Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
дактилоскопическому  анализу,  и  было  установлено,  что  наряду  с  нашими
отпечатками пальцев сохранились отпечатки пальцев еще двух людей.


                                ГЛАВА ПЯТАЯ

     в которой рассказывается, какие сведения сообщили нам из Иркутска,  как
была организована первая, экспедиция хроноскопистов и что удалось нам узнать
в Иркутске о судьбе Розанова
     О первых результатах  расследования  мы  сообщили  Данилевскому,  а  он
доложил о них на Президиуме Академии наук. Мы присутствовали на заседании  и
высказали свои  соображения  о  дальнейших  планах.  Наши  предложения  были
приняты, и через некоторое время в распоряжение хроноскопической  экспедиции
предоставили самолет. Мы могли вылететь  на  Чукотку  немедленно,  но  из-за
хроноскопа задержались почти на месяц. Кажется, я не говорил, что хроноскоп,
несмотря на сложность и  почти  невероятную  чувствительность,  по  размерам
совсем невелик?... Проектируя его, Березкин  сразу  поставил  целью  сделать
хроноскоп, если так можно выразиться, портативным.  Конечно,  носить  его  с
собой в буквальном смысле слова  никто  из  нас  не  мог,  но  перевезти  на
самолете или автомашине можно было без  особого  труда.  Однако  за  стенами
Института  вычислительных  машин  хроноскоп  нуждался  в  помощи   некоторой
дополнительной аппаратуры. Монтаж ее и задержал нас в Москве.
     Жалеть о  задержке  нам  не  пришлось.  Во-первых,  наступило  лето.  А
во-вторых... Во-вторых, мы получили неожиданные известия из  Иркутска.  Один
из сотрудников краеведческого  музея,  прекрасный  знаток  Сибири,  которому
показали запрос Академии в городской архив, в частном  письме  сообщил  нам,
что об экспедиции Жильцова он ничего не знает, но зато ему  хорошо  известно
имя Розанова -  большевика  и  красногвардейца,  сражавшегося  за  советскую
власть, против Колчака. Если это тот самый Розанов, который принимал участие
в экспедиции Жильцова, писал наш добровольный помощник, то о нем  мы  сможем
получить в Иркутске точные сведения.
     Вот почему наш экспедиционный самолет, на борту которого был установлен
хроноскоп, совершил специальную посадку в Иркутске.
     Энтузиаст-краевед встретил нас на  аэродроме.  Горисполком  предоставил
нам машину (почему-то полуторку, видимо товарищи решили, что  мы  немедленно
перегрузим на нее хроноскоп), и наш помощник предложил поехать  к  Розанову.
Он сказал это так, как будто Розанов был жив.
     - Нет, к сожалению, - ответил краевед, когда я переспросил его.  -  Жив
он только в памяти сибиряков.
     Было еще очень рано, около шести часов утра;  машина  прошла  по  тихим
зеленым улицам Иркутска - и  город  остался  позади.  Дорога,  описав  дугу,
прижалась к  Ангаре  и  больше  не  отходила  от  нее.  Небо  было  затянуто
неплотным, но сплошным слоем облаков, а над темной быстрой Ангарой  клубился
белый туман, и казалось, что река дышит, и дыхание ее - холодное, влажное  -
долетает  до  нас.  Я  сидел  в  кузове  между   Березкиным   и   краеведом.
Разговаривать никому  не  хотелось.  Машина  проносилась  мимо  березовых  с
примесью сосны лесков, мимо вытянувшихся вдоль реки селений, и я  вспоминал,
что скоро на их  месте  раскинется  новое  водохранилище.  Туман  над  рекой
постепенно рассеивался, и сквозь пелену проступали очертания темных рыбачьих
лодок. Машина попадала  то  в  теплые  струи  воздуха,  то  в  холодные,  но
становилось  все  теплее,  проглядывало  солнце.  Теперь  мы  хорошо  видели
лесистые сопки по  левому  берегу  Ангары,  узкую  полоску  железнодорожного
полотна, прижатую к самой воде... Неожиданно река, а следом за ней  и  шоссе
сделали крутой поворот, и между  двумя  мысами  показалась  широкая  светлая
полоска воды - Байкал.
     Мы остановились в селе Лиственничном, и краевед повел нас  на  заросший
сосной и кедром склон сопки. Торная тропа круто поднималась вверх, и мы  еще
издали заметили высокий белый обелиск, поставленный над братской  могилой...
Среди многих имен, высеченных на мраморной доске, мы нашли знакомое нам имя:
С. С. Розанов...
     - Он был членом Иркутского комитета РКП(б), - сказал краевед, - и одним
из руководителей восстания против колчаковцев. Погиб в январе 1920 года  под
Лиственничным на берегу Байкала...
     ...Мы стоим, сняв шапки. Утренний  бриз  чуть  колышет  волосы.  Байкал
затянут полупрозрачной голубой дымкой, он спокоен, величествен и  прост.  От
пирса уходит в голубую даль небольшой буксирный пароход... А у самого берега
лежит большое село с крепкими, надолго  срубленными  домами,  и  по  длинной
улице движутся к школе маленькие фигурки детей...


                                ГЛАВА ШЕСТАЯ

     в которой экспедиция хроноскопистов благополучно прибывает на  Чукотку,
убеждается, что на севере есть немало названий  со  словом  "кресты",  но  о
Долине Четырех Крестов никто никогда  не  слышал,  и  все-таки  находит  эту
затерянную долину
     В Иркутском городском архиве  документально  подтвердили  все,  что  мы
узнали со слов краеведа о Розанове. Но полученные нами сведения относились к
последнему, вероятно самому славному, короткому периоду в  жизни  одного  из
наших героев - к борьбе за советскую власть в Восточной Сибири. Сведения эти
подтверждали достоверность  записок  Зальцмана.  Да,  Розанов,  вольный  или
невольный  участник  полярной  экспедиции  Жильцова,  был   профессиональным
революционером, настоящим коммунистом и до  конца  жизни  сохранил  верность
своим идеалам. Он прожил трудную героическую жизнь и пал смертью  храбрых  в
бою с колчаковцами... Образ этого человека  до  конца  прояснился,  он  стал
близок и дорог нам, но от решения основной задачи (узнать судьбу экспедиции)
мы были по-прежнему далеки.
     Правда, появление Зальцмана в Краснодаре уже не удивляло нас, он спасся
не  один,  Розанов  тоже  добрался  до  крупных  городов.  Но  что  стало  с
остальными?  О  какой  таинственной  истории  пытался  рассказать  умирающий
Зальцман?  Сохранились  ли  документы?  Ни  на  один  из  этих  вопросов  мы
по-прежнему не могли ответить. Все наши помыслы  сосредоточились  на  Долине
Четырех Крестов...
     За три дня по сложной трассе мы долетели до Чукотки и  приземлились  на
аэродроме в селе Марково. Экспедицией нашей сразу  же  заинтересовались  все
местные жители - и новоселы, и старожилы, но о Долине Четырех Крестов  никто
никогда не слышал.
     - Залив Креста знаем, - сказал нам  начальник  аэропорта.  -  Крестовый
перевал тоже. Но Долина Четырех Крестов... понятия не имею.
     - На  Колыме  еще  всякие  "кресты"  есть,  -  поделился  своим  опытом
марковский агроном. - Нижние Кресты, Кресты Колымские...
     - Все не то, - ответили мы. - Наша долина находится  в  верховьях  реки
Белой. Там должна стоять поварня...
     - Это еще не примета, - возразили нам. - Мало ли поварен на севере!
     - Много, - согласились мы. - Но по реке  Белой  их  же  не  сотня...  И
потом, нам известны координаты, мы знаем, где искать.
     И мы начали поиски. На второй день самолет полярной авиации поднялся  с
аэродрома и взял курс на север (мы не могли рисковать хроноскопом, и поэтому
наш  самолет  остался  в  Маркове,  в  аэропорту).  Сначала  мы  летели  над
болотистой  Анадырской   низменностью,   испещренной   цепочками   небольших
тундровых озер, соединенных между собой протоками-висками,  потом  местность
стала выше, и  самолет  пересек  неширокую  холмистую  гряду;  сверху  холмы
казались  серыми,  безжизненными,  лишь  кое-где  на  них   зеленели   пятна
стелющейся черной  ольхи.  Совершенно  иная  картина  открылась  нам,  когда
холмистая гряда осталась позади. Теперь самолет шел над долиной реки  Белой;
сильно извиваясь, то и дело меняя направление,  река  неспешно  текла  между
низкими берегами, заросшими лесами; они жались к реке,  эти  леса,  и  узкая
полоска  их  с  внешней  стороны  оконтуривалась  кустарниками;   а   дальше
расстилалась тундра - серая,  заболоченная,  с  редкими  пятнами  снежников,
летующих в затененных местах.
     Чем севернее забирался  самолет,  тем  выше  становились  холмы  вокруг
Белой, прямее долина реки,  уже  полоски  прибрежных  лесов;  вскоре  пилоту
пришлось набрать высоту: теперь под нами лежали горы, тоже серые  и  тоже  с
редкими зелеными пятнами  ольхи;  пятен  этих  становилось  все  меньше,  и,
наконец, они  исчезли  совсем;  зато  все  чаще  попадались  белые  летующие
снежники; они лежали в  долинках,  и  из-под  них  вытекали  ручьи;  деревья
встречались лишь небольшими группами и с каждой минутой полета  все  реже  и
реже. За все время я лишь однажды заметил  кочевье  оленеводов  -  несколько
островерхих яранг и загон для оленей - и один раз одинокое зимовье, как  мне
показалось - пустое (дымок над ним не вился).
     Штурман предупредил, что скоро мы выйдем в заданную точку.
     - Смотрите в оба, товарищ Вербинин, - сказал он мне. - Не так-то  легко
заметить с воздуха ваши кресты. - Он подумал и добавил:
     - Если они вообще существуют.
     Долина  Белой  становилась  все  уже.  На  севере  отчетливо  виднелись
вознесенные в поднебесье  вершины  Анадырского  хребта.  Больше  всего  меня
смущало то, что совсем исчезли галерейные леса; ведь  в  шифровке  Зальцмана
упоминались  левада  и  поваленный  тополь;  и  хроноскоп  так   убедительно
изобразил  нам  все  это...  Я  почувствовал  на  себе  внимательный  взгляд
Березкина и оглянулся; он выразительно приподнял брови и  кивнул  в  сторону
окна. Очевидно, расстилавшаяся под нами картина смущала его не  меньше,  чем
меня...
     Я еще раз посмотрел вниз и понял, что в указанной точке  мы  не  найдем
Долину Четырех Крестов. Я пришел к такому заключению не  потому,  что  вдруг
усомнился в точности астрономического определения -  мы  давно  подозревали,
что оно лишь приблизительно указывает местоположение долины; привел  меня  к
нему  физико-географический   анализ   местности.   Северные   ветры   могли
беспрепятственно разгуливать по долине реки Белой, которая  становилась  все
выше и выше; тополя здесь выжить уже не могли. И  я  пришел  к  выводу,  что
где-то поблизости должна находиться замкнутая почти со всех  сторон,  хорошо
защищенная от северных ветров горным хребтом  небольшая  долинка  одного  из
второстепенных притоков Белой, в которой и сохранился островок леса  -  быть
может, самый северный на Чукотке... Древесную растительность на севере губит
не холод, не жестокие морозы, как это обычно думают. В районах Верхоянска  и
Оймякона, в пределах "полюса холода" северного  полушария,  где  температура
опускается почти до семидесяти  градусов  мороза,  растет  тайга  и  деревья
чувствуют себя вполне нормально. Главная причина безлесья  тундры  в  низких
летних температурах и в иссушении растений. Да, на севере  растения  нередко
гибнут от засухи, стоя  "по  колено"  в  воде.  Очень  опасны  для  деревьев
весенние ветры: деревья начинают пробуждаться от зимнего  оцепенения,  влага
испаряется, а новая не поступает, потому что почва еще не оттаяла и  скована
мерзлотой... Но даже когда почва оттает - деревья могут погибнуть от засухи,
так  как  очень  холодная  вода  корнями  не  усваивается;  это   называется
"физиологической сухостью".
     - Прибыли, - сказал штурман.
     Под нами расстилалась арктическая пустыня, и  никаких  признаков  жизни
невозможно было заметить сверху. Я  высказал  штурману  свои  соображения  и
попросил взять немного восточнее: насколько я мог судить. Анадырский  хребет
там лучше защищал прилегающие к нему долины.
     Самолет лег на новый курс и стал набирать высоту:  зеленый  оазис  леса
все равно не ускользнул бы от нашего внимания.
     Мой прогноз подтвердился: минут через двенадцать с  большой  высоты  мы
разглядели темнеющее посреди серых гор пятно  оазиса.  Постепенно  снижаясь,
самолет пошел к нему и начал кружить над маленькой,  прижатой  к  массивному
склону хребта долинкой; к неширокой  речке  примыкал  там  крохотный  клочок
леса, виднелась прямоугольная поварня, а по соседству белел снежник.  Сверху
нам долго не  удавалось  разглядеть  крестов,  но  при  последнем  заходе  и
Березкин и я все-таки заметили один из них - наверное, самый высокий.
     Никто не  сомневался,  что  найдена  Долина  Четырех  Крестов.  Штурман
определил ее местоположение, нанес долину на карту, и мы полетели обратно.


                               ГЛАВА СЕДЬМАЯ

     в которой экспедиция хроноскопистов запрашивает  и  получает  вертолет,
переносит на него хроноскоп и, после вынужденной задержки  перебазируется  в
район Долины Четырех  Крестов,  где  и  проводит  первое  рекогносцировочное
обследование, сразу приводящее к интересным находкам
     Во  время  полета  к  Долине  Четырех  Крестов  пилот  и  штурман,  как
выяснилось, внимательно изучали местность и установили, что нигде поблизости
нет посадочной площадки, на которую  смог  бы  приземлиться  наш  самолет  с
хроноскопом. Это  сразу  же  усложнило  задачу.  Первой  нашей  мыслью  было
выброситься на парашютах без хроноскопа, произвести рекогносцировку в Долине
Четырех Крестов, а затем в походном порядке выйти к  ближайшему  населенному
пункту. Но летчики, вместе с нами обсуждавшие  этот  вариант,  категорически
запротестовали и предложили  запросить  у  руководства  вертолет.  Не  очень
надеясь на успех, мы послали радиограмму в Анадырь и почти  тотчас  получили
ответ: один из вертолетов был выслан в наше распоряжение.
     Несколько дней ушло  у  нас  на  монтаж  хроноскопа  и  вспомогательной
аппаратуры в вертолете. Электронные машины - приборы, как известно,  тонкие,
и мы с Березкиным натерпелись  немало  страха,  прежде  чем  убедились,  что
монтаж завершен благополучно и хроноскоп работает.
     Мы уже готовились вылететь, как  вдруг  зарядили  дожди.  Рыхлые  серые
облака спустились почти к самой земле, перекрыли все  "небесные  дороги",  и
начальник аэропорта упорно не давал нам "добро". Что  это  было  за  мучение
сидеть в нескольких часах полета от заветной цели, тосковать, проклинать все
на свете и смотреть, смотреть, смотреть, как беспрерывно сочатся из  облаков
тонкие дождевые струи, как набухают тундровые болота, а ручьи становятся все
полноводнее и полноводнее. На Анадыре стояли белые ночи, и круглые сутки все
было серо и уныло. Даже большущие мохнатые  комары  подохли  с  тоски  -  по
крайней мере они не появлялись.
     Наконец, погода прояснилась. Мы вылетели рано утром  и  вскоре  увидели
темный оазис леса посреди арктической пустыни.
     Вертолет опустился в стороне от поварни, за снежником. Когда  выключили
мотор и несущий винт, сделав последний оборот, неподвижно застыл в  воздухе,
ничем не нарушаемая, безжизненная, как выразились мы, тишина обступила  нас.
Испытывая легкое волнение, мы выбрались из вертолета и огляделись. За  нашей
спиной, защищая долинку от ветров с Северного Ледовитого океана,  монолитной
стеной возвышался Анадырский хребет; небо  лежало  прямо  на  его  спокойных
округлых вершинах и, как козырьком, прикрывало и нас, и маленькую долинку  с
снежником и левадой. Серые потоки щебня распадались у наших  ног  на  мелкие
застывшие ручейки, и тут же рядом серебрились  припавшие  к  земле  пушистые
ивы, каждую из которых можно было накрыть двумя ладонями, цвела  куропаточья
трава, тянулись к хмурому небу тонкие в зеленых  чешуйках  стебельки  шикши,
белели причудливые, как кораллы, кустики ягеля  -  оленьего  моха,  а  среди
камней виднелись проволочные мотки черного жесткого лишайника алектория.
     По пути к поварне мы пересекли снежник; у меня было такое ощущение, что
снежник этот - часть внезапно застывшего озера; дул ветер, ходили  по  озеру
волны, а потом, как по мановению волшебной палочки,  оно  застыло,  и  волны
замерли   с   вознесенными   вверх   гребешками...   Напуганные   вертолетом
суслики-евражки вылезли из норок и тревожно свистели, глядя на нас.
     Безыменный приток Белой, начинавшийся  где-то  на  склонах  Анадырского
хребта, был не очень глубокой, но зато широкой рекой.  Над  водой  выступали
гладкие темные спины многочисленных валунов. Поварня стояла на левом  берегу
реки, а небольшая тополиная рощица ютилась на правом.
     Неподалеку от поварни мы и увидели четыре креста: три  высоких  и  один
небольшой,  похожий  на  обычный  могильный  крест.  Два  крайних,  стоявших
особняком, сразу же показались нам очень старыми; еще  издали  заметили  мы,
что  черное  потрескавшееся  дерево  иссечено  ветрами,  а   внизу   поземка
"подгрызла" кресты, и они вот-вот могли упасть.  Никаких  надписей  на  этих
крестах не сохранилось, а может быть их никогда и не было.  Они  возвышались
посреди арктической тундры, как безмолвные памятники всем, кто жил,  боролся
и  погиб  на  Севере.  Наверное,  их  водрузили   здесь   еще   во   времена
землепроходчества над могилами павших товарищи по скитаниям, водрузили  -  и
ушли дальше, затерялись где-то в просторах  Арктики,  канули  в  небытие,  а
кресты  над  безыменными  могилами  все  стояли,  широко   раскинув   черные
перекладины. А потом рядом с ними появилось два новых креста.  На  одном  из
них, высоком, мы прочитали еще хорошо сохранившуюся надпись:
     Жильцов Андрей Павлович. Русская полярная экспедиция. 1914-1916
     Мы расследовали историю экспедиции, исчезнувшей  сорок  лет  назад,  и,
конечно, никого из ее участников не надеялись застать в живых.  И  все-таки,
когда на маленьком кресте мы с трудом разобрали имя астронома Мазурина, всех
нас охватила глубокая тоска, и руки сами потянулись к шапкам.
     Низенькая старая поварня казалась глубоко вросшей в землю.  Прежде  чем
войти в нее, нам пришлось срыть грунт перед  порогом;  видимо,  поварня  уже
очень давно никем не посещалась...

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг