смотрела из стеклянной башни - сквозь грязное окно - на море и видела, что
оно начинает стихать и разглаживаться рукой Господа. Мелеет ветер. Крики
чаек все гуще и слышнее. Набег волны на камень сменяет гнев пены на милость
глади. Кайма шторма подшивается сияющей ниткой ровного контура. Юкко обещал
вернуться засветло. Пахло морем, солью, камнем, прогретым деревом. Сегодня
ГГ июня -шторм гулял почти две недели. Расстелив на дощатом столе свою
старую карту Финского побережья, я запоминала очертания береговой линии,
стрелки течений, расположение островов. Зловещая багровая полоса
русско-финской границы - жирным нажимом фломастера - пугала как пропасть
преисподней, где всегда горит жаркий огонь. От старого маяка до границы - я
измерила линейкой - было примерно девять километров. Мой ноготь чертил по
синеве линию заплыва чуть ли не в тридцать километров - самоубийство! - и,
оробев, упирался в уютное рыльце мягкого финского берега в окрестностях
Фредрик-схема, откуда шла дорога на Хельсинки. Имей в виду, Лизок, говорила
я сама с собой, тебе нужно легкое волнение на море, с мелкой рябью и низкой
волной, но только не штиль. При штиле человека на воде видно как муху в
паутине паука... Я говорила вслух, чтобы не думать о том кошмаре, который то
и дело догоняет меня... гибель Гермины... смерть черного... горящие глаза
зверя в полумраке салона машины... трещинки на боковом стекле от согласного
удара когтей... не трусь Лизок! Пробьемся!
Мой план был таков: выплыть около 9 часов вечера - до включения Первого
прожектора - и выплыть как можно дальше по прямой в море. Сначала с Юкко на
лодке, затем уже вплавь. Нужно отплыть на такое расстояние, чтобы
контролировать берег глазами и, в то же время, не заплыть дальше, в зону,
где шныряют погранкатера. Сейчас главная задача уйти от прожекторов и плыть
в сторону границы до утра, курсом на запад и с максимальной скоростью.
Прожекторов будет не меньше пяти, говорил Юкко, последний самый мощный.
Нырять глубоко тоже нельзя - можно потревожить сонары. Раньше миновать их
было просто невозможно, сонар засекает даже треску покрупней, не то что
человека. Но сейчас, после развала Союза, здесь на границе такой же бардак,
как по всей России. Сонары частью отключены, частью вышли из строя, а те,
что следят за водой вдоль границы слышат вполуха. В лучшем случае, за ночь я
сумею проплыть - при низкой волне и попутном ветре - семь, максимум девять
километров. И окажусь у самой границы за один, два прожектора до роковой
черты. Здесь-то меня и застанет рассвет - самое опасное время!
До начала дня я должна выбраться на берег и отлежаться до сумерек в
любой щели.
Ты с ума сошла, Лизок?! Там нет берега! Это сплошная зона охраны.
Пограничная полоса вдоль пляжей. Собаки на поводке. Люди на цепи!
И я полезла посоветоваться с заветной книжкой.
Увы, мне придется расстаться с сумочкой, придется прятать другое
барахло, с собой я возьму только оружие, свой золотой револьвер, да книжку
сказок, куда спрячу письмо отца. Вложу ее в целофановый пакет. Нет, в два
пакета! И примотаю к животу лентой скотча. Если мы утонем, то вместе.
Закрываю глаза, распахиваю книжку, здравствуй, моя подружка! Тычу
вслепую пальцем. Но боюсь открывать глаза - я должна буду подчиниться ее
решению, каким бы оно ни было! - иначе гадание потеряет всякую силу. И
рраз! - бросаюсь с краешка вниз...
Мой палец уткнулся в рисунок к любимой Золушке, тот самый, где
нарисована Золушка и ее волшебница Крестная мать. Золушка держит в руках
свечу. Неяркий свет озаряет таинственную комнату в доме феи. На полках
целебные коренья. Под потолком клетка с пойманной птичкой. А на полу
огромная тыква, в которую чистит от мякоти добрая старуха в чепце и очках. В
руках волшебницы широкий плоский нож, которым она вырезает тыквенное нутро.
Скоро она превратит тыкву в золотую карету, чтобы Золушка могла поехать на
бал в королевский дворец... Так вот мой палец угодил точнехонько в блестящее
лезвие ножа в руках волшебницы. Первое чувство-испуг. Нож это всегда -
смерть. Но ведь его держит в руках добрая сила. Этот нож помогает сироте,
значит он - друг. Вглядываюсь дальше и внезапно замечаю то, что никогда б не
заметила при других обстоятельствах - край тыквы изрезан точно так же как
изрезана береговая линия в районе границы! И чем больше я вглядываюсь, тем
больше вижу поразительное сходство... вот залив, где стоит старый маяк, а
здесь мыс с первым прожектором. Дальше идет пологая линия и нож, озаренный
свечой сироты, вонзается именно там, где на карте обозначена граница между
двумя странами, дальше идет уже финский берег... сначала очертания берега и
тыквы совпадают, затем сходство теряется, так как это уже не имеет значения
для ответа на мой вопрос.
Значит... значит на рассвете я должна буду повернуть прямо к берегу,
скользить по гладкому лезвию точно туда, где на карте горит адская полоса
границы. И там, в темноте волшебной тыквы ждать спасения. Доверься лунному
свету, Лизок!
Хорошо! Я рискну, поплыву по прямой, такой же отвесной, как лезвие ножа
в руках Крестной.
Дззынь!
Кусок стекла вылетает из кругового окна.
Я падаю на пол. Это выстрел!
Но меня уже не застать врасплох. Кубарем качусь к двери, на ходу
вынимая оружие, и замираю на корточках на верхней ступеньке винтовой
лестницы под защитой каменной стены.
После выстрела тишина невыносимо безмолвна. И хотя слышен крик чаек,
плеск волны, стук собственного сердца, кажется что в башне тихо, как во сне.
Проходит несколько минут, прежде чем я ползком добираюсь до стола,
стягиваю морской бинокль и, привстав с корточек, осторожно шарю окулярами в
той стороне, откуда прилетела пуля. Ее свинцовое рыльце засело в штукатурке
под самым потолком. Выстрел был сделан явно наугад... Вот они! Вижу на
проселочной дороге, идущей от сосновой рощицы к маяку, низкий жукоподобный
черный авто и одинокую фигуру стрелка у открытой дверцы. Он положил винтовку
с оптическим прицелом на крышу и тоже шарит по маяку окулярами бинокля. Вот
он опускает бинокль, открывая лицо, и я узнаю проклятого Машу. Ты пришел по
мою душу, говнюк!
Наклонившись к кабине, он что-то говорит шоферу. Пытаюсь различить за
стеклом бандитские рыла... Маша забирает винтовку, лезет в жучиное кутро,
беззвучно хлопает дверца, беззвучно колеса трогают с места. Авто
разворачивает и уползает назад по дороге пока не скрывается в частоколе
сосен.
Я вытираю со лба пот.
Что за идиотская выходка?! Гораздо умней было бы ехать прямо к маяку,
на растояние слышимости мотора, затем высаживать тайный десант и ловить
птичку, пока она в клетке.
Нет, Лизок, это не глупость. Это угроза. Прямая и беспощадная. Это
сигнал полной уверенности в себе. Ты окружена! И никуда не уйдешь, сука!
Это типичный жест уголовной истерики.
Начинаю лихорадочно сворачивать карты и заталкивать в печку. Искать
спички. Уплываю сегодня, как только начнет темнеть! Когда огонь нехотя,
кашляя дымом, стал пожирать бумагу, я услышала голос Юкко. Он поднимался по
лестнице: "Эй, Лиза! Это я!" Я глянула вниз через стекло: у входа стоял
велосипед. Оказалось, что он чуть не столкнулся с тем черным "Ауди". В
машине было двое мужчин, а на заднем сидении маячил здоровенный черный пес.
Увидев велосипедиста, они резко сбросили скорость и проехали, внимательно
оглядев его с ног до головы. Рожи были самые бандитские, но он не рискнул
запоминать и разглядывать, и уж тем более оглядываться.
Казалось бы появление Юкко должно было успокоить - но не тут-то было! -
поведение приятеля показалось мне сначала подозрительным, а потом и просто
опасным.
Обычно мы держались на маяке тихо и настороже. Ночью по пляжу проходил
пограничный патруль. Но и днем так же старались лишний раз не брякнуть
ложкой, не стукнуть дверью. Юкко словно забыл про осторожность! С грохотом
вывалил из рюкзака на стол консервы, включил на полную мощь свой транзистор.
Я сбавила звук, он вернул прежнюю громкость. Брякнул жестянкой пива о
крышку-холодильника. Что ж... мальчик... я не спускала с него тайных глаз,
хотя внешне держалась в тон: смеялась, хлопала дверцами шкафчика, стукала
днищем железного чайника по электроплитке, даже стала пить с ним баночное
пиво, хотя терпеть его не могу: моча с консервантами! Сообщник мой быстро
захмелел и взгляд его становился все более наглым и откровенным. Но это был
не взгляд мужчины, возбужденного приступом похоти, нет, - а взгляд голодного
зверя. Порой он быстро облизывался, а в голубых балтийских глазах вдруг
замелькали красные огоньки. Я видела такие же в глазах несчастной Гермины в
ту роковую ночь. Вот оно что! Его твердые желтые ногти жестко скребли по
столешнице, словно когти. Голова втянулась в плечи. Кончики ушей стали
заметно подрагивать от каждого громкого звука. Мой милый жуликоватый силач
Юкко на глазах превращался в одержимого злом. Теперь я знала, чего ждать
дальше! Голова заработала с холодным треском счетной машины: путь вниз по
винтовой лестнице мне, наверняка, отрезан - Юкко сторожит каждый шаг.
Остается только лишь прыгать с башни маяка. Р-раз и в смятку! Стрелять? Но я
не хотела ни пускать оружие против Юкко, даже если он спятил, ни выдавать
свои подозрения. Зло - слишком коварный враг. Тут Юкко пошел по нужде вниз,
демонстративно захлопнув дверь на лестницу. Он сторожил мой единственный
выход. Заклиная судьбу, я с мольбой огляделась вокруг и заметила веревочную
бухту. Это был крепкий, прочный морской линек. Идея! Я вытащила тяжелую
бухту на круговой балкон, который окружил нешироким кольцом фонарь маяка, и
сбросила вниз длиннющую веревку. К нижнему концу я предварительно привязала
металлический прут для ровности отвеса, чтобы конец не мотало в воздухе, а
верхний - закрепила за поручень тремя прочными узлами, выбрав такое место,
чтобы узлы было трудно достать зубами. Я думала конечно о волке! Зверь
где-то здесь! К моей досаде веревка не доставала до земли. Оставался
внушительный зазор, чуть ли не в два метра. И все же с той высоты можно уже
прыгать, не боясь превратиться в желе... Я ведь циркачка. Я умею вязать узлы
какие хотите: двойные, флотские, страховочные и все же провозилась наверное
с полчаса, а Юкко все еще не возвращался. Может быть препереть дверь
изнутри? Но как назло под рукой ничего тяжелого, кроме стола, да и тот
слишком легок. Один нажим плеча или удар волчьей лапы и дверь распахнется.
Но где же Юкко?
Я обошла узкий балкончик по кругу. Белая ночь тиха, светла и свежа.
Морской залив в вышине заливает землю каскадами отражений. Море совершенно
затихло и отливало зеркальной гладью покоя. Только кое-где волна морщится
складками. Нет, Лизок, в такой штиль плыть самоубийство: на зеркале заметно
любое пятнышко. И, как в подтверждение моих мыслей, с военного маяка на
далеком мысу ударил залп света. Заработал Первый прожектор. Луч был
настолько ярок, а море так ровно, что я явственно видела, как взлетают с
воды напуганные светом спящие чайки.
Где же чертов Юкко?
Наконец я заметила белую фигуру человека, который прятался в тени
трансформаторной будки. Но бог мой! Юкко был совершенно гол. Встав на
четвереньки и задрав голову вверх он завыл. Завыл долго, протяжно и
тоскливо. Сверлящий воющий звук разбудил округу.
Проклятье! Он подзывал волка!
И тот не заставил себя ждать.
Волк бесшумно возник из полумрака дюн в конце пляжной дуги и помчался
зверским мрачным наметом по полосе сырого песка прямо на воющий голос. Его
прыжки были столь мощны, что я почувствовала слабое дрожжа-ние старой башни.
Вмятины от лап на темном песке были так глубоки, что в следах заблестела
вода. Лунная шерсть отливала сталью. Юкко оглянулся на набегающий скрип лап
и хрип дыхания и в ужасе вскрикнул. В нем очнулся живой человек. И человек
этот не смог шевельнуть и пальцем от страха. Он остался стоять, демонстрируя
зверю несчастный фаллос, возбужденный гипнозом луны. И, глухо рыкнув, волк с
налета вырвал причинное место. Юкко даже не вскрикнул - стоял словно статуя,
и только алый ручей хлынул по мраморным чреслам. Античный юноша рухнул,
словно подкошенный, на спину. И опять ни звука - беззвучное падение в
смерть. Только курчавые завитки вьющейся крови говорили, что человек еще
жив.
Отрыгнув, волк спокойно поднял вверх морду - он знал, где я прячусь -
его взгляд устремился почти отвесно вверх, на высоту двадцати метров
устремился! Я даже не успела отпрянуть от бортика! Наши взоры скрестились.
Зверь сразу узнал меня. Волчьи глаза вспыхнули обручальными кольцами. Шерсть
встала дыбом на холке. Я тоже уже - оцепенев - узнавала волчье лицо,
исполненное лютой злобы. Поджав уши, зверь неистово зарычал и, не сводя с
меня глаз, подвывая, злобно играя шерстью на холке, скалясь пастью, мокрой
от крови юноши, затрусил с задранной головой к двери в башню маяка. Дверь на
маяк Юкко оставил открытой. И вот я уже слышу его тяжкие скачки вверх по
металлической лестнице. Башня разом тревожно загудела, задрожала железными
поджилками от злобного натиска. Мамочка! Я перекинулась через перильца и,
страхуя кроссовками скольжение вниз, обжигаясь голыми руками, полетела к
земле вдоль длиннющей веревки. Захватывающее зрелище. Только не слышу
аплодисментов. От рывков веревка стала вращаться, описывая широкий круг в
воздухе.
Земля приближалась. Руки горели. Я была уверена, что чудовище еще на
полпути вверх к моему убежищу на макушке старого маяка... как вдруг волк
выскочил из двери и кинулся к концу веревки. Я забыла, что зверь одержим
дьяволом! И все же, если бы его злоба была не так горяча, он бы выждал в
засаде до тех пор пока я б не свалилась на землю. Но судьба хранила Красную
Шапочку! Я вцепилась в веревку на самом конце пути. Как мне повезло, что она
не доставала до земли! Два метра высоты до моих пяток. А какой удачей стал
поперечный стальной прут, который я привязала флотским узлом для тяжести и
отвеса! Ведь я - дура - смогла упереться в него подошвами и повиснуть над
смертью, раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник, и, вдобавок,
вращаясь вокруг оси, то в одну, то в другую сторону. Если бы не стальная
опора, я бы не смогла висеть на руках столь долго и угодила в кошмарную
пасть. А белая ночь все так же тиха, твою мать! И луна бела, как гондон!
Туши свет, сука! Природе до фени наши боль и страдания.
Револьвер был, конечно, при мне, но стрелять при таком вращении -
полная безнадега. И невозможно отпустить правую руку, я постоянно регулирую
нажим тела на прут, иначе он может выскользнуть из узла.
Волк сначала пытался допрыгнуть с земли до моих ног. Первый прыжок.
Второй. Особенно высок был его третий скачок. Зубы лязгнули, не достав
буквально глотка. Я увидела, как лопается слюна на клыках! А с каким лязгом
хлопал адский капкан; у меня до сих пор стоит в ушах этот зубовный скрежет.
Четвертый прыжок был ниже, а последний еще ниже. Зверь понял тщетность своих
попыток и взвыл, кружась волчком подо мной и кусая собственный хвост. Убийца
был в припадке бессильной ярости.
Мамочка! Только не порвись, умоляла я линь, который отчаянно скрипел в
вышине на ржавых перилах.
Внезапно, оборвав вой, волк насторожил уши и посмотрел в ночную даль,
втягивая носом морской воздух. От вращения уже кружилась голова, а
тошнотворный запах людской крови на волчей шерсти, дух псины, вызывали
приступы рвоты. Меня мутило от отвращения.
Вытянув шею, принюхиваясь к темноте, зверь отвернулся в другую сторону
и устремил взор туда, где темнел контур сосновой рощи. Он почувствовал
опасность с двух сторон и, досадно рыкнув, побежал звериной рысью назад к
дюнам, принюхиваясь к собственным следам на песке. Побежал и исчез.
Тут же на проселочной дороге появились фары далекого автомобиля.
Появились и погасли. Машина остановилась в засаде. Ну почему, почему я всех
так достала?! Это была отчаянная минута... Голый юноша с черной норой в паху
на холодной земле! Он виноват только в том, что оказался рядом в проклятой
жизни. Ямы волчьих следов на пляже! Честное слово, я хотела пустить пулю в
висок. Лизок, тебя будут убивать до конца твоей жизни! Не знаю, что спасло в
тот отчаянный миг, когда я со свистом вращалась на конце линя, над
окровавленной землей... близкий лай собак, скрип гальки под сапогами солдат,
огни фонарей. Пограничный патруль! Прыгаю вниз.
Моим убежищем на всю ночь стал ангар для лодок, щель между ржавым
катером и металлической сеткой стены. Я завернулась в брезент и провалялась
так до утра. Если бы не волчьи следы, овчарки конечно бы легко унюхали
человека. Но почуяв зверя, они заскулили, заметались на поводках, подняли
лай. Увидев голый труп, патруль поднял тревогу. В небо взлетела красная
ракета. Молоденький лейтенант, матерясь, метался по кровавому пятачку земли,
ругая солдат и вызывая подмогу по ручной радиостанции. Вскоре подъехал
военный газик и увез бедного Юкко. Только через год я узнала, что он выжил в
ту ночь, но вскоре покончил с собой... Маяк обыскали. На пляже обнаружили
волчьи следы. Пустили по ним трусливых собак. Вся кошмарная канитель стихла
только на рассвете. Около часа у маяка маячил временный пост, но вскоре его
сняли, ведь речь шла не о нарушении границы, а о зверствах кошмарного
хищника, который терроризировал побережье Балтики уже второй месяц и до сих
пор не был пристрелен.
Утром прикатили на мотороллере мои метеорологи - муж и жена - и я
вылезла из убежища. Честные контрабандисты были напуганы до смерти. А мой
рассказ только подлил масла в огонь. Они потребовали, чтобы я уходила
немедленно. Я дала твердое слово, что завтра меня здесь не будет. Тогда муж
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг