- Да? - насмешливо глянул на меня Витька. -- Ты считаешь, что автоматный
огонь не так страшен?
- По крайней мере, не слышно тяжелой артиллерии, - проронил я только для
того, чтобы хоть что-то сказать.
Обычно чем неопределеннее была тема разговора, тем упорнее Витька старался
оставить последнее слово за собой. Меня это всегда страшно раздражало. Хотя,
конечно же, чего тут злиться?
Витька, по своему обыкновению, хотел что-то ответить, но его опередил
зычный голос, прозвучавший с первого этажа:
- Эй, там, наверху!
Мы с Витькой быстро переглянулись.
- По-моему, это нас, - шепотом произнес Витька и взглядом указал на дыру в
полу, откуда доносился голос.
- Конечно, нас, - так же шепотом отозвался
я. - Кроме нас, здесь никого нет.
Мы осторожно приблизились к дыре. Задрав голову, на нас снизу смотрел
человек, одетый в полевую форму. На голове у него красовалось мятое армейское
кепи, из-под которого выбивались вьющиеся черные волосы. Черная окладистая
борода делала человека похожим не то на Карла Маркса, не то на Фиделя Кастро.
Хотя скорее все же на Фиделя - трудно представить себе Маркса в полевой форме и
с десантным автоматом в руке.
Едва взглянув на человека, я вспомнил, что зовут его Романом и он является
командиром нашей группы, в которую входит около пятидесяти ребят. Точнее
определить число бойцов в группе было не возможно. То и дело появлялся кто-то
новый - добровольцы, а то и перебежчики из президентской гвардии. Дезертирство
было не редкостью на этой странной войне. Само собой, в бою случались и потери.
Убитыми занимались специальные похоронные команды, разъезжавшие по городу с
большими тележками на двух колесах. А тяжелораненых отправляли в полевой
госпиталь, который располагался неподалеку, - в бывшем офисном здании
"Лукойла", возле станции метро "Чистые пруды".
- Ну как там? - спросил, глядя на меня. Роман.
- Порядок, - ответил я, не понимая, что, собственно, он хочет от меня
услышать.
- Ну, тогда спускайтесь, - махнул рукой Роман и, отойдя в сторону, исчез
из поля зрения.
Мы с Витькой снова посмотрели друг на друга.
- Спускаемся? - спросил Витька.
- Есть какие-то другие предложения? Не получив ответа на свой вопрос, я
пошел к лестнице, ведущей вниз.
- Я не помню, что это за война, - признался Витька, догнав меня.
- Я тоже, - успокоил я его.
- Но я вспомнил, что того мужика, внизу, зовут Романом. - Витька тряхнул
головой. - Это похоже на частичную амнезию. Или на шизофрению. Мне кажется, что
какая-то часть моего сознания принадлежит этому миру, хотя я знаю, что он мне
чужой.
- Все нормально, - ободряюще улыбнулся я. - Мы просто начинаем вживаться в
новую реальность.
- Не нравится мне все это, - негромко буркнул Витька.
Я не стал уточнять, что именно ему не нравилось на этот раз, потому что
скорее всего он все равно не смог бы дать мне вразумительного ответа. К тому же
меня самого отнюдь не приводила в восторг перспектива приступить к выполнению
своего гражданского долга с автоматом в руках. А, судя по всему, именно этим
нам с Витькой и предстояло заняться в самое ближайшее время.
Лестница, по счастью, оказалась цела, хотя перила местами и обвалились,
так что мы без особых проблем спустились на первый этаж.
Поскольку вживание в новый мир уже началось и, судя по всему, протекало
вполне успешно, мне вовсе не показалось удивительным то, что предстало перед
нами в торговом зале первого этажа бывшего магазина "Библио-глобус". Напротив,
сразу же появилось впечатление, что я все это уже видел прежде.
Зал был похож на небольшой армейский лагерь. Вдоль стен стояли раскладные
кровати, на которых отдыхали бойцы, вернувшиеся из ночного дозора. Те, кому
кроватей не хватило, спали на раскатанных на полу матрасах. В центре зала
располагалась кухня: несколько составленных вместе столов с установленными на
них плитками, работающими от газовых баллонов, с десяток разнокалиберных
кастрюль, три чайника, стопки пластиковых тарелок, стаканчиков и прочей
одноразовой посуды. Чуть в стороне за обшарпанным столиком четверо бойцов
азартно резались в карты.
В помещении царил полумрак, поскольку оконные проемы почти до самого верха
были заложены мешками с песком. Судя по выбоинам на стенах, в магазине в свое
время шли ожесточенные бои. Подумав об этом, я сразу же вспомнил, как неделю
назад мы выбивали засевших в торговом зале магазина контрактников, спешно
переброшенных по приказу президента из Чечни в Москву. Контрактники стояли
насмерть. Понимая, что перевес не на их стороне, они, возможно, и сдались бы,
да только у многих из наших ребят имелись к контрактникам личные счеты. В том
бою мы только убитыми потеряли десять человек. Но зато ни одному "чеченцу" не
удалось уйти из магазина живым.
Я сосредоточился и напряг память, стараясь вспомнить, с кем и ради чего мы
сражаемся. И вновь все старания оказались тщетными. Я был уверен, что мы воюем
не с внешним врагом. Никто на нас не нападал. Взрыв произошел внутри страны. Но
что это было? Что могло вновь довести Россию до гражданской войны? Чрезмерная
мудрость политиков или же давно предсказываемый развал экономики и невиданный
по своей глубине кризис?
- Ну, как там? - спросил, подходя к нам. Роман.
Я растерялся, не зная, что ответить на столь неопределенный вопрос. Должно
быть. Роман посылал нас на второй этаж с какой-то конкретной целью, о которой я
не имел ни малейшего представления.
Витька сориентировался в ситуации куда проворнее меня:
- "Детский мир" дымится. Со стороны Никольской стрельба.
Я так и не понял, догадался ли он, что именно хотел услышать от нас Роман,
или же действительно начал вспоминать, что происходит в этом взорванном войной
мире. Как бы там ни было, Вить-кин ответ Романа удовлетворил.
- Мы так и думали, - кивнул он с видом человека, чьи наихудшие
предчувствия начали сбываться. - Подкрепление прибыло утром из Рязанского
военного училища. Курсанты должны были попытаться пройти по Никольской. Это
последняя улица, на которой контрактники и особый отряд милиции еще удерживают
несколько зданий.
По мрачному виду Романа можно было догадаться, что подкрепление, о котором
он говорит, направляется на помощь не к нам.
- Ты считаешь, что ситуация критическая? - спросил у Романа Витька.
Я удивленно посмотрел на своего приятеля. Если бы мне прежде сказали, что
Витька может быть похожим на опытного бойца, прошедшего не одну кампанию, ни за
что бы не поверил. Болтун он был отменный, а вот когда доходило до дела, почти
всегда терялся и быстро-быстро ретировался. Но сейчас я видел перед собой
человека, ясно представлявшего себе ситуацию, в которой я ровным счетом ничего
не понимал, и человек этот готов был действовать расчетливо и хладнокровно,
зная, что его жизнь зависит только от того, окажется ли он хитрее, умнее и
проворнее противника.
- Пока еще нет, - ответил на вопрос Витьки Роман. - Но если банда,
засевшая в Президентском дворце, получит подкрепление, то они продержатся до
подхода Тамбовской мотострелковой дивизии. Нам необходимо перекрыть все
подступы к Президентскому дворцу, чтобы туда не смогла прошмыгнуть даже мышь.
- Сколько у нас времени? - спросил Витька.
- К утру дворец должен быть взят, - ответил бородатый Роман. - Штурмовые
отряды подтянутся к девяти вечера. Тогда и начнем. Но до тех пор мы не должны
позволить курсантам прорваться во дворец.
- А в чем проблема?
- Подземные переходы под Лубянской площадью. Если курсантам удастся их
захватить, то они получат доступ к станции метро и доберутся по туннелям до
правительственной ветки, ведущей во дворец.
Я переводил удивленный взгляд с Романа на Витьку, на полном серьезе
обсуждавшего с бородатым полевым командиром предстоящий штурм Президентского
дворца, которого в нашей реальности просто не существовало. Я не мог понять,
играет ли он роль, которая досталась ему по случаю, или же относится ко всему
происходящему совершенно серьезно? Я тоже ощущал растущую связь со странным
миром, в котором мы, сами того не желая, оказались, но при этом я ни на секунду
не забывал, что это всего лишь один из множества возможных вариантов
реальности. Это звучало довольно странно, но мы сейчас наблюдали за событиями,
которые никогда не происходили в действительности... Если, конечно, я правильно
понял то, что в свое время поведал мне Парис о сущности поливариантной
реальности.
- Нужно взорвать подземные переходы, - сказал Витька.
Голос и выражение лица у него при этом были такими, словно ему как минимум
раз в неделю приходилось собственноручно взрывать городские объекты.
- Взорвать?
Роман как-то странно посмотрел на Витьку. Мне показалось, что он пытался
понять, шутит Витька или же просто сошел с ума.
- Только подземные переходы позволяют нам осуществлять связь между
отрядами, расположившимися по разные стороны Лубянской площади. - Роман сделал
короткий и резкий жест рукой, как будто извинялся за то, что ему приходится
объяснять прописные истины. - Кроме того, без переходов мы не сможем даже
близко подойти к Президентскому дворцу. У них, должно быть, в каждом окне по
пулеметчику, а вся площадь простреливается снайперами, засевшими на крыше
дворца.
- Да, верно. - Витька щелкнул пальцами и направил указательный палец
Роману в грудь. - Это я так, просто не знаю, что придумать.
- А ты что скажешь? - посмотрел на меня Роман.
В ответ я растерянно хлопнул глазами.
- Кто сейчас удерживает вход в метро? - поспешил прийти ко мне на помощь
Витька.
- Курбатов со своим отделением. Там много Людей не требуется, главное,
чтобы боеприпасов хватило. - Роман досадливо цокнул языком. - Джубва еще вчера
обещал патронов подкинуть, а сам пропал, словно в воду канул. Если и сегодня к
вечеру патронов не будет, то о каком штурме Президентского дворца может идти
речь? С кольями мы на него полезем, что ли?
- Нужно послать людей к Мовчану, - подал голос совсем молодой парень с
багровым следом недавнего ожога на щеке.
В странной позе он сидел на корточках между двумя оконными проемами: спина
его едва касалась стены, правая рука была опущена и прижимала к полу книгу,
между страницами которой был заложен указательный палец, левая, отведенная в
сторону, лежала на затворной коробке автомата, поставленного вертикально. Одет
парень был так же, как все: в его экипировке причудливо сочетались детали
армейской и милицейской формы, дополненные гражданской одеждой. Говорил он
глухо, севшим, словно от долгого крика, голосом, не поднимая головы и не глядя
на того, к кому обращался. Парня звали Федором - это я точно знал. А фамилии у
него, похоже, вообще не было.
- Ребята Мовчана утром поймали в "Детском мире" попа не самого низкого
чина, - продолжал между тем Федор. - Вылез откуда-то из подвалов. Сказал, что
сбежал по подземным переходам из Президентского дворца. - Федор усмехнулся. -
Должно быть, почувствовал, что дело пахнет жареным. Проверив подвал, ребята
Мовчана действительно нашли проход в подземные правительственные бункеры. Еды,
говорят, там навалом: икра, балык, салями. Водки и коньяку, если не врут,
полсотни ящиков. Наелись ребята до отвала. А вот спиртное Мовчан в холодильнике
под замком оставил, чтобы, значит, парни перед штурмом не перепились, - Федор
едва слышно хмыкнул. - Сказал, что, когда дворец возьмем, тогда и отметим это
дело...
- А ты, конечно же, считаешь, что дворец нам не взять? - не очень-то
дружелюбно глянул на Федора Роман.
Федор чуть приподнял голову. Из-под упавших на лоб светлых волос
насмешливо блеснули его блеклые голубые глаза, похожие на пятна акварели,
расплывшиеся по мокрому листу бумаги.
- Дворец-то мы, может быть, и возьмем, - сказал он. - Я даже почти уверен,
что возьмем. Да только впустую все это.
- Не понял, - сурово сдвинул брови к переносице Роман.
- Да все ты прекрасно понял. - Оттолкнувшись Рукой, в которой у него была
книга, от пола, Федор рывком поднялся на ноги. - Просто не хочешь самому себе
признаться в том, что не успеем мы разделаться с теми высокопоставленными
подонками, что засели сейчас в Президентском дворце, как на смену им придут
другие, ничуть не лучше.
- С чего ты это взял? - мрачно буркнул Роман.
- Да просто подобное случалось и прежде. - Голос у Федора был ленивый,
почти равнодушный. Казалось, ему приходилось повторять то, о чем он говорил
уже много раз и в чем у него самого не было ни малейшего сомнения. - Не пройдет
и полугода после падения нынешней власти, как объявятся людишки, чьи преданные
физиономии не так давно мелькали в окружении нынешнего Президента. И эти уроды
начнут убеждать всех вокруг, что именно они были вдохновителями и
организаторами нашей победы. А твое имя, господин Роман, точно так же, как и
имена тех, кто вот уже год с оружием в руках отстаивает свое право жить, не
испытывая каждодневного страха, в стране, за которую не было бы стыдно, будет
предано забвению. - Федор невесело усмехнулся и обвел взглядом всех, кто его
слушал. - Мне очень жаль, друзья мои, но именно так все и будет. Такова,
видимо, особенность нашего государства: власть в нем всегда достается не тем,
кому следовало бы. Причем самое интересное заключается в том, что мы сначала
добровольно отдаем ее в руки лицемеров с печатью вырождения на лицах, а после
от отчаяния рвем на себе волосы и клянем негодяев, которых сами же и привели к
власти. Другие народы, случалось, тоже совершали подобные ошибки. Но, обжегшись
единожды, они больше не пытались проделать тот же самый безумный кувырок через
голову. Мы же, с не понятным никому упорством, повторяем это снова и снова. Как
будто пытаемся доказать кому-то, что, наступая раз за разом на одни и те же
грабли, мы вовсе не стремимся разбить себе башку, а получаем некое извращенное
удовольствие, недоступное пониманию тех, кто наблюдает за всем происходящим со
стороны...
Посмотрев на лицо бородатого командира - три глубокие продольные морщины
прорезали кожу у него на лбу, крылья носа напряглись, левый уголок рта едва
заметно дернулся, после чего опустился вниз, веки прикрыли глаза, оставив
только узкие щелочки, - я понял, что мысли, излагаемые Федором, ему и самому
приходили в голову. Да только он старательно гнал их прочь, не желая признать
очевидного: в борьбе, которую он сейчас вел, его уделом в конечном итоге все
равно станет поражение. Враг, в схватку с которым мы вступили, был непобедим,
потому что не имел физического облика. Он был бесплотен и вездесущ. Его
уродливая морда с застывшим самодовольным оскалом могла высунуться где угодно в
самый неожиданный момент, потому что частица его порою бывает спрятана в
потаенных глубинах души даже самого лучшего из нас. Чтобы убить зверя,
стремящегося сожрать всех нас и не делающего этого только из необходимости
оставлять кого-то на развод, дабы в дальнейшем самому не издохнуть с голоду,
нужно было сначала уничтожить частицу его в самом себе. А сделать это куда
труднее, чем с оружием в руках противостоять зримому врагу, у которого в бою та
же задача, что и у тебя, простая и понятная, - остаться живым.
Внезапно я поймал себя на том, что это были уже не мысли Романа, которые я
пытался реконструировать по выражению его лица, а мои собственные. Я понять не
мог, откуда они берутся, - подобный тип рассуждений, как я полагал, был
совершенно нехарактерен для меня, - но при этом я полностью отождествлял себя с
ними. Это были мои собственные мысли, причем воплощенные в столь конкретную и
ясную словесную форму, словно это тема была для меня далеко не новой.
Осознав это, я, честное слово, испугался. Это могло означать только одно:
я, так же как Витька, начал вживаться в чужую для нас реальность. Но если
Витька, как мне казалось, получал от этого процесса несомненное удовольствие,
то я был уверен, что ни к чему хорошему это не приведет. Я не собирался надолго
задерживаться в этом обезумевшем, вставшем на дыбы мире, и мне была совершенно
не нужна психика, изуродованная военным опытом, который, судя по всему, я здесь
приобрел.
Я вновь посмотрел на Романа, постаравшись при этом убедить себя, что
передо мной не живой человек, а нечто вроде светового пятна на белом полотне
экрана кинотеатра или же цифровая последовательность, кодирующая
воспроизведение человеческого облика на экране компьютера. Мне казалось, что
только так я смогу избежать безумия, связанного с раздвоением личности,
принадлежащей одновременно двум не похожим друг на друга реальностям. Но, как я
ни старался, у меня ничего не получилось. Что бы ни говорил мне в свое время
Парис об иллюзорности возможных вариантов реальности, люди, которые окружали
меня, были живыми существами, а вовсе не призрачными тенями, скользящими между
несуществующими декорациями.
Бородатый Роман смотрел на Федора и ничего не говорил. Но при этом взгляд
его пылал благородной яростью, кипевшей у него в душе. Он почти ненавидел
Федора за то, что парень высказывал вслух все, о чем сам Роман предпочитал даже
не думать. И в то же самое время он опасался Федора: человек, имевший
собственный взгляд по любому вопросу, был практически непредсказуем в своих
поступках.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг