поводья.
Гвардейцы без лишних следа спешились и заторопились к ближайшему
костру, горевшему под навесом. Народу там было яблоку негде упасть, но
сансыз, пользуясь своим привилегированным положением, бесцеремонно
растолкали солдат и подсели поближе к огню.
Под ногами хлюпала и чавкала грязь. Оскальзываясь на каждом шагу,
Дмитрий побежал разыскивать укрытие, где кучковались, пережидая дождь,
дервиши. Они всегда держались вместе, несмотря на то что были из множества
сект, и богословские споры меж приверженцами разных доктрин частенько
ковг-чались банальным рукоприкладством. Свалки дервишей всегда собирали
зевак из числа охраны обоза, которые с азартом подзуживали бродячих аскетов
и делали ставки на победителя, если особо рьяные спорщики долго не могли
утихомириться, оглашая воздух бранью, визгом и треском звучных оплеух.
Дервиши вообще отличались какой-то особенной склочностью и стервозностью:
если дервиш считал себя обиженным, то по истошным воплям и проклятиям об
этом знали в радиусе километров трех, не меньше.
Сейчас Дмитрию было плевать и на склочность дервишей, и на струи воды,
льющиеся за шиворот. Перед глазами, как живое, стояло лицо Тамерлана с
торжествующими и насмешливыми искорками, прыгающими в зеленых глазах.
* * *
- Срок твоей службы мне определен, - как бы невзначай сообщил ему
Тимур, передвигая по шахматной доске слона.
Первая партия с Хромцом, предложенная им самим, - несомненная и
величайшая милость эмира. Как игрок кривой маркитант и в подметки Тимуру не
годился, так что Дмитрий всерьез углубился в игру, а потому смысл
сказанного не сразу дошел до сознания. Когда же он осознал, что сказал
Хромец, шахматы сразу напрочь вылетели из головы.
- Определен? - спросил он, не веря своим ушам.
- Я оказался прав, предположив, что есть тот, кто может знать, каковым
окажется срок твоего пребывания в ином времени, - сказал Тамерлан. - И
спросил его. И он ответил.
- Як Безумец?
- Мудрец и провидец, посланный тебе, - подтвердил Тимур.
Дмитрий задержал дыхание, пытаясь унять сердцебиение. Неужели это
возможно?
- И что же ответил тебе Як Безумец, хазрат эмир?
- Ты будешь служить мне до скончания моих дней, змир Димир.
Странное ощущение - словно мышцы лица окаменели и перестали
повиноваться. Дмитрий молча поклонился: я принял к сведению твои слова,
эмир, - и снова склонился над доской.
- Я подумал о сказанном тобой однажды: замыслы Всевышнего
неисповедимы, и дай Он тебе дар чужой речи сразу, возможно, Халиль-Султан и
утонул бы. Может статься, ты, эмир Димир, послан не только как вестник, а?
- Не знаю, хазрат эмир, - ответил Дмитрий, думая о джавляке.
Но то ли у Тимура пропала охота продолжать игру, то ли он ожидал от
Дмитрия иной реакции.
- Прекратим игру, эмир Димир, - сказал Тамерлан. - Запомни, ход за
тобой.
- Хазрат эмир, позволь мне отлучиться из лагеря, - быстро сказал
Дмитрий, пока Хромец не отправил его восвояси. - Я хотел бы видеть дервиша.
- Зачем? - спросил Тамерлан. - Разве моих слов тебе недостаточно?
Дмитрий угрюмо молчал. Не отпустит его Хромец, ох, не отпустит.
- Хорошо, езжай, - неожиданно согласился Тамерлан. - Тебе важно
услышать и его. Но один не отправляйся, возьми воинов. Вернешься к
рассвету.
* * *
Споткнувшись о чью-то ногу, торчавшую из-под кошмы, Дмитрий едва не
растянулся в грязи в полный рост. Выгнувшись, он умудрился сохранить
равновесие и рванул край кошмы вверх, заглядывая под нее. Дервиш с длинными
спутанными волосьями, сальными прядями свисавшими из-под бесформенной
шапчонки, с куцей бородкой, которую он не расчесывал, пожалуй, ни разу в
жизни, дико сверкнул глазищами. Мокрый и взъерошенный, он тянул кошму на
себя, костеря при этом непрошеного гостя отнюдь не святыми словами.
- Где джавляк Як Безумец?
- Тебе нужен, ты и ищи, - громко пыхтя, огрызнулся каландар.
Пыхтел дервиш от натуги, делая бесполезные попытки вырвать войлок из
пальцев Дмитрия. Тот показал каландару заранее приготовленную монету. Вид
серебра оказал на дервиша благотворное действие.
- Там, - махнул он куда-то во тьму и потянулся к серебру. - Давай
дирхем.
- Отведи к нему, - потребовал Дмитрий, отводя руку с монетой. Повадки
дервишей он изучил хорошо.
- Не веришь? - оскорбился патлатый.
- Не верю. Отведешь к нему, получишь пять динаров.
Дервиш раздумывал недолго. Пять золотых пересилили его нежелание лезть
под дождь.
- Ладно, пошли, - как ни в чем не бывало объявил он, вскакивая на
ноги. - Кошму отдай.
Дмитрий разжал пальцы. Каландар с головой закутался в войлок и потопал
вперед, разбрызгивая грязь. Поиск он вел своеобразно. Подойдя к собрату,
укрывшемуся от дождя под такой же кошмой или же чем-нибудь еще, он
отвешивал пинка и, выслушав брань, которой его поливали, удовлетворенно
замечал:
- Здесь его нет.
Искали джавляка часа два, на так и не нашли. Подозревая, что неудачный
поиск может уменьшить обещанное вознаграждение, каландар потихоньку зверел
и пинки его становились все увесистее. Разняв очередную драку, начавшуюся
после его пинка, Дмитрий в сердцах рявкнул:
- Хватит!
- Ну, не знаю я, где он, - взвыл отчаявшийся каландар. - Я же искал...
Дмитрий сунул в грязную руку дервиша пять золотых и, махнув рукой,
пошел прочь.
"Провидец хренов, - думал он в ярости. - Такую малость, как мой
приезд, предвидеть не мог..."
Не зная, где еще искать джавляка, он решил, раз уж появился в обозном
лагере, навестить Джафара и посмотреть, чего Кривой там нахозяйничал. Благо
хоть этот не имеет привычки проваливаться черт-те куда, словно сквозь
землю. Он не прошел и десяти шагов, как увидел на пути одиноко стоящую под
дождем человеческую фигуру. Джавляк с непокрытой бритой башкой стоял под
льющимися с неба струями и только жмурился, когда дождевая вода попадала в
глаза.
- Ты ищешь меня, - сказал он, когда Дмитрий подошел вплотную.
Дмитрий отер ладонью мокрое лицо.
- Я буду служить эмиру вплоть до самой его смерти? - спросил он. -
Так? Джавляк молчал.
- Так? - повторил Дмитрий.
Джавляк резко развернулся и пошел от него.
- А кому я буду служить потом, ты знаешь? - заорал Дмитрий ему в
спину. - А может, я и подохну здесь? И в мавзолей меня рядом с ним положат?
Он даже не заметил, что орет по-русски.
* * *
Можно ли жить ненавистью? Еще как можно! Ненавистью пропитана каждая
секунда этой проклятой жизни. Ненавистен каждый вздох, каждый услышанный
звук, ненавистны голубой бездушный цвет неба и жаркое солнце, ненавистен
запах конского пота. Проклятый джавляк...
Пока я был оглушен неожиданно свалившимся на меня несчастьем, было
легче. Потом появилась цель - нелепая, идиотская, но все равно было легче.
Потому что думал в основном о цели. Но вот она достигнута и стало понятно,
что не столь важно, что это - сон ли, реальность ли, неведомая ли
альтернативная вселенная, в которой все происходит чуть-чуть не так... Не
это главное, оказывается. Главное - зачем? Кому это надо? Я никогда не
смогу принять такую жизнь, примириться с ней... Сколько лет пройдет, пока
Тамерлан не отбросит копыта во время незавершенного похода на Китай?
Десять? Пятнадцать? Двадцать? И кем я все это время буду? Живым талисманом
при его хромом величестве? Беспрестанные походы, осады, бои... кровь,
пожарища, выжженная земля, трупный смрад... безвольные пленники, рубка
голов в качестве развлечения... И я снова и снова буду принимать участие в
этом празднике всеобщего душегубства.
Почему мне самому не пришло в голову спросить джавляка? Он пришел ко
мне, ведомый своей галлюцинацией - явлением святого, - и, получается, знал
о моем появлении. Отчего бы ему не знать, когда я испарюсь отсюда? Так
просто, а я не догадался. Зато догадался Тамерлан.
Пророчеству джавляка я поверил сразу. Но я-то этого не хочу. Я хочу
назад, в свое время. Хочу сидеть за компьютером, возиться с электроникой,
ходить вечерами в клуб; хочу читать журналы, слушать компакт-диски с
нормальной музыкой; хочу ходить в кино и театр. И мне уже все равно, что
такое окружающий меня мир - сон или реальность. Главное - вернуться.
Но есть ли какая-нибудь возможность вырваться из этого бредового
бытия? Если оно лишь сон - то есть. Смерть. Страшновато, конечно. Да и
червь сомнения точит: а вдруг добьюсь не пробуждения, а самой настоящей
смерти. Конечной остановки, так сказать. Однако иного выхода, кажется, нет.
Что ж, пусть меня убьют. Самому лезть в петлю или бросаться на меч как-то
противно. Смерть в бою с мечом в руке все-таки краше. Не дураки были
викинги, верившие в Валгаллу...
* * *
Эхо многоголосого боевого клича заметалось меж отвесных склонов
узкого, неглубокого ущелья. И куда ни взглянешь, со всех сторон - индийцы.
Окружили. Перекрыли выходы из расщелины. Прыгают сверху, прямо с обрыва.
Лошадь под Дмитрием заплясала, испугавшись отраженного скалами крика.
Он выхватил из ножен и поднял над головой бастард, готовясь нанести или
отразить удар быстро приближающегося врага.
Вот так-так... Индийцы устроили западню. Вряд ли они предполагали, что
в их ловушку с горсточкой всадников попадет сам Тимур, приказавший выбить
засевших в ущелье гебров. Вторая его сумасшедшая выходка: то он с тысячей
конников прет через Ганг, чтобы атаковать войско, едва ли не вдесятеро
большее, а теперь идет вообще с единственной сотней. Главные его силы на
подходе, но их еще нет. Хромец играет в средневековый прообраз русской
рулетки. Им можно восхититься. Сказал: "Если в это самое время подойдут
сюда дети мои Пир Мухаммад-бахадур и Сулайман-шах-бахадур, то, значит,
недалеко ко мне милость всевышнего и всесвятого господа-питателя". И -
вперед, на врага! Но он обязательно выиграет, удачливый рыжебородый игрок,
- войска придут ему на помощь вовремя.
Дмитрию еще не случалось видеть, как бьется сам Тимур, как это удается
ему с покалеченной правой рукой, - не левша ведь. Отбив мечом нацеленный в
голову удар копья, он на миг повернул голову, чтобы бросить взгляд на
Тамерлана. И увидел. Длинный кривой меч в негнущейся руке Хромца, сверкнув
на солнце, нанес стремительный удар сверху вниз и тут же снова взметнулся.
Покалеченная рука нисколько не мешала Тимуру быть быстрым и точным.
Лишь мгновенный взгляд бросил в сторону Дмитрий, а тело уже само
изогнулось, бастард прошелестел в воздухе и свалил с ног индийца. Клинок
меча окрасился.
Нападение индийцев пришлось как нельзя кстати - он решил покончить с
этой жизнью. Решить-то решил, а вот исполнить решение оказалось не так-то
просто. Хромец словно заподозрил, что от Дмитрия можно ожидать
непредвиденного поступка, и не пускал его в сражения. Пасть смертью храбрых
на поле брани никак не удавалось. Трудно испытывать досаду по тому поводу,
что тебе никто пока не раскроил молодецким ударом череп. Но и ожидать у
моря погоды тоже надоело. Самоубийство, пусть даже химерическое, далеко не
день рождения, и энтузиазм в таком предприятии весьма относителен и
непродолжителен. Может и исчезнуть...
Надо отойти подальше от Тимура и его сбившихся в плотную кучу солдат.
Не дай Бог, еще на помощь кинутся... Страх не страх, но какое-то неуютное
чувство в груди. Оно добавляло ярости ударам, и Дмитрий тут же направлял
лошадь в образовавшуюся в рядах противника брешь, отходя от Тамерлана все
дальше и дальше.
"Сейчас, - думал он. - Сейчас я откроюсь. И все". Но не открывался, а
защищался и рубил сам.
- Ну же! - заорал он по-русски, подбадривая себя. - Ну же...
И тут подсекли ноги его лошади. Она отчаянно заржала и стала
заваливаться. Дмитрий падал вместе с ней. Медленно. Время словно
растянулось, стало неповоротливым и тягучим. Тогда он заставил себя разжать
пальцы и выпустить рукоять бастарда. Меч падал столь же медленно, как и он
сам.
Удара о землю Дмитрий не почувствовал, лишь на мгновение потемнело в
глазах - он вырубился, отключилось и его шестое чувство, и поэтому удара
мечом по голове он не почувствовал. Просто тьма перед глазами вдруг
сменилась ослепительным сиянием. А потом мир взорвался болью, и он понял,
что боль имеет свой цвет - кромешно-черный.
"Или пробуждение, или смерть..." - успел подумать он.
Из тьмы беспамятства он выползал медленно, как из трясины. Когда
Дмитрий осознал, что снова вернулся в бытие, то попробовал пошевелиться - и
не понял, что из этого вышло. Тела не чувствовалось. Тогда он попробовал
открыть глаза. Над ним парило расплывчатое темное пятно. Он тупо смотрел,
ожидая, когда вернется четкость восприятия.
Пятно шевельнулось. Дмитрий почувствовал чьи-то прикосновения, ощутил
собственные губы и терпкий, отдающий травами вкус питья на языке. Он сделал
глоток, потом второй. Очертания пятна стали резче. Что же будет дальше?
Он быстро утомился, прикрыл веки и то ли заснул, то ли снова впал в
забытье. А когда очнулся (или проснулся?) и вновь открыл глаза, над ним
склонилось озабоченное личико Зоррах.
Дмитрий не умер. Но и не проснулся.
* * *
Волы тащили повозку медленно, со скрипом. Развалившись на подушках и
потягивая из пиалы шербет, Дмитрий смотрел на ряды величаво проплывающих
мимо плодовых деревьев. В углу на застланном ковром дне повозки сидели
готовые вскочить по первому знаку Зоррах и индийская танцовщица, подаренная
Халиль-Султаном. Обе до глаз закутаны платками, дабы не открывать лиц
взглядам посторонних мужчин. Зоррах держится хозяйкой - надо же, девчонка
верховодит индианкой!
На козлах делал вид, будто правит волами, Як Безумец; у ног его лежал
бурдючок с вином.
Допив шербет, Дмитрий отставил пиалу и поднял руку, коснувшись
толстого рубца, пересекающего висок и щеку. Повязку джавляк снял два дня
назад. Кто бы мог подумать, что дервиш явится выхаживать его - и преуспеет
в этом благом начинании.
Дмитрий смотрел на сады и молчал, усмехаясь здоровой половиной лица.
- Ладно, пусть будет так, - прошептал он по-русски. - Где бы я ни был
на самом деле, больше дурака валять здесь не стану.
Глава двенадцатая
ЭМИР
Звуки струн. Протяжные. Вибрирующие. Долгие и певучие.
Тонкие, гибкие пальцы действуют умело и сноровисто: прижимают толстые
жилы струн меж выпуклых ободков ладов, колеблют их, то оттягивая, то
отпуская. Пять тонких девичьих пальцев, растущих из узкой ладошки,
расчерченной причудливым ярко-оранжевым узором.
Тягучие звуки струн. И скрип колес повозки - тоже тягучий. Они не
мешают друг другу, сливаясь в одну заунывную мелодию, которая как нельзя
лучше подходит к той точке времени и пространства, где звучит -
средневековью и обозу, медлительно тянущемуся за ушедшим вперед войском.
Точеная, как у фарфоровой пастушки, фигурка индианки, изогнувшись,
застыла над округлой декой ситара. Может, инструмент, на котором играла для
него Кама, вовсе и не ситар, но Дмитрию было все равно, как он называется.
Погруженный в полудрему, подпихнув под бок подушку, он полулежа
смотрел сквозь приспущенные ресницы на играющую девушку. На матово-черные,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг