поближе.
- Парней мало таких, - отрезала израильтянка, - которые готовы на все,
чтобы жить как в будущем.
- Ого! - заметил Смит, сползая с табурета.
Охота продолжать разговор на тему о будущем, и наверняка
коммунистическом, у него отпала.
Он стоя допил свое виски и с испорченным настроением перешел в
гостиную, оформленную в древнем эллинском стиле - мрамор, античные статуи,
фрески - и носившую название "Таис Афинская".
На памятной доске Смит прочитал, что роман Ефремова с таким названием
повествует о блистательной гречанке, которая прошла с Александром
Македонским его победный путь, стала египетской царицей и жрицей тайного
храма, а потом по доброй воле отправилась в древний город-коммуну
Уранополис, где создавались устои будущего человечества.
Генри Смит поморщился. Коммунистическая пропаганда!
"Уж не смахивает ли Город Надежды на современный Уранополис? - ожгла
Генри Смита мысль. - Надо взглянуть на дело и с этой стороны".
В эллинской гостиной так нужных Смиту членов Особой комиссии он не
нашел. Наступило время обеда. На лайнере имелось два ресторанных зала. Один
назывался "Лезвие бритвы", как и произведение фантаста, философски
осмыслившего нравственную и физическую красоту человека. Другой -
"Туманность Андромеды".
Этот роман Генри Смит читал, возмущаясь тем, что русский фантаст
представил грядущее не только как всеобщий коммунизм на Земле, но и как
"Великое кольцо" внеземных цивилизаций, объединивших высший разум на тех же
принципах.
Насмешка судьбы! Генри Смиту пришлось не только плыть на фантастическом
лайнере, носящем имя коммунистического фантаста, но и обедать в зале,
названном в честь коммунистического будущего.
- Хэлло, джентльмены! - воскликнул Генри Смит, бесцеремонно
присаживаясь к столу, за которым расположились его знакомые: профессор
Смайльс и профессор Мирер. - Мы могли бы продлить начатый в Риме разговор об
искусственной пище и "белковой бомбе", изготовляемой ныне в
Городе-лаборатории ООН.
Оба члена Особой комиссии никакой радости на своих важных лицах по
поводу состоявшейся встречи не изобразили. Но Генри Смит не сбавлял ни тона,
ни скорости:
- Прежде всего хочу вас поздравить, джентльмены, с заслуженной
Нобелевской премией, присужденной вам обоим на равных. А также с избранием
вас одного в палату лордов, а другого в сенат США. Не выпить ли нам по этому
поводу? Здесь еще не додумались до сухого закона! И не обсудить ли нам ваши
будущие выводы по поводу коммунистического гнезда под антарктическим льдом?
Лорд Литльспринг и сенатор Мирер переглянулись. Оба вспомнили, что
последовало за избранием каждого из них в палату лордов и сенат.
Глава вторая
НОВЫЕ ПЭР И СЕНАТОР
Профессор Смайльс и прежде бывал в палате лордов, но лишь толкаясь
среди гостей на галерее.
На этот раз он стал главным участником церемонии, которую про себя
назвал британским шоу. Почтенного ученого облачили в баронский плащ и в
сопровождении двух лордов-поручителей проводили по залу палаты лордов для
вручения им лорду-канцлеру королевского рескрипта.
А потом, освободившись от средневековых одеяний, друзья лорды провели
неофита в буфет со странным названием "бишеп-рум". Лорд Литльспринг, получив
свое новое имя от ручейка в овраге близ отцовского дома, подумал было, что
комната эта имеет отношение к шахматам. Однако молодой лорд Стоункросс,
директор одной из контор по оптовой торговле зерном, уверил, что здесь
прежде переоблачались прелаты, а слово "бишеп" (епископ) так и осталось за
комнатой, где теперь можно недурно закусить и даже выпить. Но к шахматному
слону это не имеет отношения.
Лорд Стоункросс любил пошутить и подтрунивал над новым пэром, который
теперь никогда не станет премьер-министром Англии, ибо, по старинному
английскому установлению, "кретинам, умалишенным и лордам быть
премьер-министрами возбраняется".
- Здесь совсем недурно кормят, - продолжал лорд-директор. - Во всяком
случае, вам не подсунут искусственной пищи. Кстати, сэр, мы гордимся, что
новый пэр Англии в качестве председателя комиссии ООН будет решать судьбу
Города-лаборатории ООН, и не сомневаемся, что он встанет на защиту
цивилизации.
- Надеюсь, Сэм, - сказал старший из поручителей, лорд Неример, - вы не
хотите испортить нам аппетит упоминанием об искусственной пище, - лорд
Неример поморщился. - Что касается меня, то я предпочитаю добротную пищу
доброй старой Англии, где за членство в вашем, лорд Литльспринг, Королевском
обществе нужно платить самим, но здесь, в палате лордов, платят сдельно за
каждое посещение по восьми с половиной фунтов.
- Так сказать, на карманные расходы, - заметил лорд-директор. - Но коль
скоро зайдет речь о сдельной оплате лордов, выполняющих высокие задания,
то... - и он многозначительно щелкнул пальцами.
Профессор Смайльс, ставший ныне лордом Литльспрингом, был умным и
проницательным человеком. Он отлично понял, какую оплату и какие услуги имел
в виду лорд-директор оптовой закупочной фирмы, имевшей дело с зерном, цены
на которое заколебались на мировом рынке из-за появления искусственной пищи.
Сенатор Мирер тоже мог вспомнить, чем было отмечено его избрание в
сенат США. Свое первое путешествие в Капитолий он совершил в маленьком
сабвее, соединяющем отель с Конгрессом.
В Капитолии, не зная его лабиринтов и стесняясь спрашивать дорогу у
снующих там людей (вход сюда всем свободен!), сенатор Мирер оказался в
галерее, уставленной бюстами сенаторов, имена которых ничего не говорили,
кроме желания Штатов утвердить свой престиж, отметив бюстом своего
представителя.
Наконец он оказался в своей деловой резиденции из двух комнат. В первой
сидела весьма строгая леди - секретарь сенатора мисс Челенджбридж, в другой
находился его кабинет с аккуратно прибранным письменным столом с блокнотами
и фотографией его супруги и двух дочурок (забота строгой секретарши).
Мисс Челенджбридж предстала перед патроном, высокая, высохшая, без
всяких следов косметики, но тщательно завитая парикмахером. У нее был острый
птичий нос, как и у сенатора, и на редкость близко посаженные глаза,
прикрытые непомерно большими очками.
- Вам, патрон, надлежит принять мистера Броккенбергера, - непререкаемо
заявила она.
Сенатор возмутился. Он не собирался принимать кого попало. Но
Броккенбергер оказался влиятельным лобби, представляющим интересы
могущественных компаний.
- Я слуга народа, и мне нет никакого дела до могущественных компаний!
Никаких лобби!
- Слушаюсь, сэр, но...
Через час сенатор Мирер принял в своей новой резиденции в Капитолии
первого посетителя, мистера Броккенбергера.
- Хэлло, Джимми! Я рад, что мы приветствуем вас здесь, старина! - с
этими словами и обезоруживающей улыбкой в кабинет ввалился благообразный
толстяк с полдюжиной подбородков и резкими, почти суетливыми движениями,
никак не вязавшимися с его тучной фигурой.
- Как вы поживаете? - кисло осведомился Мирер, который никак не считал,
что для этого незнакомца он уже и "Джимми" и "старина".
Но мистер Броккенбергер продолжал, развалясь в кресле:
- Итак, Джимми. Белковая бомба привела-таки вас через Северную Дакоту в
Капитолий. Пора платить по векселям.
- Я не выдавал никаких векселей. Я избран народом.
- Полно, дружище! Неважно, кем вы избраны. Важно, что вы здесь. И мы
этому рады. Наши старания не пропали даром.
- Кто это "мы"?
- О сэр! К вашим услугам моя контора. Высоко-хитрые юристы "не суй
палец в рот, проглотят и хвост!". Ха-ха! У сенаторов скудно с сотрудниками.
Одна мымра-секретарша. Вы меня простите, я по-свойски! А кто будет вам
готовить речи, наводить справки, окажет любую юридическую услугу? Не плюйте
в колодец, старина, лучше опустите туда ведро и лейте из него воду на нашу
мельницу.
- Какая там еще мельница?
- Мельница наших клиентов, которая, как и все мельницы, перемалывает
зерно. Очень много зерна. И тут ваша белковая бомба как раз кстати.
- Я пошутил, говоря о белковой бомбе!
- Эта прелестная шутка обеспечила вам Нобелевскую премию и ваше
избрание земляками-избирателями в сенат. При кое-какой нашей помощи,
конечно.
- Крайне благодарен. Ваша забота превосходит даже... вашу толщину.
Посетитель весь заколыхался от смеха. Казалось, он лопнет.
- Я знал, что вы свой парень, проф! О'кэй! Завтра вы станете членом
Особой комиссии ООН, которая отправится в Антарктиду, чтобы прикрыть там
одну лавочку, которая очень не нравится моим клиентам. Я же сказал, что вам
надо платить по векселям: белковая бомба нарушает стабильность на мировом
рынке. Ваша обязанность помочь нам.
- Пока я не облечен никакими полномочиями.
- Полномочия будут, - заверил улыбающийся Броккенбергер.
Когда сенатор после ухода посетителя вызвал секретаршу, то напоминал
разъяренного быка:
- Я попрошу избавить меня от таких посещений!
- Что вы, сэр! Но ведь он все равно остановил бы вас в коридоре. Вы их
не знаете. Ваш разговор стал бы достоянием посторонних. У меня срочная
почта, шеф. Вам надлежит завтра быть в Нью-Йорке.
- Это еще почему?
- Там решается вопрос о вашем участии в Особой комиссии ООН. Вы
приглашены на заседание комитета. Я решилась попросить, чтобы в сенате
посчитались с необходимостью вашего отсутствия.
Мирер поднял глаза на свою властную помощницу и подумал, что, быть
может, и она ему скажет о клиентах, которых она представляет.
Глава третья
ПОДЛЕДНЫЕ СЮРПРИЗЫ
"Да, я счастлива! Честное слово! И об этом счастье я и хотела писать,
начиная свои "подледные записки", но жизнь есть жизнь, даже с таким
замечательным человеком, как Николай Алексеевич, и мне придется рассказать о
штурме нашей "подледной крепости", которую он защищал. Рассказать не о своих
чувствах и переживаниях, а о том, что происходило вокруг меня.
Николай Алексеевич нервничал. Но только я могла заметить это. Ведь я
знала каждое его движение, интонацию голоса, выражение лица. Для всех он был
по-прежнему бодрым, энергичным, заботливым.
Я поняла, что не все в порядке, когда прибежала с работы, чтобы
покормить Мишеньку. Мы с Николаем Алексеевичем так назвали сына в память
Мишеля Саломака. Мама жила в соседней квартире, но ушла в Школу жизни и
труда проведать Алешу, а я застала Николая Алексеевича... за стиркой
пеленок! Хотела рассердиться, да не смогла. С неумолимой логикой и
побеждающей улыбкой он объяснил, что в этом нет ничего унизительного,
поскольку он любит малыша не меньше моего. Тем более что меня считает не
только кормилицей нашего сыночка, но и всеобщей кормилицей. Я ведь руковожу
(подумать только!) "заводом вкусных блюд", где в привычные виды пищи
превращается бесцветный и безвкусный белок дрожжей кандиды с биофабрики
Мелхова. (Юрий Сергеевич все-таки приехал сюда, но уж, конечно, не из-за
сына, к которому безразличен, а скорее всего в расчете на кресло директора
будущего международного концерна искусственной пищи!)
Я отняла у Николая Алексеевича пеленки, которые он едва не спалил
перегретым утюгом, усадила напротив себя, взяла его нервные руки в свои и
стала допытываться, что с ним.
Он сознался, что действительно встревожен беспринципной возней вокруг
дальнейшей судьбы Города Надежды. Придется ехать в Нью-Йорк, участвовать в
прениях, защищаться.
Один раз я чуть не умерла, узнав, что с ним случилось в Централь-парке,
а теперь... Нет!.. Я его не отпущу!
Видимо, самым лучшим аргументом у женщин всех времен были слезы.
Честное слово! Тем более что Николай Алексеевич их у меня никогда не видел.
И он уступил, согласился с моими доводами, решил пригласить в
Город-лабораторию комиссию ООН. Пусть посмотрят, прежде чем обсуждать и
решать.
И вот удивительный лайнер "Иван Ефремов" встал на рейде в нашей бухте.
Втроем с Николаем Алексеевичем и Вальтером Щульцем мы шли по каменной дороге
из города в "порт", как звучно назывались прибрежные Скалы пингвинов.
Сзади из Грота тянул теплый воздух, а навстречу свежей струей дул
морозный ветерок, неся морские запахи и тающие на щеках снежинки.
Мы обошли скалу, и я замерла от восторга. Над зеленоватой водой висел в
воздухе многоярусный белоснежный гигант. Остатки розоватых льдин, заплывших
ночью в бухту, слегка покачиваясь на волне, проплывали под приподнятым
высоко над водой днищем корабля.
Пингвины теснились на скале, как толпы встречающих, все парадно
наряженные в черные фраки и белые манишки. На нас они не обратили никакого
внимания.
От спущенного к воде трапа, похожего на парадную лестницу какого-то
индийского храма, отчалил катер на подводных крыльях и помчался к берегу,
лавируя между льдинами.
Первым на камни из катера выпрыгнул американский журналист, чем-то
напоминавший ковбоя из голливудских фильмов, в облегающей ладную фигуру
кожаной куртке, в таких же штанах. Не хватало только кобуры с кольтом у
пояса.
- Хэлло, мистер Анисимов! В жизни не видел ничего красивее!
Гостеприимно ли тащить нас в ледяную пещеру, лишив такой бухты, айсбергов,
пингвинов и этих нежных красок, не ведомых ни одному художнику!
- Мы решаемся на это только ради того, чтобы показать вам нами
сделанное, - улыбнулся Николай Алексеевич, здороваясь уже с англичанином и
американским сенатором, с которыми был знаком ещё в Риме.
Последней с катера, подобно богине красоты, сошла Шали Чагаранджи,
закутанная в меха, из-под которых снизу виднелось яркое сари. Она озаряла
всех "лучезарной улыбкой", как потом говорил о ней Вальтер Шульц, сразу
попавший к ней в плен.
Расточая любезности, он повел ее к Гроту в сопровождении строгого
седого профессора Станислава Татура из Польши и низенького приветливого
вьетнамского министра неопределенного возраста, Нгуен Ван Нама.
Анисимов оживленно обсуждал со своими коллегами научные проблемы, а мы
с Генри Смитом чуть поотстали. Я вспоминаю каждое его слово, чтобы
сопоставить со всем последующим.
- Всю жизнь мечтал о романтике! - вздыхая, говорил он. - Не могу вам
передать, с каким волнением войду в ваше подземное царство, принося на его
алтарь очень многое.
- Вот как?
- Ну конечно! Вам этого не понять! Но я выкурил последнюю сигарету на
лайнере! Ведь на входе в вашу "ледяную преисподнюю" я не прочитаю надписи
"Оставь надежду навсегда"?
- Напротив. Мы назвали свой город Городом Надежды. Но надпись "Но
смокинг" прочтете.
- Зачем такие строгости? И сухой закон вдобавок? Право, не стоит делать
столь суровым наше сияющее грядущее.
- О нет, это еще "не будущее", это лишь попытка представить себе его
модель, вероятно несовершенная.
- Совершенен только господь бог в небесах. Но даже там допускается
воскурение, когда ангелы воздают ему хвалу.
Американец возвел глаза к небу.
- В нашем подледном городе недопустимо никакое загрязнение воздуха и
никакая трата кислорода на горение. Поэтому мы и идем пешком, а не едем на
автомобиле. Электромобили перевозят грузы и доставят ваш багаж ночью. Днем
все дороги только для пешеходов.
- Я автомобилист, но я восхищаюсь вашими порядками. Дышать на улицах
Нью-Йорка трудновато, это верно! Мне приятно написать об энтузиастах,
предвосхищающих будущее. Ах, если бы я мог победить в себе вчерашний день!..
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг