важности того, что ей предстоит. А то сотворит какую-нибудь глупость, за
которую будет расплачиваться всю жизнь и, кстати говоря, вину за которую будет
возлагать на него же как на родителя, вовремя не подсказавшего, не уберегшего
и тэдэ, и тэпэ...
- Верно, - сказал он вслух. - Никто не может вынудить тебя носить бэдж
против твоей воли. И я знаю немало случаев, когда кое-кто наотрез отказывался
от него. Только...
Договорить он не успел. Над Дверью нетерпеливо замигал сигнал вызова.
Теперь уже для них. Он зачем-то вскочил вслед за Аськой, словно забыл, что ему
пройти внутрь вместе с ней не позволят.
Таков порядок.
На секунду взгляды отца и дочери встретились.
- Иди, дочка, - сказал он предательски дрогнувшим голосом. - Пора.
Хотел было обнять ее, но тут же спохватился: что это за лирика такая,
будто мы прощаемся навсегда?
Аська шагнула в раздвинувшиеся вакуумные створки.
А он остался сидеть на ставшей почему-то неудобной скамье.
Откуда ни возьмись, наплывали соответствующие моменту воспоминания...
Много лет назад он тоже ожидал своей очереди получить бэдж. Только, в
отличие от Аськи, он был один, и некому было ободрить его или поддержать
советом. За четырнадцать лет, проведенные в Доме Ребенка и в Интернате, он
усвоил, что понятие "родители" совсем не значит "родные".
Поэтому, когда председатель Идентификационной комиссии задал ему
официальный вопрос, какую фамилию он желает запечатлеть на своем бэдже, он не
раздумывал ни секунды и назвал фамилию своего воспитателя, который всегда
относился к нему с особой заботливостью и теплотой.
Члены комиссии переглянулись. Потом кто-то осторожно спросил, уверен ли он
в своем выборе и отдает ли отчет в том, что подобная фамилия... как бы это
сказать?.. не совсем благозвучная...
Но он настоял на своем.
Воспитателя, заменившего ему отца, уже полгода не было в живых.
В тот же день, возвращаясь в Интернат с новеньким бэджем, большие буквы
которого ярко светились поперек груди и спины, он натолкнулся на стайку
городских мальчишек, и те стали, кривляясь, издеваться над его фамилией, а
потом, когда он бросился с кулаками на обидчиков, забросали его камнями...
Вполне возможно, что кое в чем Аська была права. Ведь, действительно,
выбранная в юности фамилия не раз потом подводила его и делала смешным в
глазах окружающих.
Но он ни за что не согласился бы променять ее на более благозвучную. Даже
если бы у него была такая возможность. Но Положение о бэдже не предусматривает
подобной возможности и не делает никаких исключений. Таков порядок.
А теперь предстояло сделать выбор его дочери, выращенной им в одиночку.
Без той, что оставила ему годовалого несмышленыша в качестве этакого живого
воспоминания о себе, найдя свое счастье с другим.
Так почему же он не предвидел, что выбор этот окажется таким мучительным
для родного чада?
Может быть, потому, что сам уже привык к шутовскому ярлыку и хотел, чтобы
и Аське было суждено привыкнуть?..
Господи, да если бы он заранее знал, что все дело только в надписи на
бэдже, то надо было не убеждать Аську в том, что всякая фамилия - не более,
чем условное обозначение человека, а сесть вместе с ней за справочники по
ономастике и выбрать ту фамилию, которую она будет согласна носить!..
Господи, только не дай ей, кровинке моей, совершить непоправимое!
Пусть выбирает любой бэдж, какой ей вздумается.
Главное - чтобы она совсем не отказалась от бэджа.
Потому что человек, не имеющий личного идентификатора, обречен стать
своеобразным изгоем в обществе. Потому что никто не захочет иметь никаких дел
с тем, кто скрывает свою фамилию. Потому что это создает массу житейских
проблем и неудобств. В том числе и в личной жизни...
А самое главное - человек без бэджа не имеет права менять свое лицо.
Голочип, рисующий надпись на груди и спине, имеет и другие функции. В
частности, с его помощью можно надеть на себя, как очки, другое лицо,
используя обширный набор виртуальных образов, хранящийся в его памяти.
Голомакиятор - так это называется. Наверное, в конечном счете бэдж понадобился
именно для того, чтобы опознавать носителей фальшивых лиц-масок.
Иначе - хаос и неразбериха в обществе.
А так - порядок.
Конечно, кто не хочет пользоваться голомакиятором, тот и не пользуется.
Например, лично он никогда не прибегал к псевдолицам - не видел смысла в том,
чтобы казаться лучше, чем ты есть на самом деле. Тем более с его-то фамилией.
Лишний повод для насмешек.
А вот дочери это наверняка понадобится.
Время от времени он напрягал слух, словно пытаясь услышать то, что
творится за Дверью, хотя отлично знал, что ее створки - звуконепроницаемые.
Он хотел, чтобы выход дочери не застал его врасплох.
Чтобы можно было скрыть от нее разочарование и обиду, если она все же
решит последовать его совету и выберет другую, более приличную, по ее мнению,
фамилию.
Или горечь и жалость, если она вообще выйдет без бэджа...
Интересно, что же она выберет? Может быть, фамилию своей матери? Ну и
пусть, уговаривал он себя, ведь у той фамилия была вполне благозвучная. Нельзя
же связывать грехи и пороки человека с его фамилией!..
И тем не менее, именно этот выбор Аськи оказался бы для него больнее всех
прочих.
Впрочем, сейчас ничего уже нельзя было изменить, и оставалось только
ждать. А еще - лелеять в душе слабую, худосочную надежду...
Казалось, что за время отсутствия дочери прошло уже много лет, и еще
немного - и он превратится в немощного, седого старца, и когда Аська
перешагнет порог Комиссии, у него не останется сил, чтобы встать ей навстречу.
Наконец, створки беззвучно и медленно разошлись, как бы нехотя выпуская в
коридор худенькую девчоночью фигурку.
Не веря своим глазам, он поднялся навстречу дочери.
На узкой груди ее светились две огненно-яркие строчки голограммы:
К О З Я В К И Н А
Анна Владимировна
Лицо у Аськи было запрокинуто с отчаянным вызовом, и в нем не было ни
кровинки.
Свое лицо, родное. Как и фамилия.
То самое лицо, которое изуродовано страшным шрамом на левой щеке,
оставшимся после ожога первой степени. В четыре с половиной года Аська стянула
на себя со стола кипящий чайник.
Не чувствуя ног под собой, он подошел к дочери и неловко потоптался, не
зная, что сказать ей и стоит ли вообще что-то говорить в этот момент.
Впрочем, она явно не намеревалась выслушивать чьи бы то ни было
поздравления или выражения сочувствия.
Не опуская головы, она застучала каблучками по длиннющему коридору к
выходу, и он поспешил за ней следом. Краем уха он подсознательно
прислушивался: не засмеется ли какая-нибудь сволочь им в спину.
Обошлось.
Яркий солнечный свет больно ударил в глаза после темного коридора, однако,
наверное, не поэтому Аська застыла как вкопанная на верхней ступени крыльца.
На скамье напротив выхода сидел юноша. В руках он вертел букетик из
цветов, видимо, только что сорванных с ближайшей клумбы.
Опознать его теперь можно было лишь по полуиностранной фамилии: на Кирилле
Симоновиче Грандине красовалось вирт-лицо мужественного красавца. Увидев
Аську, подросток поднялся со скамьи, смущенно улыбаясь, но улыбка тут же
сбежала с его псевдо-лица, уступая место кривой усмешке. Вороватым движением
он отшвырнул букетик за скамью, сунул руки в карманы брюк и решительно зашагал
прочь.
- Ася, - сказал отец в спину, перечеркнутую крупными буквами его фамилии.
Девочка оглянулась, явно стараясь держаться как ни в чем не бывало:
- Да, папа?
Он пробубнил, почти не слыша своего голоса:
- Ты это... включи голомакиятор-то...
Аська усмехнулась совсем по-взрослому, и только теперь, стоя к ней
вплотную, он разглядел крошечные слезинки, которые подсыхали в уголках ее
глаз.
- А зачем? - спросила она.
Май 2000 г.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 02.11.2007 23:42
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг