красных платьях с густо набеленными лицами. Женщины неподвижно сидели
обособленно от мужчин - набеленные лица с подведенными черным глазами и
бровями придавали им сходство с куклами. Жены Тамерлана? Или жены
царевичей? Или и те, и другие?
Чем ближе место вельможи к Тамерлану, тем больше чести, Дмитрий же
находился и близко, и по правую руку от Хромца, а правая сторона
традиционно считалась наиболее почетной. Так близко, что мог различить
отдельные камешки на перстнях Халиль-Султана, сидящего рядом с дедом. Юный
мирза не отрываясь смотрел на него, а когда их глаза встретились, адресовал
ему широкую, мальчишескую улыбку. Дмитрий не мог не улыбнуться в ответ.
Между чинных рядов вдруг появилось множество полуголых слуг, волоком
тащивших за собой большие куски кож, горой нагруженных снедью; следом
поспешали кравчие в передниках и кожаных нарукавниках, вооруженные острыми
ножами для резки мяса. За каждым из кравчих бежало по трое слуг со стопками
из мисок - высокими, выше голов, Но юркие слуги умело балансировали своей
ношей, и ни одна из стопок не рухнула на ковры.
Угощение принялись разносить по рядам. Делали это так: кравчий
становился на колени и принимался быстро резать мясо, складывая куски в
подставленную слугой миску. Как только миска заполнялась, ее тут же
уносили, и кравчий наполнял следующую.
Перед Дмитрием поставили три широких миски. Мясо, мясо, мясо... Конина
и баранина. Окорока и требуха. Жареная баранья голова. И еще чуреки,
сложенные высокой стопочкой поверх. Чуть погодя добавили большую чашку
бульона. Даже при своих более чем внушительных габаритах осилить такого
изобилия Дмитрий при всем желании не смог бы.
Но пока к яствам никто не прикасался.
Тамерлан потребовал себе мяса. Ему навалили с десяток золотых блюд.
Все с горкой. Слуги не осмеливались приближаться к эмиру, блюда ему
поднесли вельможи: бородатые мужики в усыпанной драгоценностями одежде, при
оружии, вскакивали с мест, хватали вдвоем или втроем одно из блюд и на
полусогнутых торопились к Тимуру. Еще один маленький сюрприз. Тимур обвел
взглядом предложенные ему разносолы, ткнул пальцем в два блюда, а потом
указал на Дмитрия - отнесите, мол, ему. Великая честь! Не один завистливый
взгляд провожал блюда, милостиво пожалованные с эмирского стола. "Кажется,
я в нешуточном фаворе, - подумал Дмитрий. - Интересно, только на сегодня
или вообще? Похоже, все зависит от меня. Как сыграю..."
Запах мяса раздразнил-таки обоняние, заставил почувствовать голод.
Тимур лениво взял кусок мяса и поднес его ко рту. И тотчас же сотни рук
потянулись к еде, шатер мгновенно наполнился треском раздираемых сухожилий
и громким чавканьем. Торжественность собрания тоже испарилась в никуда:
загомонили голоса, раздался смех. И грянула музыка...
Дмитрий как раз подтащил к себе поближе сразу оба золотых подноса,
пожалованных Хромцом, когда в спину ему вдруг громко пронзительно-визгливо
заныли дудки в сопровождении глухо рокочущих бубнов. От неожиданности он
чуть не выронил из пальцев облюбованную тушку жареного фазана. Тимуров дар
был приятен еще тем, что одной бараниной и кониной не ограничивался.
Приелись они уже, оскомину набили...
Мимо, приплясывая, проплыла ярко одетая компания. Двое плясунов -
молодые пареньки, почти мальчишки - в пестрых рубахах, подпоясанных
расшитыми платками, в щегольских сапожках, шествовали, танцуя и прищелкивая
кастаньетами. Танцоры кружились, семенили мелкими, грациозными шажками,
томно закатывали подведенные глаза. За ними, притопывая, тянулись четверо
музыкантов. Двое, надув щеки, наяривали на дудках, двое выстукивали
пальцами по туго натянутой на круглый обод с бубенчиками ослиной коже.
Дмитрий оторвал ногу от тушки, сунул ее в рот и, жуя, снова оглядел
шатер. В разных концах зала музицировали и плясали свои ансамбли. Что
играли в дальнем, расслышать не было никакой возможности: пронзительные
трели двух близких дудок заглушали все и вся.
Празднество набирало обороты. Вслед за оркестриками и плясунами в
проходы между рядами пирующих выкатились живыми колесами акробаты и
завертелись в сальто на потеху публике. Третьим номером программы были
жонглеры, на ходулях подбрасывающие в воздух разноцветные шары или острые
кинжалы.
Дожевав начатого фазана, Дмитрий флегматично принялся за второго. Вряд
ли светит еще что-нибудь необычное, вроде осыпания золотом. Сначала
наедятся, потом напьются. И все.
Пиршество катилось своим чередом. Все шумели, переговаривались,
взрывались раскатами громкого хохота. Веселье не касалось только сидевшего
в одиночестве Дмитрия, - предназначенное ему место являло собой
своеобразный островок: ближайший возможный собеседник сидел на расстоянии,
равном длине двух вытянутых рук. Дмитрия такая изолированность от высшего
общества не огорчала - наоборот, она обеспечивала прекрасную возможность,
ни во что не вмешиваясь, наблюдать за происходящим. Наблюдать, собственно,
было не зачем - ну, пьют, ну, болтают... Эка невидаль. Во все времена пьют
и болтают одинаково. Тем для пылких разговоров - раз-два и обчелся:
похвальбы, хвалы всем, кто выше тебя, охота, прославление собственных
бранных подвигов, обсуждение достоинств новой лошади или наложницы.
Воздавая должное обильным кушаньям, он время от времени поглядывал на
Тимура - но так, чтобы со стороны его взгляды заметить было трудно. Эмир
неторопливо вкушал, но пир, похоже, его мало трогал. Физиономия Хромца была
задумчивой: мыслями он был далек отсюда. Съел Тамерлан совсем мало, бросил
недоеденный кусок на золотое блюдо, вытер руку о шелковые штаны и резко
дернул кистью: убрать. Все тотчас же унесли.
Однако Тимуров жест имел более масштабные последствия: мясо отняли у
всех. Среди музыкантов и вышагивающих на ходулях жонглеров появились слуги,
которые принялись резво уносить еду. У Дмитрия тоже. Он с некоторым
сожалением проводил взглядом миски, особенно, впрочем, не беспокоясь - все
они будут отнесены к нему в кибитку. Слуги продолжали суетиться и мелькать,
вкатывая пузатые глиняные кувшины, скорее напоминавшие бочонки.
Дмитрий усмехнулся. Вот и начало грандиозной пьянки. Естественно, один
объемистый сосуд водрузили перед ним. Дмитрий смерил его оценивающим
взглядом. "Если мне предстоит ее осушить, - подумал он, - то меня отсюда
вынесут". Ему вновь стало смешно.
Началось питие опять по знаку Тимура. Просто и безыскусно. Кравчий,
толстый мужичонка с широким бабьим задом, затянутым в веселенькие - в
розовый цветочек по синему фону - шаровары, черпаком наполнил кубок и сунул
его Дмитрию под нос, а затем события начали развиваться по общевселенскому
правилу: между первой и десятой перерывов не бывает.
Всерьез пьянеть Дмитрий начал на четвертом поднесенном ему кубке -
сказалась-таки бессонная ночь. И ему стало все равно - пьян он или нет. Он
вытер рукавом халата бороду, снимая винные капли и, тихо рассмеявшись,
расслабился, поддаваясь хмелю. Принимая у кравчего очередной наполненный до
краев кубок, Дмитрий бросил взгляд в сторону Тимура. Хромец полулежал с тем
же задумчивым выражением на узкоглазом, скуластом лице, наблюдая за
пиршественным залом. Тамерлан не пил. В этот раз Дмитрий, наверное, был уже
слишком пьян, чтобы глянуть незаметно. Тимур перехватил его взгляд,
улыбнулся, погладил рыжую бороду здоровой рукой и пальцем поманил кого-то к
себе. К нему тотчас же подскочил согбенный придворный. Тимур что-то тихо
сказал ему.
Тот изогнул поясницу, подобрал долгие полы халата и попятился. Лишь
удалившись на положенное этикетом расстояние, он позволил себе повернуться
к Тимуру боком и ткнул в лоснящееся от пота плечо кравчего, проворно
наполнявшего пустеющие чаши и кубки. Кравчий опустил черпак и
подобострастно склонил бритую башку.
Наполненный до краев здоровенный пузатый кубок чеканного золота поплыл
к Тимуру. Вельможа мягко ступал по коврам, неся его на вытянутых руках и
боясь проронить хоть каплю. Тамерлан принял у него кубок, подержал в руке и
вернул, показав на Дмитрия.
Дмитрий как раз приговорил то ли шестую, тол и седьмую порцию сладкого
темного вина. В голове приятно и невнятно шумело. Однако он понял, что
происходит, когда увидел направлявшегося к нему плавным, плывущим шагом
человека в богато расшитом шелковыми нитями и драгоценными камнями халате.
Принимая кубок, Дмитрий встал на одно колено. Голова плыла, но он не
качался. Опустив глаза, он заглянул внутрь кубка - не вино, а белесая
мутноватая жидкость. Арак.
- Хвала тебе, эмир Тимур! Хвала тебе, справедливому и непобедимому! -
рявкнул он, надеясь перекрыть людской гомон и неистовые наигрыши
музыкантов. И поднес край кубка к губам. Он глотал тепловатый арак через
силу: пить уже не хотелось, но надо было, да и кубок не маленький.
Но он справился. Осушил до капли. А затем, перевернув, поднял кубок:
смотрите - пуст! И тяжело осел на подушки. Торопливый кравчий уже
подсовывал ему вино. Дмитрий никак не мог взять - мешал золотой кубок,
который он по-прежнему сжимал в руке. Он сделал три безрезультатные попытки
и помотал головой, стараясь изгнать хмель и понять, почему ничего не
получается. И услыхал дружный, раскатистый хохот. Он пьяно и недоуменно
огляделся и увидел, что смеются над ним: на него показывали пальцами. Он
свел брови, не зная, злиться или нет. Над чем они смеются? Пытаясь почесать
лоб, Дмитрий ткнул себя зажатым в руке кубком. Растерянно оглядел его и
захохотал сам.
* * *
Дмитрий проснулся, лежа навзничь, в одежде, но без сапог, на чем-то
мягком, и не сразу смог взять в толк, где находится. Совсем рядом был еще
кто-то: слышалось ровное, глубокое дыхание спящего человека. Он медленно
приподнялся и сел. Оказывается, он лежал в собственной кибитке. Сапоги
валялись в сторонке, а у стены свернулась клубком на войлочном полу Зоррах.
- Зоррах... - позвал он хриплым спросонок голосом. - Откуда ты
взялась? - он уже, наверное, дня три не наведывался в обоз.
Девочка тут же проснулась и подняла голову, глянув на него черными,
блестящими глазами.
- Ты послал за мной, господин.
- Я? - удивился Дмитрий, стараясь припомнить, когда же это могло
случиться.
Припомнить не получилось, хуже того - он вообще ничего не помнил: ни
как окончился пир, ни как оказался у себя в кибитке. Скверно: упился до
потери памяти, что, в общем-то, с ним случилось впервые.
- Зачем?
Зоррах быстро села, обняла колени руками и скромно потупила глаза.
- Не знаю, господин: когда меня привели, ты спал и не пожелал
пробудиться.
- Не... пожелал... пробудиться... - проговорил Дмитрий, растирая
заспанную физиономию ладонями. - Не пожелал... И правильно сделал, что не
пожелал, - это единственный разумный поступок за прошедшие сутки, - перейдя
на русский, бормотал он и, дотянувшись до сапог, стал их натягивать.
На душе было скверно. Зачем он посылал за девчонкой? Решил провести
приятную ночь, что ли? Ну да, она только этого и ждет, а он, по всему,
теряет последние остатки разума и самообладания. Он уронил сапог и
повалился на спину, сотрясаясь в беззвучном хохоте. Какой разум? Какое
самообладание? Зоррах встревоженно вскинулась, не понимая причин его смеха.
Дмитрий оборвал смех и взглянул на нее. Видимо, его взгляд встревожил
девчонку еще больше, она вдруг съежилась и спрятала лицо, уткнувшись лбом в
колени.
- Кто привел тебя? - спросил он.
- Джафар, - ответила Зоррах, не поднимая головы. - Пришел воин,
спросил у него обо мне и велел нам следовать за собой. Почему ты гневаешься
на меня, господин?
- Я? Гневаюсь? - Дмитрий невесело усмехнулся. - Не бойся, Зоррах, я не
сержусь на тебя. Я сержусь на себя.
- На себя? - Зоррах чуть приподняла вороную копну волос, на секунду
показав округлившиеся от удивления глаза. - За что?
- А вот этого тебе, пигалица, не понять, - пробурчал он, переходя на
русский.
Зоррах собиралась спросить еще что-то, но с улицы раздались голоса.
Двое, казалось, спорили, а причиной спора был не кто иной, как "эмир
Димир". Дмитрий чертыхнулся, скоренько натянул сапоги и, вскочив, вышел из
палатки.
При виде его оба согнулись в поклоне. Один из них был
гвардейцем-сансыз, второго Дмитрий знал - не по имени, но в лицо: видел
этого невысокого парня среди людей Халиль-Султана. Что-то вроде чиновника
по поручениям или писца. Дмитрий молча глядел на них, ожидая, пока
кто-нибудь раскроет рот первым. Гвардеец небрежно глянул на чиновника и
провозгласил:
- Повелитель призывает тебя к себе, посол. Следуй за мной.
Дмитрий кивнул ему и взглянул на писца. Тот еще раз поклонился со
словами:
- Мирза Халиль-Султан шлет тебе приглашение и ждет тебя в своем шатре,
эмир Димир.
Мина у сутулого и щуплого писца была озадаченной. Скорее всего, он не
рассчитывал наткнуться у палатки Дмитрия на посланца самого эмира.
Приглашение-то он передал, да толку что: раз сам Тимур велит явиться, кто
же посмеет ослушаться?
- Непременно буду у светлейшего мирзы Хаиль-Султана, - кратко ответил
Дмитрий на приглашение. Не дурак же он, этот писец, поймет, что после
аудиенции у Тамерлана.
Чиновник еще раз поклонился и скоренько ушел. Дмитрий оглядел себя.
Новенький халат обильно покрывали неаппетитные сальные пятна.
- Жди меня здесь, - сказал он гвардейцу и метнулся в палатку, на ходу
сдирая с себя пояс с оружием (он так и спал при сабле и кинжале) и одежду.
Другой нарядной одежды, приличествующей "послу дружественной державы",
у него пока не имелось, - ее еще предстояло сшить, - поэтому Дмитрий скинул
халат и сорвал с колышка панцирь. Облачился мгновенно, словно в бой идти,
только бастард брать не стал, а затянулся поясом с арабской саблей.
Нахлобучил на макушку войлочную шапчонку и быстро навертел вокруг нее
полосу красной ткани.
- Господин... - тихим голоском произнесла Зоррах.
Тут только Дмитрий вспомнил о девочке.
- Останешься в палатке, - велел он. - Вот, поешь, - он показал на
золотые блюда, заваленные остывшей снедью.
Все, чем его угощали на вчерашнем пиру, находилось здесь. Она радостно
ему кивнула.
- Я теперь всегда буду с тобой, господин?
- Ффух... - громко выдохнул Дмитрий, на мгновение замирая. Здесь? С
ним?
Зоррах, потупясь, ждала ответа.
- Я куплю тебе новых украшений, - сказал он, вспомнив о золоте,
которого теперь в избытке: и монеты, и вот эти подаренные блюда. - И
кибитку, в которой ты будешь жить. Тебе больше не нужно жить у Джафара.
Она порывалась еще что-то сказать, но он нахмурился, и Зоррах сразу
притихла.
Дмитрий вылетел из палатки, как ошпаренный. Гвардеец ожидал,
нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. При виде доспехов в безразличном и
надменном взгляде гвардейца промелькнуло неодобрение.
"Ах ты, тля..." - взъярился Дмитрий, поймав взгляд гвардейца. Солдат
мгновенно сообразил, что вызвал неудовольствие, сделал пустые глаза и
каменную рожу.
- Веди, - буркнул ему Дмитрий, нащупывая завязки на боку панциря. Он
второпях просто накинул броню, не закрепляя.
* * *
Зерна граната прозрачны на свету и напоминают рубины. Тимур подхватил
горстью продолговатые, прозрачные ягоды, полюбовался на кровавые отсветы,
вспыхивающие в глубине, и отправил в рот. Когда кисло-сладкий сок растекся
по языку, он зажмурился от удовольствия. Косточки гранатовых зерен он
сплюнул в пустую миску и снова захватил полную горсть с блюда, лишив горку
из чищенных плодов граната вершины.
Тимур ждал пришельца из грядущего. И размышлял о том, что Всевышний
сам предостерегает от искушения. А оно велико - искушение во всеуслышание
объявить о неслыханном чуде, о явлении человека из далеких веков с вестью о
благополучном царствовании там его, Тимуровых, потомков. Нельзя. Но почему?
То ведомо Аллаху, а не эмиру. В противном случае посланцем был бы
благообразный старец, а не такая образина... Да не прогневается Аллах за
столь нелестные мысли о посланце, но... этот эмир Димир и впрямь больше
похож на дэва, нежели на человека. Раскрой истину о нем, положишь начало
смуте. Легко разглагольствовать о чудесах, трудно, оказывается, иное: быть
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг