- Ты так считаешь, Гермес? - и мой Гипнос оглянулся к букмекеру,
который дремал за кружкой пива с долитой водкой, - Боря, запиши в последнем
круге Жребия. Две по пятьсот. В долг.
- В долг до весны? - очнулся пузан, - Нет, только наличку.
Я отдал все что у меня было.
Букмекер забрал деньги необъятной рукой и записал ставки в блокнотик.
Официант уже сдирал клеенки с пустых столиков. Незнакомец, называвший
меня Гермесом, заказал еще пару стопок.
Я чувствовал, что налит под завязку, пора трезветь...
- Что было дальше? Утонул Посейдон?
- Дальше, - он прищурился словно от солнца, вглядываясь в незримую
даль, - ...Утомившись от жара солнца над Хиосом и огненных стрел Аполлона,
Гepca нырнула вглубь Эгейского моря, и достигла дня, чтобы прогуляться в
прохладе и остудить раскаленное тело.
Так начался бой с Посейдоном.
Призвав на помощь все морское воинство, всех водяных гадов, тритонов,
дельфинов и чудовищ, Посейдон встал на подводную колесницу и помчал на
врага, потрясая непобедимым трезубцем. Но Гepca запустила руку в свою
ужасную сумку и вытащила левой рукой голову Медузы Горгоны, которую
подобрала после того, как Афина в гневе сбросила голову со щита.
И когда Горгона открыла свои глаза, плоские как зеркало и мертвые
словно ртуть - все, кроме Посейдона, окаменели. Даже кони его морские и его
золотая колесница стали каменными. Но когда Посейдон замахнулся трезубцем,
Гepca достала из сумки кремневый серп Кро-носа и спросила у мойр: "Есть ли
вина Посейдона в том, что отец его Кронос оскопил своего отца?" И три мойры
хором ответили, что в этом нет его вины. И нет здесь ничего, что можно
предъявить к оплате. И Посейдон метнул трезубец в Гepcy и ранил ее в печень.
Упав на колени, она вытащила трезубец из живота и спросила: "А есть ли вина
на этом трезубце?" И мойры ответили: "Да, есть, этим самым трезубцем
Посейдон угрожал отцу, в тот момент когда его убивал его брат Зевс".
Тогда Гepca встала с колен и, вырвав рану из тела, бросила ее на
морское дно, как бросают со стола объедки на пол собакам и сказала
Посейдону: "Что ж, ты злобен и неблагодарен! Переживи же подобное тому, что
пережил твой отец!" И с этими словами вручила посей-донов трезубец Тритону,
чудовищному сыну Посейдона, наполовину человеку, наполовину рыбе, в чешуе из
морских раковин, и тот злобно поразил отца в сердце. И Посейдон страшно
вскрикнул. Волны впервые устремились в открытый рот бога и затопили изнутри
все полости тела. И Посейдон стал тонуть. И тонул всю ночь до утра, пока не
коснулся головой морского дна у острова Лесбос.
Так Гepca победила Посейдона.
Из олимпийских богов в живых осталось только семеро: это бог подземного
царства Аид да Гефест, которые скрывались в Тартаре, бог любовной страста
мальчишка Эрот, который сторожил спящие половинки Гермеса, наконец, в живых
оставалась великая Афина, под Эгиду которой собрались последние богини:
глашатай Зевса Ирида, богиня справедливого возмездия Фемида и Геба,
прислужница на великих пирах Зевса.
Пан добровольно отказался от своей божественной природы и умер, как
простой смертный от пьянства, во времена императора Тиберия.
Выйдя из моря, после победы над утонувшим Посейдоном, Гepca направилась
прямо к пещере на горе Ида, где скрывалась Афина с другими богинями.
Здесь победа Герсы была самой ужасной. Метнув боевое зеркало, она
разделила Афину, как делит призма белый луч света на семь составных частей
спектра. Только этих частей было не семь, а меньше Афина распалась после
удара на тех чудовищ, которых когда-то сама же произвела на свет, проклиная
своих врагов. Это были четыре монстра: Эрихтоний, кошмарная змея с
человеческим торсом и ногами, Лернейская гидра и кошмарная Ехидна -
огнедышащая коза с головой льва и хвостом из ядовитой змеи, и, наконец, в
жестокого Загрея, человека из гипса с живым сердцем. Всех этих монстров
когда-то создала сама Афина, и все они жили в ее сердце и памяти, а когда
встретились друг с другом, то тут же вступили в жестокую схватку.
Победителем вышел жестокий Загрей. Он разорвал Эрихтония, отделив змеиное
тело от человеческого, он содрал кожу с Лернейской гидры, и он убил Ехидну,
всунув в львиную пасть ее же собственный ядовитый хвост с головой гадюки,
которая ужалила львиный язык, и сама же подохла, когда яд покрыл тело Ехидны
трупными пятнами.
Торжествуя победу, Загрей оборотил свою адскую силу против Герсы, но
она достала из сумки то последнее, что осталось от Зевса, яйцо пестрой
кукушки и бросила его под ноги Загрея.
От удара яйцо раскололось вдребезги, и по всей Ойкумене прокатилось
последнее землетрясение: от Эллады откололись и упали в море острова Эвбея и
Лемнос, трещины прошли по всему Пелопеннесу, по отрогам Парнаса, по стенам
Аргоса, по телу Загрея, и титан рассыпался на куски, как скорлупа.
Итак, ни на небе, ни на земле больше не осталось ни одного из
олимпийских богов, кроме тех кто спрятался в Аиде, и мальчишки Эрота...
- А что было с... - я не решался продолжить.
- С тобой? - спросил рассказчик. Он был уже заметно пьян.
- ...с Гермесом?
В этот момент объявили результаты последнего заезда. Мой караковый
жеребец - трехлетка орловской породы Жребий пришел первым.
- А ты все еще в форме, - шлепнул букмекер стопку стотысячных купюр на
клеенку. Он явно тоже знал меня раньше!
- Эй, Боря! - пытался я остановить уходящую тушу.
- Оставь меня, Герман, - махнул тот ручищей, - я уже обоссался.
Официант навис над нами, желая содрать клеенку. Публика повалила с
трибун к выходу. Незаметно наступил вечер. Жокеи поворачивали взмыленных
лошадей в конюшни. Дождь штриховал воздух электрическими иглами.
- По последней! - цапнул бумажку из стопки мой незнакомец.
Официант сначала сдернул клееночку, надел на голову Гишгоса видавшую
виды шляпу, которая висела на стуле, и только затем принес две
заключительных стопки и поставил прямо на голый стол, фуфло.
- С тобой не церемонятся, Гипнос.
- Они считают, что я ненормальный, Гермес.
- Сознайся, я не Гермес, а ты Павел Курносов.
- Не сознаюсь.
- Но ведь Гермес тоже умер. Его же разрубил Арес на две половины. Твои
слова, Курнос, - вспомнил я его кличку среди букмекеров.
- Но ты же всех перехитрил! Когда Герса вернулась под Аргос, к ручью
Кана, чтоб отмыться от крови в священном потоке, ты лежал на траве среди
асфоделей и снился самому себе.
Ты не был жив, но и мертвым тебя тоже нельзя было назвать. Ты ждал ее
слова.
Когда Герса отмылась от крови, настала осень, пора было спускаться в
Тартар, за душами последних богов, но кто мог указать ей дорогу в подземное
царство, кроме Гермеса? Ведь только ты единственный сопровождал тени умерших
к Ахеронту, к переправе Харона. Никто кроме тебя не знал этой дороги.
- Ммда... - промычал я нечто нечленораздельное, выражая сомнение.
Внезапно лицо незнакомца озарилось вспышкой ярости, я даже отпрянул:
ого! - но мой безумец взял себя в руки:
- Да, да, Гермес, именно ты ласковой успокоительной речью провожал
души умерших в последний путь. Ты возлагал свой золотой жезл-кадуцей на очи
покойника, заставляя душу смириться с концом жизни и подчиниться своей
смертной участи.
- А... а как выглядел этот жезл?
- Он был из чистого золота, с головой Зевса наверху и обвитый либо
двумя змеями...
- ... либо парой белых лент? - я снова и снова вспоминал свой странный
единственный мучительный сон.
- Ты вспомнил? - оживился игрок. Я промолчал.
- Гepca впервые обратилась за помощью к олимпийскому богу, к мальчишке
Эроту, чтобы тот оживил Термеса. Хитрец потребовал взамен вернуть свой лук и
колчан с любовными стрелами. И Гepca вернула Эроту оружие любви и тот
выстрелил двумя стрелами в печень и сердце двух половинок Гермеса. Те
воспылали к друг другу страстной любовью и слились в жарком объятии. Слились
в одно целое. И Хермес пробудился от смертного сна и встал с последнего
ложа.
Гepca потребовала показать ей путь в подземное царство, на что ты,
Гермес, ответил согласием, а уже на дороге предложил ей сыграть в кости на
свою жизнь. И та согласилась, не зная, что эту игру изобрел сам ермес, бог
плутовства. Он объяснил воительнице нехитрые правила и тут же обыграл Гepcy.
Тогда, разозлив-иись, Гepca снова решила сыграть, только на этот раз
доставила на кон жизнь Эрота. И тоже проиграла. Так, лаг за шагом, Крмес
выиграл у нее жизнь всех оставшихся в живых олимпийских богов, и когда Гepca
опомнилась - ей пришлось решать судьбу сказанного сгоряча, и она вновь
обратилась к мойрам и спросила: "Если в начале Нового мира встанет новое
слово, должна ли я исполнять слова старые, которые уже никто никогда не
сможет написать прежними буквами? Ведь даже они забудут свой смысл?"
Клото ответила, что слова старые нельзя исполнять, потому что увидели
все новое время и новую землю. И была тут же убита Герсой за святотатство:
"Слово у Бога, и слово - это Бог. И не равняется одно слово на другое."
Лахосис ответила, что надо соблюдать сказанное слово независимо от
того, старое оно или новое, потому что дух сказанного помнит их, и требует к
ответу, и исполняет обещанное ими. Сказала и тоже была убита Герсой за
святотатство: "Слово у Бога, и оно само по себе - Бог. И не делится на слово
правое и неправое".
Настал черед Антропос - и она не стала отвечать Iepce, а сама задала
вопрос: "Скажи мне, если ты не знаешь себя, не знаешь кто ты, откуда пришла
на свет
и зачем, как ты можешь знать кто из тебя задает сейчас нам вопросы? И
судить нас заглазно?"
- Я - Гepca, - ответила Гepca.
- От себя ли ты говоришь об этом, или другие сказали тебе, что ты
Гepca?
Гepca не знала что отвечать и Антропос осталась в живых.
В смущении оставив Гермеса с Эротом играть в кости и, отказавшись
искать Тартар, неистребимая Гepca устремилась на Патмос, где оставила
титаниду Метиду в ожидании родов того, кто будет сильнее Зевса.
И она успела в самый верный час и точную минуту, потому что Метида уже
родила и нянчила на руках свое страшное дитя, которое имело вид отрубленной
мужской головы с длинными иссиня-черными волосами. И Метида кормила ее своей
грудью и мужская голова жадно сосала влагу, которая тут же проливалась на
землю потоком молока и крови. Но Метида не замечала этого и баюкала мужскую
голову, словно младенца.
Услышав шаги Герсы, голова открыла глаза и посмотрела на нее взглядом,
полным пророческой силы.
- Кто ты? - спросила в страхе Гepca, доставая из сумки кремневый серп
Кроноса.
- Я - голова Иоанна Крестителя, - ответил ей ужасный младенец. - А ты
не Гepca, а Елизавета, что значит Бог есть совершенство, ты моя будущая
мать, которая родит меня целиком в назначенный срок от Захария через слово
архангела Гавриила.
Но Гepca медлила поверить ему и сжимала рукоять серпа.
- Спрячь свой бесполезный серп-оскопитель, - продолжал говорить
страшный младенец, отвернувшись от материнской груди, - потому что здесь
нечего оскоплять, и знай, что отныне пора оскопления кончилась, а настало
время усечения. Й отныне все твое теряет прежнюю силу, а все мое ее
получает.
На этих словах младенца сыромятная сумка Герсы разодралась от края до
края и из нее выпало на землю все содержимое: срам Зевса в мешочке для
монет, непобедимое зеркало, и никем не прочитанный свиток.
- Бог - есть играющее дитя, - сказал кровавый младенец, - и царство
над миром принадлежит ребенку.
На этих словах пергаментный свиток развернулся во весь размах неба с
грозовым шорохом над островом Патмос, и все тот же кровавый младенец
прочитал, растворяясь в пергаменте, первые буквы Евангелия от Иоанна: "В
начале было Слово. И Слово было Бог. И Слово было обещано Богом".
И следом за младенцем Господь забрал к себе в глубь Благой Вести и
Тёрсу, чье имя было Бог есть совершенство, потому что хотя старое время и
кончилось, Новое время, время для Евангелия не наступило.
И свиток свернулся, и змея ушла в зеркало, потому что в истине
исполняется не сказанное, а обещанное.
Метида же принялась искать свое дитя и искала до тех пор, пока не сошла
с ума.
Так наступил конец Олимпу.
И после того как небо над Элладой опустело, и оракулы перестали
отвечать на вопросы людей, все святилища богов пришли в упадок и запустение:
попадали твои гермы, Гермес; погасли все жертвенники, опустели храмы.
Исчезли дриады в лесах. Смолкли наяды в источниках и водопадах. Тритоны
перестали трубить в морские раковины. Хищные звери разорвали сатиров и
силенов. Никто больше не встречал ни на лугах, ни в горах прекрасных нимф,
не слышал смеха танцующих муз. И до рождества Христова ни один ангел ни
днем, ни ночью не пролетел в небе. И когда апостол Павел в Листре в Лиокадии
исцелил хромого от рождения мужчину, народ решил, что это сами боги в образе
человеческом сошли с небес. И, простирая руки, называли Павла Гермесом, а
спутника его Варнаву самим Зевсом, потому что тот начальствовал в слове... И
тогда апостолы разодрали на себе одежду и сказали народу, что надо забыть
прежних идолов, что все бывшее прежде ложь и язычество, язычество и ложь,
неправда и вымысел, обман и лганье, которого вовсе и не было на свете,
потому что у лганья нет права на время и страница та перевернута, и новая
книга открыта, и источник забил в пустыне, и настало время отвернуться от
богов ложных к Богу единому, живому и вечному.
С этими словами он встал.
- Пора. Мы остались последними.
Огромные бабы в резиновых сапогах драили пол черными швабрами.
Мой спутник поправил шляпу. Поднял воротник плаща, готовясь к дождю, и
мы спустились с неба на землю.
Вечер набрал густоты. Краски заката еле тлели на западе.
Низкое небо в облаках цвета мокрой шерсти, откуда как нити скрученной
кудели свешивался дождь.
Я медлил прощаться... и сам не знал почему. Я по-прежнему не верил ни
одному слову человека с раздвоенным сознанием, и все же...
- Проводи меня, если хочешь. Тут рядом. Десять минут. Мне надо зайти к
жокеям.
Мы спустились к беговой дорожке. И две фигуры двинулись сквозь сырые
сумерки.
- Но как тогда все понимать! - спросил я о своей жизни.
Он долго не отвечал.
Мы прошли прямо через беговое поле и подошли к конюшням. Донеслось
глухое конское ржание, дух лошадиного пота и свежего помета. И остановились
у мутного окна приземистой будочки, откуда лился рваный свет огня.
- Как понимать? Очень просто. Вы бросили вызов Богу. Ты - великий
Гермес и бог преисподней Аид со своей женой царственной Персефоной и псом,
стерегущим ад - Цербером о трех головах отправились из Тартара, из мрака
подземного царства мертвых наверх, на землю, чтобы отомстить за пролитую
кровь Зевса его убийце, христианскому чудовищу, истребительнице богов,
отвратительной Iepce.
Я только пожал плечами, не желая оскорблять несчастного.
- Это не чепуха, Гермес, а ритуальное погребальное шествие последних
олимпийских богов со смертельными дарами для Герсы. Вы заткнули нос
розмарином, чтобы не слышать ее ужасной вони.
Пьяная улыбка все же выскочила на мое лицо.
- И не важно, как это выглядело в реальности, - вздохнул мой
спутник, - И какое было время - не важно. И как всех вас звали. Гермес стал
Германом, Аид - ясновидцем, а Персефона какой-нибудь Розали или Роз... все
это не имеет значения. И кто была Герса в тот момент, когда вы вышли на
землю - тоже. Задача была ясна, если бы ты, Гермес, в союзе с Аидом и
Персефоной и Цербером убили бы Герсу, то в ней была бы убита святая
Елизавета - мать Иоанна Крестителя, и тем самым пришествие Христа
отменилось... ммда.
И мой спутник постучал по стеклу, показывая пальцем: загляни туда,
только осторожно.
Я заглянул в грязное оконце и увидел примитивную кузницу, где
подковывали лошадей ипподрома... горн, наковальню, у которой возился
какой-то горбун, вертел в щипцах раскаленную подкову и постукивал по
багровому металлу молотом.
- Это Гефест. Он совсем оглох и ничего не слышит, А там... - палец
указал в угол.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг