Тогда нейрорезонатор я оставил в кармане пиджака, который отдал дяде Наде. Мои
мышцы были полны украинола, я чувствовал огромную силу, мне казалось, что я
могу деревья выворачивать с корнем, но без нейрорезонатора украинол не
работал. И я шел на своих естественных, гликогеновых силах, именно так, как
идет человек, второй раз в жизни вставший на лыжи.
Та же история случилась и на марафоне. За восемьсот метров до финиша я
упал и разбил нейрорезонатор. Мне пришлось финишировать без помощи украинола,
но хотя Голубев, конечно, лучший спортсмен, чем я, выиграть удалось мне,
потому что он прошел сорок два километра и устал, а за меня шел украинол.
- Но я не понимаю, - сказала Валя, - какая разница? Почему, работая на
гликогене, мышцы устают, а на украиноле - нет? И почему вообще нельзя вместо
всей этой премудрости просто съесть двести граммов сахару, чтобы пополнить
запасы гликогена?
Но Игорь хорошо помнил уроки Ткаченко и мог ответить не задумавшись:
- Видишь ли, Валечка, украинол имеет ряд преимуществ. Во-первых, при
распаде украинола выделяется вчетверо больше тепла, чем при распаде гликогена.
Во-вторых, продуктом распада гликогена является утомляющая молочная кислота, а
продуктами распада украинола - фосфорная кислота и гликоген, поступающие в
пользу мышц; это не случайная удача. Михаил Прокофьевич открыл украинол, взяв
гликоген исходным продуктом. В результате, поскольку нет молочной кислоты,
постольку не нужен кислород для ее окисления; нет углекислого газа в крови -
следовательно, сердце работает нормально и не переутомляется. Таким образом,
гликотен сохраняется, молочной кислоты нет, сердце работает спокойно, и
никакой усталости быть не может.
26.
- Нервная система? - напомнила Валя.
- А нервная система дублируется нейрорезонатором. И когда нервная система
устает, нейрорезонатор подает механически пять сигналов в секунду. Это
означает пять сокращений мышцы, пять движений, пять шагов в первую секунду и
пять шагов в секунду через час. Это темп хорошего спринтера. Ты видала, как я
шел на длинные дистанции? На старте, в середине и на финише одинаково. Пять
шагов в секунду в темпе нейрорезонатора.
- Пять шагов! - воскликнула Валя. - Это чудовищно!
- На сто метров этого оказалось мало. Спринтеры бегают быстрее. Помнишь,
как у меня не получалась стометровка? С темпом в пять шагов я проходил ее за
одиннадцать и четыре десятых секунды. И пришлось перестроить нейрорезонатор на
семь сигналов в секунду, чтобы я смог побить рекорд. После этого мы с Михаилом
Прокофьевичем сделали передвижной рычажок для изменения темпа. Я начал
марафонский бег на семи движениях в секунду, потом перевел на девять, потом
рискнул на десять и наконец, на одиннадцать.
- А почему одиннадцать? - спросила Валя. - Почему не сто одиннадцать и не
тысяча сто одиннадцать? Чтобы обгонять самолеты?
- Коллега, - строго ответил Игорь, - вы задаете немедицинские вопросы...
Разве ты не поняла, в чем состоят возможности украинола? Он поставляет энергию
для сокращения мышцы. А процессы сокращения и расслабления мышцы, нервные
сигналы в мозг о том, что сокращение окончено, и приказ из мозга начинать
следующее сокращение - все это организм выполняет сам, в своих собственных
ритмах; если бы украинол работал в колбе, в лаборатории, конечно, можно было
бы его взрывать тысячу раз в секунду. Но поскольку он связан с организмом, он
должен действовать в лад с телом человека.
А у человеческого тела есть своеобразные пределы. Ты никогда не обращала
внимания, почему все мировые рекордсмены показывают один и тот же результат в
беге на сто метров - десять и три десятых. Десять и две десятых секунды?
Почему десять человек в мире проходят эту дистанцию, которая слишком коротка,
чтобы усталость играла в ней роль. За десять и три десятых секунды и никто за
девять. Никто за восемь? Почему никто не может сделать больше пяти с половиной
шагов в секунду, поставить на бумаге больше восьми - десяти точек. Взять на
рояле больше такого же количества аккордов в секунду? Наука еще не дала
окончательного ответа на этот вопрос. Не буду пересказывать тебе также
подсчеты и теории Михаила Прокофьевича. Но факт остается фактом. Человек
физиологически неспособен делать больше пяти - десяти однообразных движений в
секунду: ноги, например, - пять, кисти рук - десять. И украинол должен
работать в том же темпе, иначе его действие попадет в интервал невозбудимости
мышц, координация движении будет нарушена, получится пропуск шага. Иначе
говоря, судорога или падедие на полном ходу, что и случилось со мной, когда я,
поставил рычажок на одиннадцать движений в секунду, - темп, который не могло
принять мое тело.
Я могу только повторить: задача украинола не в том, чтобы придавать
сверхчеловеческие силы, - он должен только уничтожать усталость, не давать
телу снижать присущий ему максимальный темп в течение долгих часов.
Игорь помолчал.
- Вот и все в общих чертах, Валечка. Я представляю, что у тебя, наверное,
множество вопросов. Ты спросишь, как отводился излишек теплоты, и почему
нейрорезонатор не нарушал координацию, и о вредном влиянии ультрафиолетовых
лучей, и о многом другом. Я знаю, что Михаил Прокофьевич учитывал все это. В
палочку украинола были добавлены какие-то реактивы, а в нейрорезонаторе
имелись автоматические регуляторы. Но я не знаю всех подробностей, и, боюсь,
никто их не узнает.
27.
- Нет, не об этом я хотела спросить, - возразила Валя. - Скажи мне, Игорь,
имел ты право скрывать от всех, что пользуешься украинолом, и стать чемпионом?
Игорь нахмурился.
- Этот же самый вопрос, слово в слово, я задавал Михаилу Прокофьевичу и
самому себе каждый день в течение этого лета. Первое слово, которое он сказал
мне было "риск", второе - "молчание". Я нисколько не удивился. Мне показалось
естественным, что старик не хочет сообщать о своих опытах, не зная еще, что из
них выйдет. Ведь эксперимент только начинался. Но как-то в разговоре Михаил
Прокофьевич объяснил мне, что главное даже не в этом. Он считает свое
изобретение военным секретом. Работа над украинолом была начата во время
войны, он готовил его для армии и считал необходимым держать свое открытие в
тайне, как новый вид оружия. Тогда он опять заставил меня дать торжественную
клятву ни под каким видом никому не упоминать об украиноле. "Считайте себя на
секретной работе в номерной лаборатории", сказал он.
Выходя на первый кросс, я совершенно не думал о славе или о победах. Я шел
на рискованный опыт, я думал об опасности. Так чувствуют себя новички перед
первым прыжком с парашютом или летчики-испытатели, садясь в новую машину.
Если помнишь, за первым успехом последовала неудача. Нужно было ставить
новые опыты. Началось лето, я занялся бегом... Я не очень хорошо знал
спортивные обычаи и просто растерялся, когда после первого рекорда на меня
свалились и банкет, и денежная премия, и приз - бронзовый кубок с пловцом на
крышке - все сразу. Я отговаривался, как мог, плел все, что приходило в олову:
что у меня нет спортивных заслуг, что я человек особого склада (и надо же
выдумать такое!)... Все только аплодировали моей скромности. Деньги я просто
не взял, но бронзового пловца мне принесли на квартиру.
Тут мое двойстйенное и ложное положение встало передо мной во весь рост. И
я попросил у Михаила Прокофьевича разрешения сообщить в комитет физкультуры,
не упоминая об украиноле, о том, что мои рекорды не являются спортивными
достижениями и зависят от других причин.
Но он и слышать не хотел: "Как можно сообщать! Все потребуют объяснений,
начнут интересоваться, следить за нами, помешают хранить секрет. Опыты только
начинаются. Средство новое, непроверенное, может быть оно противопоказано в
каких-нибудь обстоятельствах. Мы не знаем, как будут вести себя ваши мышцы и
нервы после десятка или сотни соревнований. Мы должны твердо знать, можно ли
давать украинол раз в жизни или всю жизнь, каждый день. Что вас смущает? Приз?
Отошлите вашего пловца тому, кто пришел следом за вами".
Попробовала бы ты убедить старика! Он был влюблен в свои опыты и считал,
что ради науки можно пойти на все что угодно.
"Хорошо, - сказал я ему. - я буду бегать, но только не на спортивных
соревнованиях. Я буду бегать под вашим наблюдением, вы сами будете
регистрировать результаты".
"Мы потеряем на этом год работы, - отвечал мне упрямый старик. - Мне
придется проводить все опыты сначала. Снова в лабораторных условиях,
доказывать безвредность украинола при длительном употреблении перед научными
комиссиями. А сейчас, когда мы закончим нашу с вами работу, я сразу буду иметь
официальные, неопровержимые, общеизвесгпые доказательства".
Против этого трудно было спорить. Украинол - открытие мирового значения.
Очень хотелось сэкономить год. Можно было поступиться тем, что где-то, кому-то
мое поведение покажется неправильным.
Но месяц тому назад зашла речь о регистрации моих рекордов международной
спортивной федерацией. Этого уже нельзя было допустить. Советские спортсмены
всегда боролись против каких бы то ни было возбудителей. Как же можно было
вносить в мировые таблицы мои рекорды, добытые таким сверхвозбудителем, как
украинол! Вновь начался у нас спор с Михаилом Прокофьевичем на старую тему.
"Михаил Прокофьевич, - сказал я ему, - в конце концов, надо думать и обо
мне. Вы представляете, в каком положении я окажусь, если когда-нибудь открытие
будет обнародовано! Я не хочу быть посмешищем на весь мир. Я больше не
выступаю".
"Ну что ж, - ответил старик с горькой усмешкой. - 0бидно, конечно, - я
разочаровался в вас. Оказалось, я все-таки прав: современные студенты не любят
науки. Ради науки можно пожертвовать самолюбием. Но если самолюбие вам дороже
- воля ваша. Принуждать вас немогу, не имею права. Я закончу опыты над самим
собой. Прощайте".
Я ушел, но через два дня возвратился. Возмушение улеглось, и жизнь
показалась пустой и ненужной. Каждый день все это лето я вставал с мыслями об
украиноле. Каждый день давал какие-то новые впечатления, переживания, факты, и
я нес их Михаилу Прокофьевичу, чтобы обсудить, рассказать все подробнссти,
обдумать условия нового опыта, внести в дневник подробности. За эти месяцы я
из подопытного кролика превратился в сотрудника. Дело Михатила Прокофьевиоча
давно стало и моим делом. Я вел записи, я заведовал печью. Мой уход
действительно задерживал работу. Наконец, мне просто скучно было без
ворчливого старика, его тесной каморкии, гудящей печи, гирлянд проводов. Я
представлял себе, как Михаил Прокофьевич подводит черту под моим дневником,
пишет: "опыты не закончены", "не закончены", "не закончены", как с усилием
разбирает мои записи о работе сердца (этот отдел я разрабатывал
самостоятельно), надкусывает палочку украинола. А можно ли ему принимать
украинол? Ведь он старик, у него больное сердце. Открытие может погибнуть с
ним.
В современной войне генератлы не ходят в штыки, генералов берегут. Михаил
Прокофьевич был генералом науки. Он не имел права ставить опыты над собой. Я
вернулся к работе, чтобы довести ее до конца, но на душе у меня было тяжело, и
тяжелее всего было скрывать свою тайну от тебя.
И вот, в тот памятный день, когда я пришел звать старика на нашу свадьбу,
он сообщил, что седьмого числа, через десять дней, доклад в Академии наук об
украиноле. И я должен быть содокладчиком. Я опять подумал о тебе, Валя. Вдруг
мне пришло в голову... Извини меня, но когда любишь, опасаешься каждой
мелочи... Я подумал, что ты ведь не любила меня, пока я не был чемпионом. Имею
ли я право жениться на тебе, ничего не рассказывая! Но Михаил Прокофьевич
опять категорически запретил мне. Посвящать тебя в тайну до доклада, и я
пришел к тебе. Пришел, чтобы отложить свадьбу под любым предлогом,.. Сказать,
что уезжаю за границу, что хочу дождаться приезда матери. Но когда я посмотрел
в твои глаза, я не смог заниматься увертками. И я спросил: "Валя, как бы ты
относилась ко мне, если бы оказалось, что я не чемпион?" Ты сказала: "Уйди".
Вот и все. Я рассказал тебе все, что знаю. Может быть, я виноват, суди
сама. Но мне кажется, я делал нужное дело, помогал большому открытию, и самое
страшное - то, что открытие погибло. Конечно, я расскажу на заседании академии
то, что сказал тебе сейчас. Это нужно сделать в патмять Михаила Прокофьевича.
- Нужно не это, - сказала Валя твердо. - Нужно приготовить украинол.
Игорь развел руками:
- Я слишком мало знаю, Валечка. Это невероятноо сложное соединение. Его
химическое название занимало три строчки. Я помню только "гексозо" - в начале.
А в конце -"теобромин диаминфосфат". Структурная форма была нарисована на двух
страницах той тетради, которую передал мне Михаил Прокофьевич. Но тетрадь
сгорела... И печь сгорела... И нейрорезонатор сломан... И создатель их
замолчал навеки. Что же я смогу сделать один!
Но Валя знала, что возразить.
- Почему один? - сказала она. - А я? Я буду с тобой.
Они сидели с грустными лицами и грустными мыслями, но на самом деле были
беспредельно счастливы.
28.
Прошло семь лет. Игорь никому не открывал своей тайны. Попрежнему к нему
наезжали иностранные корреспонденты и, присочинив от себя втрое, помещали в
газетах подвалы о непревзойденном, таинственном, нечеловеческом таланте этого
русского самородка, гения беговой дорожки, который, как Демпси, как Морфи,
сошел с арены, не изведав поражения.
Прошло семь лет. Семь лет Игорь и Валя складывали обгорелые обрывки,
изучали уцелевшие журналы и этикетки, угадывали, пробовали, отчаивались,
искали новых путей.
Семь лет прошло. Восстановлена печь, выпечена в инфракрасных лучах
сургучеобразная пастила. Заново сконструирован нейрорезонатор. Валя сама
опробовала средство, пройдя на лыжах сто двенадцать километров за семь часов,
вопрос о промышленном производстве украинола будет разрешен в течение
ближайшего года.
Повсеместное применение украинола в производстве совершенно изменит
условия работы. Люди забудут, что такое усталость. Проработав положенное время
на, заводе, рабочие будут. Чувствовать себя сильными, свежими, бодрыми. По
всей вероятности, благодаря отсутствию усталости продолжительность жизни
значительно увеличится.
Украинол нужен на всех производствах, где только сохранился однообразный
ручной труд. Он нужен каменщикам, землекопам, плотникам, столярам. Он
незаменим при работе конвейерной системой, возле автоматических и
полуавтоматических станков и при других утомительных работах.
Безусловно, сегодняшние спортсмены не заинтересованы в украиноле, но
сейчас трудно представить себе. Какую форму примет спорт после его широкого
внедрения в быт. Может быть, будут существовать параллельно две формы спорта:
украиноловая и неукраиноловая.
Работа по усовершенствованию украинола и нейрорезонаторов еще впереди.
Надо найти решение, как применятъ украинол не только при однообразных, но и
при сложных движениях.
Но пока что открытие покойного Михаила Прокофьевича Ткаченко удалось
восстановить. Готовясь к широкому опубликованию своих работ, супруги Надеждины
просили поместить в печати сообщение об истинной причине успехов
Человека-Ракеты.
С их разрешения мы и написали его в форме повести.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 21.12.2007 00:50
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг