- Зачем вам нужен я? - Он и себя-то слышал, как радиопередачу на
уходящей волне. - Нейропрограммирования я почти не знаю, оборудования у вас
нет, моих помощников вы сюда не пустите, они, так сказать, не отмечены...
Зачем?
- Нам не нужны ни оборудование, ни помощники, - любезно заверил его
Лиомбе, снова просветлевший лицом. - Узел может все, о чем вы только что
услышали, без компьютеров, лазеров и электродов в мозгу. Просто м-мм...
обработанный объект должен оказаться тут, - он показал жезлом вниз, на
черный камень, - в контакте с Узлом...
- И что, моя задача - подтаскивать трупы? - Мал-лесон старался быть
язвительным - это помогало. - А сами вы этого не можете?..
Закинув длиннокосую голову назад, Лиомбе расхохотался.
- Айвэн, вы очаровательны!.. Вы решили, что я живой человек?
Маллесон онемел. Как ни странно, в этом он не сомневался. Вот это
да...,
- Ну, не корите себя, - отсмеявшись, посоветовал Лиомбе. - Появись вы
завтра или вчера, вы бы увидели совершенно иную проекцию. Узел оставляет мне
ровно столько самостоятельности, сколько нужно для достоверной коммуникации.
Человеку легче говорить с человеком, но если бы Узел почувствовал, что вам
удобнее общаться с компьютером, здесь бы стоял рабочий столик с
"Хьюлетт-Паккардом" последней модели...
- Вы не ответили на мой вопрос, - Маллесон уже научился быстро
освобождаться от сюрпризов этого дивного местечка, - что мне делать?
- Вам? Неужели вы не поняли? - Узел насмешливо покачал головой. -
Выбрать способ наиболее удобного выключения объекта после снятия
иммобилизации, размещения его в поле воздействия Узла и извлечения после
окончания обработки. Опасность еще в том, что после снятия кокона программа
активизируется взрывообразно и обычный человек может быть инициирован сразу.
А вы застрахованы, и Узел наложит на вас оболочку, дающую дополнительную
защиту. В пище они нуждаться поначалу не будут, а вот поить их придется.
Там, в расщелине, есть ключ и маленький бассейн... Затем я помогу вам
связаться со своими и вызвать транспорт, которым вы сможете забрать отсюда
часть... назовем их "неуязвимыми"... часть "неуязвимых", которые станут
вашими надежными сотрудниками, кондиционируемыми для самой ответственной
работы. Дальнейшее мы спланируем по завершении воздействия.
Майор через силу встал и подошел к самой границе черного полукруга.
Что-то подсказывало ему, что дальше лучше не двигаться.
- Прекрасно, - задумчиво сказал он своим ободранным десантным
ботинкам. - Просто мило. Значит, мне доверено собственными руками, но как
можно нежнее придушить несколько тысяч человек...
- Айвэн, - укоризненно заметил Узел, - они уже давно не люди.
- ...придушить несколько тысяч человек, подтащить их тебе, а ты будешь
делать из них верных и преданных зомби. Потом я во главе этой армии
возвращаюсь в лоно цивилизации и начинаю их руками крошить на собачий корм
плохих зомби..., Потом мы тут налаживаем поточное производство хороших
зомби, устанавливаем охрану, средства ПВО и ПСО, чтобы не достали из
космоса, и загоняем Арендаторов куда-нибудь в кратер древнего вулкана или
карстовую полость, Потом лет через шестьсот приходит какой-нибудь майор, у
которого хорошие зомби придушили близких или любимую собачку или просто
отбили охоту к пиву для его же блага, и Арендаторы рассказывают ему, как с
ними справиться...
- Мистер Маллесон, вы ставите ситуацию с ног на голову, - мягко
упрекнул Лиомбе-Узел. - Не надо ничего домысливать. Давайте для начала решим
эту проблему. Заверяю вас, все просчитывается по моему сценарию. А не по
вашему, хотя он тоже впечатляет. Но его аппроксимация завершается гораздо
быстрее и совершенно безрезультатно - я имею в виду позитивные результаты
для человечества. У вас есть другая перспектива? Вы достоверно просчитали
другой выход? Да, Узел предлагает вам не самую аппетитную работу в этом
процессе. Да, вам придется убивать тех, кто даже не знает, что их убивают.
Но вы же профессионал и знаете, что есть ситуации, когда причинение смерти
необходимо. Полной! Окончательной! Необратимой! И вы обучены причинять ее, и
не только одному человеку, но и целым массам! Вы точно так же сочиняли
сказки, когда наводили боевые вертолеты на укрепления повстанцев под
Нишапуром?
Маллесон почувствовал, что в лицо ему бросилась кровь. Железная,
неумолимая логика, со всеми аргументами, и "ад хоминем" и "ад рем",
превращала его доводы в глупое кокетство, дешевое вихляние. Он был готов
сдаться, согласиться, уступить, но... И все же что-то здесь было не так,
просто он не мог пока отыскать это "что-то".
Растирая багровеющие скулы и саднящие глаза, майор наконец опустил руку
и взглянул прямо в глаза улыбающемуся призраку, чтобы сказать: "Хорошо.
Начнем...", но вместо этого вдруг спросил:
- А дети?
- Здесь нет детей, - ответил Узел. - Среди коконов нет ни одного, чей
биологический возраст ниже двадцати двух лет, и они...
- Нет, дети, которые там, на континенте, на Базах, - перебил его
майор. - Все ведь завязалось именно из-за них, вы должны знать!
- А, вот вы о чем... - Узел заговорил тем же тоном, что и о Дэвиде. -
Мы не сможем применить ту же технику к ним. Их мозг уже глубоко поврежден.
Очень часто они страдают и целым набором сопутствующих заболеваний и
хромосомных дефектов, которые делают их совершенно непригодными для наших
целей. Я знаю, что Арендаторы активно используют именно их и даже временно
круто поднимают им уровень здоровой ментальности, хотя, боюсь, вам будет
трудно понять, зачем и как, пока вы сами не вплелись в Узел... В любом
случае они пока не наша проблема.
- Но ведь самое омерзительное в нашей ситуации и есть то, - упрямо
набычился Маллесон, - что вроде бы нормальные и нравственные люди
вовлекаются в работорговлю, предательство! Их приучают создавать себе
комфорт за счет тех, кого непременно израсходуют и выкинут, как мусор! Их
приучают пользоваться беззащитными людьми, как материалом! Это ваш Узел
понимает? Мы научились уходить от "накатов", и все меньше наших становится
Посредниками. Но детей спасать мы не научились!
Лиомбе усмехнулся, на этот раз холодно и коротко.
- Могу заверить вас, что среднее время инициации нового Посредника при
смерти прежнего сократилось примерно в полтора раза. Эллипс захвата,
наоборот, увеличился в три раза. Арендаторы не люди, они вообще не
биологические существа, но они наделены обратной связью и прекрасно, хотя и
замедленно, чувствуют изменения в Сиянии и реагируют на них. Вы можете
переживать из-за несчастных дебилов и трисомиков, но скоро людей просто не
останется вообще. Никаких. Арендаторам они нужны лишь на некоем этапе как
поставщики материала, как элементы их схем. Может быть, выживут единицы,
обреченные на существование крыс. И не говорите "ваш Узел". Я и есть Узел.
Других нет.
Он смолк, посидел так несколько мгновений и снова застучал посохом по
черному камню. Потом очень тихо сказал:
- Майор, у вас есть время, пока вы тут, но за пределами кратера его
гораздо меньше...
Поднеся руки к глазам, Айвэн словно бы увидел их впервые. Загорелые до
цвета хлебной корки, длинные сильные пальцы с обломанными ногтями; шрам на
правой кисти, сейчас уже почти неразличимый, от бритвенно острого кукри. "И
туземка подходит, нацелив клинок..."
Одиннадцать лет назад он мечтал стать каллиграфом, даже провел год с
лишним в Нагоя при мастерской Кадзумаса Девятого, но тут и началась Аренда.
Связи с Англией у него давно прервались, однако исчезновение славного
мальчишки, короля Уильяма, ставшего первым Посредником среди европейских
политических фигур, что-то с ним сделало. Потом оказалось, что надо спасать
Идзуми.
Им с Эцуко мерещилось, что они спасают ее, увозя в Центральную Азию, но
через несколько лет в Бишкеке началось то же самое. Мату-Гросу похож был на
место, где в джунглях можно было устроить дом вдалеке от всего на свете:
бросив все, они рванулись туда, и на пересадке в Амстердаме случилось то, от
чего они бежали. Эцуко, убедившись, что надежды никакой, не стала перерезать
горло или бросаться со скалы по заветам предков. Она просто вколола себе в
вену полный шприц воздуха. После этого Маллесон уже никогда больше не
притрагивался к кистям и бумаге.
Медленно сжав пальцы в кулаки, майор взглянул на Лиомбе.
- Мне надо... - сипло сказал он. - Мне надо подумать...
11
Задницу саднило. Нет, даже не саднило - так чувствует себя оступившийся
нестинар, севший на уголья. Океанская вода, попадавшая в лопнувшие фурункулы
и ссадины, жгла покрепче серной кислоты.
Можно было бы надеть гидрокостюм, но подкладка раздерет все, что уже
зажило... Хвост пролез, нос увяз. Нет, уж лучше пусть подсыхает так.
Плот медленно переваливался по невысокой волне. Господи, подумать
только! Ведь когда-то страшно было даже в самолете летать! Со стюардессами и
телевизором! А сейчас - ни телевизора, ни стюардесс, и уж особо отказано в
прохладительных напитках...
Какой все же умница был Гор. Морская инспекция хмыкала и крутила
головами: на восьмисполовинойметровой яхте восьмиместный спасательный плот!
Не пробовали они посидеть вдвоем даже в шестиместном. А уж втроем - это
вообще полная смерть. Друг у друга на головах. В шторм друг друга мослами бы
угробили. Нет, спасибо.
Спасибо Игорю. Он уже, наверно, доплыл до дна, и скоро его косточки
растворятся в воде совсем. Первое время на рыбу смотреть не хотелось;
чудилось, что каждая его глодала... Кстати, о рыбе. Ну-ка пощупаем... Ага,
прекрасно вялятся. Пара хороших дорад, нарезанных ломтиками, нанизанных на
нейлоновый шнур, на солнышке, на ветерке, очень весьма. Сасими, как ни
странно, даже из только что пойманной рыбы оказалось невкусным. А вот чуть
подвяленная... Честно говоря, не понимаю, почему я все равно радуюсь этим
пустякам.
Аварийный запас продуктов, так удачно вытащенный из кубрика,
рассчитывался месяца на два. Калории-малории, пусть и лежит пока. Есть ружье
с надежной стрелой, есть сетка для планктона, вот и поживем... Чисто для
удовольствия припоминаю, что там есть. Пятикилограммовая банка ветчины,
двухкилограммовая банка ореховой смеси - арахис, фундук, лещина, миндаль,
кешью, нежнейшая макадамия и грецкие, все, к сожалению, присыпанное солью...
килограмм кураги с изюмом в запечатанном пластиковом пакете... семь кило
крекеров... банка американских мультивитаминов... банка пеммикана...
Нормальному кораблекрушенцу этого хватило бы... ну я не знаю на сколько.
А блаженнее всего нейлоновый бурдюк на пятьдесят литров со специальным
клапаном... Но это опять-таки пускай лежит... Три флотских опреснителя за
бортом, при удаче до двух литров воды в день. Маловато, конечно. Однако ведь
выпаривается и больше, скажем честно. Хотя бывает и меньше. И один вот-вот
скончается. Ну ничего, еще пара в запасе. Чем не счастье? Чем не радость?
Робинзон Крузо спятил бы от ликования. Второй раз, и окончательно, он спятил
бы, глядя на то, как я швыряю на всю эту груду сокровищ открытую канистру с
бензином, а на нее факел. В воображении. Кишка тонка в реале-то...
"Белку" разломил кит. Или кашалот. Или кто-то еще.
Ночь была тишайшая, мягкий ночной бриз, все созвездия невероятно ясные,
"видно, хочь голки сберай", как сладко выпевал Вася Млынарь в нашем
последнем клубном симпосионе - этим дивным словом еще с университетских лет
мы именовали дружеские попойки. Вахта была Гора, кораблик полз на
авторулевом, и вахтенный, он же капитан, спустился в камбуз зарядить
опустевший термос чаем. Кофе он терпеть не мог и с отвращением смотрел, как
я по утрам с закрытыми глазами готовлю в джезве мокко и наливаюсь им. От
кофе на Гора нападала могучая изжога, его единственная телесная слабость.
Мне слышно было сквозь дремоту, как он сварливо бормочет себе под нос:
"Отпусти нас в Апеннины, где священный Рим, под напевы пианины мы его
узрим..." Непохоже, что это из его любимого Шекспира, которого он, как
Эдисон, знал наизусть на двух языках. Потом Гор поднялся на палубу, и больше
мы не виделись - по крайней мере в этой жизни.
Удар был такой, что меня при моем тогда немаленьком весе швырнуло о
противоположный борт, а от него на пол. Свет гаснет. Затем, словно из
гидропушки, хлестнул вал. Откуда - с носа, с кормы, - разбирать было
некогда - все вокруг поворачивалось вверх ногами, и отовсюду била вода... По
пояс она была почти сразу и мгновенно поднялась по грудь. Выдернув нож, на
голом рефлексе ныряю и вслепую полосую линь, крепящий мешки с аварийным
запасом. Сердце грохочет, словно компрессор, воздух в легких от бешеной
работы кончается почти сразу, приходится удерживать себя в воде, потому что
тело рвется глотнуть кислороду, а времени тю-тю. Вокруг бурлящий хаос и
полная тьма. Линь лопается наконец, мешки сдвигаются, и я, что есть силы
оттолкнувшись, бью ногами в люк и вылетаю на палубу.
Кораблик наш стремительно уходил в воду носом. Гора на палубе не было.
По левому борту торчали какие-то обломки, но разбираться было некогда. Плот
принайтовлен к кормовым креплениям, и я начинаю полосовать их. Потом надо
сбросить чудовищно тяжелый контейнер на воду: сработает автоматика, и он
надуется. Упираюсь опять же ногами, а палуба поддает мне так, словно мы
деремся на татами. Нет, не выходит, слишком тяжело, и я во вдохновении
отчаяния проползаю под тент и рву что есть сил оранжевый шнур. Есть! Басовый
свист, треск оставшихся вязок, и плот разворачивается огромным черным тором.
Мощная волна прокатывается через перекошенную палубу, закачивает в меня
ведро горько-соленой дряни, но одновременно смывает на воду плот. Слава
богу, швартов уцелел, и плот не относит; толкнув нож в ножны, я подтягиваю
его и переваливаюсь на мокрую резину.
Отсеки плавучести не дают кораблику затонуть сразу. Ветер, как назло,
усилился, волна до пяти баллов, и яхта кренится все неотвратимей.
Двадцатиметровый линь все еще связывает нас, и плот изрядно отдрейфовывает
под ветер. Осталось явно совсем немного, и я, улучив миг, когда один вал
прошел, а другой еще не накатил, бросаюсь в воду и плыву своим лучшим кролем
к "Белке".
Вода в кормовой каютке ровна и тиха. Ныряю и начинаю со всей возможной
осторожностью доставать бурдюк с аварийным водозапасом. В ушах, словно в
рассказе Лав-крафта, гремит музыка, и меня начинает разбирать истерический
смех, когда я понимаю, что невесть почему, скорее всего от удара, включился
водонепроницаемый плейер, крутящий по умолчанию последнюю запись - нежное и
грустное "Погребение" из "Альзо шпрахт Заратуштра"... Спина трещит, но я
выволакиваю бурдюк и второй мешок на залитую палубу, подтягиваю плот и
сваливаю в него бурдюк, второй аварийный мешок и еще что-то, подвернувшееся
под руку.
Отдышавшись, ныряю к форпику и барахтаюсь, выволакивая гидрокостюм.
Волны свирепеют, меня тошнит от соли и раздутого водой желудка, я
задергиваю тент и продеваю трясущимися руками конец линя через петлю
гика-шкота, потом затягиваю его на плот, вяжу его к лееру, охватывающему
плот по периметру, а вторым концом делаю виток на том же леере. Если "Белка"
начнет тонуть, я просто отпущу ходовой конец...
"Белка" - не просто лесная зверюшка. Так в нашей когда-то развеселой
яхт-компаний звали жену Гора, рыжую красавицу, мягкую насмешницу и чудную
поэтессу.
Белку накрыло почему-то самой первой. И почему-то она сопротивлялась
так долго, как никто на моей памяти; четверо суток она пыталась остаться с
нами, а мы держали ее, буквально держали, сидели и держали за руки, трясясь
от ужаса, что может затянуть и нас, но ее лицо было страшнее всего, что мне
приходилось видеть в жизни: на нее накатывало - и отпускало, и опять
накатывало, дикие скачки лицевых мышц, белые глаза, изорванные губы, кровь,
ползущая по подбородку...
Мы чувствовали себя колдунами дикого племени, пытающимися спасти
прокаженного эпилептика. Ей кололи дикие дозы наркотиков, на пределе
допустимого, но на нее не действовал даже героин. А потом она с невероятной
силой раздернула кольцо, встала с этой их паскудной улыбочкой и пошла... Гор
ушел за нею и не возвращался два месяца. Потом он пришел и никогда ни о чем
никому не рассказывал - ни закадычнейшему Ваське Млынарю, ни всехнему
советнику Мише Давыдову, ни утешительнице Ленке Терзиян. Вел он себя так,
будто нигде и ничего, но по ряду мельчайших деталей мы, особенно я,
догадывались: что-то делает. Через время он связался с Движением и потопил
два аповских катера. Но потом ушел и оттуда. А теперь отовсюду сразу.
Кстати, их уже тоже не осталось. Никого, кроме него и меня. Они тоже
собрались уйти насовсем в море, когда наконец поняли, что происходит, но не
успели.
Все это крутится в моей голове, а руки-ноги-задница продолжали делать
свое совершенно автоматически, и это было хорошо, потому что Гора нигде не
было видно, а отчаяние меня доконало бы, оно все равно вгрызлось потом и
долго не отпускало, но сейчас отсиживалось в засаде и не мешало выживать.
Правда, не знаю зачем.
Фал натянулся, рванулся раз и другой и снова натянулся, визжа о резину,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг