных валунов. Поварня стояла на левом берегу
реки, а небольшая тополиная рощица ютилась на правом.
Неподалеку от поварни мы и увидели четыре креста: три высоких и один
небольшой, похожий на обычный могильный крест. Два крайних, стоявших
особняком, сразу же показались нам очень старыми; еще издали заметили мы,
что черное потрескавшееся дерево иссечено ветрами, а внизу поземка
"подгрызла" кресты, и они вот-вот могли упасть. Никаких надписей на этих
крестах не сохранилось, а может быть их никогда и не было. Они возвышались
посреди арктической тундры, как безмолвные памятники всем, кто жил, боролся
и погиб на Севере. Наверное, их водрузили здесь еще во времена
землепроходчества над могилами павших товарищи по скитаниям, водрузили - и
ушли дальше, затерялись где-то в просторах Арктики, канули в небытие, а
кресты над безыменными могилами все стояли, широко раскинув черные
перекладины. А потом рядом с ними появилось два новых креста. На одном из
них, высоком, мы прочитали еще хорошо сохранившуюся надпись:
Жильцов Андрей Павлович. Русская полярная экспедиция. 1914-1916
Мы расследовали историю экспедиции, исчезнувшей сорок лет назад, и,
конечно, никого из ее участников не надеялись застать в живых. И все-таки,
когда на маленьком кресте мы с трудом разобрали имя астронома Мазурина, всех
нас охватила глубокая тоска, и руки сами потянулись к шапкам.
Низенькая старая поварня казалась глубоко вросшей в землю. Прежде чем
войти в нее, нам пришлось срыть грунт перед порогом; видимо, поварня уже
очень давно никем не посещалась...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг