Централь-парке. С ним бы мы справились.
Не знаю, что он имел в виду.
Педро резко оборвал его, опасливо глядя в мою сторону.
- А что мне! - отозвался Мигуэль. - У нас свобода слова. И все равно
нас должны кормить, пока не доставят обратно. Никаких домов не будет!
Тю-тю! Хлюп-хлюп! Нет крыш над головой.
- А дома под крышей нас с тобой никто кормить не станет, - напомнил
Педро. - Да услышит меня пресвятая дева!
Грохот рухнувшего от резкого порыва ветра штабеля труб, положенных не
так, как я требовал, заглушил голоса. Трубы будто нехотя покатились по
склону. Снег замедлял движение, но ветер вражьей силой гнал их к воде.
Люди, отозвавшись на мой зов, бросились к трубам. А злобное,
грохочущее железо, словно взбесившись, готово было сокрушить все на своем
пути.
Но в нас проснулась злость против них, как у рыбаков, когда пойманные
рыбы стремятся улизнуть в воду.
Не было здесь ни ломов, ни клиньев, ни другого инструмента. Нечего
было вбить в лед или поставить на пути ожившего металла.
И тут случилось, казалось бы, невероятное. Щуплый, с виду трусливый
Педро обогнал катящуюся трубу и бросился под нее. Притом не плашмя, а встав
на четвереньки, чтобы через него трудно было перекатиться.
Не раз приходилось мне убеждаться, что хорошее пробуждается в людях в
критическую минуту.
Труба придавила человека, казалось, расплющила его или вдавила в снег.
Педро истошно кричал.
Мы с Мигуэлем и Мбимбой бросились к нему. Негры из Кейптауна, недавно
дравшиеся с ним на палубе, вытащили его и отнесли подальше.
Труба остановилась, другие трубы налетели на нее, громоздясь огромной
кучей "хвороста", где каждую "хворостинку" вдвоем не обнимешь.
Я склонился над пострадавшим:
- Крепитесь, сеньор! Я сообщу командору о вашем подвиге и отправлю вас
на вертолете в лазарет ледокола. Будете там как дома.
- Дома? О пресвятая Мария! Дома жена с ребятишками. Как вы думаете,
сеньор, ей передали аванс? А за мое увечье она получит что-нибудь?
- Полно. У вас только ушиб, - утешил я его. - А ребятишки ваши, уж
конечно, теперь сыты.
- Смотрите, смотрите! - послышалось со всех сторон.
Летающий кран нес очередную партию труб. Казалось бы, теперь в этом
уже ничего особенного не было, но все же груз был необычен, потому что на
обоих концах штабеля, свесив ноги в обледенелых на ветру ботинках сидели
два человека.
Я обрадовался, узнав Спартака с Остапом. Значит, в трюмах уже не
осталось больше труб.
Ребята спрыгнули ко мне на снег и обернулись к лесовозу "Титан".
Он словно ожил, воспрянул. Освободившись от части груза, судно слегка
всплыло и снялось с "ледяного рифа", о котором говорил капитан Нордстрем.
Сам он стоял на капитанском мостике, по морской традиции намереваясь
покинуть гибнущее судно последним.
Какое-то время "Титан" перестал походить на тонущий корабль. Корма его
без тяжелых труб всплыла, выровнялась. Но ледяной бивень, проткнувший
корпус судна, очевидно, выдвинулся, и в пробоину хлынула вода.
Но пока что корабль еще гордо стоял на плаву, словно намереваясь
"развести пары" и отправиться в кругосветное плавание.
Дальше все произошло как-то сразу. Если в начале катастрофы нос
корабля, вползшего на подводную часть айсберга, был задран, то теперь из-за
пробоины он стал погружаться быстрее кормы.
К кораблю подлетел вертолет и сбросил веревочную лестницу.
Нам с айсберга было видно, как человеческая фигурка стала взбираться
по ней с капитанского мостика. Но капитан Нордстрем не спешил скрыться в
кабине вертолета, а раскачивался над своим кораблем, словно прощаясь с ним.
Еще несколько минут - и корма голландского лесовоза ушла под воду,
обнажив на миг винты с намотавшимися на один из них водорослями. Вода
забурлила, завертелась, вскипела пузырями.
Потом затихла, и волны равнодушно прокатились над недавней воронкой.
Пенные их гривы зачеркнули все здесь происшедшее.
Вертолет понес вцепившегося в веревочную лестницу капитана к ледяной
горе. Сверху он, наверное, видел чернеющие на снегу, зачем-то спасенные
трубы. Может быть, наш айсберг показался ему обитаемым островком с
человеческими фигурками на льду?
Нордстрем, быстро перебирая планки лестницы, забрался в кабину
вертолета.
Остап, с восхищением наблюдавший за ним, произнес:
- А ведь трубку-то, стиляга, так и не выпустил из зубов! Мастак,
видать, по вантам лазить!
- Вот бы в школах для аттестата зрелости ввести обязательное плаванье
ребят на парусных кораблях! Как ты думаешь? - обратился ко мне Спартак.
Думаю, что он прав. Что-то в этом роде нужно для ребят. Иначе в
подобных условиях сдадут..."
Глава шестая
ДОЧЬ ДРУГА
"На айсберге, где продувало ветром со всех сторон, привелось мне
впервые за время экспедиции увидеть ее, которую я знал еще крошкой с
огромным бантом-бабочкой в черных вьющихся волосах.
Мы ждали катера с "Иоганна Вольфганга Гёте".
По радио дали общий "адмиральский вызов". На Совет командора
приглашались все капитаны кораблей и технические руководители стройки.
Моего Спартака тоже вызвали как молодежного вожака.
Остап, приплясывая на снегу и похлопывая себя рукавицами, говорил:
- Везет же парноногому, как в очко картежнику. Отогреешься в салоне. А
мы тут без последних достижений культуры смерзнемся как цуцики. Ты хоть
милосердную сестру с химическими грелками притащи. На ледоколе у японского
доктора вымоли.
- Нет лучше химии, чем внутри нас! - крикнул Спартак и совсем
по-мальчишески кинулся бороться с Остапом.
Но тот, ввиду явного преимущества противника, спасся бегством под
общий хохот темнокожих и белозубых ледовых робинзонов.
Глядя на Спартака, я сразу понял, что она на катере. Он стал махать
руками, приплясывать, смешно выкидывая ноги и скользя на мокром льду.
Потом, разбрызгивая набежавшую волну, влетел в воду.
- Кому море по колено? Врут, что только под мухой! - заметил Остап.
С ним можно согласиться.
Я увидел ее. Она сидела вместе с двумя громоздкими мужчинами,
чернобородым инженером Вальтером Шульцем и капитаном "Гёте" Денцлером, с
виду добродушным, но на деле несносно придирчивым толстяком. На ней были
куртка и брюки, как на мальчишке. И берет, из-под которого ветер старался
вырвать черные волосы, развернуть их, как она шутила, пиратским флагом.
Я сел напротив нее. Спартак рядом. Он сказал ей странные слова:
- Стихов моих любимый томик...
Но она их поняла и засияла.
Я нашел ее еще в Москве. Ведь она была дочерью моего друга и другом
сына со школьной скамьи. И мне хотелось узнать ее.
Спартак повел меня к ее тете, сестре Вахтанга. Она была замужем за
известным академиком архитектуры, который не только предоставил девушке
комнату в своей квартире, но и привил ей свою неистовую любовь к зодчеству.
"Покажи, что тебя окружает, и я скажу, кто ты". Кажется, я переиначил
известное изречение, но сейчас так можно было сказать.
Я вошел в ее комнату и огляделся. На стенах репродукции: затейливые,
многоскульптурные храмы Древней Индии, величественно огромные и предельно
простые египетские пирамиды, таинственно покинутые великолепные дворцы и
храмы древних майя, причудливые восточные пагоды с загнутыми вверх краями
крыш. Здесь и беломраморные шедевры эллинской архитектуры, венчающиеся
божественным Парфеноном. И рядом островерхие, исступленно устремленные
вверх готические церкви. И оттеняющие их сурово мрачные башни средневековых
замков, олицетворение силы, страха и оскудения духа.
Да, Тамара любила свою архитектуру, она поклонялась ей, воздвигнув ей
своеобразный маленький храм в своей комнате.
Я сказал ей о своем впечатлении.
- Это ведь голос эпох, - отозвалась она, гордо вскинув голову. -
Цивилизации появлялись и исчезали. И оставались от них великолепные, порой
загадочные здания, дворцы или храмы, изучая которые, люди пытаются понять,
кто, зачем и как их строил, на каком уровне культуры находился, как жил и
что думал.
- Так вот что напоминают репродукции!
- Мне не надо напоминать. Я поклоняюсь прекрасному и ненавижу
"архитектуру скупых смет".
- А почему здесь нет таких современных зданий, как американские
небоскребы?
- Не говорите мне об этих чудовищных коробках стиля нищих духом
богатеев.
- Вы решительны в своих взглядах и высказываниях, - заметил я, не
решаясь называть ее по старинке на "ты". Она мне казалась жрицей
выдуманного ею храма. Пожалуй, она даже воображала себя в толпе молящихся
под причудливыми сводами или царственной походкой поднималась по мраморной
лестнице дворца, который должен удивлять великолепием и роскошью людей и
тысячелетия спустя.
- Вы говорите о решительности моих высказываний? Я в суждениях всегда
такая. Спартак знает. Даже природу воспринимаю с некоторым преувеличением.
Покажу вам кое-какие этюды - и вы лучше поймете меня. Я пишу то, чем
восхищаюсь, и прежде всего силой стихии. Потому, рисуя лес, я изображаю
лесной пожар, а река у меня выходит из берегов, затопляя дома и дороги. А
море не представляю себе иначе, чем в шторм с девятым валом, накрывающим
корабль вместе с мачтами. Потому и ветерок, закручивающий листья на
дорожке, представляется мне сокрушительным торнадо.
- Вы выдумщица! - рассмеялся я. - Но рыбак рыбака видит издалека.
Недаром я к вам пришел.
Спартак сказал:
- У нее волшебная лупа. Вот и любуется через нее миром.
- Лупа романтики? Кто бы мне ее подарил?
Они оба рассмеялись.
- Она с твоей собственной лупы копию сняла, - пояснил Спартак.
Мы сразу стали добрыми друзьями. Я написал Вахтангу, что восхищен его
дочерью.
Он прислал телеграмму: "Буду тамадой. Прошу вызвать".
Он, конечно, имел в виду свадьбу...
Когда Тамара узнала, что Спартак вместе со мной отправляется в
Антарктиду на стройку Города Надежды, она умудрилась перейти на работу в
архитектурную мастерскую, занимавшуюся проектированием зданий Города
Надежды. А там с чисто женской настойчивостью и лукавством (как она сама
заявила) сделала так, что наблюдение за выполнением заказов на блоки зданий
поручили ей. И пришлось ей отправиться в Гамбург. И так уж вела дела, что в
Антарктиду отправить груз без нее оказалось невозможным.
В конце концов юная жрица богини Зодчества попала на корабль "Иоганн
Вольфганг Гёте" и вот теперь вместе с инженером Вальтером Шульцем почему-то
направлялась на Совет командора.
Я любовался ею и Спартаком.
В полынье, пробитой для судов ледоколом "Ильич", на которую вышел
катер, стало сильно качать.
Капитан с "Гёте" только посмеивался, отчего у него словно прибавлялось
подбородков, второй же великан так согнулся, что спрятал свою разбойничью
(по словам Тамары) бороду у себя в коленях. Сама же Тамара - Вахтанг мог
гордиться ею - закусив губу, отодвинулась от борта, к которому ее,
вероятно, потянуло. Она скорее умерла бы, чем позволила себе перегнуться
через него.
Катер приближался к флагману экспедиции.
Я смотрел на Тамару, на ее лицо, напоминавшее древнюю камею, и думал,
почему на Совет командора Анисимов вызвал архитектора, когда блоки зданий
Города Надежды утонули. Ведь он не знал, с чем я еду к нему на ледокол".
Глава седьмая
ВОДА - ЧУДЕСНИЦА
"Теперь надо вернуться к перерыву в моих записках, к двадцатилетней
работе на металлургическом заводе, где удалось создать "лабораторию
изобретательства". В бывшей кладовой машиностроительного цеха установили
столы со множеством приборов и даже станки: токарный, сверлильный,
фрезерный. Все сами делали на них для задуманных новшеств.
Помогло мое предложение избавить сталеваров от заглядывания в
мартеновскую печь, когда лицо обдавало жаром. По пучку охлаждаемых
стеклянных нитей цветное объемное изображение передавалось на всю длину
жгута. Через простейшую оптику можно видеть внутренность печи, не
приближаясь к ней. То, что это не ново, меня не обескуражило. Ведь
сталеварам стало легче! И лабораторию мы получили для давно задуманных
исканий.
- Зачем тебе вода? Простая вода? - удивился Вахтанг.
- Мы с тобой, друг, на восемьдесят процентов из воды, а земной шар на
три четверти залит водой. А свойств ее как следует не знаем.
- Почему не знаем? Зачем так говоришь? Не сжимается, электричества не
проводит, не намагничивается, замерзнет - твердой становится. И
расширяется!
- Вот-вот! - воскликнул я. - Именно твердой! - и я рассказал Вахтангу,
как Мария научила нас на северном острове отеплять дом снежными кирпичами.
- Ледяные стены хочешь? - догадался Вахтанг. - Не растают?
- Если по трубам, заложенным в стены, пропускать холодильный раствор,
вода замерзнет.
- Слушай! Мы с тобой дома из воды отливать будем! Степан, - позвал он
Порошенко. - Ты литейщик, слушай! Форму сделаем для целого дома с
комнатами. Водой зальем. Потом заморозим. Форму разберем. Дом готов. С
балконом. С сортиром. Ва!..
- Тьфу! Ну и воображение у тебя! - отозвался Степан.
- Почему так? В книжке прочитал:
Не яйцо воображало,
Не петух воображал.
Человек - "воображало",
Нет других "воображал".
- Это царица Анна Иоанновна для потехи ледяной дом на Неве приказала
построить. А нам в тепле жить надо.
Я сказал, что в ледяных домах должны быть не только каналы для
охлаждения, но и теплозащитные, отопляемые панели.
- Лед охлаждаем, комнаты греем! Вместо обоев теплоизоляция. Хорошо! -
обрадовался Вахтанг.
- Лед - коварный материал, - предупредил я. - Ледники знаешь? Текут
как речки. Медленно, но неизменно.
- А правда! Почему?
- Известное дело. Твердая жидкость - вот что такое лед, - солидно
заметил Степан.
- Вот и нужно нам, друзья, придумать, как твердую жидкость в твердое
тело превратить, - предложил я.
- Что делать будем? С какого конца?
- Начнем с воды. Пробовать по-всякому.
- Я ж говорю, что мы не яйца, не петухи, а человеки, воображала!
- Верно, Вахтанг. Воображение нам потребуется.
Так начались наши, может быть, и не вполне оригинальные исследования.
Мы были упорны и искали десять лет.
Мы даже старались намагнитить воду, заведомо немагнитную. И обнаружили
изменение ее свойств. Она активнее растворяла в себе вещества, не давала
накипи. А это было уже кое-что! Узнали, что и в других местах добились
подобных результатов. Потом установили, что чистая дистиллированная вода в
закрытом сосуде выделяет газы по-разному в разное время суток и времен
года. И разница в двадцать раз!
Но над лабораторией нависла угроза.
Однажды к нам вошел новый директор завода Аскаров, переведенный с юга
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг