95".
- Ну чего ты там застрял?
- Кать...
- Ну чего?
- Кать, поздравь нас обоих. Полных, круглых, не знаю еще каких дураков.
- Что такое?
- До выхода недалеко. Только не возле села Мо-чилы. А возле
Метростроевского.
- Почему ты так уверен?
- Да потому, бль... Видишь значок? Это я сам его выкоптил. В тот самый
день, когда нас замуровали и Крот повел.
- О, господи. - Катя уселась на пол и, покачивая дитя, тоненько завыла:
- Нет, не-е-е-ет, до Мочил мы не дойдем, с голоду подохнем.
Миша поймал себя на странном самоубийственном желании со всего размаху
грохнуть фонарем по этой ни в чем не повинной глыбе. Нет, надо взять себя в
руки. Двух истериков подземная ловушка убьет вдвое быстрее, чем одного.
- Погоди, Кать, погоди, - он сел рядом, обнял ее, передавая ей с теплом
свою уверенность, основанную почти ни на чем. - Сколько времени прошло. Может
быть, те закупоренные входы уже откупорили. Или новые прорыли. Сколько сюда
туристов ходило. Не бойся, мы выйдем. Дошли же сюда.
Она всхлипнула и невидимо кивнула.
Неподалеку спокойно журчала невидимая река Стикс.
Миша Шмидт и Катя Зотова не слишком впали в истерику. Добравшиеся через
столько верст до тоненькой земной скорлупки, пленники мужественно расходовали
последние силы, чтобы увидеть самое главное в своей нынешней жизни - дневной
свет. Здесь они уже не плутали. А очень уверенно дошли до одного выхода, дошли
до другого и убедились, что бетонные пробки находятся на прежнем месте.
Шмидт в ярости выстрелил в одну из них, только зря перепугав ребенка.
Но в себя стрелять было рано.
- Мы выйдем, Кать, выйдем. Сейчас, погоди. Я вспомню. Погоди...
Все желания, вся жизнь, вся любовь Кати сосредоточились сейчас на этом
человеке по имени Михаил Шмидт.
- Да, мы выйдем. Придумывай.
- Пошли обратно.
- Куда?
- Не бойся, не в Систему Ада. А на речку эту, на Стикс.
В старых добрых и проклятых верхних пещерных ходах ничего не изменилось
с тех пор, как Крот увел отсюда пятерых горе-путешественников. Год прошел? Или
больше? Те же надписи на стенах, барельефы, тот же медленно гниющий мусор.
Похоже, лишь один человек побывал тут, пришедший, естественно, не снаружи, а
изнутри. В том странном Подземном переходе, где Миша впервые заметил фокусы со
временем, лишь проходя его во второй раз, они заметили труп человека.
Это был Владилен. Только один из тех, кого они встретили в Системе Ада
первыми. Почему-то у него даже сохранилась кожа в некоторых местах. Возле трупа
копошились три крысы, прыснувшие в стороны при свете фонаря.
Беглецы не стали задерживаться возле трупа, выяснять, что к чему.
Теперь у них было очень мало времени, но много решимости. Еда у них уже
кончилась. Сил на пребывание в подземелье больше не оставалось.
Они вновь оказались на берегу Стикса.
- Кать, я думаю, это наш последний шанс. Очень рискованный.
Она молчала. Она была готова уже на любой риск.
- Ты помнишь, что говорил Крот, когда мы тут сидели последний раз?
-Нет.
- А я запомнил очень хорошо. Он сказал, что ребята какие-то с
аквалангами тут нырнули и вскоре вынырнули в реке Осетр, на поверхности.
- Ну а мы что можем сделать?
- А мы можем проплыть это расстояние в бочке. В одной из тех, - он
посветил фонарем в малозаметную нишу. - Не смотри на меня, как на идиота. Я
сказал, что это последний шанс.
- Последний, - обреченно кивнула Катя и покрепче прижала к себе дитя.
Катя светила ему фонариком, а он действовал. Святая спасительная
интуиция возбудила смекалку, напомнила законы физики, которые Михаил и в
школе-то не помнил.
Сначала он измерил глубину реки. Понимая, что промокнуть все равно
придется, он решил пока не лезть в воду, а привязать к имевшейся у них веревке
камень. Глубина в трех местах оказалась подходящей - метра два. Затем Михаил
исследовал бочки. Зачем и когда они тут оказались - теперь трудно было сказать.
Но ведь существовали же тут рельсы и вагонетки. Существовала когда-то
промышленность.
Этих металлических совсем почти нержавых крашеных бочек было пять. Две
из них из-под чего-то горючего, солярки или бензина, с небольшими отверстиями
Шмидта не заинтересовали. Но три бочки закрывались простыми плотно притертыми
крышками.
Миша достал нож и откупорил первую из них. Катя посветила внутрь. Бочка
наполовину была полна чем-то вроде намертво засохшей краски уже непонятного
цвета. Вторая тоже. Но третья - о, везение, - имела засохший слой лишь на самом
дне. В ней вполне могли поместиться двое взрослых и один младенец.
- Миш, а как мы поплывем в бочке?
- Ты что, Пушкина не читала? "Сказка о царе Салтане".
- Но... сказка. Она же утонет.
- Полая бочка не утонет. А с нашим весом только притопится. А течением
нас, я надеюсь, вынесет. Хватило б только воздуха.
- Сумасшедший мой, - вздохнула Катя.
Теперь необходимо было проверить - не имеет ли бочка дыр, чтобы
действительно не потонуть сразу. В пещере это было сделать легко, Миша сразу
догадался. Оттащив бочку на удобное место на берегу, откуда он решил
стартовать, он перевернул ее, здоровенную, но не слишком тяжелую, кверху дном и
залез внутрь с фонарем.
- Кать, осмотри ее внимательно со всех сторон, - прогудел он оттуда. -
Видишь где-нибудь свет?
- Нет, не вижу. Только снизу. Но бочка неровно стоит.
- Очень хорошо.
- Миш, а как мы плотно закроемся изнутри? Взяв у него фонарь, она
посветила ему в лицо. Он не дал на нем изобразиться даже задумчивости. Только
твердой уверенности.
- Изнутри? А вот как. Надо сделать две дырки и пропустить через них
веревку.
Металл оказался добротным. Он бил по крышке лезвием ножа. Приставив
нож, бил камнем по его рукоятке. Бесполезно.
- Какой же я идиот, - вдруг воскликнул Шмидт. - Пистолет!
Он прислонил крышку к стене. Нацарапал на ней камешком места для
отверстий.
- Свети, Кать. Только близко не стой. Вдруг рикошет.
Достал "беретту", драгоценный последний подарок Зотова, прицелился
сантиметров с тридцати. Через две секунды две аккуратные дырочки были готовы.
Веревка не совсем плотно проходила через дырки, оставалась крошечная
щель.
- Ничего, - сказал Шмидт. - Будет воздух проходить - хоть какая-то
вентиляция. А если вода - пальцем заткну.
Полчаса мы, наверное, выдержим. А дальше задохнемся или захлебнемся.
Только полчаса. Вслух он этого не говорил. Но Катя подумала то же самое.
Миша установил их чудовищное судно на самом краешке берега. Достаточно
было малейшего толчка, Чтобы обрушиться в холодную черную воду. С трудом
приподняв подругу, он помог ей забраться внутрь. Подал ей накормленного и пока
заснувшего ребенка. Ванечку, имевшего самое трудное в мире младенчество.
Оставшиеся чистые пеленки Катя спрятала себе под одежду.
Михаил сунул нож в сапог. Пистолет - за пояс. У Кати в руке был фонарь.
Второй, с уже сильно подсевшими батарейками, они оставили в пещере вместе с
пустым вещмешком. Бог даст, они увидят дневной свет и больше никогда не будут
пользоваться фонарями. Даже если на улице самая глухая и пасмурная ночь, она
все равно, Миша твердо знал это, будет выглядеть как праздничная иллюминация по
сравнению с абсолютной пещерной тьмой.
Навеки осталась в пещере и ее не совсем точная карта.
Чтобы не столкнуть бочку раньше времени и она не укатилась в другую
сторону, Миша с одной стороны подложил к ней большой камень. Оперевшись на
него, очень осторожно забрался внутрь. Потянув за веревочную петлю, плотно
закрыл крышку над своей головой.
Его колени уперлись в Катины. В бочке сразу стало душно. Но пахло не
старой краской, а живыми, давно не мытыми человеческими телами. Катя оставила
фонарь включенным.
- Ну, с богом, - прошептал Михаил. - Вынесет.
- Я люблю тебя, - скороговоркой ответила Катя. Миша больно уперся
коленями в колени подруги, привстал на несколько сантиметров, коснувшись
головой крышки, чуть наклонился вперед и резко откинулся на спину.
Зависнув на мгновение на ребре, бочка шумно рухнула в воду. Глухо
ударилась о дно. Люди внутри оказались на головах. Нещадно пихая Катю, Михаил
задергался внутри, и бочка плавно перевернулась на собственное днище. Оно
заскреблось обо что-то в одном месте, потом в другом. Кажется, бочка двигалась.
"Ура" завопил один младенец и вопил не переставая. Звук этот в тесной
бочке просто оглушал, но взрослые не обращали на него внимания. Теперь
закончилось царство вечной тишины.
В щели пулевых отверстий сразу посочилась вода. Михаил стал затыкать их
сначала пальцами, потом привстал и закрыл одну из нихголовой. За шиворот
потекли ледяные струйки, но медленно, слава богу, медленно.
- Кать, затыкай головой дыру! - перекричал он младенца.
Бочка страшно скрежетала, опрокидывалась то в одну, то в другую
сторону, вертелась, но волоклась благословенным течением, тащилась на ни с чем
не сравнимую волю.
Уперевшись руками в железные стенки, Миша постоянно ее раскачивал. И
бочка тащилась, не застревая нигде.
Ребенок истошно орал, мужчина и женщина обливались потом, задыхались от
недостатка быстро убывающего кислорода, но они улыбались. Они были готовы и
умереть с улыбками на лице. Потому что не сдались. Потому что попытались
вырваться на свободу, даже с грузом убийств на душе.
Но вот всякий скрежет прекратился. Железная бочка больше не касалась ни
дна реки Стикс, ни пола, ни потолка. Бочка плыла. В ушах страшно заломило.
Потом стало легче. Холодная вода перестала течь за шиворот.
Михаил присел, задирая голову кверху. Катя догадалась выключить фонарь.
В микроскопическую щель между веревкой и краешком отверстия пробивался ярчайший
дневной свет.
ГЛАВА 16
Шмидт напрягся, уперся головой в крышку и с криком вытолкнул ее.
Настоящий невероятный свежий воздух ворвался внутрь.
Одновременно бочка накренилась, и в нее мощно хлынула вода. Не успев
даже сориентироваться, где ближайший берег, Миша уперся в края бочки и
выпрыгнул из нее, успев следующим движением рук подхватить Катю под мышки.
Бочка спасения, булькнув, ушла на дно.
На берегу не нашлось свидетелей, в полном недоумении пронаблюдавших бы,
как неизвестно каким образом посреди холодной реки вдруг вынырнули двое людей,
да еще с грудным младенцем. Но отчаянный торжествующий крик дважды рожденного
Ивана разразился над округой. "Надо же, - возможно подумал местный житель с
самым острым слухом, - на улице погода - хороший хозяин собаку не выпустит, а
они с детьми гуляют".
Но они не гуляли, они почти тонули. Сморгнув воду с ресниц, Миша
сообразил, какой берег ближе, перевернулся на спину и заработал ногами, не
отпуская свою женщину. Катя поняла, что тоже может работать ногами. Она успела
сразу наглотаться воды, но поднятый ею на вытянутых руках младенец был хоть и
мокрым, но свободно дышал.
Мгновенно намокшая одежда и обувь тянули вниз. По счастью, это был не
океан, а всего лишь река Осетр.
Вскоре Михаил ощутил твердое дно. Он схватил за волосы Катю и вытащил
ее на себя.
Они тяжело выбрались на небольшой пляж, не оставляя времени для
раздумий и восхищений, стали быстро, оскальзываясь, хватаясь за остатки травы,
кустов, подниматься по крутому береговому склону. Потому что благодатная
пресветлая поверхность земли встретила их отнюдь не чаемым теплом и летом, а
мокрым снегом. Пейзаж был осенний, ноябрьский. Значит, пробыли они в пещере
никак не меньше года.
После всех пережитых опасностей им, мокрым до нитки, в том числе и
младенцу, теперь грозила тривиальная смерть от простуды. Температура воздуха
была не выше ноля.
Поселок Метростроевский находился на другом берегу. Оставляя за собой
на непрочной снежной пленке мокрые следы, они побежали под гору к мосту. В
сапогах хлюпала невероятно холодная вода.
Миша принял из рук Кати испуганно вытаращившего глазки ребенка.
- В пы-пы-первый же дом. Должны пустить, - выговорил мужчина. Челюсти
плохо слушались.
Ему хотелось встретить добрую жалостливую русскую женщину, дом с теплой
печкой, с кружкой горячего чая, с ломтем теплого ароматного настоящего хлеба.
Ему все-таки казалось, что поверхность земли будет добра к ним и хорошо
встретит любимцев жестокой судьбы, надолго разлученных с нею.
На счастье, такую женщину в пуховом платке, в непромокаемом плаще, с
сумкой, из которой выглядывал кирпич свежего белого хлеба, им послало
провидение, едва они пересекли гулкий деревянный мост.
- Пы-пы-помогите, - только выговорил Михаил.
- Ой, батюшки! - всплеснула сумкой женщина. - В реку провалились? С
дитем?
- Да. Хуже чем провалились.
- Ну пошли скорей ко мне. Тут рядом. Вся земля, казалось, крупно
тряслась от холода. Дрожали дома, дрожали провода над ними, голые деревья, даже
разъезженная тракторами грязь обочины дороги, на которой быстро умирали мокрые
снежинки. Только милиционер в серой куртке с поднятым воротником и в фуражке в
целлофановом футляре стоял, как ни в чем не бывало, с красными ушами и провожал
мокрых незнакомцев с ребенком долгим взглядом.
Они очень торопились, и чужой диалог быстро угасал в слышимости за их
плечами.
- Здорово, Генк! - К магазину почти уверенно приближался заросший
недельной щетиной мужичок.
- Опять за бухлом? - спросил милиционер. - Завязывай, Митяй. Плохо
кончишь.
- Дак выходной же. Чего ж? Ты мне, Генк, одно скажи: какое сёдни число?
- Ты, блин, достал уже. Четвертое ноября.
- А год?
- Девяносто пятый, блин.
Миша даже остановился, оглянулся на пьяного и милиционера, помотал
головой, отгоняя странное наваждение дежа вю. Как так девяносто пятый? Что за
бред?
- Прощай, еврейка Са-ара, были твои губы... - весело и кое-как запел
мужичок от счастья, что еще живет в стране Ельцина и Меладзе.
Громко топая, шугнув по дороге залившегося лаем цепного пса, хозяйка
ворвалась в свой дом.
- Николай! Таня! - закричала она с порога командным голосом.
На зов первой явилась девочка лет тринадцати в пестром домашнем
халатике.
- Таня, беги к тете Гале Маркеловой. Пусть придет поможет. Видишь вот -
люди с грудным младенцем в реку провалились. Может, уколы какие или спирту
растереть... Николай! Спишь, что ли?
Девочка быстро влезла в резиновые сапоги, накинула куртку и убежала,
успев испуганно и любопытно взглянуть в лицо орущему ребенку. В крепкой,
добротной избе было упоительно тепло. Со спасенных обильно текла вода пополам с
грязью на чистые половики и деревянный крашеный пол.
- Ой, мы тут у вас натоптали, - наконец подала голос Катя.
- Ай, господи, - отмахнулась хозяйка, уже чем-то гремя на кухне. - Дитё
надо спасать. Да я вас тоже. Чай не лето, ноябрь, а вы в реку провалились. -
Она уже успела притащить откуда-то пластмассовую детскую ванну, подкинуть в
печь дров. - Скидывайте с себя все и проходите сюда. Николай, твою мать, да
вставай же! Уж вечер скоро. Проходите, проходите, не стесняйтесь. Галя, она как
раз детская медсестра, сейчас... Да Николай!..
Вышел и заспанный хозяин - рослый лысый мужчина.
- Чего это?
- Чего, чего. Не видишь? В реку люди провалились с дитём.
- Да баню им надо растопить. Не остыла еще с утра.
- Ой, верно. Давай быстрее!
Пока нагревалась баня, пока прибежала медсестра Галя Маркелова,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг