Солдаты стойко крепятся, чтобы не прыснуть, и едят глазами почетный
эскорт; генерал обходит войска, выпятив грудь (под корсетом, естественно) и,
оставшись довольным выправкой своей армии, гаркает пискливым (хорошо
поставленным) голосом:
- Здорово, молодцы!
А те, как положено, отвечают ему:
- Здравия желаем, ваше превосходительство!
Но вместо троекратного "Ура!" из их раскрытых глоток несется задорное
ржание. Им звонко вторят дамы и, задрав юбки, начинают отплясывать канкан, а
генерал, довольный собой, поглаживает себя по животу, помадой на солнце
сверкая...
Вот какой веселый шарж!
Одна юная, а значит еще непочтительная к старости гостья, отсмеявшись,
тут же предложила осуществить это действие в натуре, но м-р Хаггард ловко
отшутился, сославшись на нереальность быстро достать для этого саблю и
босоножки сорок пятого размера!
Получив такой грубый и негалантный отказ, избалованная вниманием особь,
пардон, особа потребовала сатисфакции в виде веселой музыки.
Гости ее поддержали, и м-р Хаггард пошел им навстречу и объявил (по
подсказке информатора, естественно):
- Сегодня у нас в гостях сверхпопулярнейший, малоизвестный и
находящийся в подполье, запрещенный во всем мире и его окрестностях, только
что вернувшийся из-за границы нашей области, камерный диксиленд "Террариум"
во главе со своим бессменным вдохновителем и автором текстов Пьером
Присыпкиным, известным в широких кругах неформальной общественности под
псевдонимом Майкл Массажная Щетка!
Взору гостей предстал легендарный коллектив. Он был облачен в лучшие
костюмы, надеваемые только по великим праздникам на работу нищими на
паперть.
Мэтр был длинноволос и сутул и светился блаженной улыбкой юродивого.
В одной руке у него было заказное, коллекционное банджо, а другой он
плавно поводил над головой, выпятив два пальца на манер старообрядцев (кто
не знает, объясняю: сей знак глаголет "вива!", прошу не путать с "козой"
металлистов).
Вдоволь благословив всех присутствующих своей дланью, он интригующе
прохрипел:
- Я - водитель трамвая!
На что его последователи ответили энергичными хлопками и улюлюканьем.
Когда восторги утихли, Майкл Прищепкин изрек:
- Я в этот гимн вложил философию своего бытия, наперекор толпы
презренья!
После чего вдарил по струнам и под аккомпанемент расстроенных трещоток
и гнусавых флейт монотонно завыл:
Я - водитель трамвая!
Что грохочет по улицам сонным!
Но трамвай мой ведет
Поводок - электрический провод!
Мимо окон, что свыклись
И не видят мое отраженье,
Сотни раз промелькнувшее в их диафрагмах!
Хватит сладко дремать!
Я возьму руль, которого нет
И направо сверну
Там, где рельсы свернули налево!
И асфальт затрещит,
Подчиняясь колесам стальным!
А на улице тихой
Проснутся деревья,
Удивленно глядя
На невиданную колесницу
Мне плевать, что нельзя!
И что мне говорят каждый день!
Я хочу изменить свой маршрут
И увидеть другие углы тех домов,
Что сумел разбудить
И забрызгать гудроном!
Я добился всего, что хотел!
Только жаль, что повис токосъемник -
Он больше не нужен!
С последним аккордом Пьер Расческин, мотнув головой, отпустил
слушателям прощальный поклон, так что волосы упали ему на грудь, и начал
пятиться, увлекая за собой своих сотоварищей, что явилось знаком его
скромности и английского воспитания. (На самом деле это была его давняя
привычка - удаляться раньше, чем начнут бить.)
- Какой скромный и очаровательный молодой человек! В его глазах есть
нечто демоническое! - воскликнула миссис Хаггард и захлопала в ладоши, - Но
я ничего не поняла из того, о чем он пел.
- Смысл его декларации объясняется довольно просто, - подсказал ей м-р
Моррисон, ядовито ухмыляясь, - Видимо, эта песня была написана на одной из
отсталых планет, где в руки оператора допотопного средства коммуникации
попался детский журнал "Юный схемотехник", после чего ему удалось
избирательно усовершенствовать свою колымагу, введя автономный энергоблок,
телепатическое управление и заменить рудименты колес на более прогрессивную
гравитационную подушку. И, радуясь такому прогрессу в своей застойной
стороне, он с азиатской непосредственностью поет о том, что ему впервой
пришло на ум и что он видит окрест!
- Все равно он очень милый и обаятельный! - заявила миссис Хаггард и
обратилась к мужу: - А теперь, дорогой, я хочу послушать что-нибудь про
любовь!
- У нас в гостях как раз находится известный шансонье, автор любовных
баллад и лирических песен - Степан Здоровый! - ответил ей м-р Хаггард и
указал на щуплого паренька, прижимавшего к груди гитару.
Юноша вышел в импровизированный круг и тихо сказал:
- Я спою свою последнюю песню, написанную мной вчера.
Так же тихо зазвучала его гитара, и приятным баритоном бард запел:
Устав от юности потерь,
Забыв прекрасную мечту,
Я запер за собой очередную дверь,
Где не нашел святую доброту...
Растратив времени мешок,
Отдав традициям долги,
Я выпил, морщась, счастия глоток,
Заев, давясь, большим куском тоски...
Найдя в кармане лишь пятак,
Упав в объятья суеты,
Я понял, что мой дом кабак,
Торгующий коктейлем пустоты...
Нажив на совести мигрень,
Пропив последнюю мораль,
Я выжил и прозрел в тот черный день,
Когда меня втоптала в грязь родная дрянь...
И получив для бодрости пинка,
Влетев в расчетную любовь,
Я говорил себе: "Терпи, пока
не наступил кладбищенский покой..."
И оплатив по векселям сполна,
Узнаешь, что всему виной она!
Певец умолк и горько заплакал.
- Да, что-то грустные песни поют наши барды, - м-р Моррисон смахнул
слезу, - И что-то имена у них странные. Уж не соотечественники ли это м-ра
Пэтроффа?
- К сожалению, Вы правы, м-р Моррисон, - констатировал этот факт м-р
Пэтрофф, - Среди талантливых людей иногда встречается необъяснимое неприятие
окружающего их мира. Чаще всего это происходит на почве нервного срыва.
Виной тому может быть личная трагедия, досадное непонимание и черствость
окружающих, или же промахи в нашем воспитании. Ничего, перебесятся и
вернутся на Родину, как не раз уже случалось.
- Пьер вряд ли вернется, - сказала миссис Моррисон.
- Возможно, - согласился с ней м-р Пэтрофф, - Лет так триста назад его
еще стали б слушать, а сейчас, я думаю, ему будет трудно найти себе у нас
аудиторию. Ведь и у вас он держится, как я понимаю, лишь благодаря
интенсивной рекламе...
...Здесь автор не выдержал и тоже заплакал.
Вот уже три недели как эти три точки сиротливо стоят в конце текста,
как три маленьких цветочка на могилке, где, возможно, будет похоронено это
еще не родившееся дитя, которое, несмотря на всю его ублюдочность, так
дорого автору, его народившему!
И если Вы спросите, почему автор предполагает такую мрачную перспективу
своему детищу, то рискуете узнать, что его опасения небезосновательны.
Посудите сами.
Что надо для успешного завершения этой затянувшейся истории?
Может быть - великий талант? Но каждый человек безоговорочно талантлив.
Только в одних случаях в нем надо этот талант безжалостно разбудить или, в
худшем случае, откопать его, если он сам этого сделать не может, а быть
может, и не желает.
Тогда, может быть, - изжить дефицит свежих мыслей?
Опять же - нет!
В нашем мире и в наше время происходят такие удивительные вещи и такие
исключительные события, что достаточно не полениться, а всего лишь
оглянуться вокруг, и черпай до бесконечности, сколько тебе влезет,
первосортное вдохновение. Ведь жизнь преподносит нам такие невообразимые
выверты, что десять мудрецов вряд ли смогут их описать и подвергнуть
систематизации в ближайшие отчетно-календарные периоды!
А может быть, всему виной хроническая нехватка времени, со ссылками на
объективные причины?
И опять не угадали!
При современной-то интенсивности броуновского движения в рамках нашего
существования никак нельзя прикрывать нехваткой Хроноса свою дремучую
ленность.
Время, как величина растяжимая, при правильной организации и
планировании от достигнутого, может квантоваться до бесконечности, и
ошибается тот, кто наивно считает, что в сутках всего 24 часа!!!
На самом деле это величина переменная и может принимать различные
достоинства, как в большую, так и в меньшую сторону.
Опираясь на вышесказанное, и, несмотря на большую загруженность, автор
никак не может объяснить свою беспомощность нехваткой времени.
И хотя помимо необъяснимой тяги и приверженности к графоманству автор
работает официально по меньшей мере на двух работах, и, раз не боится об
этом всенародно заявить, значит на самом деле он на них работает, а часть
работ он умудряется выполнять дома, во время еды, активного отдыха и сна.
Время от времени (в свободное от человеческих потребностей) он регулярно
просматривает газеты, смотрит телевизор, перечитывает любимые книги и
слушает разнообразную музыку, и все равно он находит время для своего
любимого дела - словоблудия
Здесь надо на минуту остановиться и принести искренние объяснения по
поводу сего маловразумительного заявления, сделанного в духе небезызвестного
остзейского барона.
А если кто не совсем правильно понимает, как можно спать и одновременно
с этим работать (прошу не путать с вечным сном на рабочем месте!), то:
- представьте, вы сладко спите, а вам звонят по телефону через каждые
пятнадцать минут, ваши партнеры по совместной борьбе (работе), и вы, не
просыпаюсь, деловито отдаете распоряжения, обещания, заверения и
согласования;
- представьте, вы спите, а ваши магнитофоны пишут, и только время от
времени, подсознательно и инстинктивно услышав, что сработал "автостоп"; вы,
не просыпаясь, встаете, меняете кассету, и опять благополучно ложитесь
спать.
По поводу же работы во время еды и отдыха здесь нет смысла пускаться в
подробные разъяснения, так как основная часть работы автора имеет четко
выраженную интеллектуальную основу: жевать и думать одновременно еще никто
никому не смог запретить!
Одним словом, автор прекрасно находит время для работы над своим
эпохальным романом. И место - тоже.
Основная масса этих страниц написана в отдельном личном кабинете
(единственное место в квартире, где можно курить), имеющемся во всех
отдельных однокомнатных квартирах (а у меня как раз имеется в личном и
безраздельном пользовании стандартная восемнадцатиметровая хрущевка). Здесь
автору прекрасно работается, сидя на водобачковом агрегате, как горному орлу
на вершине Кавказа. Здесь, кстати, написаны и все его столь несовершенные
стихи (вирши).
Самая лучшая часть страниц написана в общественном транспорте (удобней
всего пишется в электричке). Один раз в автобусе дальнего следования
водитель принял меня или же за контролера, а может, и за шпиона-диверсанта,
и, поддавшись обуявшему его негодованию и избытку шоферского патриотизма,
стал вести свой верный ЛиАЗ по прекрасному ровному шоссе так ловко, что всю
дорогу меня швыряло из сторону в сторону так, что потом целую неделю я
разбирал, что же это я сочинил в той шоссейно-прифронтовой обстановке.
Наиболее длинные абзацы написаны ночью, также как и этот никому не
нужный монолог (сейчас на часах 03:05 час/мин московского времени).
Одним словом, если чего захотеть, то это всегда можно найти.
Так может быть, автор боится, что его труд будет напрасен и никогда не
увидит свет его издание?
Вот чего нет, того нет!
Если б я этого боялся, то и не взялся бы за дело. А раз вы это сейчас
читаете, то видите, насколько я был в этом прав ("Скромный ты наш!").
А если честно, прежде чем бояться, надо сначала роман написать до
конца, а потом - бойся себе на здоровье.
Не скрою, немаловажную роль в этом беспрецедентном моем упорстве и
бредовом занятии сыграло расширение демократии и гласности и вместе с ними -
твердая надежда на светлое будущее даже для столь недостойного и похабного
произведения, как роман "Акулу съели!"
"Так чего ж тебе еще надо! - воскликнет возмущенный читатель, - если у
тебя нет никаких проблем, валяй дальше про нашего ненавистного м-ра
Хаггарда! И хватит сопли распускать, работать надо!"
(Ха, я забыл сказать вам, какое сегодня число - 03 час. 20 мин.
01.05.88 года!)
Ну ладно, не буду больше вас мучить и прямо скажу, кто мешает мне
работать. "Шерше ля фам!", как говорят великие знатоки этой лягушатины,
которых именуют в просторечии просто галлами...
Хр-р-р-р! 02.05.88 г. - 00 час. 32 мин.
Итак, ищите преступника!
Где он? Кто он? Вот он!
Он ко мне приближается, он сейчас начнет мне мешать! А-а-а-а-а-а-а-а-а!
- Не смей трогать пишущую машинку! Я хочу работать! Я не хочу спать!
Господи, почему я не родился евнухом! Почему я не помер маленьким! Почему
даже в праздник от меня требуют подвигов! Пусти меня, чудовище...
02.12.88 г, - 08 час. 17 мин. (Кризис миновал. Бобик сдох. Мурзик сбег.
И полгода не прошло!)
...Крик ужаса разорвал тишину и взвился, казалось, в само поднебесье.
Чудовище было огромно и зело противно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг