дёрнуться - бесполезно. Как в резиновых тисках.
Антон между тем выбросил вперёд кулак - точно собирался ударить, но,
задержав его в движении, резко разжал пальцы. И сгусток синего пламени,
сорвавшись с его ладони, устремился к Дмитрию. Прошёл сквозь плотную ткань
куртки, сквозь рубашку. Вонзился в грудь. Кожу на миг опалило жаркой
болью - но тут же боль схлынула, оставив после себя голубоватое сияние.
Которое, с каждым мгновением делаясь бледнее, вскоре исчезло.
- Вот и всё, - с видом стоматолога, демонстрирующего пациенту
вырванный зуб, заявил Антон. - Метка нанесена. Увидеть её может только
Иной, обычному человеку она недоступна. А записано там следующее: "Дмитрий
Осокин, Светлый маг, шестой уровень силы. Постоянная московская
регистрация". Хотя какой на самом деле уровень, пока судить трудно. После
обучения надо будет скорректировать.
- Вот и вся цена вашим сказочкам о добровольности и порядочности, -
мрачно буркнул Дмитрий. Тело вновь было свободно, невидимые тиски исчезли.
Раздражение осталось.
- Да, - кивнул Антон, - я превысил свои полномочия, применив силу.
Потому что ничего другого уже не оставалось. Вы, естественно, можете
жаловаться начальству. То есть моему шефу, руководителю московского Ночного
Дозора Борису Игнатьевичу. Впрочем, я и так доложу ему. Если он сочтёт мои
действия неправомерными - наложит взыскание. Просто меня ваше упрямство
достало. Кстати, я облегчил вам духовный выбор. Раз регистрация выполнена
против вашей воли, путём насилия - значит, совесть ваша должна быть чиста.
- Наверное, надо завершать разговор, - вмешалась Лена. - Дмитрию
Александровичу ещё тетради проверять и с женой объясняться, по поводу
долгой отлучки и коньячного запаха.
- В общем, подумайте обо всём этом, - добавил Антон. - Наша встреча не
последняя. Скоро ведь надо обучение начинать... Ну а если вдруг что "иное"
стрясётся - звоните.
И оба они, одновременно поднявшись, быстро двинулись прочь, к выходу
из сквера. А Дмитрий остался на скамейке. Следовало, конечно, торопиться
домой. Аня, видать, уже вся извелась. Но он долго ещё не мог подняться.
Осторожно трогал грудь. Ничего не болело, разве что душа. Хотя Антон прав,
греха на нём за эту "регистрацию" нет. А скверна - есть. Скверна, которую
ещё отмаливать и отмаливать.
А ведь всё-таки это люди, а не бесы, понял вдруг Дмитрий. Пускай и
прельщённые, и заблудшие - но люди. Бесы куда лучше подкованы в богословии.
9.
Солнце, вообразив, будто лето ещё не кончилось, жарило в полную силу.
Ни единого облачка на высоком, удивительно синем, точно в детской книжке,
небосклоне. И всюду тени - чёрные, ломаные, ждущие.
Думать о тенях не хотелось. Особенно о той, что стелется под ногами...
которую так легко поднять, войти в неё... Нет, исключено. Больше - ни разу.
Но тени были не только на земле, они и душу накрыли, окутали печалью.
Он так рвался сюда, так надеялся... всю дорогу молился... ну, или почти
всю. А в результате?
- Не принимает батюшка! - поджав бледные губы, сообщила пожилая тётка,
до глаз закутанная в чёрный платок. - Болеет он. Нельзя его обременять!
- Вы лучше в храм зайдите, образу Преображения Господня свечу
поставьте, - выйдя на крыльцо скита, посоветовала вторая келейница. -
Господь вашу мольбу и так услышит.
Дмитрий, конечно, не один был такой. Всех паломников, явившихся в
Преображенский монастырь ради беседы со старцем Сергием, переадресовывали в
храм. Смиряли.
Всё правильно, конечно. Какие могут быть претензии? Старец
действительно слаб здоровьем, старец чисто физически неспособен встретиться
с каждым из десятков, а то и сотен ежедневных посетителей. Старца нужно
беречь.
И значит, всё было зря. И ночной разговор с Аней, и утренний с Мариной
Павловной. И полдня пути - электричкой да Твери, потом рейсовым автобусом,
потом пешком, через лес. Теперь остаётся лишь зайти в храм, приложиться к
иконам, поставить рекомендованную свечку. И обратно, в Москву. Если повезёт
с расписанием, ночью уже будет дома. На лязг открываемой двери выглянет
сонная Аня...
Он тогда не стал говорить ей всего. Неважно, сочтёт она его психом
или, что ещё хуже, поверит - в любом случае это вонзится в неё отравленной
стрелой. Конечно, муж и жена - едина плоть, и радости, и горести делятся
пополам, но слишком уж было ему жалко свою Аню - такую слабую, робкую,
явившуюся словно из позапрошлого века, из какого-то обветшалого дворянского
гнезда... большие серые глаза-озёра, тонкие, "музыкальные" пальцы...
- Анюта, родная, - сказал он тогда, - мне необходимо съездить в
монастырь. Хотя бы на недельку. Ты ж сама, наверное, замечаешь - со мной не
всё в порядке. Очень трудная и непонятная ситуация. Уж извини, но деталей
рассказывать не буду. Просто поверь мне - надо. Очень сильные демонские
нападения. И почему именно со мной? Чем я заслужил? Но просто вот
чувствую - надо съездить к старцу Сергию, может, хоть его молитва
подействует. К нашему батюшке? Болеет он... в кардиологическом санатории, и
будет там по крайней мере до середины октября. А отцу Георгию
исповедовался... толку-то... Азбучные истины все мы говорить умеем, книжки
те же самые читали... Но тут что-то уже другое необходимо... не из книжек.
Ты уж поверь мне, я не стал бы срываться с места, не будь всё так серьёзно.
В общем, молись за меня. Я очень тебя люблю и очень верю... Если что,
звони, мобильный я беру.
Он ждал расспросов, он боялся их до одури - но Аня оказалась на
высоте. Молча поцеловала его в лоб (получилось, правда, почти что в нос),
перекрестила.
Труднее дался разговор с директрисой. Марина Павловна решительно
отказывалась его понимать. Проблемы есть у всех, но кто работать-то будет?
Заменить его абсолютно некем. Зайди речь об одном дне, максимум о двух - ну
ещё туда-сюда, отгулы у него с летних дежурств остались. Но неделя!
Невозможно!
Как он хорошо её понимал! Он и сам сказал бы слово в слово то же,
поменяй их местами. Но ехать к старцу Сергию было необходимо. Теперь, после
"регистрации"... после того, как эти колдуны поставили на нём магическую
печать... нужна особая благодать Божия, чтобы избавиться от неё. Чувствовал
он - в городских храмах ничего не выйдет. Не поможет ни святая вода, ни
молебен... Раз уж всей этой "иной" магии не страшны исповедь с
причастием...
Он долго разглядывал вечером свою грудь. Грудь как грудь, поросшая
рыжеватыми волосами. Не особо широкая, не вздутая буграми мышц... Никакой
печати, конечно, обычным глазом не наблюдалось. А вот что видно из
Сумрака... думать об этом Дмитрий не хотел. Ясно лишь, что, поставив ему
метку, эти самые Иные вторглись в его душу... открыли туда широкую дорогу
демонам. Даже что-то такое ему приходилось читать. Давно... в первые годы
после крещения.
Насколько же тогда сильнее была его вера! Никакой Антон сотоварищи
тогда и близко не сумели бы к нему подобраться! Отшила бы их благодать,
подаваемая новоначальным. Но - обычное дело. Годы, суета, привычка... а
порой и скука. Что раньше давалось так легко, играючи - теперь требовало
чудовищного напряжения воли. Которая завяла, ослабела, научилась
прогибаться под обстоятельства.
- Марина Павловна, - ответил он на все её резонные доводы. - Я ведь в
любом случае поеду. Даже если ради этого мне пришлось бы уволиться. Чего,
как вы понимаете, я вовсе не хочу. Но тут... рассказывать обстоятельства не
могу, но поверьте, речь идёт о моей душе. В самом прямом смысле слова. Вы
уж извините, что так вышло.
На миг ему явилась соблазнительная идея - "погладить" её сознание,
повернуть в нужную сторону. Как тогда, с капитаном Кузьминым. Но тут же,
покраснев, он прошептал краткую молитву. Тут и ёжику понятно, откуда
подобные соблазны выплывают.
И - набитая электричка, беготня по тверскому автовокзалу в поисках
нужного автобуса... за минуту до отправления сумел втиснуться. Значит, всё
зря. Ну, если не считать это очередным уроком смирения. Ты думал, всё так
вот просто и сразу? Прикатил - и все вокруг тебя забегали? Сколько народу
хочет встретиться со старцем, и у каждого беда наверняка покруче твоей.
Он уже направился было в сторону Преображенского храма - там сейчас
шла утреня - как сзади его тронули за плечо.
Старец Сергий стоял, сложив руки на объемистом животе. Седой, с
длинными, до плеч, прямыми волосами. Серые глаза его смотрели внимательно -
быть может, с едва уловимой улыбкой.
Дмитрий узнал его сразу, хотя до сей поры видел только однажды, в
позапрошлом году, когда батюшка читал проповедь после воскресной литургии.
Сейчас, в простеньком подряснике, старец выглядел куда менее
торжественно. Проще, ближе, по-домашнему.
- Ну, пойдём, чадо. - Он говорил с заметной одышкой. Видать, не врали
тётки о его болезни. - Пойдём ко мне в келью, потолкуем. Тебя звать-то как,
раб Божий?
- Вот и всё, батюшка, - закончил рассказ Дмитрий. - Что же мне теперь
делать?
Старец не отвечал. Сидя на низком табурете, он перебирал четки,
смотрел на крашенные суриком половицы.
Пахло ладаном, теплились по углам небольшие лампадки. И всюду были
иконы - большие, храмовые, и совсем маленькие, бумажные, какие продаются за
всяким свечным ящиком.
Дмитрий вспомнил, как чёрной молнией метнулась им навстречу келейница.
- Что вы, батюшка! Нельзя! Прилечь вам надо! Вспомните, что доктор
говорил!
- Можно, Глафира. И нужно. - Не тратя более слов, старец Сергий
приглашающим жестом указал Дмитрию на дверь своей кельи.
И вот теперь он молчал. Беззвучно шевелил губами - не то молился, не
то у него просто трясся подбородок. Дмитрий вспомнил, что батюшке -
восемьдесят четвёртый год. Ровесник ухоженной шатенки Елены Николаевны.
- Да уж, чадо Димитрие, - проговорил он наконец. - Досталось тебе.
Испытывает тебя Господь наш. Но помни, что никого Он не обременяет сверх
меры. Раз дал этот крест - значит, нужно это Ему зачем-то. И твоё испытание
кончится. Когда - мне знать не дано, только, думаю, это тебе не на всю
жизнь.
- Батюшка, - дождавшись долгой паузы, спросил Дмитрий, - а что же это
со мной было? Это ведь действительно бесовское искушение?
- Всё, что происходит с нами - это искушение, - вздохнул старец. - В
любую минуту, во всякой мелочи перед нами выбор. С Богом ли мы, или со
врагом... Только мы невнимательны... редко этот выбор замечаем. Потому и
попускает нам порой Господь подвергнуться тяжёлым испытаниям.
- Но эти... которые ко мне приходили... Иные... Они существуют
реально, или мне всё привиделось? Может, это шизофрения?
- Откуда ж мне знать? Может, и не адские духи это. Может, и впрямь
люди, соблазнившиеся и соблазняющие других. Важно ведь не то, Димитрий, что
эти Иные сами про себя думают. Важно, что они от Церкви Божией таятся. Они
не за Христом идут, а какой-то своей, отдельной дорогой. Но путь мимо
Христа - это путь в пропасть. Жалко их... Наверняка ведь и добро им не
чуждо... и к общему благу они стремятся. Только не там, не так... И потому
ты правильно решил, чадо. Подальше тебе надо от них держаться. Сила их...
говоришь, ни крест не действует, ни молитва, ни таинства? Значит, или очень
сильно им диавол помогает, или... или не от диавола эти способности. Но
ведь и не от Господа - иначе Он засвидетельствовал бы Своё присутствие,
коснулся бы сердца твоего... и разом оставили бы тебя и страх, и сомнения.
А раз сие не от Бога, то и не для нас, верно?
- А как же это? - Дмитрий прикоснулся к груди. - Эта их метка? Надо же
её как-то снять!
Старец перекрестился.
- Не может нечистый дух в человека войти, если тот сам ему дверь не
откроет. Разве что с Божьего попущения, как с некоторыми подвижниками
иногда случалось. Но и в том нет греха. Ты эту печать принимать отказался,
на своём стоял. Они ведь силой её налепили. Стало быть, и не сокрушайся о
ней. Помолимся, святой водой окропим - и будешь ты чист от осквернения. А
что увидят эти люди через своё колдовство - о том не думай. Думай о том,
как верным Христу остаться.
- Батюшка! - Дмитрий сомневался, надо ли это говорить, но потом всё же
решил. - Вот эта женщина... Иная... Елена. Которая считает себя
христианкой. Жалко мне её. Вы о ней тоже помолитесь, ладно?
- Помолюсь, - кивнул старец. - И о тебе помолюсь, и о ней... обо всех
о них...
- А дальше-то мне как? Что делать-то?
Старец вновь замолчал. Казалось, он к чему-то прислушивается, хотя в
келье было удивительно тихо. Шум с улицы почему-то не проникал сюда, хотя
бревенчатые стены - не лучшая звукоизоляция.
- Ты, Димитрий, - улыбнулся старец, - пока поживи у нас. Потрудись во
славу Божию, помолись... Душа твоя отдохнёт от борьбы, разгладится... А
дальше уж не знаю, дальше доверимся Господу. Он знает, как управить. Да
пребудет Благодать Его с тобой.
Старец поднялся с табурета, благословил Дмитрия. И коснувшись губами
сухой, морщинистой ладони, тот вдруг почувствовал, как обжигают глаза
слёзы.
- Глафира! - позвал старец, и в келью сейчас же просочилась давешняя
женщина. Под дверью, что ли, ждала? Строго взглянув на Дмитрия, она
торопливо перекрестилась на образа.
- Да, батюшка?
- Вот, Глафира, раб Божий Димитрий немного поживёт у нас в монастыре,
трудником. Проводи его к отцу Анатолию, пускай тот обо всём распорядится. С
Богом!
10.
Электричка была битком. Ещё в Твери хлынувшая в двери толпа за
считанные секунды заняла все места, а на ближних станциях заполнились и
проходы. Пятница. Впереди выходные, вот и едет народ в Москву. Что же
вечером будет!
Дмитрию удалось сесть у окна, по ходу. Высоко поднявшееся солнце
слепило глаза, но этого он не замечал. Мрачно было внутри и холодно. Не в
электричке - в душе.
А как всё хорошо начиналось! Приняли его дружелюбно, выделили место в
общей спальне. Определили на рытьё котлована, под фундамент будущего
гостевого корпуса. Ни на что иное он не был способен - ни плотницкого, ни
штукатурного дела не знал, тонким искусством электромонтажных работ не
владел совершенно. Значит - копать.
Народ вокруг подобрался молчаливый, по большей части значительно
старше его. Многие, как выяснилось, ездят сюда уже несколько лет, спасаются
от мирской суеты. Кто-то намеревался сделать и следующий шаг - стать
послушником.
Дмитрий о таком не думал. Он вообще старался не глядеть в будущее.
"Довлеет дневи злоба его"... Ритм монастырской жизни затягивал. На
рассвете, в седьмом часу, утреня в храме, затем трапеза - постная, но
обильная. И - к лопате. Экскаватора тут почему-то не водилось.
Обедали, слушали чтение Житий Святых, отдыхали. Потом - снова в бой с
рыжей, неподатливой глиной. Вечерня, ужин, молитвенное правило на сон
грядущим. Рай! Ну, или, по крайней мере, санаторий. Распрямляется измятая
душа, вбирает в себя благодать. А главное - никаких тебе Иных. Не достанут!
Санаторий продолжался полтора дня - остаток среды и весь четверг. А
поздно вечером - уже все улеглись - позвонила Аня.
Вовремя успела - батарейки в телефоне хватило лишь на минуту
разговора. Он, лихорадочно собираясь в среду, конечно же, забыл зарядное
устройство.
Но и минуту хватило, чтобы взорвать душу. Аня, видимо, уже отревелась,
сейчас она говорила сухо, отрывисто. Сашка. Сбило машиной. Шли с бабушкой в
магазин. Множественные переломы, тяжёлое сотрясение мозга. Лежит в
Русаковской больнице, в реанимации. Врачи темнят, советуют надеяться...
Водитель скрылся. Ищут.
А потом телефон отключился. Дмитрий даже не понял, услышала ли Аня его
хриплое "выезжаю"?
Легко сказать. На чём? Первый автобус пойдёт только в шесть утра, а
пешком идти - это к полудню до Твери доплетёшься. Да и всё равно ночных
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг