исправление показаний счетчика, воздействие на сигнал и воздействие на
переключатель. Есть еще и пятый путь: ремонт разрушающегося организма. Именно
этим занимается современная медицина, и мы знаем, как малы ее успехи в борьбе
со старостью.
И есть шестой путь, или можно назвать его нулевым: воздействие на
наследственность, на весь план строения и развития организма, заложенный в
первой клетке зародыша. Но этот путь пригоден в лучшем случае только для
будущих поколений. Людям, уже родившимся, он не поможет уйти от старости.
Итак, шесть путей, шесть направлений наступления на старость...!!!"
Дик поставил три точки и три восклицательных знака. Потом запаковал в
плотный конверт, надписал адрес:
"В Бюро патентов". Он был сыном своей страны и своей эпохи - денежной.
Прежде всего он постарался обеспечить прибыль, заявить себя собственником
идеи, единоличным собирателем доходов с этой жилы.
Английское Бюро патентов оказалось педантичным, заявку вернуло, в патенте
отказало на том основании, что идея - не изобретение. Но Дик не был огорчен,
потому что в тот же день пришло письмо из Франции. Там порядки были иные, и
Дику выдали патент на идею.
Оставалось ждать: кто купит идею и сколько предложит? Мысленно Дик твердо
решил не соглашаться на наличные, только на проценты с дохода, по меньшей мере
на 20 процентов.
Деньги нужны были неотложно. Сбережения отца растаяли еще во время
болезни, вещи были проданы или заложены, работы не было. Дик ждал. Сидел в
своей комнатенке, словно паук, боялся выйти в кафе на угол вдруг упустит
визитера? Раз десять в день спускался по лестнице, чтобы заглянуть в почтовый
ящик. Часами стоял у окна, рассматривая прохожих; нет ли среди них смуглых,
черноволосых, неумеренно жестикулирующих такими он представлял себе французов.
Но миллионеры - французские или иные - медлили. Почему-то не выражали
желания возвращать молодость себе и человечеству, вносить капитал и получать
80 процентов дохода. Однажды Дик, пересчитав оставшиеся монеты, понял, что
ждать больше нечего. Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе.
На этом, собственно, кончается история Дика - изобретателя, открывателя и
мыслителя, начинается история Дика-просителя.
О одиссея просителя, приключения нуждающегося в помощи, где Гомер, который
взялся бы воспеть тебя? Есть песни о мужестве моряка, охотника, воина,
летчика, даже о мужестве жулика. Никого не вдохновляет терпение, мужество,
изворотливость, настойчивость, ловкость и хитрость презренного просителя,
умоляющего позволить ему спасти человечество.
Чудак какой-то, шизофреник!
О часы ожиданий в приемной под зорким оком бдительной секретарши! Улыбки
служанкам, сигареты шоферам, визиты в телефонную будку ("Позвоните через
полчаса!"). Проникновение в чужую квартиру, расписание чужой жизни, привычки,
вкусы, настроение, нежелание выслушать! Заискивающие уговоры: ну пожалуйста,
где угодно, по дороге в театр, утром, вечером, среди ночи, выслушайте, будьте
внимательны! И наконец, решающие три минуты, когда нужно внятно, со страстью,
логично, точными, отобранными словами, но с учетом психологии собеседника,
изложить, убедить, увлечь, доказать и выпросить.
Вот варианты, которыми пользовался Дик Селдом.
Вариант общественный. За всю историю человечества от землетрясений погибло
13 миллионов человек, и это бедствие приводит нас в ужас. 10 миллионов погибло
в первой мировой войне, и 50 миллионов - во второй. Потрясенное человечество
страшится войны как главного бедствия. Но старость уносит в самый
благоприятный год 30 миллионов жизней. Какую же благодарность заслужит
спаситель от старости, человек, сохранивший 30 миллионов уходящих жизней!..
Вариант семейный. Я видел ваших деток-прелестные, шустрые ребятки. Девочка
такая миленькая, и мальчик боевой. Наверное, вы ничего не пожалеете для их
счастья. А между тем грозная опасность приблизится к ним лет через тридцать -
сорок...
Вариант сентиментальный. Я - неудачник, жизнь моя сложилась сурово. Родни
в Англии нет, я совсем одинок. Был у меня отец, добрый, благородный, честный
врач, который спас немало детей. Но вот злая судьба и его отняла...
Вариант деловой. Люди отдают деньги за еду, за жилье, за лечение, за
зрелища и удовольствия. Иные щедро бросают сотни фунтов на прихоти, другие
скупятся, считают пенсы и полупенсы. Но нет ни одного самого закоренелого
скопидома, который не отдал бы все свое имущество до последнего медяка и еще в
долги не залез бы за спасение от смерти, за возвращение молодости. Не будем
жадными и жестокими, потребуем только половину имущества, половину жалованья у
служащих, половину заводов и акций у богатых.
Варианты заготовлены, выбираются на месте.
Сравнительно легко Дик попал к видному деятелю церкви. Служители бога
охотно принимали просителей-неудачников, стараясь завоевать приверженцев
словесным участием - не помочь, а утешить: "Сын мой, мужайся, и бог тебе
поможет".
Низенький и полный, добродушнейший священник водил Дика по ухоженному
садику, разглядывал тяжеловесные пионы и пышущие страстью тигровые лилии,
нежную сирень и наивные анютины глазки. Прерывая Дика, зарывался лицом в
цветы, блаженно жмурился и шептал с умилением: "Благодать божья! Какая
благодать!"
- Вы имеете влияние на верующих. Вы сможете вдохновить их на борьбу с
беззубой старостью,- говорил Дик. И сам чувствовал, как неуместны слова о
старости рядом с цветущими кустами.
- Сын мой! - сказал священник.- Душа твоя исполнена горечи, сердце
ожесточилось, глаза открыты, но слепы. Открой их прежде всего. Господь добр,
он создал мир для радости. Не отворачивайся от красоты и благоухания.
- Я говорю о тех, кого господь лишает радости видеть красоту,- настаивал
Дик,- о тех, кому не остается ничего, кроме аромата кислых лекарств.
- Так устроил мудрый бог, и не нам, смертным, изменять его законы.
Посмотри сам: все стареет в божьем мире. И цветы эти поблекнут, увянут,
растеряют лепестки, но дадут новые семена, из которых вырастут новые цветы.
Таков закон бога...
- Это закон не милосердия, это жестокий закон природы, утвердившийся в
борьбе за существование. Жизнь пожирает все, даже то, что ее породило. Но
зачем разумному человеку пожирать своих родителей?
- Сын мой, ты ломишься в открытые ворота, пусть свет проникнет в твои очи!
Отец твой и так бессмертен, душа его блаженствует на небе. А тело - это
временное жилище, оно подобно автомобилю, который бежит как живой, пока шофер
сидит в нем. К чему тщишься ты продлить бег машины, уже оставленной шофером.
Ей незачем ехать, когда главный хозяин призвал водителя.
Дик возразил усмехнувшись (ведь он-то не верил ни в хозяина, ни в шофера):
- Вы прославляете красоту и радость мира, а сами отстаиваете гниение.
Подумайте, в каком положении вы оказались. Давайте выступим оба перед вашими
прихожанами. Я буду ратовать за жизнь, за вечную юность, а вы за неизбежность
старости, за то, чтобы сохранять болезни и немощи, а в утешение радоваться
цветочкам. Не покажется ли прихожанам, что вы ворон, клюющий падаль, червь,
питающийся трупами.
Глаза священнослужителя, сверкнули, весь он вытянулся, даже похудел на
секунду и руками взмахнул, словно камнями хотел побить богохульника. Но все же
сдержался, выдавил вымученно-сладкую улыбочку:
- Сын мой, не обижаюсь, ибо не ты, а горе кричит в тебе, омрачая твой
разум. Но когда ты отойдешь от дома сего и задумаешься, стыдно станет тебе,
что оскорблял ты и высмеивал старика, который годится тебе в отцы и желал
стать отцом. Стыдно!
Он отвернулся, платком начал протирать прослезившиеся глаза.
И Дик ушел пристыженный, терзаясь угрызениями, краснея за свою
несдержанность. Упрекал себя: "Хорош! Людей осчастливить хочешь, а
единственного приветливого человека обидел". Только часа через два, уже в
лондонском поезде, подумал, что он-то был груб и резок во имя жизни, а
священник вежлив и чувствителен, защищая смерть.
Йет, к церкви обращаться незачем. Церковь твердит одно: "Так устроил бог".
Если бог устроил, менять нельзя. Церковь извечно за неподвижность, за прошлое
против будущего, за бездеятельность против перемен. "Свыше устроено, не
человеку менять".
Следующий визит был чисто светский - к модному писателю, из тех, чьи книги
девушки кладут под подушку перед сном, наплакавшись вдоволь над страницами.
Знаменитый был писатель, даже имя его называть неудобно, и в XXIII веке он
почитается. Дик с любопытством озирал кабинет, где рождаются книги. Вот тут
они возникают на этом столе, на этих широких блокнотах, в этой темносиней
комнате, уютной, приспособленной для вдохновения. Полки, полки, полки, забитые
книгами. Большой письменный стол с клеем и ножницами, маленький с блокнотами,
круглый, красного лака с пепельницей и рюмкой. Жесткие стулья, глубокие
кресла, стремянка для верхних полок. Шторы и прозрачные занавески, бра и
торшеры.
Так и чувствовалось - все подготовлено, чтобы включить вдохновение.
Прибегает сюда рассеянный человек с приема или из редакции, из банка или
парламента, садится в кресло или на стул, к красному столику или к
письменному, зажигает свет, боковой или верхний, блуждает взглядом... видит
книги или блокноты, закуривает или смешивает коктейли. Минута, и стихи
свободно потекли...
- Слушаю вас,- сказал бледный плешивый человек в бархатном халате с
кистями.
Дик выбрал вариант общественный, заговорил о землетрясениях...
Писатель молча раскуривал необыкновенно длинную, похожую на трость
турецкую трубку.
- ...Я не слишком сухо говорю, не утомляю вас цифрами? - прервал себя Дик.
- Нет, нет, я слушаю, мне очень интересно,- сказал писатель.- Я люблю
цифры. Тридцать миллионов умерших ежегодно, тридцать миллионов трагедий в год
- это внушительно. В сущности, список тем так ограничен: любовь, труд, смерть
- вот и всё. И тут тридцать миллионов почти неиспользованных драм. Вообще-то
люди предпочитают читать о горе. Как сказал Лев Толстой: "Все счастливые семьи
похожи друг на друга, каждая несчастливая - несчастлива по-своему". Счастье
притупляет, горе облагораживает, утончает чувства. Нет, как хотите, без смерти
литература обеднеет. Читатели не простят мне союза с вами. Они сочтут меня
перебежчиком.
Может быть, он и прав был со своей стороны, литературный эксплуататор
смерти. Но безжалостный Дик, глядя на его холеное лицо, рассказал, как сиделка
ворочала отца, приговаривая: "Больного жалеть не надо. Больному от жалости
хуже".
- Пожертвуйте одну тему ради вечной юности,- сказал он в заключение.- Две
останутся: любовь и труд. Писатель был смущен.
- Ну хорошо, допустим, я пожертвую,- милостиво согласился он.- Хотя при
чем тут я, я же не препятствую медицине. И вообще я проводник по тайникам души
- так называют меня критики,- а вы толкуете о каких-то железках. Я не могу
писать о железках, я разочарую читателей. Почему вы не обратитесь к
специалистам?
Дик не мог не согласиться. И правда, специалист по тайникам души не обязан
писать о тайнах физиологии. Согласился и только на лестнице придумал
возражение. Писатель не обязан, но мог бы сделать что-то необязательное для
спасения жизни чужих и своей. Видимо, Дик ошибся в своих расчетах. Не все люди
на Земле согласны отдать половину имущества ради жизни.
"Почему вы не обратитесь к специалистам?" - спросил писатель. Честно
говоря, Дик медлил не из лучших побуждений. Ведь патент у него был только
французский.
Он опасался, что ученые подхватят идею, переиначат, назовут другими
словами, а его, инициатора, оттеснят. Но ведь тут дело шло о счастье
человечества. Дик пристыдил себя, подумал, что частью славы он может
пожертвовать, поделиться с другим ученым... и пробился, не без труда, к
видному биологу, очень деловитому, еще нестарому, коренастому крепышу,
стриженному ежиком.
- Молодой человек,- сказал тот, не дослушав и до половины,- ко мне
приходят многие с подобными предложениями. Обычно я отвечаю так: "Я тоже люблю
порассуждать о политике, но делаю это за чаем в гостях. А пишу я только о том,
что я знаю,- о биохимии. Разве вы биолог по специальности? Разве вы думаете,
что люди напрасно учатся в университете пять или шесть лет?"
Этот разговор был только первым, за ним последовали десятки. Далеко не все
ученые осаживали Дика так же нетерпеливо, чаще это было свойственно молодым.
Старики приглашали Дика к столу, знакомили его с дочками, похлопывали по плечу
или по коленке, уговаривали ласково, как больного:
- Вы, юноша (дружок, голубчик, батенька), больно уж торопливы.
Человечество тысячи лет решает проблемы жизни и смерти. Лучшие умы не нашли
ответа - Бэкон, Парацельс, Аристотель, Эпикур... Разве вы считаете себя
талантливее Бэкона? Нескромно, юноша (дружок, голубчик, батенька). Открытия
достаются тяжело, наука сейчас так сложна - синхрофазотроны, электронные
микроскопы, спектральный анализ, парамагнитный резонанс. Юность самонадеянна.
Я тоже в студентах был таким. Кончил, потом написал диссертацию, звание мне
присвоили, одели черную шапочку в Кембридже. Двадцать лет (тридцать, сорок)
терпеливо сижу в лаборатории... и не перевернул мира мизинчиком, не
перевернул. А вы кто? Вы даже не студент в биологии. Нельзя же так
нетерпеливо. Вени,види,вици!
"Но ведь я нескромен ради жизни, а вы скромно и терпеливо не боретесь со
смертью",- думал, а иногда и говорил в глаза Дик.
И не сразу он понял, что специалисты, и резкие и ласковые, просто не
слышат его. Его слова не пробиваются сквозь их барабанную перепонку. Они
смотрят раздра
женно или терпеливо, а про себя думают: "Кто этот Селдом? Недоучка,
бухгалтер какой-то. Чему он может научить меня, профессора? Что он может
сказать, кроме глупостей?"
Позже, когда Дик жаловался на ученых своему новому другу Горасу Джинджеру,
журналисту, едко-циничному на словах и шумно-восторженному еа страницах
газеты, тот хохотал долго и преувеличенно:
- Святая наивность! Конечно, тебя не слышали. А услышали бы, все равно
ничего не сказали бы. Ведь это биологи только по названию. На самом деле это
специалисты по шерсти, по почкам, по вакцинам или по биографиям великих
биологов девятнадцатого века. Да и что скажет о жизни знаток овечьей шерсти?
Он о жизни ничего не читал со студенческой скамьи. Вот он глядит на тебя и
думает: "Мне о жизни и смерти нельзя высказываться. Это вторжение в чужую
область, нарушение научной этики. Тут я некомпетентен. Ошибусь, подорву свой
авторитет. Сплетни пойдут: профессор, а ведет себя несолидно..."
- А что важнее - сплетни или вечная юность?
- Да ведь юность эта - журавль в небе, а тут синица в руках -
профессорское жалованье, конверт каждую субботу, лекции, консультации,
учебники, статьи... Ты поищи биолога, специалиста по жизни, не по отметкам в
зачетной книжке.
Ищущий находит. Дик нашел и биолога.
Многие современники Дика считали, что герои в Англии повывелись. Некогда
существовали - в эпохи рыцарей и пиратов, а к XX веку вымерли. В
благоустроенном Лондоне есть только полисмены вместо рыцарей, а вместо
мореплавателей пассажиры автобусов в ярких галстуках и пыльниках
невыразительного цвета.
Лайон Флайстинг был высок ростом, худ, моложав, носил полосатый галстук и
невыразительный пыльник.
Был ли он пассажиром, судите сами.
Уже сложившимся человеком, опытным инженером, попал он на войну. Год
провел на конвейере, где заготовляются трупы, проникся глубоким отвращением к
смерти и с фронта привез идею: "Если бы смертельно раненных замораживать и
хранить лет 50-100, со временем наука сумела бы вернуть им жизнь". Позже идея
расширилась: холод приостанавливает жизненные процессы; тепло, электричество,
химические вещества возбуждают. Нужно найти набор возбудителей - и жизнь
возобновится, найти другой набор - и от старости двинется к молодости.
Больше пятнадцати лет Флайстинг искал этот набор возбудителей. Он бросил
инженерное дело, отказался от заработков и хорошего места. Два года был без
работы, без денег и без карточек (тогда в Англии продукты выдавали по
карточкам - в обрез и впроголодь). Жена бросила его, не вытерпела полуголодной
жизни. Без диплома нельзя было проникнуть в лабораторию,- Лайон за два года
кончил экстерном колледж. Но ни в одном институте не искали возбудитель
молодости, а свой институт Флайстинг организовать не мог - денег не хватило
бы. С двумя дипломами он поступил уборщиком в лабораторию холода, тайком делал
свои опыты по ночам. Тайна раскрылась, ночного исследователя выгнали. Опять
куда-то устроился, пережег трансформатор. Уехал в Голландию, вернулся, уехал в
Шотландию... Там и разыскал его Дик.
На задворках ветеринарной лечебницы, пропахшей скотным двором и креозотом,
в крошечной комнатке, заставленной клетками с крысами и кроликами, долговязый
блондин в белом халате с завязками на затылке, рассказывал сочувствующему
слушателю свою одиссею.
- Статьи не печатают,- жаловался он.- Если печатают, вычеркивают о
возвращении молодости... Даже странно, как будто сами не хотят жить дольше.
Дик, восхищенный, воскликнул:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг