пробурчал Три Ножа.
Ожерелье шумно вздохнул, будто только что пробудился от глубокого сна.
- Что? - переспросил он.
Три Ножа хмыкнул.
- Грести не будут, сам по одному за борт повыкидываю. И глоток резать
не буду, акулы и так сожрут.
- Тебя не поймешь, Три Ножа: сначала ты одно долдонишь, а после
другое, - сказал Ожерелье.
Баллистер звучно зевнул:
- Не надо меня понимать. Давай лучше что-нибудь делать, а то они вконец
озвереют от страха.
Фризружская матросня с угрюмым видом следила за нами, тихонько
переговариваясь между собой.
- Ха! - крикнул Ожерелье, хрустнув пальцами. - Братца бы сюда...
Он повернулся к фризругам и крикнул:
- Эй, вы! Слушайте! Есть среди вас тот, кто говорит по-нашему?
От тех вышел вперед плечистый малый в кольчуге.
- Я понимаю, - крикнул он.
Смешно они разговаривают, фризруги-то, как птахи чирикают.
Ожерелье почесал нос и снова закричал матросне:
- Мне вы можете не верить, но светлому магу верить должны. Сюда на двух
кораблях идут темные маги. Если мы отсюда вовремя не уберемся, то жарко
будет всем: и нам, и вам. Я не хочу терять времени на стычку, нам лишняя
кровь тоже ни к чему. Считайте, вы нам платите за то, чтобы убраться отсюда
подобру-поздорову. А чтобы вы нас не опасались почем зря, мы оставим вам
оружие. С условием: из ножен не вынимать. Обещаем делать то же самое. Тот,
кто нарушит это условие, после общего суда будет повешен независимо от того,
кто он - Сын Моря или матрос. Согласны?
Фризруги стали совещаться. Совещались они недолго, потом толмач
крикнул:
- Согласны!
Ожерелье с удоволетворением кивнул.
- Ладно, капитан, я возвращаюсь на "Касатку", - сказал Три Ножа. - С
Руду надо потолковать и с остальными.
- Ага, дуй, - согласился Ожерелье. - А я с хабаром пока разберусь.
- А-а, думаешь запрячь этих отпрысков медузы? - протянул баллистер.
- От тебя, Три Ножа, ничего не утаишь, - буркнул Ожерелье.
Я разрядил самострел, сунул болт в короб, болтающийся на бедре, и
отпустил натянутую тетиву. Тетива коротко хлопнула. Три Ножа свистнул своих
гребцов. Они вытолкнули шлюпку на воду и поочередно попрыгали в нее.
Ожерелье подтолкнул меня и сказал:
- Пошли.
Мы направились к лодье. Фризруги что-то оживленно тиликали по-своему.
Когда мы приблизились к ним, они сразу замолкли и подались назад. Мы прошли
мимо. Они потоптались на месте и потихоньку потянулись за нами. Судя по их
рожам, уверения Зимородка о помощи с из стороны все равно что мираж над
морем. Ничего, Ожерелье заставит их вкалывать как миленьких.
Обшивка борта на лодье на солнце высохла, и дерево покрылось сетью
мелких трещин. Рядом с ней на песке валялось несколько свежесрубленных
стволов. Понятненько... Хотели, значит, залатать пробоину и стащить лодью на
воду, а там уж и мачты поставить. Да не успели, однако, - тут и мы с магом
им на головы свалились.
Ожерелье только мельком заглянул в дыру и обернулся к матросне,
топавшей за нами по пятам. Те враз остановились, будто натолкнулись на
стену.
- Кто старший-то будет? - громко спросил Ожерелье.
Вперед выбрался все тот же плечистый в кольчуге.
- Кто ты? - поинтересовался Ожерелье.
- Кормчий я, - ответил он.
- Как звать?
- Юрьюс.
- Угу, - буркнул капитан. - Шлюпки целы?
- А то не видишь? - огрызнулся фризруг.
- Не шуми, - кратко посоветовал ему Ожерелье. - Что маг сказал, то
делать и будем - нравиться тебе это или нет. Снимайте шлюпки с лодьи и
тащите их к воде, а потом начнете разбирать барахло.
- Ладно, - тяжело вздохнул плечистый, у него это прозвучало как
"льядьнё", и яростно сплюнул себе под ноги. - Если б не маг...
- ...то лежать бы вам на песке всем до единого, - ледяным голосом
закончил за него Ожерелье.
Фризруг аж задохнулся. Ожерелье терпеливо ждал, пока он перестанет
хватать ртом воздух. Мне стало скучно: чего это капитан с ними тетешкается?
Зимородок же сказал им, что делать надо? А то стоят как стадо баранов перед
воротами на бойню. Ожерелье тем временем отослал Щербатого и Гилда на лодью
разведать, что и как. Мне тоже захотелось с ними, но и посмотреть, чем
закончится припадок плечистого Юрьюса, я тоже был не прочь. Матросня
заволновалась, когда наши стали карабкаться наверх.
- Что галдите? - рявкнул Ожерелье. - Ваших грошей нам не надо.
Спускайте шлюпки!
Плечистый толмач-кормчий от злости заскрипел зубами. Он повернулся к
своим и что-то проорал по-фризружски. Они медленно побрели выполнять
приказание. Кормчий посмотрел им в спины, снова с ожесточением сплюнул и
нехотя обратился к Ожерелью:
- Эй, ты! Как тебя звать? Не пиратом же мне тебя кликать...
- Звать меня Ожерелье, - ответил капитан. - А называть меня ты,
кормчий, будешь капитаном.
Фризруг отшатнулся, побелел лицом и выкатил глаза.
- Ожерелье? - переспросил он севшим голосом.
Капитан ухмыльнулся:
- А что? Маг не говорил?
Мы довольно заржали. Знают Ожерелье на Теплом Море, тут уж никуда не
денешься. Даже плата за его голову назначена отдельная. Время от времени нас
пытаются ловить: то Атена снарядится, то из Тебай охоту объявляют, ну и
Архипелаг от них старается не отстать. Только без толку все это - мух
сапогом ловить и то проще. Плечистый толмач совсем сник. И поделом: не
будешь пасть раскрывать, когда не просят.
- Тихо! - вдруг ни с того ни с сего взревел Ожерелье. - Хватит ржать!
Давайте с ними. А ты, - глянул он на меня, - заберись куда-нибудь повыше,
чтоб все было видать как на ладони, и смотри в оба...
Мне только этого и надо было, я уж себе и место присмотрел удобное - не
впервой ведь, частенько приходится на часах сидеть. Я закинул самострел на
плечо и поторопился вслед за понурыми спинами, увязая в песке чуть ли не по
щиколотку. Не завидую я им: по эдакой жарыни да по песку валтохаться. Ну,
ничего, если жить хотят, то побегают. Когда я прошлепал, отдуваясь, мимо
них, кто-то из матросни вполголоса обложил меня за милую душу, по-нашенски,
по-родному. Я от неожиданности даже споткнулся и вмиг рассвирепел - это ж
надо, а? Да ежели б не Зимородок, то...
Разбитая лодья, накренившись, лежала на левом борту кормой к морю. С
правого борта свисали два веревочных трапа. Я уцепился за шершавые веревки и
вскарабкался по ним. В раскрытом люке трюма, свесив ноги вниз, сидел
Щербатый. Увидев меня, он оскалил в улыбке гнилые зубы.
- Много? - поинтересовался я.
Он в ответ расплылся еще шире и развел руки в стороны, показывая - во
сколько!
Я сжал кулак, вытянув при этом большой палец вверх, и показал ему.
Щербатый довольно заухал. Ну а я полез дальше на грот, добрался до реи и
уселся на нее, уперевшись в остатки мачты спиной. Прямо над моим теменем
было место надлома, а остальная часть грот-мачты косо уходила вниз,
воткнувшись верхушкой в песок. Они ее даже обрубить не смогли, чувствуется,
что шторм, в который попала лодья, был не из слабых. Фок-мачта выглядела не
лучше. И тут до меня дошло: мы же в бухте! Бухточка хоть и небольшая, но от
шторма в ней укрыться можно запросто да и ломаные мачты срубить долой. Не в
буре, видать, дело, а в чем-то другом. Неужто на волну напоролись?! Когда
Старец трясет морские глубины, то поднимаются громадные волны, такие, что,
кажется, до неба достают. Видел я однажды, как такая волна рыбацкую
деревушку смыла. Хлоп - и нет! В открытом море она, волна эта, не страшна, а
вот у берега - хуже не бывает. Я завертелся на месте, оглядывая пляж. Ну,
так и есть! И как сразу не заметил-то! Эвона сколько водорослей по берегу
валяется, а песок уже успел просохнуть, будто ничего здесь и не было.
Громкий деревянный стук внизу наряду с громкими выкриками привлекли мое
внимание. Три шлюпки с лодьи тащили волоком к воде, четвертая, видать,
разбилась. Я посмотрел на "Касатку". Сид должен быть сейчас в гнезде. Я
встал на рею, достал из-за пазухи два платка, красный и ярко-желтый, и
просигналил. Он тут же ответил. Порядок. От "Касатки" к берегу шла шлюпка. Я
поискал глазами Ожерелье. Капитан стоял у раскрытого трюма, он наклонился,
заглядывая вниз. Я вложил два пальца в рот и свистнул. Ожерелье поднял
голову.
- Капитан! - закричал я. - С "Касатки" шлюпка идет.
- Кто в ней? - спросил он.
Я прикрылся от солнца ладонью и прищурился. Вода слепила почище
солнышка. Но только два человека на "Касатке" были такого роста: кормчий да
Крошка. Легкая, дырявая тучка закрыла сияющее светило. Я разглядел блик на
бритой голове Три Ножа.
- Три Ножа возвращается, - крикнул я капитану. - С ним Крошка. А больше
не вижу.
Ожерелье отер шею ладонью. Он так и не снял кирасы.
- Понял, - ответил он.
Я снова принялся глазеть по сторонам, и тут меня словно что-то
кольнуло. Я насторожился и принялся осматривать окрестности с большим
тщанием. Ничего. Но какое-то нехорошее чувство не отпускало меня. Я вернул
взгляд на палубу лодьи. Неприятное ощущение усилилось. На палубе тоже вроде
ничего особенного не творилось. Со мной такое происходит не впервые, и ни
разу еще меня это предчувствие не обманывало. Я стал ждать.
Он появился на палубе с увесистым узелком на плече. Я сразу сообразил,
кто он. Корабельный ворожей с лодьи. (Это Зимородок - маг, а все остальные
для меня теперь ворожеи, и только.) Длинная рубаха из выцветшей, когда-то
синей ткани топорщилась на его спине. Он вынырнул из дверцы, ведущей в
кубрик, и остановился, притопывая ногой по палубе.
Я смотрел на него, и внутри у меня все клокотало. Он почувствовал мой
взгляд. Я вовремя спохватился и принялся вертеть головой, будто мне, кроме
как до леса на ближайших склонах, до всего остального и дела-то нет. А сам
внутри себя всем богам молюсь, -только бы не заметил чего. Он ведь, может, и
не чета Зимородку, но все-таки маг... Тут я вспомнил, что я тоже маг, и
сразу мне полегче стало, и вспомнил, как мне раньше удавалось магов дурить,
тех, которые у нас на "Касатке" бывали. После того как я припомнил те две
шутки, какие я с последним отмочил, тем самым, что получил болт из
самострела аккурат в переносицу, так и вообще приободрился. Этот ведь
корабельный тоже небось недоучка какой-нибудь.
Капитан, будто его моя внутренняя возня затронула, вдруг вздрогнул
спиной и медленно повернулся. Ворожей с лодьи топтался по палубе, прилаживая
свой узел на плече. Ожерелье подозвал его к себе. У меня перехватило
дыхание, но... ничего особенного не произошло. Ожерелье крикнул толмача,
переговорил через него с ворожеем и отпустил его. Но нехорошее предчувствие
меня не отпускало. Буду за ним следить, пообещал я себе, да и Зимородка
стоит предупредить.
- Даль, - позвал меня снизу Ожерелье. - Зимородка не видать?
Я оглядел берег.
- Не-а, - отозвался я. - Не видно.
Солнышко ползло по небосводу, а я сидел и жарился на гроте. Ожерелье
потрошил лодью основательно, видать, рыжий купчина не шкурами дохлых собак
торгует. Может, он пряности вез? Вот было бы круто! Пряности-то на вес
золота. Я смотрел на это дело сверху, обливаясь потом, а каково было в
эдакое пекло таскаться, увязая в песке, с тюками на спинах? Возле лодьи в
теньке выставили бочку с пресной водой, и время от времени кто-нибудь
подходил к ней, чтобы вылить себе ковшик-другой в глотку и на голову. Когда
бочка опустела, Ожерелье отрядил несколько человек за водой. На лодье
отыскалась небольшая тележка, на которую помещалась небольшая бочка. Двое
впряглись в телегу вместо волов, но этого оказалось мало из-за песка,
понадобились еще двое.
Когда они приволокли первую бочку свежей родниковой воды, мне
показалось, что веяние прохлады добралось и до меня на мачту. Хоть я и
устроил себе нечто вроде навеса из собственной рубахи, все равно пара-другая
глотков свежей родниковой водички мне бы совсем не повредила. У бочки сразу
выстроилась очередь, и возня с грузом на некоторое время прервалась. Когда
привезли вторую порцию из родника, первая бочка была уже высосана насухо.
А потом случился небольшой бунт. У кого-то из матросни то ли кровь
носом пошла, то ли удар от жары приключился. Короче, собрались они вместе,
бросили тюки таскать и стали возмущаться. Они с самого начала были
недовольны происходящим, а тут повод нашелся. Страсти потихоньку начали
накаляться. Я со своего места слушал маловразумительные вопли, громкие и
негодующие, а сам посматривал на ворожея с лодьи, который в махании руками
наряду с ором тоже был не из последних. Ожерелье сообразил, что сейчас с
матросней каши не сваришь, и прекратил облегчать трюмы купца, пока не спадет
зной. Несколько подуспокоившись, эти крабьи объедки с лодьи поползли
прятаться в тень, отбрасываемую судном. Они устраивались там вповалку с
недовольным бурчанием. Я заметил на себе пару осторожных взглядов. Ну,
смотрите, смотрите... Самострел-то я снова зарядил, как только на мачту
взобрался. А стрелять я из него могу: с пятидесяти шагов дощечку размером с
ладонь болтом в самом центре раскалываю. Когда "Касатка" в заветном устье
стоит, про которое ни одна живая душа, кроме своих, не знает, там у меня
самострел самое лучшее развлечение после ножа. Натягивать тетиву на нем,
правда, попотеть приходится, но я наловчился управляться с воротом так, что
лучнику только самую малость в скорости уступлю.
Разгрузка была прекращена. Матросня валялась на песочке в тени, наши с
Ожерельем и Три Ножа устроились на палубе и попивали себе из кувшинчика
холодную родниковую водицу, а я торчал на мачте как пугало на огороде с
самострелом под мышкой, постепенно стекая в собственные сапоги тонкими
струйками пота. Капитан наконец-то вылез из кирасы и теперь блаженствовал. Я
смотрел на него и завидовал самой черной завистью. Эх, сейчас бы в море
окунуться...
Разные мысли бродили у меня в черепушке хороводом, но каким-то краешком
я все время был направлен туда, где находился встревоживший меня ворожей с
лодьи. Чем он мне не показался, я сам не мог понять. Сейчас я его не видел,
борт лодьи укрывал его вместе с остальными фризругами от моего взгляда. Я
старался не упускать из виду ничего: ни место, где прятались от жары
матросы, ни наших на палубе, ни берег, ни "Касатку", ни шлюпки, черневшие на
желтизне песчаного пляжа. Я сидел потный, злой, взвинченный, как на иголках.
Сам не знаю почему. И не удушающий зной был тому причиной. Вдруг я поймал
себя на том, что в мыслях крою нашего капитана почем зря. И за что? За то,
что он вообще в это дело ввязался, в эти пять тысяч колец на долю. И крою
почище, чем Три Ножа и палубный. Ох, не к добру все это... Я обмер весь и
как будто в пустоту провалился. Что за чушь в башку лезет? Откуда?
Движение на краю леса, которое я уловил краем глаза, отвлекло меня от
сумятицы в мыслях. Я повернулся и увидел, как меж редких деревьев, пустивших
корни в песчаный грунт, мелькает человеческая фигура. Человек вышел из-за
дерева и направился к лодье. Это был рыжий купчина, ушедший вместе с
Зимородком. Возвращался он один, светлого мага с ним не было. Купец не
торопился, он шел, часто утирая лоб рукавом темно-зеленого кафтана. Золотая
цепь, поблескивая, прыгала у него на груди.
- Эй, на палубе... - просипел я и поперхнулся. Вот в глотке-то
пересохло, уж и голос потерял.
Но они меня все равно услыхали. Три Ножа отвлекся от болтовни с
Ожерельем и обратил на меня взгляд. Я сглотнул, пытаясь промочить горло
остатками слюны. Испепели меня огонь небесный, рот мой был сух, как... уж не
знаю как, но язык мой был похож на кусок неошкуренной доски.
- Купец идет, - сообщил я тем же сиплым шепотом.
Хвала баллистеру, тот сразу все понял. Он подхватил с палубы кувшин с
водой и направился ко мне. Ловко, как обезьяна, взобрался по вантам и
протянул сосуд к моему носу. Я махнул рукой по направлению к лесу, ухватился
за кувшин и припал к горлышку. Улих посмотрел сначала на меня, после туда,
куда я ему указал.
- Капитан, купец возвращается! - заорал он у меня над ухом.
- А маг? - послышался голос Ожерелья.
- Не видно, - ответил Три Ножа.
Я с жадностью пил из кувшина. Вода просачивалась из горлышка и капала
на разгоряченную кожу. Я постанывал от наслаждения. Когда первая жажда была
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг