В глубоком черном провале неба искрились и мигали удивительные
гигантские рекламы, а незримые пальцы, дополняя выкрики газетчиков и
громкоговорителей, выводили блестящую огненную надпись - последнюю вечернюю
новость Нью-Йорка.
Изобретение инженера Эрге. Эрге совершает революцию в воздухоплавании!
Завтра в клубе инженеров Эрге сделает подробный доклад. Лайстерд уже купил
изобретение Эрге.
Под хвостатой кометой кроваво искрилась другая надпись:
- В Аризону выехала первая партия исследователей. Завтра на месте, где
упал Аризонский аэролит, начнутся первые раскопки. Аэролит даст миллиард
долларов чистой прибыли. Покупайте акции нового товарищества "Аризона".
Покупайте! Покупайте!! Покупайте!!!
Марич отдался на волю толпы, которая легко сжала его в своих гибких
объятиях и понесла вниз по улице.
На миг улица ошеломила его, погасила болезненную тоску. И невольно, сам
того не замечая, он начал с интересом наблюдать за жизнью Бродвея.
Зарево света со всех сторон больно било в глаза, шум и голоса толпы
заглушали грохот элевейторов и сабвеев, прорываясь сквозь звон железа и рев
сирен, из кафе-ресторанов в открытые двери вырывалась второсортная музыка.
Высоко (нужно было до боли забросить назад голову) на небоскребе плавно
расправлял крылья зеленый орел - марка фирмы "Мажестик". Сбоку огромная
маска, сверкая белыми зубами, весело подмигивая, размахивала зубной щеткой.
Дальше огненным фонтаном лился в хрустальный бокал какой-то напиток. И
повсюду между рекламами вспыхивали зарева огня: красного, янтарного,
зеленого, синего.
Внизу, белая от огней электричества, улица была запружена двойной
прочной цепью черных блестящих авто, огневыми гадюками с грохотом ползли
вверх трамваи.
И каждые две минуты на уличных маяках гасли зеленые огни и загорались
красные; тогда стремительный поток авто, автобусов и кэбов сразу
останавливал свой бег и застывал неподвижной полосой. Из других улиц,
пересекавших Бродвей, стремительно несся второй поток машин.
Улица, издавая поразительные гаммы мощных звуков, творила невероятный и
удивительный джаз.
Поток нес покорного Марича все дальше и дальше. Мимо проплывали
квадратные, удлиненные, старые и молодые лица в цилиндрах, белых манжетах,
лица женщин с подведенными тонко глазами (глаза от этого казались глубокими
и соблазнительными), мелькали драгоценные роскошные наряды, шляпки,
роскошные меха, шелковые ткани, жемчуг. От огня сверкали глаза болезненным,
неестественным блеском.
Ошеломленный новыми впечатлениями, Марич не заметил, как оказался
далеко от центра и остановился, увидев, что его больше не окружает толпа.
Тогда он вернулся в гостиницу. Посмотрел на часы - ровно два. В
одиночестве снова почувствовал, как пришли к нему тоска и боль. И когда
опять добрался до центра, где улицы по-прежнему покрывал мусор человеческих
тел, ничто уже не могло отвлечь от назойливых знакомых мыслей. И внутренняя
боль, беспокоившая его, превратилась в какое-то скучное душевное нытье,
когда слух вновь резанул металлический, ровный, безжизненный голос
громкоговорителя:
- В пятницу в клубе инженеров Эрге сделает доклад о своем изобретении.
Это изобретение, по мнению знаменитых специалистов, совершит революцию в
современном воздухоплавании.
* * *
"Ленинград 25/Х1 192...
Дорогой Виктор Николаевич!
Дух беспокойства снова охватил меня. Опять мысли об Азиатском аэролите
преследуют и тревожат старика. Как никогда ощущаю ваше отсутствие - ох, как
нужны вы, дорогой мой - сравнение не подыщу. Я давно собирался вам написать,
но дела так закрутились, что у меня не было и минуты, чтобы черкнуть
словечко.
Вчера вернулся из Москвы, был у наркома. Виктор Николаевич! Ура, наша
взяла! Вы не можете представить, что это был за прием, я вышел оттуда
буквально очарованным.
То, чего я добивался десяток лет - то, что было непонятно моих же
коллегам - он понял с полуслова. Он осознал, что это дело мирового значения
и масштаба.
Когда шел к нему в кабинет, думал: "Не удастся - что ж, возьму и
поплетусь, как и в 19... году, с клюкой в тайгу, на собственные гроши,
искать наконец место падения - именно поплетусь - назло всем".
Вы, дорогой мой друг, понимаете, что после того, как я вдвоем с
проводником-тунгусом достиг Краксовой горы и побывал у самой могилы
аэролитов, я не могу не вернуться туда и не закончить начатого важнейшего
дела. Как сейчас помню: я прошел, преодолевая хребты, десять километров на
запад, и - диво дивное! По мере продвижения вперед (на запад), верхушки
бурелома с юга-востока стали уклоняться к югу. И вдруг с одной макушки
глянул на меня взволнованный, как толчея порога, ландшафт остроконечных
голых гор с глубокими долинами меж ними. Глубокое ущелье просекло с севера
на юг цепи гор. В нем я увидел ручей. Знаменитый ручей Великого болота.
Вы ведь, Виктор Николаевич, знаете, что тайга не имеет естественных
полян. На перевале я разбил лагерь и стал кружить вокруг котловины Великого
болота - сперва на запад по лысым гребням гор (бурелом на них лежал уже
вершинами на запад). Огромным кругом обошел я всю котловину горами к югу и
бурелом, как завороженный, вершинами склонился тоже к югу. Я возвратился в
лагерь и снова по плешинам гор пошел к востоку - и бурелом все свои вершины
туда же отклонял... Я напряг все силы, снова вышел к югу, почти что к
Хушмо - лежащая щетина бурелома завернула свои вершины тоже к югу...
Сомнений не было: я обошел вокруг центр падения.
Огненной струей аэролит ударил в котловину и - как поток воды,
ударившись о плоскую поверхность, рассеивает брызги на все четыре стороны -
струя из раскаленных газов с роем тел, вонзившись в землю с непредставимой
силой и взрывной отдачей, произвела мощную картину разрушения. И по законам
физики (интерференция волн) - должно было быть и такое место, где лес
оставался на корню, лишь потеряв от жара кору, листву и ветви.
Представьте только, какие колоссальные разрушения причинил "он" - этот
"бог огня и грома" - ослепительный Огды. Мощный ураган, разошедшийся от
центра, свалил вековой лес на площади 10-15 тысяч квадратных километров. Но
аэролит еще был окружен облаком раскаленных (до тысячи градусов) газов,
поэтому опаленный лес остался безжизненно стоять вокруг центра - по причине,
как я уже написал, интерференции волн. Как глубоко ушли куски аэролита в
землю, сказать не могу - сил не хватило исследовать местность или начать
раскопки - пришлось спасать свою жизнь.
И поэтому разве не больно было мне встречать скептические замечания, и
видеть недоверчивое удивление в глазах, и выслушивать просьбы: "Будьте так
добры, покажите снимки". Видите ли, они, коллеги мои, не верили Горскому.
И сейчас, кажется, пришел конец этому недоверию, и потому вы так нужны,
дорогой мой - будет много работы по организации новой экспедиции, которая
должна детально изучить это исключительное явление природы, и борьба
предстоит еще немалая.
Я вот позавчера в американских газетах прочитал о раскопках Аризонского
аэролита - меня просто поражает тот сугубо американский дух нездорового
практицизма, которым окружено это научное явление - и потому я скептически
отношусь к тем богатствам, что обещают разные ловкие людишки.
Я узнал, что раскопки взялись вести инженер Тильман и профессор
Барингер; очень прошу вас, дорогой мой, наведайтесь к Барингеру, передайте
ему привет (я знаком с ним) и подробно ознакомьтесь с их работами. Для нас
американский опыт будет иметь колоссальное значение, потому что необходимо
будет провести топографическую съемку местности и определить астрономические
пункты (так как - только вообразите - в тех местах карты врут на целый
градус, ни более и ни менее, как на 110-115 километров). Затем нужно изучить
торфянистые плоскогорья и провести магнитометрические измерения.
Что же касается практической стороны, пользы (а мне, между прочим,
везде на это намекают), то я уверен, что кроме своей огромной научной
ценности - Азиатский аэролит оправдает с лихвой все наши затраты. Допустим,
в крайнем случае, что это аэролит не железоникелевого типа, пускай он из
породы сидеритов - по кускам в музеи продавать будем.
А покамест крепко жму вашу твердую мужественную руку и надеюсь как
можно скорее увидеть вас в Ленинграде.
Ваш В. Горский.
Р. 8. Совсем забыл. Простите меня, старика, без вашего согласия я
объявил вас в прессе своим первым помощником.
Теперь поведаю вам то, о чем никогда и никому не говорил. Дело вот в
чем. Исследуя район, где упал аэролит, я в одном чуме наткнулся на
интересный "священный камень" из чистой платины. Я долго расспрашивал
хозяина, где он его достал - тунгус упорно не желал отвечать, и только после
настойчивых просьб и щедрых подношений, с ужасом оглядываясь, ответил, что
это священный камень "бога огня Огды".
Огды, понимаете ли, тунгусы называют Азиатский аэролит.
Я, конечно, скептически отнесся к этой истории. Но вообразите мое
удивление, когда я в другом чуме наткнулся на такой же точно камень, точнее,
кусок платины. И услышал еще больше. Услышал, что шаман племени Тайгоров
бывал несколько раз на месте, где лежит "бог Огды", и видел в земле
множество глубоких воронок. Тунгусы благоговейно рассказывали, что шаман
молился там три дня и три ночи и собственными глазами видел бога, который
упал с неба и превратился в тьму-тьмущую белого камня (т. е. в платину!).
Тот шаман и принес несколько кусков камня, что, по мнению тунгусов, охраняет
хозяйство от страшных пожаров".
Марич дважды перечитал письмо и задумался, анализируя свое состояние.
Обманывать себя он больше не собирался, факт - он оказался в сложном и
тяжелом положении.
Все мысли и мечты о покое и какой-то окончательной точке, которую
должна была поставить встреча, развеялись мгновенно и незаметно.
Долгожданная встреча принесла с собой лишь более острые страдания - и тем
сильнее подчеркнула беспомощность.
Если бы дорогой Валентин Андреевич узнал, в каком состоянии находится
его помощник и ученик, всегда твердый и суровый - и не расположенный, по
мнению учителя, тратить время на сантименты и любовные истории - удивился бы
профессор и не поверил сам себе.
Разве не убогая картина - брак двух совершенно чужих людей (пусть
когда-то, может, и близких), которые смотрят на все разными глазами и
никогда не смогут полностью понять друг друга, хотя, быть может, и связаны
одним общим чувством и бессознательно тянутся один к другому.
Марич вновь вспомнил далекую Сибирь, и чем яснее вырисовывались в его
памяти образы далекого прошлого, тем яснее становилось ему, что годы не
только изменили их обоих физически, но и в чувства внесли глубокие и
серьезные коррективы. Ясно и беспощадно: выход один, и если у тебя
достаточно сил, если ты крепок не только физически - сделай так, чтобы
встреча эта стала последней и прощальной.
Марич долго сидел, стиснув виски, после перевел взгляд на письмо
профессора Горского, потянулся, протянул руку к письму, осторожно поместил
его обратно в конверт. Деловито, как у себя в рабочем кабинете, извлек
небольшой аккуратный блокнот и мелкими буквами написал на чистой странице:
"1) Визит к проф. Барингеру (по вопросу раскопок Аризонского аэролита).
2) Письмо Валентину Андреевичу. 3) 13/Х лекция инженера Эрге".
Инженер Эрге, прямой и самоуверенный, стоял за кафедрой на высоком
помосте. Черный костюм еще больше подчеркивал статность его сильного и
гибкого тела. Все движения его, несмотря на суровую размеренность и,
вероятно, подготовленность не производили впечатления неестественности, а
дополняли эффектную и деловую речь.
Просторный зал с ровными высокими колоннами был заполнен
преимущественно специалистами-инженерами и предпринимателями, которые
напряженно слушали докладчика.
В бинокль было хорошо видно продолговатое, бритое, смуглое и спокойное
лицо. Иногда легкая улыбка трогала ровные сухие губы, и тогда глаза сужались
и испускали веселые хитрые искорки. Марич жадно рассматривал это лицо,
напоминавшее облик спокойного уверенного хищника. Он видел Эрге всего лишь
раза три-четыре, но эти встречи оставили яркое впечатление в его памяти. И
вот что странно, за долгие годы Эрге физически нисколько не изменился,
словно время обошло его стороной.
Вспоминая Гину, а вместе с ней и Эрге, Марич всегда ощущал глубокую
злость и презрение к этому человеку, но сейчас, рассматривая в бинокль лицо
соперника, Марич, к собственному удивлению, не испытывал знакомых чувств и
глядел на него со спокойным интересом, спрашивая себя: чем именно привлек
этот человек Гину, как заставил пойти за собой? Этот вопрос вечно
преследовал Марича и он никак не мог дать на него ясный и исчерпывающий
ответ.
Минуту спустя он перевел бинокль с лица инженера на окружавшие
докладчика предметы.
На высоком мраморном постаменте стояло изобретение Эрге - дирижабль
новой конструкции. Сбоку на квадратный черной доске крупным четким почерком
были изложены главные принципы, примененные в новой конструкции. Вся суть
изобретения состояла в открытии нового газа, что был втрое легче водорода и
горел не так быстро.
Марич искал на доске формулу этого газа и, не найдя, обратился к соседу
за объяснениями. Тот усмехнулся и ответил, что это тайна изобретателя.
Марич, не разбираясь в воздухоплавании, все же сразу понял огромный вес
и значение изобретения. Газ в три раза легче водорода! Какие возможности для
воздухоплавания! Это означало втрое увеличенную грузоподъемность, скорость и
долговечность.
Конечно, революции в воздухоплавании (как рекламировала пресса)
изобретение не сделало; Эрге лишь усовершенствовал современный дирижабль и
продвинул технику вперед на три огромных шага. Новый дирижабль был оснащен
длинной, продолговатой, цельнометаллической оболочкой в форме сигары с
острыми ребрами, все помещения были спрятаны внутрь конструкции и помимо
моторных гондол снаружи оставалась только небольшая командирская рубка.
Каждая группа моторов имела по два винта: один тянул, второй толкал
конструкцию.
Марич застал конец лекции. Он видел, как Эрге вежливо улыбнулся и
наклонил голову, благодаря аудиторию за внимание.
К постаменту подошел слуга и накинул на конструкцию рыжий чехол.
Зал утратил напряженную тишину, зашевелился и наполнился гулом.
Слушатели, живо обмениваясь мнениями по поводу изобретения, двинулись в
фойе.
Марич протиснулся в конец зала к главному выходу и остановился под
колоннами. Он и сегодня не сумел одолеть себя и, направляясь на лекцию Эрге,
лелеял скрытую робкую надежду - увидеть Гину.
Зал вскоре опустел и Марич, в последний раз окинув взглядом аудиторию,
шагнул вперед, к выходу, но тотчас растерянно застыл на месте - навстречу
ему из-за массивных колонн напротив вынырнула черная фигура инженера Эрге.
Тот с интересом посмотрел на одинокую фигуру и прошел было дальше, но и
сам неожиданно замер и свел воедино черные изломанные брови - глубокая
задумчивость появилась в его глазах. Оба быстро обменялись взглядами и тогда
напряжение внезапно исчезло из глаз Эрге и уголки сухих губ заострились.
Марич побледнел: он понял, что Эрге узнал его.
Краткий миг оба стояли недвижно, пытаясь найти выход из этого
случайного, но неприятного положения. Первым нашел выход Эрге - и такой,
какого Марич менее всего ожидал.
Инженер приятно улыбнулся и протянул Маричу руку:
Если не ошибаюсь, господин Марич?
Тот механически, как загипнотизированный, неуклюже протянул навстречу
свою и растерянно, краснея, пробормотал:
Вы не ошиблись.
Марич и сам не заметил, как через минуту оказался в фойе и шагал рядом
с Эрге, который, улыбаясь и кланяясь во все стороны знакомым, вел его к
свободному столику.
В фойе перед Эрге все вежливо расступались, и Марич с болезненным
чувством сознавал, что его неуклюжую фигуру сейчас с интересом рассматривают
сотни глаз. Досадней всего было за себя и за свое до невозможности глупое
поведение. Наверное, этот прилизанный инженер-эмигрант в душе искренне
потешается над его глупостью. Но что делать? Отойти сейчас куда-нибудь в
сторону - неудобно, наговорить грубости - неостроумно и вообще грубо, только
окажешься в еще более дурацком положении. Эх, черт побери, надо же было так
увязнуть!
С такими мыслями, неудачно и невпопад отвечая на многочисленные и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг