Что ты играешь из его произведений?
Валерий чувствовал себя, как на экзамене, когда до сознания не доходит
даже смысл поставленного учителем вопроса. Было ясно, что Андрей Иванович
загонит его в тупик. И тем не менее он упорно старался выкрутиться: - Я
вообще не люблю симфонической музыки. Брови геолога снова удивленно
приподнялись: - При чем здесь симфоническая музыка? Шопен н не писал
симфоний. Да и у Бетховена есть немало пьес для фортепьяно. Неужели тебе не
нравится его "Лунная соната"?
Валерий промычал что-то неопределенное. Он почувствовал, что Андрей
Иванович уже понял, какой он музыкант.
"И черт меня дернул начать этот разговор!" - подумал он с досадой. Но
кто бы мог предположить, что этот сухарь разбирается в музыке? Валерий решил
переменить тему разговора.
- Да что музыка!.. Для меня главное - поэзия. - Ты любишь читать стихи?
Валерий гордо вскинул голову: - Я пишу стихи!
Он испытующе посмотрел на Андрея Ивановича. "Не поверит, наверное?" Но
лицо геолога светилось самой доброжелательной улыбкой.
- Друг мой! Кто из нас в твои годы не писал стихов. Когда я учился в
горном, мы выпускали даже рукописный журнал. "Изумруд" назывался... - Он
прикрыл глаза и чуть заметно вздохнул. А минуту спустя вдруг заговорил
стихами:
Я шагаю тайгой непролазною.
Пробираюсь сквозь топи болот,
А со мною - Мечта сероглазая,
Помогает идти мне вперед.
По лицу, словно прутья железные,
Хлещут ветви. Ни тропки вокруг,
Но я участвую пальчики нежные
Ее маленьких ласковых рук.
От усталости ноги сгибаются,
Давит плечи тяжелый рюкзак,
А из мрака тайги улыбаются
Мне ее дорогие глаза.
Вспоминаю я нивы весенние,
Стайку белых веселых берез,
А меж них ее платьице синее
И тяжелое золото кос...
Валерий невольно съежился. Перед его глазами встала Наташа. Красивая,
гордая и... чужая. Он криво усмехнулся: - Это что же, ваши стихи? Андрей
Иванович покачал головой: - Ну что ты! В моем возрасте таких стихов не
пишут. Это написал наш Саша.
- Сашка?! - Валерий чуть не подпрыгнул от неожиданности. Сначала он
подумал, что Андрей Иванович смеется над ним. Но в следующее мгновение он
вспомнил маленькую березовую рощицу неподалеку от их города, где, как он
знал, любил бывать Сашка, и понял, что эти стихи действительно мог написать
только он.
Но что же получается? Андрей Иванович увлекается музыкой. Сашка пишет
стихи. А он? Что же он, ничем не лучше их? Это не укладывалось в его
сознании.
- Значит, Сашка тоже пишет стихи? - . проговорил он каким-то чужим,
неестественным голосом.
- Конечно! А что это тебя так удивляет? Я же говорю, что в вашем
возрасте редкий мальчишка не берется за перо.
Они замолчали. Андрей Иванович смотрел на поблескивающую между
деревьями реку и думал о чем-то своем. А Валерий нерано ломал в руках сухую
палку и лихорадочно пытался осмыслить услышанное. Это было так неожиданно,
что ему все еще казалось, что здесь что-то подстроено, что его в чем-то
провели. Но в чем?
До сих пор он привык считать, что его музыкальные способности и
увлечение стихами - это особый дар, которым обладают только избранные и
который дает ему право на особое положение в обществе. Но, оказывается, им
владеют и другие. И кто же? Андрей Иванович и Сашка! Ну кто бы мог подумать,
что этот увалень, который даже танцевать не может научиться,. пишет стихи?
"Гм! Тяжелое золото кос... Придумал же, черт вихрастый! И ведь молчит!
Хитряга! - Валерий покосился на Андрея Ивановича. - А откуда он знает про
эти стихи? Ну, понятно! Сашка нарочно дал их ему, чтобы он при случае
рассказал о них Наташке. Сам-то он никогда в жизни не решился бы прочитать
ей. А этот - передаст!.." Андрей Иванович встал и, подойдя к Валерию,
дружески похлопал его по плечу.
- Вот так-то, Валерий, Искусство дорого всем. Оно делает жизнь красивей
и интересней. Оно помогает людям переносить трудности. Оно ведет их к
подвигам. Но... - Андрей Иванович сделал небольшую паузу, - нельзя жить
только искусством. В нашей стране редко встретишь человека, который бы не
любил искусства. Но нет и таких людей, для которых искусство было бы
единственным занятием в жизни.
- Ну как же, - возразил Валерий, - а поэты, ком-позиторы?..
- Это другое дело. Для них искусство - труд. Но ведь ты имел в виду
иное. Разве ты серьезно учишься музыке? Готовишься стать музыкантом?
Валерий молчал.
- Да и для того, чтобы стать писателем, - - - - продолжал Андрей
Иванович, - - нужно много учиться и работать. Чтобы писать о жизни, нужно
знать жизнь. А наша жизнь - это прежде. всего труд.
Валерий по-прежнему хранил молчание. Слова Андрея Ивановича сыпались на
него, как град пощечин. И от них нельзя было ни уклониться, ни убежать. Он
переминался с ноги на ногу и теперь не решался даже глаз поднять на сурового
таежника. А тот снова сел на замшелое дерево и проговорил: - Хочешь, я
расскажу тебе одну историю из времен войны? Это было в Восточной Пруссии.
Подразделение, которым я командовал, заняло старый немецкий замок. Большая
часть его была разрушена. Сохранилось лишь несколько комнат и в их числе
круглый зал, в котором стоял старинный рояль. За него сразу же уселся один
мой боец, Миша Воронов, большой любитель музыки и прекрасной души человек.
Рояль оказался запертым. Миша хотел было поддеть крышку штыком, но в
это время, откуда ни возьмись, в зале появился маленький сморщенный
старикашка. Он подбежал ко мне и, бухнувшись передо мной на колени, стал
просить, чтобы я не разрешал солдатам ломать рояль, так как это был, по его
словам, какой-то чрезвычайно редкий, уникальный инструмент. Я сказал ему,
что солдаты не собираются ло-мать рояль, им просто хочется поиграть, и
попросил у него ключ от инструмента.
Старикашка угодливо улыбнулся и, подавая мне ключ, сказал, что он с
удовольствием даст ключ господину офицеру, если ему будет угодно поиграть на
рояле. Но солдаты... Старик снова болезненно поморщился. Этот инструмент не
для них. Разве они могут оценить настоящую музыку?..
- А вот сейчас вы - увидите, как могут ценить музыку советские
солдаты, - сказал я, подавая ключ Мише.
Старик нехотя опустился на поданный мною стул, всем своим видом
показывая, что только необходимость заставляет его мириться с бессмысленными
капризами диких варваров, каковыми он, несомненно, нас считал.
Между тем Миша открыл рояль и несколько мгновений молча смотрел на
лакированную крышку, словно собираясь с мыслями. Затем легко коснулся
клавиш, и звуки "Лунной сонаты" поплыли под сводами древнего замка.
Игру Миши я слышал не раз. Она всегда доставляла мне удовольствие. Но
на этот раз он превзошел самого себя. То ли потому, что рояль был
действительно необыкновенно хорош. То ли акустика зала была тому причиной.
То ли потому, что близок был конец войны и радость победы. Но играл Миша
исключительно хорошо. В немом молчании застыли бойцы, слушая бессмертную
музыку Бетховена. Даже раненые старались сдерживать стоны, боясь нарушить
эту волшебную мелодию.
Время от времени я посматривал на старика. Вначале на лице его
появилось скептически-насмешливое выражение. Но вот его сменило неподдельное
изумление. Он словно встрепенулся. Подался вперед. Привстал. на стуле. Глаза
его засверкали. А старческие руки невольно приподнялись и медленно двинулись
в такт мелодии. Ясно, что это был знаток и любитель музыки.
И вот, когда Миша кончил играть, он подошел к нему и молча поклонился
этому "варвару", простому русскому солдату, который был на голову выше
бежавших из замка "господ", считавших, искусство своей безусловной
монополией.
Ему было тогда всего двадцать два года. И он не только любил музыку. Он
знал и понимал ее. Он не имел специального музыкального образования. Но с
каким чувством говорил он о Шопене и Моцарте, Глинке и Чайковском! Бетховена
же он просто боготворил.
И знаешь, кем он работал до войны? Был простым чертежником. А его
сокровенной мечтой было поступить в горный институт, и стать горным
инженером. Он был талантливым музыкантом. Но никогда я не слышал, чтобы он
сказал, что искусство составляет цель его жизни.
Андрей Иванович помолчал, а через минуту заго-ворил тихим приглушенным
голосом.
- Он погиб за несколько дней до победы. Погиб как герой. Погиб за то,
чтобы вы, наша смена, могли свободно жить и трудиться, могли писать стихи и
наслаждаться музыкой. И, памятуя об этих героях, вы должны идти по жизни
честно, жить так, чтобы нн на одну минуту вам не было стыдно за какой-нибудь
совершенный вами поступок.
Валерий молчал. Он чувствовал себя скверно. Очень скверно. Андрей
Иванович словно вывернул наизнанку его душу. Но Валерий так привык
любоваться собой, что и на этот раз слова Андрея Ивановича вызвали в нем
враждебную неприязнь к этому человеку, как будто он и был виновником того,
что Валерий оказался не таким, каким он до сих пор себя считал, "Нет! Этого
не может быть. Не может быть! - без конца твердил он себе. - Ведь никто
никогда не говорил с ним так до этого. Наоборот. В школе хвалили его. Все
хвалили! А здесь... Нет! Только бы вырваться отсюда. Только бы вырваться!.."
Между тем Андрей Иванович спрыгнул в одну из ям и начал подчищать ее стенки.
Валерий невольно следил за его движениями. Вначале из-под молотка сыпалась
какая-то рыхлая зеленовато-бурая масса. Но вот в расчистке блеснули тонкие
пластины красноватого металла.
Валерий невольно подался вперед: - Медь?..
Андрей Иванович подал ему несколько тяжелых, в зеленых пятнах малахита,
пластин.
- Да. Это самородная медь. Ее, по-видимому, и плавили в этой печи
здешние жители.
- Но разве медь встречается в чистом виде?
- Конечно. В известном Дегеленском месторождении, например, в свое
время добывались глыбы самородной меди весом в несколько тонн.
Валерий недоверчиво посмотрел на Андрея Ивановича и попытался
переломить одну из пластинок. Но не тут-то было! Пластинка гнулась, как
мягкая медная проволока, но переломить ее было не легко.
- - Гм!.. Настоящая медь.
- В природе не бывает ничего ненастоящего.
Ударив несколько раз молотком, геолог выбил большой камень фиолетового
цвета,' словно его только что облили чернилами.
Валерий спрыгнул к нему в яму.
- А это что такое?
- Это? - Андрей Иванович покачал камень на ладони. - Это очень хорошая
медная руда, минерал борнит.
- Соединение меди с бором? Геолог улыбнулся: - Нет. Бора в нем нет. Это
соединение меди с серой и железом. Между прочим, когда об этом спрашивали
нашего преподавателя по минералогии, он обычно говорил: "Ну что вы, коллеги.
Если бы в нем был бор, то его называли бы "бор-есть", а не "борнит".
Валерий усмехнулся: - И он всегда такого чернильного цвета?
- Да, с поверхности он всегда бывает фиолетово-синим, хотя цвет его и
не фиолетовый.
- Как же так?
- А вот смотри!
Андрей Иванович взял у Валерия кусок борнита и расколол его пополам.
Поверхность скола оказалась розовато-коричневой.
- Здорово! Почему же он снаружи фиолетовый?
- На воздухе борнит очень быстро окисляется. Этот тонкий окисленный
слой минерала и имеет фиолетовую окраску. Для борнита это очень характерно.
По фиолетовой побежалости его и отличают от других, похожих на него
минералов.
Геолог углубился в работу. А Валерий выбрался из ямы и уселся на
поваленное дерево.
"Зачем же ему понадобилось зазывать меня сюда? - думал он, глядя на
Андрея Ивановича, который что-то быстро записывал в тетрадь. - Неужели
только затем, чтобы прочесть мне нотацию? Но какое ему до меня дело?" В душе
Валерия снова закипело раздражение.
"Словно сговорились! Вчера Наташка. Сегодня он. Да наплевать мне на них
обоих! И думать-то о них не стоит!" Однако не думать о них он не мог.
Впервые в жизни осаждали его сомнения. Но он упрямо гнал их прочь, стараясь
доказать себе, что во всем виновата лишь тайга.
"И зачем я сюда поехал!.." - уже в который раз мысленно повторял он, с
тоской посматривая на мрачные деревья.
Тем временем Андрей Иванович закончил работу и захлопнул тетрадь.
- Ну, что ж... Пойдем пить чай.
Они выбрались из леса и направились к Пригорку.
Но что это? Костер погас. Возле него никого нет.
Где же Наташа?
Андрей Иванович осмотрелся по сторонам и крикнул. Ответа не
последовало. Он снова крикнул. И снова молчание. Он бросился к реке. Потом к
лесу. Наташи нигде не было...
Как прежде, тишина стояла над таинственной рекой, которая словно
смеялась над бесчисленными несчастьями людей, осмелившихся проникнуть в ее
владения.
Глава двенадцатая НАПАДЕНИЕ С ВОЗДУХА
Суровые скалы темнели над глухой таежной рекой. Будто безмолвные
каменные часовые, стерегущие владения злых духов, высились они над ее
берегами. Ничтожно жалкими казались по сравнению с ними ве-ковые ели и
кедры. Подобно грозным изваяниям, вознеслись они к самому небу, загораживая
солнце и останавливая ветер. Тишина и мрак навечно поселились у подножия
этих гигантов, одним своим видом предостерегающих смельчаков о тщетности
проникнуть в великую тайну здешних мест.
Но вот здесь появился человек. Человек шел прямо к утесам. Шел смело и
решительно. Он уже почти приблизился к скалам... Но тут его движения
замедлились. Он стал испуганно озираться по сторонам. Им овладел ужас при
виде пятен крови, застывшей на каменистой почве. А еще страшнее было то, что
в ответ на его призывы откуда-то снизу доносился другой голос.
И голос этот шел как будто из-под земли. Но это было еще не все. Когда
человек двинулся дальше, послышался резкий свист рассекаемого воздуха, и
черная тень вихрем пронеслась над суровыми утесами... Саша судорожно сжал в
руках ружье.
- Да где же вы, Петр Ильич? - воскликнул он, чуть не плача от страха и
отчаяния.
- Здесь я, Саша, здесь! - донеслось на этот раз более отчетливо.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг