все до одной! - набиты цианистым калием до самого пупка! Прошла миме любимых
устриц. Затем подцепила ломтик севрюги... на этом блюде, веером, восемь
сортов холодной рыбы: семга, кета, лососина, твоя любимая осетрина. Все
отравлено насквозь, кроме трех лепестков. Ты выбрала два себе и один -
последний - мне.
- Ты что спятил? - я выплюнула в руку недожеван-ную конфету, которой
закусила вино.
- Не перебивай! - Марс был страшен в ту минуту. - Единственный раз ты
заколебалась, когда надумала подцепить анчоусы. Я уже собирался крикнуть:
стоп! Но ты вдруг передумала, в самый последний момент передумала, и сделала
три безошибочных хода: ломтик спаржи, кусочек дыни и один шампиньон!
- Ну ты и скотина, Марс!
Он не слышал моих оскорблений.
- Затем ты вдруг решила выбрать конфетку, зажевать вино. Все конфеты в
коробке отравлены, все сто трюфелей! Кроме одной. Я сам ее заложил, сам!
Третья слева в среднем ряду. И ты выбрала именно ее. Ты с ним в сговоре!
Когда продалась? Сука! - и он схватил меня за руку; а я не переношу боли.
- С кем? -я вырвала руку.
- С Гримсби! - Марс был в бешенстве.
Гримсби - наш приходящий слуга,.в чьи обязанности входило: закупка
продуктов и сервировка стола к завтраку и иногда к ужину. Обедали мы всегда
в ресторанах.
- Ты хотел меня убить? - я расплакалась... Марс влепил мне пощечину. .
Он дернул звонок, вызывая слугу, и мы стали свидетелями страшной
сцены - видимо Гримсби уже отходил, но звук звонка вернул дух англичанина в
английское тело, слуга есть слуга! - и, печатая полумертвые шаги,
полумертвый лакей поднялся по лестнице из холла, и вошел в комнату. Такое
чувство долга под силу только истинным британцам, не смейтесь! Его глаза,
хотя и были открыты, но уже ничего не видели. Лицо и руки были покрыты
отвратительными пятнами черной сливовой синевы, а уши совершенно черны,
словно испачканы углем... Он открыл было рот - вызывали, сэр - и тут же упал
замертво, проливая из горла сизую жижу на дубовый паркет.
Как сейчас понимаю, и квартирка на Коулхеи-корте и слуга наш были
связаны с русской мафией, недаром мне так не нравилась рожа покойника.
Видимо он отведал что-то из блюд, перепутал закуски, или укололся иглой -
ведь он вместе с Марсом шпиговал ядом накрытый стол чуть ли не час и был
исполнителем, словом, возмездие грянуло без задержки.
Со мной, случилась истерика. Только тут Марс опомнился и кинулся
успокаивать. Я исцарапала его до крови ногтями - это была наша первая ссора.
Только весной - когда мы наконец собрались возвращаться в Москву, -
Марс вернулся к тому кошмарному случаю и осторожно спросил: каким образом
мне все же удалось тогда в Лондоне избежать отравы и выбрать на столе
именно - и только то, - что было съедобно.
Я сама уже размышляла над этим феноменом и потому, пусть и неохотно, но
ответила Марсу:
- Мы вернулись под утро. В Сохо я впервые за последнее время выступала
перед публикой - устала.
Я хотела спать и приглашение к столу показалось странным. Но в день
Ангела нельзя говорить "нет" имениннику. Стол был накрыт как-то необычно:
блюдо холодной рыбы и тут же коробка конфет. Шоколадные трюфели. Среди
бутылок - красное вино, к рыбе тоже не идет. А тут целых три бутылки
красного, пара шампанского и только одно светлое - "Божоле". Я бы предпочла
стопку водки. Ночь выдалась хоть и не морозной, но к утру я уже продрогла.
Словом, я сразу захотела чего-то бесцветного. И выбрала из закусок самое на
вдд прозрачное и скользкое. Это был кусок белой дыни. А все остальное я
подбирала уже в тон. Как украшения к белому бальному платью: два белейших, с
батистовым отблеском, лепестка лососины, два себе, один - на твою тарелку.
Вилка тоже была, если помнишь, из старинного серебра, начищенная до блеска,
так, что сверкала в глаза морозцем. Настоящая английская вилка. И мне не
хотелось вонзать такие чистые белоснежные зубья, например, в красную толстую
семгу. Только не смейся, я не хотела пачкать вилку.
- Но затем ты взяла черных маслин! Черное пачкается!
- Да, но выбор мой сначала упал на севрюгу. Такой длинный прозрачный
на свет язык белизны. И черное я уже подбирала по контрасту. Черные перчатки
из атласа сделают бальное платье еще эффектней... Не думаю, что черное
пачкается. Нет. В еде самое дорогое всегда черного цвета. Черная икра.
Черный авокадо. Вот я и взяла черных маслин. А из фруктов - всего одну
черную сливу. Самую черную из всех.
- Ммда... все сливы были отравлены, кроме одной...
- Именно ее я и взяла, те, что были отравлены слегка отливали синевой.
А зеленые оливки, устрицы и прочая пестрота к ломтику дыни и пластине
севрюги никак не идут. Как бижутерия на балу. Только чистые прозрачные
камни - бриллианты.
- Но там была масса всяческой белизны! Салат из креветок, крабы, а
анчоусы? помнишь! ты хотела подцепить анчоус?
- У креветок белизна какая-то теплая, а крабы отливают красным. Анчоус
я тоже помню. Да, ты прав, я чуть не изменила контрастным тонам. Но эти
мертвые рыбки. Или миноги, а устрицы - все это дохлое, приконченное к столу.
А мне не хотелось видеть на тарелке ничего убитого. Хотелось чего-то
геометрического, нейтрального. Всю ночь я ходила в трико Арлекина и хотелось
такого арлекинского ужина: чтобы ромбики, кружочки, шарики, как у меня на
носу. Я и выкладывала все клоунской рожицей: маслины - это глаза, слива -
нос, полоска севрюги - набеленый гримом белый лоб клоуна. Мне было грустно.
Три года я была клоунессой. И вдруг превратилась в твою богатую свинку...
мои друзья остались в Праге. Я забыла публику. В общем, я больше играла
тогда, чем закусывала. И шампиньонник взяла лишь потому, что он похож на
шарик из жвачки, какой клоун выдувает из губ для смеха.
- Это не объяснение. Ты была в абсолютной ловушке! А конфеты? Как из
огромной шикарной коробки шоколадных трюфелей, где было сто конфет. Сто,
Элиза, сто! И все отравлены, кроме одной единственной конфеты. Как выбрать
именно ее? Третью слева. В среднем ряду.
- Наверное, ты всунул ее неаккуратно. Вместе с Гримсби, чтоб он горел
в аду! Ты нашпиговал все сто конфет. Так?
- Да. Так
- Затем одну вынул. В незаметном на твой взгляд местечке и взял
трюфель из другой коробки. Так? И поставил ее на свободное место. Правильно?
- Да. Но это была точно такая же конфета. Из такой же коробки.
- Но ты нервничал. Ты поставил на карту мою жизнь. И еще не знал -
будешь ли кричать в последний момент: Элиза, берегись!
- Перестань...
- А нервничая, ты посадил конфету не до конца, она чуть-чуть торчала
из ряда. В белой бумажной розочке. То есть из самой незаметной, она
превратилась в единственную, которую зацепил глаз: ага! эта конфетка
высунулась, ее будет поудобнее взять. Она сама просится в рот. Хорошая
конфетка! Иди ко мне! Меня разбирал нервный смех.
- Ты забыл, что я эту конфетку разделила пополам, Марс? И половинку
впихнула тебе в рот. Мы сыграем в ящик только вместе!
Но Марсу было не до смеха. Он хотел научиться тому же, что и я -
обходить смертельные ловушки. В его опасной жизни, это было бы шансом уйти
от гибели.
- Такое везение ненормально, Элиза! Пойми, меня это пугает. А твои
ответы - сплошная поэзия. Я подбирала цвета! Я искала контрасты! Хотела
белого цвета... черные перчатки к атласному платью! Но на столе было до
чертиков этого белого цвета - та же осетрина, или фаршированное икрой яйцо.
Снаружи оно абсолютно белое. И круглое. Клоунское. У тебя было два сменных
шарика в ту ночь. Один красный, другой белый... не знаю. Ничего не понимаю -
он перевел дыхание:
- Ты бестия удачи, Элиза. Великая сука фарта! - и он поцеловал мои
руки.
Он чувствовал, что я не договариваю и правильно чувствовал.
Я говорила чистую правду, но не всю. После того как он поднял на смех
мои объяснения выигрыша в баккара, я не хотела снова стать объектом
насмешки, раз. Кроме того, решила не посвящать его только в одну тайну - в
мои детские гадания по заветной книжке сказок, которую я до сих пор таскала
с собой, как амулет. Так вот, когда мы приехали в Лондон, и на квартире Марс
представил мне слугу и назвал его имя, я насторожилась. Гримсби? Где-то я
уже слышала это имя, и при плохих обстоятельствах. Тем более, что рожа у
него была английской рыжей гориллы. Гримсби! А ночью я вспомнила, ну как же,
в моей книжке сказок Перро, надорванные иллюстрации подклеены с изнанки
страницами из рассказа Конан Дой-ла о Шерлоке Холмсе, о змее, которой
отвратный гад доктор Гримсби Ройлот убил сначала старшую сестру, а затем
задумал смерть младшей. Я полезла в свою заветную сумочку за книжкой, чтобы
погадать насчет этого гадкого Гримсби... Как давно я не брала тебя в руки,
подружка. Я расцеловала красную обложку из дрянного картона и, раскрыв
страницы, ткнула, зажмурившись, пальцем в текст. Но угодила в рисунок, там
где нарисован кот в сапогах в замке людоеда. Кот, сняв шляпу входит в зал,
где за огромным столом обедает людоедина. Он сидит в страшном кресле, спинка
которого украшена головой грифа с выпученными глазами. Вокруг людоеда
слуги... Так вот, мой палец угодил прямо в кошмарное блюдо, на котором среди
зелени и пряностей лежало три, нет четыре, маленьких заживо сваренных
девочки. Боже! Как это понимать? Я решила, что первый раз не считается, хотя
всегда очень строга - поглядеть в будущее можно только один раз - и снова,
захлопнув книжку, вслепую открыла страницы, ткнула пальцем, прижала его
попрочнее к бумаге, чтобы не сдвинуться с найденной строчки, открыла глаза:
вот те на! палец снова уткнулся в тот же самый рисунок, только уже не в
жуткое блюдо, а в красивого юношу, стоящего за спинкой кресла. Он лил из
кувшина вино в гигантский бокал людоеда. Он нисколько не походил на нашего
Гримсби, но он был именно слуга. А я спрашивала о том, насколько опасен для
меня слуга по имени Тримсби! Я долго думала над смыслом ответа и разгадала
его так: да, слуга очень опасен! Берегись его, Лизок, он прислуживает
людоеду, который пожирает маленьких, глупых как ты девочек. Уж не о Марсе ли
идет речь? Берегись слуги, продолжала шептать моя заветная книжка, в тот
момент, когда он будет накрывать стол и прислуживать за обедом.
Поэтому я была все время настороже именно по поводу пищи!
И когда увидела тот странный стол, сервированный Гримсби, сразу тайно
насторожилась: тут скрыта опасность! И подумала о яде, но подумала
неуверенно, неясно и скорее нехотя, чем сознательно, стала выискивать среди
закусок все белоснежное, прозрачное. Я подсознательно думала, что яд
обязательно окрасит пищу чем-нибудь синим, красным или фиолетовым. И черное
брала с опаской. Да, я рисковала, но тот кто не рискует, никогда не
выигрывает.
И последнее, чтобы закрыть лондонскую страницу. Марс показал мне
Ламберт-норд, о котором упоминал в письме мой несчастный отец, загнанный в
угол лягушонок.
Так называлась станция лондонского метро, рядом с которым находится
здание британской разведки МИ-6 или Сикрет интеллидженс сервис, сокращенно:
СИС... я поехала туда одна, мне не хотелось свидетелей. Марс все объяснил,
нарисовал план. Я ехала в метро, а когда вышла наверх, увидела сначала
заурядное здание самой станции - три оконных арки, в переплетах чистого
стекла, два автомата на углу, узенький лондонский тротуарчик привел меня к
безобразному билдингу СИС, банальному безликому зданию, по фасаду которого
шли сплошной лентой тонированные окна. Оно почти впритык примыкает к кубу
метро. Я шла спокойной походкой. Денек выдался пасмурный, туманный, с
налетами дождя. Все в тон моим чувствам. Где-то здесь, в бесконечных ячейках
хранится досье моего отца. И там возможно есть и та фотография, где мы
вдвоем под солнцем Эль Аран-ша! Красивый мужчина в спортивной рубашке с
короткими рукавами держит в загорелых руках свою маленькую принцессу... он
всего лишь хотел жить. Жить на полную катушку. Ненавидел скуку. Хотел
увидеть весь мир... Я уже чувствовала его сквозь собственный характер. Но
мир не простил ему чувства свободы и заставил платить по счетам... Пошел
дождь, ну конечно! Я забыла зонтик в вагоне метро! Специально зашла в
магазинчик, купила, чтобы не вымокнуть и вот... мне всегда не везет в
мелочах. Но я насторожилась - как тогда, когда распорола колготки об стол
баккара - и удвоила внимание. Что это значит? Дождь ударил сильней. Жидкие
гвозди гурьбой запрыгали по тротуару - шляпками вниз, острием вверх -
разбиваясь в мокрую пыль и сырой дым. Я припустила бегом к метро и вдруг
поймала взгляд немолодого мужчины из вишневого автомобиля, который медленно
ехал вдоль тротуара. Видимо он давно наблюдает за мной. Ну абсолютно
незнакомая личность - носатый бледный джентльмен с идеальным пробором рыжих
волос, с маленькой головой золотого фазана и игрушечным ртом чертика из
табакерки. Я вдруг вспомнила как пахнут его гладкие волосы, густо смазанные
бриолином, - сладковатый приторный запах ванили. У него мрачные глаза
баловня судьбы. Заметив, что я засекла его взгляд, он кивнул шоферу и
машина - коллекционный кабриолет штучной работы - мягко ушла вперед.
Я осталась одна расплываться под дождем, который, разумеется, кончился
сразу как только я, промокнув до нитки, вбежала в вестибюль станции
"Ламберт-норд".
Когда через год я убивала его, мы оба вспомнили эту случайную встречу.
Но тогда я уже твердо знала, что ничего случайного в моей жизни не
происходит.
Итак, весной мы, наконец, возвращались в Москву. Марс не мог больше
затягивать наше бесконечное свадебное путешествие, центр его черной империи
находился в Москве. Я же ехала не без страха. Прошло четыре года, как я
бежала от тетушки Магды... Мы летели через Турцию, у Марса были дела в
Анкаре... Москва еле тлела в грязной ночной мгле. Темно, как в заднице.
Боже, как грустна и бедна моя родная земля. Как пылает в ночи турецкая
столица! как алмазная диадема на дне золотого сосуда. Грязный аэропорт,
пропахший насквозь мочой. Вместо любезности турок - угрюмые хари таможни. У
меня португальский паспорт, купленный Марсом, я побаиваюсь, что буду
разоблачена, но все обошлось. Въездная виза в порядке, вали! Ночь так утла,
что даже звезды словно немытые. Подслеповатый Ленинградский проспект, - ему
далеко до шикарной эспланады имени Ата-тюрка. А вот и наш дом, арка, ведущая
в тот роковой двор, где меня на стене шестиэтажного дома убивал психопат - я
молча прилипла к стеклу автомобиля: боже, зачем я вернулась туда, где была
так несчастна! Ближе к центру столица стала повеселей, потянулись отели,
новостройки, банки, витрины... а вот и школа, куда меня водила за руку
Фелицата. Я старалась скрыть свое волнение от Марса. Авто прокатило через
ночной город и ближе к полночи мы оказались в загородном доме моего мужа.
Это был нелепый громоздкий особняк, чуть ли не дворец из дурного красного
кирпича в четыре этажа, сделанный в духе фантазий наркомана. Нечто вроде
мясорубки в стиле а ля рюсс с примесью стекла. Не дом, а ублюдок. Я была
огорчена, но не показывала виду, Марс явно гордился таким наворотом кишек.
Внутри сумасшедший домина был лучше: прекрасная обстановка без дурной
роскоши, мебель покупалась в лучших магазинах, ...мне были отданы три
комнаты на самом верху. Дом охраняли сплошные бандиты. Куда ты попала,
Красная Шапочка? Я заснула в слезах, но утром все позабылось. Я выбежала на
необъятный балкон прямо из спальни и ахнула - вокруг открывались дивные
русские виды: холмы, перелески, далекие леса, пашни, озера, полные отражений
неба и зелени. Вокруг не было ни души, если не считать душой огромный
противоракетный радар, чья круглая чаша высилась над холмом. Марс, по сути,
жил в заповеднике. Это стоило колоссальных взяток местным чиновникам, но
иначе жить на природе под Москвой невозможно: ее окрестности - огромная
мусорная свалка, ни одного чистого ручья, ни одной лужайки в цветах, ни
одного пятнистого оленя в глубине зеленой чащи. А здесь был рай.
Чем хороша Россия! Здесь все можно купить. Нигде деньги не стоят так
дорого. В Лондоне Марс не смог бы купить ни одной привилегии, а тут -
пожалуйста... весь заповедник - твое поместье!
Марс познакомил меня с охраной - днем они смотрелись лучше, чем
ночью, - с поваром, служанкой и своей сестрой Машей. Я не знала, что у него
есть сестра! мужеподобная красотка с пустыми глазами.
А когда мы спустились в подвал, где он собрал коллекцию отличных вин,
Марс ткнул на небольшую стальную дверцу в стене:
- Элиза, в моем доме тебе открыты все двери и все комнаты. Это наш
дом. Все, кроме одной, вот этой. Если ты меня любишь, если тебе дорога моя и
своя жизнь, никогда не спрашивай, что это за дверь, куда она ведет и что там
находится. И под страхом смерти не пытайся достать к ней ключ и войти туда,
когда я уеду из дома.
Я рассмеялась. Я вспомнила сказку о Синей Бороде из своей книжки сказок
Шарля Перро:
- Там висят на крючьях твои прежние жены, которых ты убил до меня?
- Думай, что хочешь. Но знай, если ты нарушишь мой запрет - твоя
удача, Элиза, разом кончится. Я не смогу тебя спасти. Дай слово, что не
станешь туда входить!
- Честное пионерское, не буду, - сказала я не без досады.
- Поклянись.
- Вот еще! Я никогда не клянусь. Это дурно пахнет. Конечно же я была
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг