велел приставить к гиганту верного и сообразительного воина, чтобы следил
за каждым его шагом. Чужак, однако, казарм не покидал и все время проводил
с оружием в руках, постоянно упражняясь и не обращая внимания на зевак,
ходящих за ним по пятам.
Безропотная покорность, с которой чужак принял волю эмира, почему-то
удивила Тимура. Казалось бы, этот странный человек, так желавший стать его
нукером, должен воспротивиться тому, что эмир пренебрег его желанием. Его
искусство владения оружием предполагало, что чужеземец, откуда бы он ни
явился, происходит из благородного рода, и потому незавидная доля рядового
пехотинца должна вызвать у гиганта гнев. Однако этого не случилось.
Казалось, иноземец даже не понял, что эмир умышленно его унизил. (Да пусть
он хоть царского рода, этот неверный, он должен почитать за счастье
слизывать пыль с сапог нищего мусульманина!)
Первые дни Тимур проявлял интерес к жизни иноземца в казармах, но
потом известия о нем потеряли привкус новизны и загадки, и с начала похода
эмир ни разу не вспоминал о светловолосом гиганте - других забот хватало.
Тот сам напомнил о себе. Эмиру доложили о смене десятника в пехотной
сотне, и странным было имя нового ун-баши. Его звали Гуль.
* * *
Музафар-бахадура втащили в шатер и бросили на ковер. Он поцеловал ворс
и, не разгибая спины, снизу вверх посмотрел на Тимура.
- Милости и справедливости твоей прошу, хазрат эмир, - сказал он и
вновь ткнулся лицом в ковер.
Тимур играл в шахматы со внуком, Халиль-Султаном.
- Говори.
- Милости и справедливости... - повторил Музафар-бахадур и шумно
вздохнул. - Дозволь поединок. Этот неверный, которого кличут Гуль, убил
моего родича. Я хочу отомстить.
- И с этим ты пришел ко мне? Разве грех убить неверного? Нужно ли
спрашивать на то моего дозволения?
Тимур повернулся к шахматной доске. Халиль-Султан, насупив брови,
пытался найти выход из сложного положения, в которое загнал его в игре дед.
Два стражника подхватили Музафар-бахадура под локти и потащили к
выходу.
- Я слышал, ты сам взял его в войско. На тебе и ответ, - крикнул
Музафар-бахадур.
- Оставьте его!
Стражники отпустили Музафар-бахадура. Он на четвереньках пробежал на
прежнее место и, кланяясь, прохрипел:
- Я ищу справедливости, а не твоего гнева.
Тимур поправил шелковую подушку под локтем искалеченной руки и
посмотрел на согнутую спину солдата.
- Подними лицо. Я хочу его видеть.
Музафар-бахадур распрямился и, стоя на коленях, смело взглянул в лицо
эмира.
- О ком ты говоришь? - спросил Тимур, хотя уже и сам догадался.
- Об этом нечестивом, ростом с верблюда, который больше похож на
демона, чем на человека, - ответил Музафар-бахадур. - Он убил моего родича.
Кровь требует мщения. А если я убью его, ты обрушишь свой гнев на меня. Все
говорят, ты взял его в войско. А раз ты взял его в войско - на тебе и
ответ, - повторил он.
Тимур усмехнулся в усы. Вот так-так... Дерзкие речи солдата его не
коробили, эмир любил правду.
- За что он убил твоего родича?
- Они повздорили из-за пленницы, - сказал Музафар-бахадур. - Я не
выгораживаю родича, он поплатился за собственную глупость.
- Расскажи, - потребовал Тимур. Выслушав солдата, он спросил:
- А ты искусный мечник? Или в поединке с ним ищешь смерти?
- Аллах поможет мне отомстить, - скрипнув зубами, ответил
Музафар-бахадур. - Я убью его.
Тимур молчал и, поглаживая бороду, размышлял. Так вот кто этот ун-баши
со странным прозвищем! Он незаметно улыбнулся, припомнив уродливый вид
чужака: вот уж кто не похож на прекрасную девушку, чей облик принимает
злобная нечисть, жаждущая погубить путника в дороге. Солдатские языки
постарались...
Он может отказать солдату, но ничто не помешает обиженному подобрать
во время боя вражеское копье или стрелу и всадить их тайком в спину
ненавистного убийцы. Тимур почувствовал, что в нем вновь проснулся интерес
к чужаку, желание взглянуть на него. И вот настырный проситель. Кровник.
Пусть все решит Аллах...
- Ты сразишься с ним в поединке, - сказал Тимур. - Но только - когда я
позволю. Я его взял - на мне и ответ. Иди.
- Да будет на то твоя воля, - покорно согласился Музафар-бахадур.
Как и был на четвереньках, он задом попятился к выходу из шатра эмира.
Лишь только он исчез за дверями, Тимур распорядился:
- Сотника ко мне.
Он не сказал, какого сотника. И так было ясно.
* * *
Следующие три дня сны Дмитрия вообще не посещали. Он поднимался бодрым
и свежим, как никогда.
Забот у него прибавилось. Орда Тамерлана откочевала от взятой
крепости, от смрада начавших разлагаться трупов, от заразы, которую несло
разложение мертвецов. Войско и следующий за ним обоз шли в течение трех
дней, останавливаясь лишь на ночь, а поутру продолжая продвигаться вперед.
Отряды конных разведчиков рыскали по округе и возвращались, отягощенные
добычей и провиантом. Поднимающиеся к небу клубы черного дыма показывали, в
какой стороне находилось селение, куда наведался отряд. Их хватало -
широких и черных дымных столбов, стоящих в неподвижном и знойном воздухе.
На третьи сутки лагерь разбили в зеленой долине, на пологом берегу
прозрачной речушки. А утром по лагерю разнесся приказ: остановка.
Удивительного в длительном привале не было ничего: Тамерлан мог
остановиться на несколько дней, когда ему заблагорассудится. Чаще всего
длительные стоянки сопровождались пирами: в центре лагеря, где была ставка
Тимура, жгли огромные костры и звучала музыка. Но и простые воины не
глотали слюну, глядя, как пируют начальники. По всему лагерю раскатывали
бочки с вином, резали скот.
Пир всегда начинался в главной ставке - Тамерлан лично распределял
пиршественные блюда. Повара и разносчики яств взмокали: одни от жара огня"
Другие - носясь по лагерю. Каждый десяток получал огромный поднос из
выделанной кожи, на котором громоздились куски жареного мяса - конины и
баранины, - политые соусом, а сверху - только что испеченный хлеб.
Получалось, что каждый простой воин принимал угощение из рук самого Тимура,
и крепкие солдатские глотки ревели эмиру здравицы: пусть живет он вечно,
Победоносный Щит Ислама, защитник правой веры, и пусть ведет их в новые
походы.
В такие дни трезвыми оставались только часовые на постах и крупные
конные подразделения, несущие охрану за рвом, которым окружался лагерь.
Рытье рва вокруг стана было первым признаком продолжительной задержки
и пира.
* * *
За Дмитрием пришли двое из личной гвардии Тимура. Кроме кривых сабель
на левом боку гвардейцы-сансыз носили еще секиры и палицы.
А у него была очередная тренировка. Четверо солдат его же десятка
наседали на Дмитрия с деревянными мечами. Он тоже работал деревяшкой и
кулачным щитом, который только вчера купил у оружейника - тот прямо при нем
подогнал щит под руку. Вдруг четверка разом опустила потешные мечи. Дмитрий
обернулся.
Один из гвардейцев махнул ему палицей:
- Идем с нами. Ты предстанешь перед эмиром.
Дмитрий отбросил деревяшку и почесал грудь. Жарко. Рубаха взмокла от
пота. Снять бы, да солнце до волдырей опалит шкуру. Хреново в южных широтах
иметь боящуюся солнца кожу.
- Оденься, - велел тот же воин. - Мы подождем.
- Арслан, - окликнул Дмитрий.
- Ай, - отозвался тот.
- Польешь мне, - распорядился Дмитрий. - Пошли.
- Ага, - улыбнулся Арслан.
Моясь под струей воды, которую Арслан лил из кожаного ведра с
веревочной ручкой, Дмитрий гадал, с чего бы за ним явились двое из гвардии
самого Хромца. Чем ему удалось привлечь внимание Тимура? Рановато... Или
сотник решил поделиться с Тамерланом своими переживаниями? Вряд ли... Тогда
что? Может, совершенное им из-за девочки убийство? Он убил своего же
товарища по войску, что совсем не одобрялось. Убийцу, если он виновен,
после обязательного суда ждало публичное наказание. Как и вора, например.
Для того в лагере существовали специальные отряды полиции, которым
вменялось в обязанность следить за порядком и пресекать любые конфликты на
корню. Непонятным оставалось одно: почему за ним пришли только три дня
спустя? И пришли гвардейцы, а не полицейские - это можно было расценивать,
как оказанную честь.
Дмитрий натянул мундир и прицепил к поясу меч, потом посмотрел на
новоприобретенный щит - и повесил его на пояс рядом с ножом.
Гвардейцы, последовавшие за ним к палатке, переглянулись, увидев на
плече значок десятника.
- Ты ун-баши? - спросил тот же воин, видимо, старший.
- Я ун-баши, - ответил Дмитрий.
Он шел за гвардейцами через весь лагерь, сопровождаемый любопытными
взглядами, и ловил обрывки разговоров: гадали, зачем его повели к эмиру -
наказать или наградить? Иные горячие головы начали даже биться об заклад.
Шатер Тамерлана, который Дмитрий видел уже не первый раз, напоминал
скорее цирк-шапито, что каждое лето раскидывался у станции метро "Автово",
но уж никак не походную палатку. Высоко над остроконечной матерчатой крышей
поднимался штандарт с изображением льва на фоне лучистого солнца. У шатра
имелось несколько входов, и все они закрывались не пологом, а самыми
настоящими дверьми, сделанными из дерева и покрытыми резьбой и росписью.
К шатру вела главная улица лагеря, широкая а прямая как стрела.
Следуя за гвардейцами, Дмитрий не смотрел по сторонам, а глядел себе
под ноги, в уме отыскивая решение шарады, подкинутой Тамерланом. Вот она,
встреча, которой он так ждал, но хотелось бы, чтобы она произошла попозже:
он еще не готов. Да и повод, возможно, был не самый приятный - можно
ожидать худшего, поскольку он все-таки совершил убийство.
Дмитрий не считал себя виновным. Он защищался. Но язык он знает плохо,
не говоря уж об обычаях и прочих разных тонкостях в отношениях местного
люда. Он вполне мог совершить ошибку и убить не того, кого следовало, и
теперь серьезно влип.
Однако его не вяжут и не отбирают оружия. И гвардейцы... Они как бы
идут и в плюс, и в минус. Зачем Тамерлану лично разбираться в уголовном
преступлении, совершенном простым воином, когда вокруг полно народу,
который может сделать это вместо него?
Слишком много было лакун, чтобы ясно представить ситуацию, в центре
которой он оказался. В конце концов он решил, что происходит одно из двух:
либо действительно что-то серьезное, либо у Тамерлана выдалось свободное
время и эмир изволит проявлять любопытство.
"Ладно, будем действовать по обстоятельствам, - решил Дмитрий. -
Какими бы дерьмовыми ни оказались они при самом худшем раскладе, я приложу
все усилия, чтобы выпутаться".
* * *
Двое обнаженных по пояс борцов схватились на утоптанной квадратной
площадке перед шатром эмира. Вцепившись в широкие пояса друг дружки, они с
громким пыхтением топтались и кружились, напрягали мускулы под лоснящейся
от масла кожей, стараясь оторвать противника от земли. Наконец один
изловчился и швырнул соперника через бедро. Проигравший с досады ударил
кулаком по земле, а победитель в подпрыгивающем петушином танце заплясал
вокруг поверженного соперника.
- Иди, - приказал гвардеец, когда борцы освободили площадку.
Дмитрий пошел к легкому навесу, сооруженному перед резными дверьми,
ведущими в шатер. В тени навеса восседал на возвышении Тамерлан. Как всегда
не один, а со свитой.
- Стой, - велел гвардеец, тенью следовавший за ним.
Дмитрий остановился и опустился на колени. Пользуясь случаем, он
вблизи рассматривал Тамерлана. Благо сейчас у него была по-настоящему ясная
голова - не то что в первый раз.
Тимур впечатлял. Дмитрий признался себе, что видит наяву самое
вещественное воплощение власти надо всем, что дышит, передвигается на двух
ногах и обладает членораздельной речью. Все президенты, премьер-министры,
папы римские, крестные отцы мафии, олигархи (Господи, кто там был еще? - в
том, по инерции называемом современным, мире) по сравнению с Тамерланом -
просто прах. Субтильные, комплексующие и инфантильные придурки, чертовым
чохом попавшие на чужое, не для них уготованное место.
Старик, глядевший на него холодными серо-зелеными глазами, не мог
сомневаться ни в чем. Все, что бы он ни сделал, все, что бы он ни
вознамерился сделать, в принципе не могло быть ошибочным. "Интересно, а что
он сейчас думает обо мне?"
Дмитрий был не единственным, кто стоял на коленях перед эмиром. Рядом
опустился на землю и ожег его злым взглядом Музафар-бахадур. "Значит,
все-таки суд, - подумал Дмитрий. - Хреново, может статься. Ладно,
посмотрим". По другую сторону встал пехотинец в красном мундире его сотни -
тот самый, что болтался возле него в крепости. Солдат подмигнул Дмитрию.
Тамерлан шевельнулся. Поднялся один из свитских - Дмитрий не помнил,
кто это, - и объявил, ткнув в солдата пальцем:
- Говори первый ты. Ты свидетель.
- Прости мои слова, эмир, - заговорил тот. - "Синий" хотел
позабавиться с пленницей, а Гуль схватил его за штаны и кинул в сторону.
Прямо с девчонки снял. "Синий" обиделся, а Гуль предложил купить девчонку.
Большую цену дал за никчемный товар - золотое ожерелье. За него десяток
таких девок купить можно. Вроде бы сговорились, а потом "синий" как схватит
меч, как кинется! Гуль его и зарезал. Ножом. Вот так и было.
Каждый раз, когда солдат произносил "Гуль", на лицах свиты появлялись
улыбки. Дмитрий видел их и недоумевал: чему смеются? Не смеялся только
Тамерлан. Он сверлил Дмитрия взглядом, словно хотел проделать дыру.
- Не так было, - громко возразил Музафар-бахадур. - Мой родич Сайд не
хотел продавать пленницу.
Солдат не растерялся.
- Как же так? - язвительно поинтересовался он. - Я же сам слышал, как
твой родич сказал: "Ладно". Клянусь Аллахом, он сказал: "Ладно".
- Клянусь Аллахом, мой родич согласился только потому, что опешил от
неожиданности, - тут же сказал Музафар.
- Надо же! - удивился солдат. - И напал он тоже потому, что
растерялся?
Со стороны навеса раздался повелительный окрик:
- Прекратите свару!
Солдат и Музафар-бахадур разом смолкли.
- Пусть говорит Гуль, - велел вельможа.
И снова улыбки на лицах.
Дмитрий и трети не понял из того, что тараторил солдат "красных". Но и
ежу было понятно, из-за чего весь этот сыр-бор.
- Я купил пленницу... Он напал... - сказал Дмитрий. - Я убил... - И
задумался: наверное, следовало бы дать какое-нибудь пристойное объяснение
убийству. Не скажешь ведь, что сорвал на солдате злость, когда девчонка
свалилась в обморок. И сам солдат разъярил его тоже. Он морщил лоб, шевелил
губами, делая вид, будто подбирает нужные слова, а сам искал ответ. И его
озарило. - Он трус, - сказал он. - Напал... - Он похлопал себя по лопатке,
дотянувшись рукой до спины. - Со спины напал... Труса нужно убить.
После его ответа по свите Тамерлана прокатился шумок, а
Музафар-бахадур потемнел лицом и заскрежетал зубами, в ярости сломав зуб и
выплюнув его вместе с кровью.
- Мой родич не был трусом, - прохрипел он. - Ты...
Смысл длинного витиеватого ругательства остался Дмитрию неясен, но что
Музафар-бахадур готов грызть землю от ярости, он видел.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг