кровавого ложа. Уцар вешалки так силен, что от пинка по затылку он теряет
сознание.
Только тут до уцелевшего дошла вся невероятность случившегося: за
считанные секунды несколько роковых, сумасшедших, невероятных случайностей,
одна за другой, цепляя причину и следствие, попадая зубцами шестеренок в
зубцы, шаг за шагом, вывели из строя двух мощных, опытных и яростных в бою
бойцов.
Но еще больше его испугала я - стриженая под мальчика девушка, которая
как раз в этот самый жутчайший миг обнимала букет свежих снежных пионов,
стоящих по шею в чистой воде, налитой в атласно-синюю вазу и демонстративно
покрывала их лилейные лепестки истеричным поцелуем.
Сделав слепой выстрел в мою сторону - промазал фуфло! - третий охранник
кинулся по лестнице вверх, но... но когда штормит рок, никому не дано уйт&
от разящих брызг.
Вложив в самодельную пращу - она уже вся изъедена свинцовой молью! -
фигурные настольные часы из расписного мейсенского фарфора с фигуркой голого
античного пастушка с флейтой у губ на позолоченном куполе, - крутанув
антикварную тяжесть над головой, я метнула свой снаряд в потолок, целясь в
основание люстры - и-рраз! - попала точь-в-точь в желтую звездочку на
потолке, откуда свешивалась витая цепь, на которой люстра была подвешена.
Цепь содрогнулась от удара, но не оборвалась, а только лишь качнула
хрустальное сияние алтарной чаши вправо, влево, снова вправо... но и этого
маятника было достаточно. Сорвавшись с петель, несколько острых хрустальных
подвесок осиным роем устремляются вниз, защищая лицо от игл охранник
вскидывает вверх руки и вскрикивает от боли, -.несколько граненых лезвий со
свистом сосулек пробивают мясные ладони и глубоко уходят в запястья.
Кажется, что рука ощетинилась иглами. Сверху они чисты и прозрачны, а
снизу - мутны от крови.
Жертва пытается удержать пистолет двумя руками, но клыки хрусталя не
дают возможность ладоням прижаться друг к другу - пистолет звонко падает на
мраморные ступени. И мокрая от крови стальная лягушка скользко скачет вниз,
пока не шлепает на пол.
Он чувствует, как волосы встают дыбом от столь невероятных, невиданных,
неслыханных ран, в полной панике добегает до площадки второго этажа, и, упав
на колени, начинает зубами - скрипя и скользя по стеклу, - вытаскивать из
рук граненые жала.
Он абсолютно потерян для боя.
Это видят через окуляр телекамеры в холле мачеха и ее личный
телохранитель. Последний покрывается холодным потом. Мачеха курит, вращая
помертвевшими глазами.
Двое из охраны поднимаются бегом из подвала наверх, хватают трубку
настенного телефона: мадам сообщает, что их осталось четверо.
Из гостиной на пульт прибегает дворецкий: там паника, Лиззи собирается
вызывать на помощь полицию. Но мадам запретила такие звонки. Хозяйка спешит
вслед за слугой в гостиную, но успевает бросить взгляд на экран телекамеры в
холле и засечь мой воздушный поцелуй - легкое облачко злобы, которое я
послала в кругляшку. Туши свет, паскуда!
Послав поцелуй, я выхожу из парадного холла обратно наружу и, отыскав
пенал еще одной телекамеры над дверью, зловеще и весело машу рукой в рыбий
глаз слежки: до скорой встречи, гондоны!
Я устала от вида крови и вышла под купол ночи, перевести дыхание и
перекурить. Я медлю продолжать нападение, и, наверное, с полчаса брожу среди
ухоженных цветов, а наткнувшись на овальный фонтан, смываю с лица шеи и рук
брызги чужой мужской крови. Прикид решительно погиб! Вся туника в
леопардовом крапе вишневых горошин.
Светлеет. Туча рассеялась. Дождь почти что иссяк. Только редкие крупные
плюхи всей тяжестью падения с высоты заставляют кусты и цветы вздрагивать от
щелчков. Жасмин с головой в капели! В каждом бутоне ворочается по литой
пчеле из холодного прозрачного бисера.
Фонтан тоже ежится от поднебесной порки.
Я слышу тревожный крик павиана и вдруг понимаю - обезьяна, подражая
человеку, открыла клетку. Клетку пантеры.
Я не успеваю подумать об этом, как из лунных красок цветника, на
песчаную дорожку, опустив голову к самой земле, словно принюхиваясь к
собственной тени, прижав полукруглые ушки, мощным прыжком вылетел черный
комок с круглыми фосфорическими глазами огромной кошки. Пантера! Выпрыгнув
на дорожку, она еще не видела меня и застыла, подрагивая мускулистым
хвостом, рисуя самым кончиком бесцветную точку. Зверь встряхивал кожей после
каждой порции капель и огрызался на дождь. Душа моя ушла в пятки, я
буквально остолбенела от несправедливости собственной гибели, вцепившись
глазами в эту маленькую глубокую пасть из мокрого алого атласа, словно бы
вырытую когтями сатаны в адской смоляной морде.
Только тут пантера почувствовала взгляд человека и, вздрогнув от
неожиданности, подняла с шипением змеи огненный взгляд, и наши глаза
встретились. Как легко растворяется без остатка взгляд человека в утробе
звериного взора.
Зверь ни в чем не виновен - ты обречена!
Впервые я испытала панический страх, такой страх, когда тело
превращается в пар, и ты не можешь пошевелить ни одной жилкой, потому что ее
просто нет - от меня остались лишь беспомощные съедобные глаза на высоте
полутора метров над землей. Их легко содрать, как легко сдернуть с ветки
пару вишен на сдвоенном черенке. Я стояла ни жива, ни мертва. Впервые стало
понятно, почему меня с такой злобой преследовал взбесившийся волк - я воин
только против людей, потому что не им, не им суждено прикончить меня -
другое дело зверь, он убивает, защищаясь, чуть ли не машинально, а главное -
не со зла. Без умысла.
Уйя! Без малейших внешних усилий пантера мягко беззвучно помчалась в
мою сторону, сохраняя при этом фигуру подкрадывания, припадая грудью к
земле - все ниже и ниже - готовясь к прыжку.
И прыгнула!
Единственное, что я смогла, это - вскрикнув - упасть на спину и
вскинуть перед собой руки и ноги, словно могла спастись от пантеры пальцами
рук и ступней.
До сих пор эта нечеловеческая сцена стоит перед глазами.
Вот что затем случилось.
Пантера прыгнула на меня, но совершенно исключительным образом: двумя
передними лапами - точно на мои растопыренные ладони, а парой лап задних
оперлась на мои задранные ноги - точь-в-точь на подошвы сандалий. Это был
молодой зверь длиной около полутора метров и весом с юношу - и я смогла те
несколько роковых секунд выдерживать тяжесть черного леопарда. Но только
лишь потому выдерживать, что зверь прыгнул на меня исключительно мягко, без
ярости и главное - леопард не выпустил когти. Его страшные лапы уперлись в
донце моих рук мягкими комками силы, и только задние лапы слегка выпустили
когти, впиваясь в подошвы сандалий, чтобы не сорваться вниз.
Сколько секунд я могла выдерживать тяжесть зверя?
Наклонившись к лицу, леопард потрясенный поведением своего тела,
обнюхал мои глаза, клокоча кислой пастью, откуда на меня пахнуло сырым мясом
и кровью... о, эти белые жесткие усы на смоляной морде... открыл пасть, где
я видела алое ложе - гнутый язык - среди зубов острых как когти! пружинным
толчком всех четырех лап, от которых мои локти вонзились в песок, отправил
свое тело дальше, в глубь промокшей дорожки. Сегодня мне кажется, что
прыгнув на человека, леопард приземлился... на зеркало - так похожи были
наши позы, - на гладкое холодное зеркало, в котором, растерянно, увидел свое
отражение, обнюхал его и был таков. Другого объяснения я не нахожу.
Когда я смогла встать, зверь исчез в глубине светлеющей НОЧ©.
Потрясенная нападением и тем, что осталась жива, я упала на барьер
фонтана, погрузила руки в воду, чтобы привести себя в чувство. Я чуть не
разрыдалась.
Не без труда я заставила себя продолжать нападение, настолько хотелось
послать see к черту, забрать отца и... бедный отец! Что ты сделал с собой и
что с тобой сделали! Я пыталась разжечь чувство мести, но прыжок пантеры
настолько выбил меня из седла, что огонь гнева только чадил сернистым
дымком, как сырое полешко, облитое водой. Я с трудом нашла в своем сердце
точку опоры. Только не смейтесь, - в бой меня подвигло чувство женского
любопытства.
Что скажет сука Роз?
Как поведет себя Лиззи? - глупая кукла?
Кто прячется там в особняке за семью замками?
Кто эти рожи? И нет ли среди них зловещего Гая? Или паскудной Фелицаты?
Чем вообще все это кончится?
И я снова отдалась в руки божьего промысла: вернувшись к особняку из
глубины сада, прислушиваясь к далеким крикам павиана, я опять демонстративно
вышла на свет под прицел телекамер и отчетливо появилась на экранах охраны.
Рядом с мачехой в тот момент стояли все четверо телохранителей. Увидев
меня, она приказала всем без исключения оставить ее одну со слугами и
справиться с "исчадьем ада".
Сама она, конечно, уже не верила в успех обороны, и была на грани
самоубийства и помешательства одновременно.
Охранники в свою очередь тоже испытывали испуг и растерянность:
сокрушительное поражение трех сторожей - и хотя все еще живы и окружены
заботой личного врача мадам - нелепые дикие страшные раны - все это
заставило трепетать четырех здоровенных атлетов. Вдобавок до зубов
вооруженных. Тут что-то нечисто, думал каждый из них про себя.
Возвращаясь к особняку, я раздумывала как продолжать нападение согласно
линии судьбы - парадный вход был уже исключен. Если следовать данной
подсказке и смотреть на дом, как на сумочку, то - вспомнила я - один ее
уголок был чуть-чуть распорот и туда можно было просунуть кончик мизинца...
в масштабах дома такой вот "дырочкой", "лазейкой" для Герсы мог быть только
левый балкон второго этажа, который поддерживали две античных колонны.
Я поискала вокруг лестницу и нашла ее недалеко от зверинца. Вернулась к
дому и, приставив к балкону, открыто и бесстрашно стала подниматься по
мокрым перекладинам. Охрана затрепетала: как нарочно именно там не было
телекамеры и в балконных дверях не бронированное стекло, а обычное, которое
бьется. Они наконец доперли, что имеют дело с какой-то демонической
личностью, а не просто ненормальной кокаинисткой.
Я поднимаюсь на балкон, перелезаю через каменный парапет. Быстрый
взгляд с высоты - отсюда уже виден краешек моря между двух пологих холмов.
Взгляд вокруг - огромный балкон застелен ковром, на котором в живописном
беспорядке расставлены круглые столики, легкие кресла, декоративные вазы,
пальмы в кадках и прочая безвкусная роскошь. Мое внимание привлекает забытая
фруктовая корзинка с персиками, яблоками и абрикосами. Ага! Вот мое оружие,
гады! Я забираю корзинку со столика - ого! она весьма тяжела. У Красной
Шапочки была точно такая же корзинка, только с ЛЕПЕШКОЙ И ГОРШОЧКОМ МАСЛА,
КОТОРЫЙ ПОСЫЛАЕТ ВАМ МОЯ МАТЬ... И иду в сторону стеклянной балконной двери,
через которую можно выйти в первую комнату второго этажа: это каминный зал.
Роскошь обстановки поражает и сразу утомляет глаз. Ничего не хочется
разглядывать - настолько пестрит красота. Я легко открываю дверь - дверь не
заперта. Пожалуй только один камин привлекает взор своей безыскусностью...
белая пасть, в которой еще трепещет и тлеет вечерний огонь. Самым эффектным
среди изобилия холеных вещей смотрятся простые круглые поленья, сложенные на
кирпичном полу. Их сучки и кора умилительно хороши.
Оглядываюсь - почему никто не нападает?
Из каминного зала в глубь особняка вели две двери - центральная и
боковая. Черт с ними!
Я люблю смотреть на пламя.
Я снимаю с чугунной стойки изящную кочергу с собачей головой и хочу
размешать уголь, чтобы ожил огонь, но мне не дают - в комнату сразу из двух
дверей вбегают четверо и открывают шквальный огонь. Точнее стреляют трое,
четвертый держит в руках бейсбольную биту.
За две-три секунды они сделали не меньше десятка выстрелов практически
в упор. Например, от громилы, который палил из центральных дверей до меня
было не больше десяти-двенадцати метров по прямой. С каждым новым выстрелом,
в его глазах - скачком - разгоралась паника.
Я оставалась сидеть на корточках у камина, пытаясь сохранить отчаянное
хладнокровие смертницы и одновременно понять, каким образом трем
профессионалам не удается прострелить мою шкуру.
Я определенно в этот момент была невменяема от пляски смерти. Я даже не
вздрагивала от глухих звуков пальбы и звонких перестуков отброшенных гильз.
Глаза были ненормально открыты настежь. Словом, крыша съехала на фиг!
Так вот, у каждого из трех были свои резоны промазать. Громила у двери
палил явно поверх моей головы, целясь в картину на стене, где синел морской
пейзаж с парусником. Ему явно казалось, что я стою там и разглядываю картину
в позе ценителя живописи. И действительно я сделала это минуту назад,
убедилась, что нарисованный парусник тонет, и, дрогнув от воспоминаний,
присела у камина. Второй верзила стрелял вообще из каминного зала по столу
на балконе, где две минуты назад я взяла фруктовую корзинку. Что им там
померещилось? Ума не приложу - не могла же я быть одновременно в трех
местах. И только третий телохранитель, тот что распахнул боковую дверь верно
определил мое местонахождение - свет горел вовсю - и, вскинув пистолет,
наверняка бы влепил мне пулю прямо между глаз, - если бы не был, - ну
конечно случайно госпожа удача! - шли бы вы подальше и к черту со всеми
вашими штучками! - если бы не был ранен своим же товарищем. Причем,
разумеется, в горло! Словно у моего ангела-хранителя не было больше других
мест для удара! Опрокинувшись назад, он ударил затылком в зеркальный шкафчик
для коллекции винных бутылок. И осколок стекла тут же зловеще чиркнул мне по
лбу, рассекая кожу над бровью и заливая кровью весь правый глаз: "Не искушай
судьбу, Гepca!" - просвистело в моих ушах.
Я обрадовалась виду собственной красненькой жидкости.
Чувство неуязвимости - поверьте - так же ужасно, как... как судорога в
морской воде вдалеке от суши! Я смотрела, как кровушка каплет на руки, и
убеждалась & том, что я живу вместе со всеми, падлы!
Но это был знак свыше - ты хочешь смерти? И я очнулась.
Запустив руку в корзинку, ,я схватила наугад крупное яблоко - ого! -
так вот почему так тяжела корзинка: все фрукты декоративные, это искусные
подделки из камня! И яблоко было сделано из цельного куска светло-зеленого
мрамора с прожилками румянца.
Я швыряю его изо всей силы в громилу у центральной двери. Каменный
снаряд пушечным ядром врывается в рот и, раскрошив зубы, застревает глубоко
в глотке. Удар камня настолько силен, что сбивает человека с ног, и вот он
уже на коленях отчаянно пытается руками достать мое угощение, но пальцы
бессильно скользят по мраморной круглоте, он начинает задыхаться, хрипеть,
содрагадься в конвульсиях предсмертного кашля, пытаясь выблевать каменный
шар.
- Ты все понял? - сказала я последнему верзиле, что оцепенел у
балконной двери.
Агония товарищей вышибла пот на его лице - четвертый с бейсбольной
битой вообще испарился, позорник!
- Я не говорю по-английски, - прохрипел тот.
Я повторяю слова на французском - теперь он понял меня.
- Да, мадемуазель.
- Брось пушку.
Он бросил расстрелянное дотла оружие и приготовился к смерти - запасная
обойма провалилась из кармана в подкладку пиджака!
- Пошли, - сказала я, отдавая ему корзинку: я пресытилась собственной
силой.
Тот подчинился словно во сне.
- Где мадам? - я промакнула платком кровавую насечку над бровью.
- В гостиной.
- Веди! И не вздумай финтить. Я сломаю тебе позвоночник.
- Да, мадемуазель.
Отдав увесистую корзинку, я зато прихватила кочергу из камина. Полежав
в углях ее кончик заметно покраснел, раскалился.
Ударом кочерги, как ударом клюшки для гольфа, я выбиваю из глотки
несчастного окровавленный шар, и тот скользко катится вдоль порога. От боли
охранник теряет сознание, но .рот он все равно не может закрыть - сломана
челюсть. Зев гада пузырит красным мылом.
Мы идем по коридору среди зеркал, картин, позолоченных бра и растений.
Телохранитель лаков от пота - он совершенно раздавлен ситуацией. Бежать или
жить? Он хочет жить... Я вижу себя в зеркало - ну и ну! - бледная от гнева
фурия в коротенькой тунике амазонки, в сандалиях на высокой шнуровке, с
костяным ножом, погончики с бахромой - эполеты, ажурные перчатки до локтей,
ткань местами порвана... в руках раскаленная кочерга. Лицо залито краской,
белый шелк туники пег от чужой крови.
- Где пульт охраны?
- Сюда.
Мы входим в пустую комнату с пультом, на котором горят экраны: парк,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг