Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Друг! Но если так тяжело тебе в этом месте,  почему  не  идешь  ты  в
другое?
     - О Сократ! я удивляюсь тебе: как можешь ты идти  в  этом  безрадостном
мраке? Я же... в глубокой тоске сижу здесь и оплакиваю радости слишком скоро
промелькнувшей жизни.
     - Друг Елпидий, я, как и ты, очутился в этой тьме, когда в глазах  моих
угас свет земной жизни. Но внутренний голос сказал мне: "Сократ, иди в новый
путь, не теряя времени",- и я пошел.
     - Но куда же пошел ты, сын Софрониска? Здесь нет ни  дороги,  ни  герма
{Прим. стр. 337}, ни колеи, ни даже луча света. Только хаос камней, мрака  и
туманов.
     - Это правда. Но, друг Елпидий, убедившись в этой печальной истине,  не
спросишь ли ты себя: что наиболее угнетает твою душу?
     - Без сомненья, эта ужасная тьма.
     - Итак, надо искать света. Должно быть великий  закон  состоит  в  том,
чтобы смертные сами искали во мраке пути к источнику света.  Не  думаешь  ли
ты, что это лучше, чем сидеть на месте? Я думаю именно  так  и  потому  иду.
Прощай!
     - О нет, добрый Сократ, не покидай меня. Ты довольно твердо ступаешь по
этому адскому бездорожью. Дай мне полу твоего плаща...
     - Если ты полагаешь, что и тебе это будет  лучше,  иди  за  мной,  друг
Елпидий.
     И две тени пошли дальше, а душа Ктезиппа, исторгнутая сном  из  тленной
оболочки, понеслась им вслед, жадно внимая звукам ясной Сократовой речи...
     - Ты  здесь,  добрый  Сократ,-   послышался   опять   голос   афинянина
Елпидия.-Что же ты смолк? Разговор  сокращает  путь,  и,  клянусь  Гераклом,
никогда не случалось мне идти такою ужасною дорогой.
     - Спрашивай, друг Елпидий.  Вопрос  любознательного  человека  вызывает
ответы и родит собеседование.
     Елпидий помолчал и потом спросил, собравшись с мыслями:
     - Вот что. Расскажи мне, мой бедный Сократ, хорошо ли по  крайней  мере
тебя похоронили?
     - Признаюсь  тебе,  друг  Елпидий,  я  не   могу   удовлетворить   твое
любопытство.
     - Понимаю тебя, бедный Сократ,- тебе нечем похвастать. Вот я  -  другое
дело! Ах, как меня хоронили,  как  превосходно  хоронили  меня,  мой  бедный
товарищ! Я и  теперь  с  великим  удовольствием  вспоминаю  об  этих  лучших
минутах... после моей смерти! Прежде всего меня обмыли и  умаслили  дорогими
благовониями.  Потом  верная  моя  Ларисса  надела  на  меня  лучшие  ткани.
Искуснейшие плакальщицы в городе рвали на себе волосы, так  как  им  обещали
очень хорошую плату. В семейную усыпальницу со мной поставили  одну  амфору,
одну кратеру  с  превосходно  украшенными  бронзовыми  ручками,  один  фиал,
затем...
     - Постой, друг Елпидий. Я уверен, что  верная  Ларисса  разменяла  свою
любовь на несколько мин...
     Однако...
     - Ровно десять мин и четыре драхмы, не считая напитков, которые  выпиты
гостями. Редкий, я думаю, даже из богатейших  кожевников  может  похвалиться
перед душами предков таким вниманием со стороны живущих.
     - Друг Елпидий, не думаешь ли ты, что это  золото  принесло  бы  больше
пользы оставшимся в Афинах беднякам, чем тебе в настоящую минуту?
     - Это  ты  говоришь,  признайся,  из  зависти,-  возразил   Елпидий   с
горечью.-Мне жаль тебя, несчастный Сократ,  хотя,  между  нами  сказать,  ты
действительно заслужил свою участь... Не раз  в  кругу  своей  семьи  я  сам
говаривал, что давно бы пора прекратить рассеиваемое тобою нечестие, ибо...
     - Постой, друг. Кажется, ты имел в виду какое-то заключение, и я боюсь,
что ты свернул с прямого пути. Скажи, добрый  человек,  куда  клонится  твоя
нетвердая мысль?
     - Я хотел сказать, что, по своей доброте, я все-таки тебя жалею.  Месяц
назад я и сам немало кричал в собрании, но поистине никто из нас, кричавших,
не желал для тебя такой крупной неприятности. Теперь тем более, поверь,  мне
жаль тебя, несчастный философ!..
     - Благодарю тебя. Однако, товарищ, скажи: в глазах твоих светло?
     - О нет, передо мной такая тьма,  что  я  спрашиваю  себя:  не  это  ли
туманные области Орка? {Прим. стр. 338}
     - Значит, для тебя путь этот так же темен, как и для меня.
     - Это верно.
     - Если не ошибаюсь, ты даже держишься за полу моего плаща?
     - И это правда.
     - Но тогда мы оба в одинаковом положении... Ты видишь, предки не спешат
насладиться рассказом о твоем похоронном, торжестве, а боги, за  которых  ты
на меня так сердился, думают о тебе так же мало,  как  и  обо  мне.  Где  же
разница между нами, мой добрый товарищ?
     - Но, Сократ, неужели боги помрачили твой рассудок настолько, что  тебе
не ясна эта разница?
     - Друг, если тебе твое положение яснее, тогда дай мне руку и веди меня,
ибо, клянусь собакой [Обычная клятва Сократа], ты предоставляешь именно  мне
идти вперед в этой тьме...
     - Оставь шутки, Сократ! Оставь твои шутки и не равняй себя (потому  что
ведь ты безбожник) с человеком, умершим на своей собственной постели...
     - А, кажется, я начинаю понимать тебя... Скажи  мне,  однако,  Елпидий:
надеешься ли ты, что будешь пользоваться твоею постелью еще когда-либо?
     - Увы! не думаю.
     - И было такое время, когда ты не спал на ней?
     - Было... до того самого дня, когда я купил ее у Агезилая за половинную
цену. Вот видишь ли... Этот Агезилай, хоть и порядочный мошенник...
     - Оставим! Агезилая. Быть может, он торгует ее теперь у твоей вдовы  за
четверть цены.  Не  прав  ли  я,  однако,  когда  говорю,  что  эта  постель
находилась лишь во временном твоем владении?
     - Согласен.
     - Но ведь и та постель, на которой  я  умер,  тоже  находилась  в  моем
временном владении. Ее дал мне на время добрый Протис, тюремный сторож.
     - А! если б я знал, к чему ты склоняешь речь, я не стал бы отвечать  на
твои коварные вопросы. Ну, слыхано  ли,  о  Геракл,  подобное  нечестие:  он
равняет себя со мною! Но ведь я мог бы уничтожить тебя, если  на  то  пошло,
двумя словами...
     - Произноси их, Елпидий, произноси без страха. Едва ли можно уничтожить
меня словами больше, чем это сделала цикута...
     - Ну вот! Это-то я и хотел сказать. Несчастный, ты  умер  по  приговору
суда, от цикуты!
     - Друг! Я это знал с самого дня смерти и даже значительно ранее. А  ты,
о счастливый Елпидий, скажи мне, отчего ты умер?
     - О, я совсем другое дело! У  меня,  видишь  ли,  сделалась  водянка  в
животе. Был позван дорогой врач из Коринфа, который взялся вылечить меня  за
две мины и половину получил в задаток... Боюсь, что, по неопытности  в  этих
делах, Ларисса, пожалуй, отдаст ему и другую половину...
     - Судя по тому, что я вижу, врач из Коринфа не сдержал своего обещания?
     - Это правда.
     - И ты умер именно от водянки?
     - Ах, Сократ, поверишь ли: она принималась душить меня три  раза,  пока
не залила, наконец, огонь моей жизни!..
     - Скажи же мне: смерть от водянки доставила тебе большое наслаждение?
     - О, злой Сократ, не смейся надо мной! Говорю же тебе: она  принималась
душить меня три раза... Я кричал, как бык под ножом мясника, и  молил  Парку
{Прим. стр. 340} поскорее перерезать нить, связывающую меня с жизнью...
     - Это меня не удивляет. Но тогда, добрый Елпидий, откуда ты заключаешь,
что водянка сделала свое дело лучше, чем цикута, которая покончила со мной в
один раз?
     - Вижу, что опять попался в твою западню, лукавый нечестивец! Не  стану
больше гневить богов, разговаривая с тобою, нарушителем священных обычаев.
     И оба замолчали, и было тихо. Но,  спустя  немного,  Елпидий  заговорил
первый:
     - Что же ты смолк, добрый Сократ?
     - Друг, не ты ли сам настойчиво просил об этом?
     - Я не горд и умею относиться снисходительно к людям хуже меня. Оставим
ссору!
     - Я не ссорился с тобою, друг Елпидий, и, поверь, не хотел сказать тебе
ничего неприятного. Я привык только познавать  вещи  посредством  сравнения.
Мне неясно мое положение. Свое ты считаешь лучшим, и я был бы рад  узнать  -
почему. В свою очередь и тебе, быть может, не лишне было бы  узнать  истину,
какова бы она ни была.
     - Ну-ну, оставим это!.. Скажи, ты не боишься?
     - Не думаю,  чтобы  чувство,  которое  я  теперь  испытываю,  следовало
назвать страхом. - А я чувствую именно страх, хотя,  сказать  по  правде,  у
меня меньше поводов к ссоре с богами,  чем  у  тебя.  Не  кажется  ли  тебе,
однако, что, оставляя нас здесь, на волю хаоса и  собственных  усилий,  боги
обманули наши ожидания?
     - Это зависит от того, каковы были  ожидания...  Чего  же  ты  ждал  от
богов, друг Елпидий?
     - Чего ждал, чего ждал!.. Странные вопросы  предлагаешь  ты,  Сократ!..
Если человек приносит в течение своей жизни жертвы,  умирает  в  благочестии
своею смертию, если его хоронят со всеми обрядами,  то  можно  бы,  кажется,
послать кого-нибудь ему навстречу... Если уж Гермес занят  чем-нибудь  более
важным,- то хоть какого-нибудь из незначительных богов, для указания пути...
Правда, совесть указывает мне на одно обстоятельство... Видишь ли: много раз
обещал я Гермесу тельцов, прося удачи в торговле кожами, и...
     - Удачи тебе не было?
     - Удача была, добрый Сократ, но...
     - Понимаю,- не оказалось теленка.
     - Ах, Сократ, ну, могло ли не быть  какого-нибудь  теленка  у  богатого
кожевника?
     - Теперь я понимаю: была и удача, и теленок, но ты  оставлял  их  себе,
Герму же не досталось ничего.
     - Ты умный человек, я это  говорил  много  раз...  Увы,  свои  обеты  я
исполнял не более трех раз из десяти и с другими богами поступал  не  лучше,
чем с Гермесом. Если и с тобой, как я думаю, случалось что-либо подобное, то
не в этом ли причина, что мы теперь  оставлены  оба?..  Правда,  я  приказал
Лариссе принести после моей смерти целую гекатомбу... {Прим. стр. 341}
     - Но ведь это уже Ларисса, друг Елпидий, а обещание дано тобою.
     - Это правда, это правда...  Ну,  а  ты,  добрый  Сократ?  Неужели  ты,
безбожник, поступал в отношении богов лучше меня, богобоязненного кожевника?
     - Друг! не знаю, лучше ли  я  поступал  или  хуже.  Прежде  я  приносил
жертвы, не давая обетов, а в последние  годы  я  не  давал  ни  тельцов,  ни
обещаний...
     - Как, несчастный, ни одного теленка?
     - Да, друг, если бы Герму пришлось питаться одними моими  приношениями,
боюсь, он бы сильно отощал...
     - Понимаю! Ты не занимался торговлей скотом и приносил ему от предметов
другого промысла. Может быть, мину, другую из платы твоих учеников?
     - Друг, ты знаешь, что я не брал платы  с  учеников,  а  промысла  едва
хватало на собственное прокормление. Если бы боги рассчитывали на остатки от
моей суровой трапезы, они сильно обманулись бы в расчетах.
     - О нечестивец! Перед тобой и я могу похвалиться святостью. Посмотрите,
боги, на этого человека! Правда, я иногда обманывал вас, но  порой  все-таки
делился с вами излишками удачной торговли. Дает много  дающий  что-нибудь  в
сравнении с нечестивцем, который не дает ничего!  Знаешь  что:  ступай  себе
один. Боюсь, как бы общество подобного тебе безбожника не повредило  мне  во
мнении богов.
     - Как хочешь, добрый Елпидий. Клянусь собакой, никто не должен насильно
навязывать свое общество другим. Отпусти полу моего плаща и прощай. Я  пойду
один.
     И Сократ пошел вперед, все так же твердо, хотя  и  исследуя  на  каждом
шагу почву. Но Елпидий тотчас же закричал ему вслед:
     - Погоди, погоди, мой  добрый  согражданин,  и  не  оставляй  афинянина
одного в таком ужасном месте! Я только пошутил, прими мои слова  в  шутку  и
перестань торопиться. Я удивляюсь, как можешь ты видеть что-нибудь  в  такой
кромешной тьме.
     - Друг, я приучил свои глаза.
     - Это хорошо. Однако я не могу похвалить тебя за то, что ты не приносил
жертвы богам. Нет, не могу, бедный  Сократ,  не  могу!  Наверное,  почтенный
Софролиск не тому  учил  тебя  смолоду,  и  ты  сам,  я  видел  это,  прежде
участвовал в молениях.
     - Да. Но я привык исследовать разные основания и принимать  только  те,
которые, после исследования, оказывались разумными... Итак, пришел  день,  в
который я сказал себе: Сократ, вот ты поклоняешься  олимпийцам.  За  что  же
именно ты им поклоняешься?
     Елпидий засмеялся.
     - Вот это так! Право, вы, философы, не находите порой ответов на  самые
простые вопросы. А вот я, простой кожевник, никогда в жизни не  занимавшийся
софистикой... и, однако, я знаю, почему следует почитать олимпийцев.
     - Скажи же, друг, поскорее, пусть и я узнаю от тебя - почему?
     - Почему? Ха-ха-ха! Но ведь это так просто, мудрый Сократ.
     - Чем проще, тем лучше. Но только не скрывай  от  меня  твоего  знания.
Итак, почему следует чтить богов?
     - Почему?.. Да ведь все делают это...
     - Друг! ты знаешь хорошо, что не все. Не вернее ли сказать: многие?
     - Ну, пусть многие...
     - Но скажи мне, не большее ли количество людей делают зло, чем добро?
     - Думаю, что это правда: зло встречается чаще.
     - Итак, надлежит делать зло, а не добро, следуя за большинством?
     - Что ты говоришь?
     - Не я, ты сам говоришь это, я же думаю, что  множество  преклоняющихся
перед олимпийцами не есть еще основание, и нам нужно поискать другого, более
разумного. Быть может, ты находишь их заслуживающими уважения?
     - Это вот верно.
     - Хорошо. Но тогда новый вопрос: за что же именно ты уважаешь их?
     - За их величие, это ясно.
     - Пожалуй... И я, может быть, скоро соглашусь  с  тобой.  Мне  остается
только узнать от тебя, в чем состоит величие... Ты затрудняешься? Поищем  же
ответа вместе.  Гомер  говорит,  что  буйный  Арей,  ниспровергнутый  камнем
Паллады-Афины, покрыл своим телом семь десятин.
     - Вот видишь, какое огромное пространство!
     - Итак, в этом величие?.. Но, друг, вот опять недоумение. Не помнишь ли
атлета Диофанта? Он выделялся целою головой из толпы, а Перикл был  не  выше
тебя. Кого, однако, мы называем великим, Перикла или Диофанта?
     - Я вижу, что величие действительно не в громадности.
     - Да, величие-не громадность, это правда. Я рад, что мы кое в чем уже с
тобой согласились. Быть может, оно в добродетели?
     - Конечно!
     - Я  опять  думаю  то  же.  Теперь  скажи,  кто  же  перед  кем  должен
преклониться: меньший ли  перед  большим  или,  наоборот,  более  великий  в
добродетели должен преклониться перед порочным?
     - Ответ ясен.
     - Думаю. Теперь пойдем дальше: скажи  мне  по  совести,  убивал  ли  ты
стрелами чужих детей?
     - Конечно, никогда!  Неужели  ты  думаешь  обо  мне  так  дурно?  Я  не
разбойник.
     - И не соблазнял, надеюсь, чужих жен?
     - Я был честный  кожевник  и  хороший  семьянин!..  Не  забывай  этого,
Сократ, прошу тебя!
     - Значит, ты не обращался в скота и своею похотливостью не давал верной
Лариссе поводов мстить соблазненным тобою женщинам и ни в  чем  не  повинным
детям?
     - Право, ты меня сердишь, Сократ.
     - Но, быть может, ты отнял наследство у родного отца и заключил  его  в
темницу?
     - Никогда!.. Но к чему эти обидные вопросы?
     - Погоди, друг. Может быть, мы как-нибудь и придем вместе к какому-либо
заключению... Скажи, считал ли бы ты великим человека, который  сделал  все,
что я сейчас перечислил?
     - Ну, нет, нет! Я назвал бы такого человек негодяем и  обвинил  бы  его
публично перед судьями на площади.
     - Ну, Елпидий, почему же ты не обвинял на площади Зевса  и  олимпийцев?
Кронид воевал с родным отцом и распалялся скотскою  похотью  к  смертным,  а
Гера мстила невинным девам, потерпевшим насилие от ее супруга... Не  они  ли
вдвоем обратили несчастную дочь Инаха в жалкую корову? Не  Аполлон  ли  убил

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг