научились швыряться булыжниками? Конечно, мое надежное поле отбивало камни
без труда; они отскакивали от него как от стали. Когда же я подошел к опушке
ближе, обстрел прекратился, зато целые пучки жадных ветвей преградили путь.
Как же здесь могут жить родители моих щебетуний? Или деревья пожрали
всех. Недаром девочки боятся подходить к лесу.
Даже и с защитным полем своим я не решился пробиваться в чащу. Впрочем,
оказалось, что это и не требуется. Перед опушкой шла протоптанная дорожка,
она привела меня к скалам, рассеченным пещерами. "Ну, конечно, пещерные
жители", - подумал я. Заглянул в самую большую...
Страшная картина!
Трупы-трупы-трупы, обледенелые, почерневшие, уже на людей не похожие,
какие-то плоские распластанные кожи, сложенные рядами друг на друга.
Коллективная могила? Но кто погубил целое племя, всех взрослых до единого?
Кто притащил их, кто сложил? И почему уцелели дети, почему только девочки и
примерно одного возраста?
Я терзался догадками, искал следы битвы или эпидемии, искал маленьких
детей, строил гипотезы и отвергал.
Но не буду тянуть, пересказывая все свои предположения, отпадавшие одно
за другим. У меня был простой способ: расспросить девочек. Они знали тайну,
могли внятно объяснить. Беда в том, что я языка не понимал еще как следует.
Но если другой задачи нет, выучиваешься быстро. Через несколько дней я
болтал довольно бойко, и пунктирные намеки сложились во внятную картину.
Четырехмесячное знойное лето, четыре года лютой зимы! Здешняя жизнь
приспособилась к такому циклу.
Четыре теплых месяца по земному счету. Называю их май, июнь, июль,
август. Я прибыл условно 25 апреля, когда заканчивалось таяние. Первого мая
проснулась жизнь и бурно пошла в рост. Дети тоже росли здесь как на дрожжах.
К концу мая мои девочки должны были стать взрослыми девушками. В начале
июня - брак, два месяца зрелости, к августу у них рождались дети, как
правило, близнецы, изредка тройня. До осени дети успевали подрасти, узнать
от родителей все необходимое для самостоятельной примитивной жизни.
Подчеркиваю: для самостоятельной жизни, поскольку в первых числах сентября
родители укладывали их в пещере для зимней спячки, сами же вместо одеял
укрывали их своими телами. И замерзали. И промерзали насквозь, ледяной корой
отгораживая потомство от многолетнего мороза. Спустя же четыре года в самом
конце апреля талая вода будила детей. Проснувшись, они вспоминали, что надо
выбраться из пещеры и срочно бежать на солнечные луга на подножный корм, там
греться, резвиться, выкапывать и обсасывать корешки, плести венки, бегать
взапуски. Мальчики, конечно, не увлекались цветами. Их стайки держались
обособленно, ближе к опушке, там они играли в войну и охоту, дрались, метали
копья и камни из пращи. Именно они и забросали меня камнями на опушке
кровожадного леса. Предполагалось, что маленькие рыцари охраняют девочек от
диких зверей, хотя какие же звери уцелели бы в гуще воинственных деревьев.
В конце мая мальчики начинали думать о девочках, приходили знакомиться,
начиналась пора любви... очередной цикл жизни.
Меня больше всего заинтересовала многолетняя спячка. Как это просто
получается: легли, заснули, проснулись, когда талая вода разбудила, будто
одна ночь прошла. Я заметил, что девочки вообще легко засыпали, как только
начиналась вечерняя прохлада. Может быть, они были не совсем теплокровными?
Во всяком случае, заметно было, что все они тянутся к солнцу, на солнцепеке
скачут как телятки, в тени заметно скисают. Для опыта я взял двух девочек в
свою ракету на ночь. В теплой освещенной каюте они и не думали обо сне. Всю
ночь колобродили: прыгали, плясали, распевали песенки, перетрогали все, до
чего могли дотянуться, сломали или разбили все, что трогали, а на утро
выбежали на солнце свеженькие, весь день люлюкали, делились впечатлениями. В
полдень скакали со всеми вместе, заснули же только вечером, когда солнце
зашло.
И тогда я понял, что в моем лице сошло благословение на их скороспелую
жизнь. Я научу их переживать зиму. Научу добывать огонь. Строить дома, шить
теплую одежду и одеяла, научу побеждать холод. Больше им не понадобится
защищать своих детей от мороза собственными телами, жертвуя жизнью во цвете
лет; дети благополучно вырастут в теплой комнате. Возможно. Скучновато будет
ожидать четыре года, но разве не стоит поскучать ради продолжения жизни? Мы
в звездолетах сидим по четыре года взаперти и даже не для спасения жизни,
ради знаний. Ничего, нормальными людьми выходим. На худой конец, можно
согласиться и на зимнюю спячку, если уж она так необходима, но путь спят в
термостатах и просыпаются через четыре года все: и дети и взрослые.
Возрадуйтесь же вы, мимолетно живущие! Пришел в ваш мир Избавитель от
преждевременной обязательной смерти, пришел Прометей и принес с неба огонь.
Я - этот Избавитель, я - ваш Прометей. Запомните день моего сошествия.
Когда-нибудь в календаре вы будете обозначать его красным цветом, отмечать
праздничными шествиями и массовыми танцами.
Итак, огонь надо им подарить, научить делать ткани, шить одежду,
строить дома, желательно с погребами для запасов. Пищу заготавливать, дрова,
печи топить. Все на добром уровне натурального хозяйства. Сразу не
переведешь же в эпоху электроники и синтеза. А с чего начинать? Начну-ка я с
одежды. Для девушек это самое понятное, самое приятное.
"Девушками" назвал я моих соседок, уже не девочками. Действительно, за
две майские недели худенькие мои люлюшки вытянулись, оформились,
повзрослели, даже пополнели немножко. Впрочем, колючесть сохранилась в их
облике: острые глазки, плечики, грудки и коленки, что-то задорное,
вызывающее, задевающее. Казалось, каждая из них подталкивает тебя локтем:
"Почему же ты меня не заметил?" И вот я решил собрать эту
смешливо-насмешливую аудиторию, объяснить ей назначение текстиля, предложить
самодеятельные курсы кройки и шитья.
Не сразу удалось собрать. Цель-то они поняли отлично, даже шумно
выражали восторг: "Жить много раз! Не замерзать!!! Удивительно, прелестно,
гениально!" Но всякий раз просили отложить занятия на завтра: "Сегодня
солнышко такое горячее, жалко упускать. Дни-то бегут, время уходит".
Наконец, на их беду, на мое счастье, подул северный ветер, небо затянуло
облаками, соблазнительное солнце скрылось, и мне удалось собрать мою шумную
аудиторию, показать им, что такое материя и что такое ножницы и как делаются
ткани из прочных волокон. Мне не хотелось ставить их в зависимость от нашего
текстиля и я изготовил на показ примитивнейший ткацкий станок с челноком,
размером со скалку.
От восторгов у меня заболела голова. Все вызывало восхищенные вопли: и
станок, и топорный челнок и разноцветные лоскуты; каждая хотела приложить их
к себе. Девушки отлично оценили мое сооружение. Ведь плести венки им
приходилось постоянно, а тут одним движением соединялись сотни волокон,
сразу связывались одним узлом. Все они толпились у станка, ссорились,
галдели, словно стая спугнутых ворон, выхватывали друг у друга челнок или
ножницы. И в гаме этом как-то не заметил я, что очередь рассосалась. Была
толпа, остался около меня десяток, и от того отрывались-связывались одним
узлом. Все они толпились у станка, ссорились, галдели, словно стая спугнутых
одиночки, спешили куда-то, хлопнув разок челноком, убегали прочь.
- В чем дело?
- Да ведь бухают, - кинула убегающая.
- Кто бухает?
- Мальчики бухают. Бьют по пустому стволу. Завтра придут. Новые венки
нужны, новые гирлянды.
- Пусть придут послезавтра, пусть придут через три дня. Вы будете в
новых платьях, небывало нарядные. Мальчики ваши попадают от восторга.
- Три дня? Как можно? Мальчики бухают, завтра придут с утра. Нельзя
откладывать; дни бегут, молодость уходит.
Женихи явились на следующий день, неловкие и насупленные, но страховито
разрисованные желтой и красной охрой или синей глиной. Огня они не знали и
золы для черной краски не было. На груди у них висели бусы из крысиных
зубов - свидетельство меткости и доблести. Женихи поскакали вокруг невест,
рыча и потрясая копьями, потом невесты скакали, размахивая цветочными
гирляндами... И был я забыт со всеми радужными перспективами бессмертия.
Пришло более важное дело: пора любви, пора выбора пар, две недели безумных
страстей.
На мой взгляд, для безумия не было никаких оснований. Женихов и невест
было равное количество, без пары не должен был остаться никто. Да и
выбирать, по-моему, было не из чего. Все парни выглядели одинаково:
круглоголовые, насупленные, сбычившиеся, с шеей, ушедшей в плечи; все
девочки одинаково остроносые и задорно-колючие, но я их уже описывал. Сам я
различал их не без труда, главным образом по цветам в венках. Одна
предпочитала мелкие голубенькие, похожие на наши наивные незабудки, другая -
крупные белые - в роде цветов магнолии, третья - ярко-оранжевые,
напоминающие настурции, четвертая - сиреневые как... сирень. Так я и называл
девочек мысленно: Незабудка, Магнолия, Настурция (Настя), Сирень. Цветы
разные, но девушки-то одинаковые. Однако проблема выбора подруги добрые две
недели занимали мысли тех и других. Парни на что-то намекали, никак не могли
объясниться или же объяснялись чересчур откровенно, подозревали и ревновали,
скрипели зубами и приходили в отчаяние, затевали спортивные поединки,
ритуальные и вполне серьезные, с членовредительством. Девушки ломались,
тянули, соглашались и передумывали, интриговали, клеветали и сплетничали,
отбивали женихов друг у друга. И все - счастливые и обиженные Ромашки и
Гортензии, Розы и Мимозы, Астры и Хризантемы, Фиалки и Кувшинки прибегали
советоваться со мной (нашли с кем советоваться!) или пожаловаться на
разлучниц и изменников, или обсудить странное поведение нерешительных,
чересчур решительных, колеблющихся, противоречивых...
- А любовь-то? Ты любишь его по-настоящему? - спрашивал я.
- Ах, я так мало знаю его. Ах, он ведет себя так непонятно. Иногда я
думаю так, иногда совсем наоборот.
- Ну, так подожди, проверь себя...
- Ждать и ждать! Сколько же ждать! Дни бегут... Я еще хотела
спросить...
Но тут Он показывался на горизонте, надо было срочно бежать, чтобы
попасться ему на глаза лишний раз. Заметит ли, подойдет ли, как себя
поведет, что скажет?
Какие тут разговоры о зиме, зимней спячке, домах, очагах? "Он
посмотрел, Он не посмотрел, Она отвернулась, Она вздернула носик". И на все
один ответ:
- Дни бегут, молодость уходит!
К середине июня пары распределились, страсти угомонились, пришло время
думать о будущих детях. Тогда я опять приступил со своими проектами. Планета
приближалась к своему перигею, становилось все жарче, растительность начала
подсыхать, все труднее стало находить сочные корешки, не только деликатесные
глянцевито-сиреневые. Там где прежде девочки выкапывали целые охапки, теперь
могучие мужья находили три-четыре штуки, и те относили голодным
возлюбленным.
Я и предложил самое насущное: устроить всеобщую уборку урожая, корешки
высушить и сложить в погреба на зиму... часть же высадить во влажный ил у
реки. В пойме еще сохранилась влажность.
Короче, решил я обучить земледелию беспечный народ. И земледелию и
запасливости. Ведь без основательных закромов не смогли бы они пережить
четырехлетнюю зиму.
Замужние Розы и Мимозы охотно откликнулись на мой призыв ("Прекрасно,
прелестно, так предусмотрительно, гениально!")
Правда, сами они не взялись за лопаты, но мужей послали, не принимая
никаких отговорок. Те оказались способными землекопами, выкопали достаточно
вместительный погреб за каких-нибудь два дня. Кстати, их очень удивила
мерзлота, встреченная на глубине. Я так и не убедил их, что не я сотворил
лед летом с помощью волшебства. Не поверили, что холод остался от зимы.
"Зима же так давно была", - твердили они. Итак, за два дня был выкопан
вместительный погреб, еще за три дня мы заполнили его вязанками корней.
Затем я отправился к реке выискивать места, пригодные для упрощенного
земледелия без пахоты, такого как во влажных тропиках: ткнул палкой в ил,
сунул в дырку зерно, прорастет...
Подыскал я прекрасные заливные луга. А когда вернулся, заглянул в
погреб: как там мои посевные корешки?.. Все разворочено, все разворовано,
остатки раскиданы, затоптаны.
- Убей меня! - сказал первый же пойманный вор. - Убей, но я не могу
сидеть спокойно, когда жена хочет есть. На лугах уже нет корешков, а женщины
не должны голодать, когда они ждут ребенка.
- Но они все равно будут голодать осенью. И потом умрут от голода
зимой, не сумеют дожить до следующего лета.
- Еда еще будет. Будут желтые семена. Потом рыба пойдет.
Слушали они меня и не слышали.
- Рыбы хватит всем. Навалом будет рыбы.
Действительно рыбы было навалом. Нерест начался десятого июля по моему
условному счету. Такого я на Земле не видал, только в исторических книгах
читал, что подобное бывало на Дальнем Востоке. В реке не было видно воды,
казалось, вся она запружена хребтами и плавниками. Рыбины перли вплотную,
бок о бок во всю ширину реки, а в глубину на три ряда. На перекрестках им не
хватало места; нижние выжимали верхних, те прыгали по спинам, захлебываясь
воздухом, потом носом пробивали себе дорогу вглубь, выковыривая из потока
другую неудачницу. Для ловли не требовалось никакого искусства. Наметив
ближайшую самку (у самок чешуя была серо-голубая, у самцов с золотистым
отливом), добытчики протыкали ее острой палкой и выбрасывали на берег.
Напарники же их одним движением распарывали живот и руками перекладывали
икру в плетеные корзины, обмазанные глиной. Туши швыряли на берег, их тут же
растаскивали мелкие зверьки, похожие на крыс. Крысам швыряли эти беспечные
великолепнейший балык.
Я возмущался, негодовал, я бранился, я орал. Я требовал немедленно
перетащить всех рыб в погреб. Если всех унести невозможно, шесты поставить,
на шестах вялить их. Меня подняли на смех. Я возмущался, мужи возмутились в
свою очередь.
- Женам рожать скоро, им надо жир копить. Мы тут палки начнем втыкать,
берег украшать, развлекаться, а у них детишки будут слабенькие. Дни-то
бегут, время уходит.
- Дни потеряете, годы получите. Губите же еду, драгоценную рыбу. Ваших
же детей кормить. Не хватит...
- Хва-а-тит! Отцы были сыты, и внукам достанется.
- Я вам говорю: не достанется. Губите зря...
- Ну не будет рыбы, еще что-нибудь найдется.
Вот так они жили, так рассуждали. Все заслонял сегодняшний день. Не
люди, поденки двуногие.
И ушли мы, оставив позади горы гниющей рыбы. Унесли только корзинки с
икрой, жен подкормить перед родами.
Первенцы появились вскоре, примерно 20 июля, прежде всего у самых
обольстительный красавиц, раньше вступивших в брак. Все-таки спешка невест
имела некоторый смысл. Старшие дети успевали до осени обогнать других в
росте, стать сильнее, больше запомнить. Главное: стать сильнее. В зимней
спячке дети бессознательно жались в середину, где потеплее, выталкивая
слабеньких последышей на край, там они замерзали иногда. У пчел в зимующем
рое происходит нечто сходное. Там тоже наружные своими телами прикрывают от
холода внутренних.
Впрочем, разница в возрасте была невелика: дней семьдесят. К началу
августа все стойбище превратилось в сплошные ясли. Всюду вопили роженицы и
мяукали новорожденные. И всюду метались растерянные мужья, и я метался
вместе с ними, пытаясь применить жалкие сведения, почерпнутые из справочника
для медицинских сестер, обязательную книгу в космической библиотеке.
В разгар круговерти пришло тревожное известие: неподалеку видели арров.
Я и раньше слышал это слово. Девочки пугали друг друга: "вот арры
придут, тебя заберут". Тогда я подумал, что арры - это своего рода буки,
нечто мрачное, страшное, неопределенное и несуществующее, но крайне
необходимое для воспитателей. Оказалось однако, что страшенные арры
существуют на самом деле. Этимологически это всего лишь мужчины, мужи.
Мужской и женский язык здесь несколько отличаются: женщины лю-люкают, а
мужчины рырыкают. И вот среди рыкачей где-то на северо-западе объявился
некий пророк, возвестивший тысячелетнее царство арров. Пророк этот
проповедовал, что он сам и его помощники - "сверхарры" - для будущего
ценнее, чем дети, поэтому женщины должны на зиму укрывать не своих детишек,
а их - арров. Естественно, в своем отечестве этот пророк не был признан
пророком, собственная жена ему выцарапала один глаз (жалко, что не два!).
Однако в соседних племенах он нашел последователей. Развращала нестойкие
мужские души его соблазнительная пропаганда. Так приятно было признать себя
сверхценностью, поверить, что свою жизнь необходимо спасать в первую
очередь. Собрав шайку головорезов, одноглазый сумел покорить соседнее племя,
уничтожить всех мужчин и детей, заставил женщин спасать от лютого мороза
своих поработителей. И людоедская идея арров удалась. Дружина их
благополучно перезимовала, укрытая телами пленниц от мороза, проснувшись же,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг